ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Год 2009-й

Рецензии на краеведческие книги 

НОВОЕ О САБИНЕ ШПИЛЬРЕЙН

Рихебехер С. Сабина Шпильрейн: «почти жестокая любовь к науке» (биогр.) / пер. с нем. К. А. Петросян, И. Е Попов. Ростов н/Д: Феникс, 2007. 413 с.

Последнюю четверть века история трагической жизни и творчества одного из пионеров психоанализа Сабины Нафтуловны Шпильрейн (1885-1942), уроженки Ростова-на-Дону, привлекала внимание как психоаналитиков, так и журналистов, краеведов, историков (А. Каротенуто, А. М. Эткинда, В. И. Овчаренко и других).

В книге швейцарской журналистки, психолога и писательницы Сабины Рихебехер / Richebicher S / Sabina Spielrein “eine fast grausame liebe zur wissenschaft”. Biographie. Zirich: Dirlemann Verlag AG, 2006, 400 s. / дано точное и полное изображение жизни и творчества Шпильрейн с доступным изложением её оригинальных научных идей, с описанием драматических событий её жизни. Это первая научная биография героини.

Особый интерес вызывает анализ детских и юношеских дневников Сабины Шпильрейн, многочисленных писем и публикаций. При этом Рихебехер акцентирует внимание читателя на её творчестве, привлекая документы из швейцарских, германских и прочих архивов. Есть подробные примечания, библиография, список архивов и институтов, редкие фотографии...

Несмотря на бережное отношение к фактам и документам, на хороший литературный стиль (с. 9), автору всё же не хватило знания материалов по истории донского края.

Часть 1-я «Детство в России» (главы 1-4) рассказывает о родителях Сабины, о её детских и школьных годах. Здесь следовало отметить, что в 1883 году, когда отец переехал из Варшавы в Ростов, в городе произошёл еврейский погром с большим числом избитых евреев, разграбленных и сгоревших их домов, нападениями на полицию. И потому вряд ли можно доверять утверждениям В. Хацман, будто для Ростова не был характерен антисемитизм. Ещё более странным кажется утверждение, что Сабина чувствовала себя «русской», ведь её отец был одним из руководителей Солдатской синагоги (казначей и «учёный»), а сама она получила имя Ревека и твёрдо знала о невозможности для еврейки получить высшее образование в России (С. 20).

Отец Сабины Нафтула Мошкович (Николай Аркадьевич) Шпильрейн (1860-1938), специалист по энтомологии, знал идиш, немецкий, английский, французский, греческий и латынь. Он, несомненно, был состоятельным человеком, но в число самых богатых и влиятельных евреев Ростова не входил: многочисленные ежегодные справочники Ростова его либо не упоминают, либо указывают в качестве маклера или владельца агентско-комиссионной конторы. Возможно, он владел несколькими особняками, но не в Ростове. Большой доходный дом на Пушкинской по документам принадлежал матери Еве Марковне (урождённой Люблинской) (1863-1922), пионеру женского образования в России, стоматологу.

В детстве Сабина жила в мире фантазий. Она была знакома с выпускницей Екатерининской гимназии Софьей Борисовной Бричкиной (1883-1967), ставшей секретарём-протоколистом Политбюро ЦК РКП(б), и Ниной Семёновной Маршак (1884-1938), вышедшей замуж за А. И. Рыкова, председателя Совнаркома СССР и члена Политбюро ЦК РКП(б). Обе они были активными членами Южно-Русской группы учащихся средних школ (ЮРГУ) – революционной молодёжной организации, действовавшей под руководством Донкома РСДРП в 1902-1904 годы. В списке адресов для рассылки революционной литературы членам ЮРГУ значится адрес и Сабины.

Окончив гимназию с золотой медалью, Сабина гордится тем, что она еврейка, и осознаёт, что хочет быть врачом. Переживания по поводу смерти сестры и бабушки приводят её к психическому расстройству...

