Ковзан Борис Иванович

07.04.1922, Шахты Донецкой губернии Украинской СССР (в настоящее время — Ростовской области) — 31.08.1985, Минск Белорусской ССР (в настоящее время — Республика Беларусь), заместитель командира полка, лётчик-истребитель 744-го истребительного авиационного полка 240-й истребительной авиационной дивизии 6-й воздушной армии Северо-Западного фронта, Герой Советского Союза

Родился в семье почтового служащего. Отец, Иван Григорьевич, белорус, был родом из Бобруйска, и его тянуло в родные края. С женой, Мариной Ивановной, казачкой и двумя сыновьями вскоре переехал он в Белоруссию и путешествовал по ней, пока не осел в родном Бобруйске. Здесь, в Бобруйске, Борис окончил 8 классов и одновременно учился в аэроклубе. В 1940 году окончил Одесскую военную авиационную школу лётчиков и был направлен в 160-й истребитиельный полк ВВС Белорусского особого военного округа.

С первых дней войны лётчик Борис Ковзан в составе 126-го истребительно-авиационного полка прикрывал от вражеских налётов Гомель. Боевой счёт младший лейтенант Ковзан открыл на третий день войны: на истребителе И-15бис сбил бомбардировщик Doрнье 215.

Вскоре 126-й истребительный авиационный полк, потерявший в первые дни войны всю материальную часть, был направлен на переформирование, а ведущие лётчики, и Борис Ковзан в их числе, отправились в тыл переучиваться на более современный истребитель Як-1. После переучивания младший лейтенат Ковзан Б. И. стал лётчиком 42-го истребительного авиационного полка 6-й резервной авиагруппы (Брянский фронт) и главным образом занимался прикрытием наземных войск. 29 октября 1941 года Борис Ковзан на самолёте МиГ-3 вылетел на разведку войск противника. Возвращаясь домой после успешно выполненного задания, в районе подмосковного города Зарайска он заметил «Мессершмитт-110». И решил атаковать. Хорошо зная, что самолёты этого типа имеют сильное наступательное вооружение и спаренный пулемёт, защищавший заднюю полусферу, он первым делом поражает стрелка. И тут закончились боеприпасы, да и горючее было на исходе. И лётчик пошёл на таран, на высоте 700 м винтом своего самолета обрубив хвостовое оперение немецкой машины. Пилоту удалось благополучно посадить самолёт в поле у деревни Титово. Винт ему отремонтировал местный кузнец в своей кузнице, и на следующий день Ковзан своим ходом долетел до полкового аэродрома, где его уже считали пропавшим без вести.

Об этом событии рассказал в книге «Истребители» (М., 1988) маршал авиации, Герой Советского Союза Георгий Васильевич Зимин, который в октябре 1941 года был заместителем командира 42-го истребительного авиационного полка.

Пилот 744-го истребительного авиационного полка младший лейтенант Борис Ковзан к 1 апреля 1942 года совершил 116 боевых вылетов на сопровождение бомбардировщиков, штурмовку войск противника разведку и прикрытие советских войск над линией фронта, при этом произвёл два успешных тарана. Приказом Военного Совета Северо-Западного фронта от 15 мая 1942 года награждён орденом Ленина.

После формирования в июне 1942 года 6-й воздушной армии на базе ВВС Северо-Западного фронта 774-й полк вошел в состав 240-й истребительной авиадивизии.И свои 3-й и 4-й тараны Борис Ковзан совершил уже в новгородском небе.

9 июля 1942 года на том же самолете Як-1, выдержавшем уже два таранных удара, Ковзан вылетел в составе группы истребителей на прикрытие советских бомбардировщиков, наносящих удар по немецкому аэродрому в Демянске. Над железнодорожной станцией Любница Новгородской области, спасая товарища летчика В. Малова, Борис отвлёк на себя два «месcершмитта», пойдя на одного из них в лобовую атаку. За мужество и героизм Б. И. Ковзана наградили орденом Красного Знамени (16.07.1942), присвоили внеочередное звание старший лейтенант.