Часть II-я «Первая поездка в Швейцарию, 1904-1911 гг.» (главы 5-13) посвящена поездке в Швейцарию. Подчёркивается важность строительства железных дорог для развития страны (С. 44). Здесь уместно бы напомнить о строительстве братьями Поляковыми в 1867-1871 годах железных дорог от Ростова до Курска и Воронежа. Много внимания уделено успешному лечению психического заболевания Сабины в цюрихской лечебнице Бургхельцли (врач Карл Густав Юнг), что позволило Сабине поступить в апреле 1905 году на медицинский факультет Цюрихского университета.

Упоминается о еврейских погромах в России в 1905 году, но сведения о ростовском приводятся в примечании 18 к главе 9 (С. 312). Автор не указывает, что это был один из самых крупных погромов в России (176 убитых и 500 избитых и изувеченных), организованных полицией.

Описываются взаимоотношения Юнга и Сабины, влюбившейся в него. В 1910 году Сабина сдала выпускные экзамены, а в 1911-м защитила диссертацию на степень доктора медицины.

В части III-й «Мюнхен-Вена-Ростов-Берлин, 1911-1914» (главы 14-17) рассказывается о начале самостоятельной жизни Сабины Нафтуловны. С октября 1911-го по апрель 1912 года она живёт в Вене, где её приняли в Венское психоаналитическое общество, возглавляемое Зигмундом Фрейдом (Шпильрейн переписывалась с ним с 1909 года). Здесь она доложила свою работу «Деструкция как причина становления», опубликованную в 1912 году и ставшую широко известной среди психоаналитиков, где развивается идея о борьбе в человеке Эроса (сексуального влечения) и Танатоса (стремления к разрушению и уничтожению жизни).

В ростовской синагоге 1 июня 1912 года зарегистрирован её брак с врачом-педиатром и специалистом по нервным и внутренним болезням Файвелом Нотовичем (Павлом Наумовичем) Шефтелем (1880-1937). В переводе (С. 165) ошибочно говорится о «венчании», а не о «бракосочетании». Он – благочестивый еврей, она – неверующая. Вплоть до конца лета 1914 года супруги жили в Берлине, где Шпильрейн-Шефтель работала в психоневрологической клинике профессора Банхофера. 17 декабря 1913 года у неё родилась дочь Ирма Рената.

Часть IV-я «Второе пребывание в Швейцарии, 1914-1923 гг.» (главы 18-20) посвящена жизни после начала Первой мировой войны. В августе 1914 года супруги перебрались в Цюрих. В начале 1915-го Шефтель вернулся в Россию, а жена и дочь остались в Швейцарии, поселившись в Лозанне. Материальное положение ухудшается. В 1920 году Шпильрейн переселяется в Женеву. И мыслит о возвращении на родину уже в 1917-1919 годах, раздумывая, не заняться ли музыкальной композицией вместо психоанализа. Судя по анкете, мной обнаруженной, Н. А. Шпильрейн в мае 1921-го - сентябре 1923 года работал в Москве в аппарате Наркомзема, в связи с чем в 1922 году выезжал в командировки для закупки инсектицидов и фунгицидов в Германию, Англию, Францию, Чехословакию и Польшу, почему и мог свободно переписываться с дочкой.

Удачей С. Рихебехер стало обнаружение письма (С. 237-238) профессора Г. Россолимо (руководителя лаборатории экспериментальной психологии и детской психоневрологии Неврологического института Первого московского университета) с официальным приглашением Сабине Шпильрейн приехать на несколько месяцев в Москву с научными целями (с швейцарской визой для последующего возвращения в Швейцарию).

Часть V-я «Лаборатория Советский Союз, 1923-1942» (главы 21-23) рассказывает о последних девятнадцати годах жизни Сабины Нафтуловны. В начале лета 1923 года она с дочкой возвращается в Москву. Поражает отсутствие следов дальнейшей её переписки с Фрейдом (не потерявшим связей с другими российскими психоаналитиками), которая длилась долго и была не только профессиональной... Возможно, права А. ван Ванинг: Шпильрейн была для Фрейда «постоянным напоминанием о К. Г. Юнге, о разочаровании в нём и о той двусмысленной и неловкой роли, которую З. Фрейд сыграл в завершении её романа с К. Г. Юнгом».

С сентября 1923 года она работает в Психоаналитическом институте и в других организациях. Однако летом она потеряла возможность работать в Москве и в конце следующего года переехала в Ростов. Здесь она вновь сошлась со своим мужем, 18 июня 1926 года у них родилась Ева.

В недавно выявленных материалах я обнаружил, что в 1927-1928 годах Шпильрейн сделала несколько докладов по педологии и психоанализу в Научно-Педологическом обществе при Северо-Кавказском госуниверситете. Доклад «Некоторые краткие сообщения из детской жизни», с которым она выступила в начале 1927 года, был опубликован в декабре (или в начале 1928-го) за рубежом. Он опирался на её ростовскую практику в профилактической школьной лаборатории, а также на материалы одного детского сада. В первой половине 1928 года она сделала три доклада: «Результат обследования амнестических представлений у детей дошкольного и школьного возрастов г. Ростова и Москвы», «Что такое педология и чего мы требуем от педологов» и «Странное и смешное в детских рисунках». Одновременно Шпильрейн-Шефтель вела частный приём больных (психоневрология и детская дефектология), судя по объявлениям в газете «Молот».

Зимой (ноябрь-декабрь) 1928 года она подготовила доклад (опубликован за рубежом спустя три года) «Детские рисунки с открытыми и закрытыми глазами», посвящённый отцу, который перевёл его на немецкий язык (впервые статья Шпильрейн была изложена по-немецки другим человеком). Последнее известное её выступление – в прениях по докладу Г. А. Скальковского на 1-м совещании психиатров и невропатологов Северо-Кавказского края 13 мая 1929 года.

Доклады Шпильрейн-Шефтель 1927-1929 годов (опубликованы только частично) позволяют зафиксировать последний пик её творческой активности, ранее неизвестный. Нет сомнений в том, что она продолжала творить, но всё последующее, по-видимому, писалось в стол.

Считается, что Шпильрейн-Шефтель преподавала в Северо-Кавказском госуниверситете, в котором имелись медицинский и педагогический факультеты, преобразованные в 1930 году в самостоятельные институты, однако в архивных фондах в списках сотрудников она не числится. Доподлинно известно, что она работала педологом, позже школьным врачом и невропатологом в платной поликлинике Дома учёных. По воспоминаниям подруг Евы, они часто рисовали по просьбе Сабины Нафтуловны, которая подолгу рассматривала их рисунки.

С 1933 года вдова Либкнехта Софья жила в Москве, поддерживая отношения с семьёй своей сестры Сильвии, жены Я. Шпильрейна, а может быть, и с Сабиной Нафтуловной, изредка бывавшей в Москве.

В 1935 году арестовали брата Исаака (расстрелян в 1937-м), в 1937-м арестованы братья Ян и Эмиль, тоже уничтоженные. Тогда же умер П. Н. Шефтель, а в следующем году – Н. А. Шпильрейн. Если бы Сабина Нафтуловна не покинула в 1924 году Москву, её могла постигнуть судьба её сослуживицы по Психоаналитическому институту В. Ф. Шмидт, сгинувшей в застенках НКВД в 1937-м.

Она отказалась в 1941 году эвакуироваться из Ростова и вместе с дочками осталась в оккупации, дом её сгорел, поэтому вряд ли архив мог сохраниться. Все они стали жертвами Холокоста, как и другие евреи, оставшиеся в городе (более 27 тысяч человек).

К сожалению, при переводе допущено немало мелких неточностей. Так, в 1920 году можно было говорить о гражданстве, а не о подданстве (С. 194). Русское психоаналитическое общество не именовалось Российским (С. 239, 244 и др.). Правильно называть Сабину Шпильрейн «варшавской мещанкой», а не «жительницей Варшавы» (С. 332). Г. Брюстлейн не сестра Р. Шефтель, а медицинская сестра (С. 346). И так далее. Встречаются и существенные ошибки. Утверждается, например, что Павел (Шефтель) живёт в доме своей сестры, тогда как речь идет об управлении домашним хозяйством сестрой Павла.

Жаль, что издатель отказался приложить имеющиеся в немецкой книге список трудов С. Н. Шпильрейн-Шефтель и авторский указатель. При замене списка на библиографическую справку «Психоаналитическое наследие С. Н. Шпильрейн» было пропущено несколько работ.