13 августа 1942 года в небе над Старой Руссой Новгородской области его самолет возвращался с боевого задания, с расстрелянным до последнего патрона боекомплектом. Неожиданно из облаков вынырнуло звено немецких истребителей Ме-109. Быстро смекнув, что советскому пилоту нечем отстреливаться, гитлеровцы начали играть с ним в кошки-мышки, используя Як-1 в качестве воздушной мишени. Методично расстреливая истребитель Ковзана, совершавший немыслимые фигуры высшего пилотажа, им удалось разбить фонарь его кабины, тяжело ранив самого летчика (пуля выбила ему глаз). Желая отдать свою жизнь подороже, летчик развернулся и попытался совершить лобовой таран. На удивление фашист тоже не струсил. Лобовое столкновение было такой силы, что оба самолета разлетелись на мелкие части. Немец погиб на месте, а Ковзана выбросило из разбитой кабины. Работавшие крестьяне вытащили Бориса Ковзана из болота и спрятали до того, как на место прибыла немецкая поисковая команда (бой шел над оккупированной территорией). Полицаи и фашисты поверили словам бывшим колхозников, утверждавших, что советского пилота поглотила трясина. Уже через пару дней Бориса переправили к партизанам, откуда эвакуировали на Большую землю.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 августа 1943 года капитану Ковзану Борису Ивановичу за героизм и мужество, проявленные в боях с немецко-фашистскими захватчиками, присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».

Тяжело раненого лётчика врачам удалось спасти, хотя повреждённый правый глаз потребовалось удалить. Он почти полностью восстановил здоровье, но медицинская комиссия признала летчика негодным к службе истребительно авиации. Это стало жестоким ударом для парня, которому едва исполнился 21 год. Благодаря его упорству и настойчивости  члены медицинских комиссий разрешили ему летать без ограничений.

Он был направлен в истребительную авиацию ПВО. В полосе ближнего тыла (144-я истребительная дивизия ПВО Саратова) сражался с вражескими самолетами-разведчиками.

Заместитель командира полка 144-й истребительной дивизии Б. И. Ковзан всего за годы войны совершил 360 боевых вылетов, провел 127 воздушных боёв, в которых уничтожил 28 вражеских самолетов – четыре из них тараном.

Награждён орденами Ленина (15.05.1942, 24.08.1943), Красного Знамени (16.07.1942), Отечественной войны 1-й степени (11.03.1985), Красной Звезды, медалями.

После войны продолжил службу. Окончил военно-воздушную академию (1954).

В отставку полковник Б. И. Ковзан вышел в 1958 году в результате массового сокращения Советской Армии.

Некоторое время проживал в Рязани, где руководил местным аэроклубом, после чего переехал в столицу советской Белоруссии, город Минск.

В Минске на фасаде дома, где Ковзан проживал с 1969-го по 1985 год, установлена мемориальная доска.

Сочинения

Четыре тарана / Б. Ковзан; фото В. Медведева // Молот. Ростов н/Д., 1949. 23 февр. С. 2.

Литература

1. Три тарана Бориса Ковзана / З. Златопольский // Молот. Ростов н/Д., 1946. 18 авг. С. 2.
2. Иду на таран : повесть / Сергей Шингарев. Тула : Приокское кн. изд-во, 1966. 230 с.
3. Меч Бориса Ковзана / А. Череватенко // Ленинское знамя. Шахты, 1969. 4 окт. С. 2.
4. Человек из легенды / Г. Титлянов // Они прославиди Родину : очерки о Героях Советского Союза. Ростов н/Д. : Кн. изд-во, 1974. Кн. 1. С. 150-152.
5. Навечно в сердце народном : [справ. / гл. ред. И. П. Шамякин]. 3-е изд., доп. и испр. Минск : Белорус. Сов. энцикл., 1984. С. 236.
6. Четыре таранных удара / Г. Дмитриев // Комосмолец. Ростов н/Д., 1987. 2 мая. С. 3.
7. Герои Советского Союза : крат. биогр. слов. М.: Воен. изд-во, 1987. Т. 1. С. 679.
8. Истребители / Г. В. Зимин. М. : Воен. изд-во, 1988. С. 64-68.
9. «Истребители» / П. Фролов // Ленинское  знамя. Шахты, 1989. 12 мая. С. 2.
10. Расскажи мне, отец, о войне / П. Стадник. Ростов н/Д. : Книга, 1999. С. 16-20.
11. Вспомните о них / П. Стадник // Наше время. Ростов н/Д., 2001. 27 нояб. С. 2.
12. Четвертый таран / П. Стадник // Военный вестник Юга России. Ростов н/Д., 1994. 29 авг. – 4 сент. С. 10.
13. Четыре тарана легендарного летчика : Борис Ковзан лично сбил 28 вражеских самолетов / Н. Кравцова // Шахтинские известия, 2020. 23 сент. С. 14.

У стен Москвы

Зимин Г. В.

<...>

В начале октября у нас в полку появился новый летчик.

Он подошел ко мне, доложил, что отстал от своего полка, и назвал его. Про этот авиаполк мы знали. Где свой сейчас, пилот не знал и попросил зачислить его в наш полк. Боевые лётчики нам были нужны, и с разрешения командира младший лейтенант был зачислен в наш полк. Звали его Борис Ковзан.

Я дал указания инженеру полка организовать с Ковзаном изучение самолета, поскольку раньше на «мигах» он не летал. Через несколько дней мне доложили, что летчик готов к самостоятельному полету. Я проверил знание им инструкции по технике пилотирования и был удовлетворен ответами Бориса. Его полеты по кругу и пилотаж в зоне показали, что подготовлен Ковзан вполне удовлетворительно. Требовалось отработать лишь некоторые элементы при выполнении фигур высшего пилотажа и особенно посадки.

В той напряженной обстановке каждый боевой летчик был на счету. Поэтому вскоре Б. Ковзан в составе группы вылетел на боевое задание. В ходе него и потом Ковзан вел себя сдержанно. На замечание командира о неважной посадке коротко ответил: «Исправлюсь». Действительно, последующие взлеты и посадки у него стали заметно лучше.

Но не успели еще к новичку привыкнуть, толком в полку и не узнали этого паренька, как он не вернулся с боевого задания. Это случилось в конце октября. Для тех дней — горькая, но обыденная реальность нашей жизни: в тяжелых боях мы теряли и очень опытных летчиков, а молодому пилоту уцелеть было намного труднее. В полку посчитали Бориса Ковзана погибшим. А он вернулся на следующий день. Вернулся не пешком, не на подводе и не на попутной машине, как это бывало со многими летчиками, которым приходилось прыгать с парашютом из горящих и поврежденных машин. Нет, Борис прилетел на своем «миге». И тут выяснилось, что накануне в бою он пошел на таран, ударил винтом своего истребителя по хвосту немецкого бомбардировщика, и тот рухнул на землю. При таране Ковзан повредил винт и совершил вынужденную посадку в поле. Винт ему удалось отремонтировать в колхозной кузнице.

В полку младшего лейтенанта встретили с огромной радостью и искренним восторгом. Тот, кто воевал, знает это ни с чем не сравнимое чувство, когда твой боевой товарищ, которого ты считал погибшим, вдруг цел и невредим предстает перед твоими глазами. А он не просто предстал целым и невредимым, он совершил подвиг.

Я разделял со всеми летчиками эти чувства и даже в душе упрекнул себя, что при первом знакомстве не заметил в этом скромном пареньке ни внутренней отваги, ни решимости. Но через некоторое время после осмотра самолета Ковзана техники доложили мне, что летчик истратил только половину боезапаса. Я сразу подумал, что во время атаки у него отказало оружие, — такие случаи, к сожалению, бывали чаще, чем хотелось бы. Проверили оружие — оно работало безотказно. И я уже никак не мог отделаться от вопроса: если пилот подошел к бомбардировщику сзади вплотную и при этом имел половину боекомплекта, то почему же не стрелял? «Вероятно, — подумал я, — все произошло в горячке. Летчик молодой, отваги много, а опыта еще маловато, ну и решил рубануть...». Но это, казалось бы, естественное предположение мне пришлось тут же отбросить. Ведь чтобы совершить такой таран и при этом отделаться лишь повреждением винта, надо быть поразительно хладнокровным человеком. Тут ни о какой горячности не могло быть и речи.

Было совершенно очевидно, что, решившись на таран, Борис Ковзан рисковал своей жизнью больше, чем в случае, если бы он просто с близкой дистанции открыл огонь но бомбардировщику. Стало быть, он предпочел более трудный и менее рациональный путь. Это меня и удивляло. Ведь в воздушном бою главное — суметь подойти к вражескому самолету на близкую, не менее 100 метров дистанцию. И если это удалось — бей! И куда сложнее таранить так, как это сделал Борис. Главное — надо очень умело маневрировать, чтобы при сближении с вражеским бомбардировщиком не попасть под огонь его бортового оружия. Кроме того, воздушные потоки, отбрасываемые винтами бомбардировщика, обладают большой силой, и если истребитель, сближаясь с тяжелым самолетом, попадает в поток от винтов, то летчик просто-напросто может не справиться с управлением: воздушной струей его машина может быть отброшена с курса и даже перевернута. И еще одно: вражеские бомбардировщики в тех случаях, когда их атакуют, усиленно маневрируют, поэтому подойти к ним сзади вплотную еще более сложно. Ведь не случайно многие летчики, совершив таран, погибали, хотя они никогда не воспитывались как японские камикадзе. Вот я и спрашивал себя: почему летчик пошел на таран, вместо того чтобы с дистанции 60, 50, 40 метров открыть огонь?

В нашей печати и прежде, да и теперь немало пишут о таранах, упирая, как правило, только на морально-волевые качества летчика, его способность к самопожертвованию. Я сейчас хочу сказать, что эти качества большинства наших летчиков проявлялись, прежде всего, в их высокой профессиональной готовности к бою. А это выражалось в том, что, воюя без отдыха, без перерывов, в численном меньшинстве, часто на устаревших и слабо вооруженных машинах, они, прежде чем сложить голову, сбивали несколько самолетов врага. Только этим и объясняется тот изумительный, но непреложный факт, что за первый месяц войны гитлеровцы потеряли 1284 самолета. Таранами таких результатов не достичь. Таран — это последнее и отчаянное средство летчика, который уже исчерпал все другие возможности боя. Надо иметь в виду также то, что в 1941—1942 годах нам катастрофически не хватало самолетов. А таран — это не что иное, как намеренное столкновение в воздухе двух машин, идущих на больших скоростях. В результате, как правило, это размен 1 : 1. В военные годы паша печать прославляла эту намеренность как проявление духовной силы советского летчика. Тогда этот подход можно было понять: мы находились в тяжелейшем положении, и такие примеры мужества воспитывали в массе воюющих советских людей величайшую стойкость духа. Показателен и другой момент. Начиная с сорок третьего года, когда самые тяжелые времена остались позади и фронт уже получал в достаточном количестве новую боевую технику, количество таранов резко уменьшилось, и мы стали меньше о них говорить. Это закономерно: у нас появилось сильное оружие, и потому отпала необходимость в этих крайних мерах.

В общем, я, как командир, должен был поговорить с Ковзаном, чтобы этот многообещающий летчик не погиб уже в ближайшем бою. Выбрав момент, когда наш разговор не привлекал бы к себе внимания со стороны, сказал ему, как высоко я ценю его мужество, решимость и волю, но при этом объяснил, что всем этим качествам необходимо найти лучшее применение, именно на умелом использовании своего оружия.

Ковзан молча слушал меня и опускал голову все ниже. Казалось, его что-то тяготило. И тогда я сказал, что если он мне не объяснит, почему не стрелял, то придется отстранить его от полетов.

То, что я услышал, меня поразило.

— Я не умею стрелять, — мучительно выдавил он из себя.

— Как — не умеешь? — с изумлением спросил я. — Ты же воевал в своем полку?

— Я летал на самолете связи... Если бы я об этом сказал, вы бы меня не взяли в полк...

Я был ошеломлен: с У-2 пересесть на Миг-3!

— Почему же ты не изучил систему вооружения и хотя бы основы теории правил стрельбы? — допытывался я.

— Боялся спрашивать... Сразу бы определили, что я не летчик-истребитель. Вынужден был молчать. Ну и пришлось применить таран...

Так закончил свою «исповедь» Борис Ковзан.

Что было делать? Открывать его тайну, пожалуй, было поздновато. Тут Борис был прав — командир полка мог бы и отчислить его, узнай он, что Ковзан раньше летал па самолете связи, или снова пересадил бы его на связную машину, что для летчика было равносильно отчислению. И я поневоле стал «заговорщиком» и решил по мере возможности сам ликвидировать пробелы пилота в огневой подготовке. Я прекрасно понимал, что научить хорошо стрелять, точнее — сбивать самолеты, в полевых условиях, без учебной базы, без тренировочных стрельб по воздушным мишеням (сколько мы времени уделяли этому до войны!), да еще при том жестком режиме наших фронтовых будней — чрезвычайно сложно. Но при огромном желании с его стороны ему можно было в этом помочь. И я сделал все, что было в моих силах.

Впоследствии наши военные пути разошлись. Борис Ковзан всю войну провоевал на истребителях. И, видимо, вполне надежно овладел оружием: иначе бы он очень быстро погиб. И высокое звание Героя Советского Союза он, конечно, получил вполне заслуженно. Ну а тайну его, которая открылась мне трудной осенью сорок первого года, я, как и обещал, хранил почти полвека и считаю, что этим своим рассказом я своего обещания не нарушил.

<...>

Истребители / Г. В. Зимин. М. : Воен. изд-во, 1988. С. 64-68.