ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Год 2000-й

Этнические группы на Дону
 

ПЕЧАЛЬНЫЙ ЮБИЛЕЙ

Еврейский погром в Ростове-на-Дону 18-20 октября 1905 года

Ростовские евреи испытали, как и евреи всего юга России, три волны еврейских погромов (1881-1884), 1905-1906 и 1918-1920 гг.). Из них погромы в октябре 1905 года вызвали больше всего жертв. Хотя по числу убитых (176 человек) и раненых (около 500 избитых и изувеченных) он уступил "первое место" одесскому погрому, но по доле жертв среди еврейского населения, составившей более 1 % (в Одессе не более 0,5 %), он оказался самым крупным еврейским погромом в России начала ХХ века.

Ныне мало кто помнит о трагических событиях 18-20 октября 1905 года, когда в Ростове произошел еврейский погром.

В нравственном отношении погром был трагедией российских евреев, а в политическом аспекте он позволял установить подлинное соответствие между царским манифестом от 17 октября 1905 года, декларировавшим гражданские свободы, и реальной политикой правительства России. Оно в тот момент стремилось погромами евреев, организованными местными властями сразу после обнародования манифеста в 17 губернских городах, 3 градоначальствах, 44 уездных городах и множестве других населенных пунктов России (1. — С. 618-619), запугать революционное рабочее движение, добившееся, в первую очередь, соблюдения элементарных демократических прав (2. — С. 44, 231).

Сохранились воспоминания свидетелей событий 1905 года в Ростове-на-Дону, в том числе погрома (2.; 3. — С. 21; 4.; 5.; 6. — С. 397-404), позволяющее воссоздать картину происходившего тогда.

Октябрьская политическая стачка 1905 года в России началась в Ростове-на-Дону забастовкой в Главных мастерских Владикавказской железной дороги 13 октября. На следующий день она стала общегородской, а затем охватила другие города Донского края и всю Владикавказскую дорогу. Последовали аресты руководителей и активистов революционных и оппозиционных организаций и подозреваемых (3. — С. 11; 5. — С. 31; 7. — С. 145), накалившие политическую обстановку в городе.

Возрастающее политическое напряжение во всей стране вынудило Николая II издать 17 октября манифест, "дарующий" гражданские свободы на началах неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний, союзов, объявляющий частичную амнистию политическим заключенным и создание законодательной думы.

Когда утром 18 октября в Ростове-на-Дону стало известно содержание манифеста, социал-демократы организовали около 12 часов дня многочисленную манифестацию рабочих и учащейся молодежи от железнодорожного вокзала по главной улице Ростова — Большой Садовой(5. — С 32). Как вспоминал И. Гущин, "ростовчане никогда не видели такой грандиозной картины" (2. — С. 231).

Демонстрация завершилась на Острожной площади между тюрьмой, трамвайным депо и восточным продолжением Скобелевской (ныне Красноармейской) улицы. Сюда с разных сторон влились колонны ростовчан и нахичеванцев(2. — С. 240). Здесь состоялся грандиозный митинг (участвовало около 10 тысяч человек) с требованием свободы политическим заключенным, обещанной манифестом, но не предоставленной властями Ростова-на-Дону. На митинге выступили кадеты, социал-демократы, в том числе некоторые из тех 23 арестованных лишь по подозрению в оппозиционной деятельности, которые были освобождены во время митинга, а еще 24 человека были освобождены 23 октября по указу "об амнистии"(2. — С. 76, 251; 4. — С. 13, 15; 5. — С. 34; 7. — С. 147).

Пока происходила манифестация и шел митинг, в городе собирались черносотенцы, вдохновителями которых были городской голова Е. Н. Хмельницкий, гласный городской Думы присяжный поверенный В. К. Севастьянов (впоследствии председатель Ростовского-на-Дону отделения Союза 17 октября), коллежский секретарь М. И. Кирьянов (в будущем председатель Ростовского-на-Дону отделения Союза Русского народа) и купец В. К. Чириков. По городу был пущен слух, что "жиды напали на русских, избили их, а портрет Николая изорвали и выбросили". Напоив допьяна членов Союза русского народа и хулиганье, опытная рука направляла их против революционеров и евреев, собирала их у Ново-Покровской церкви (находилась на месте нынешнего Кировского сквера). здесь скопилась большая толпа черносотенцев с национальными флагами и портретами царя (2. — С. 229, 251; 8. — С. 24-27).

По воспоминаниям П. Безруких (в то время 13-летнего подростка, из любопытства принявшего участие в демонстрации и митинге), "площадь едва-едва вмещала демонстрантов, которые в течение дня непрерывно подходили с разных концов города. Лишь к вечеру постепенно толпа стала редеть"(2. — С. 240). В сумерках, когда большая часть участников митинга разошлась и оставалось лишь 200-400 человек, толпа черносотенцев (включавшая переодетых жандармов), подошедшая с запада (за ними двигались верховые донские казаки), стала забрасывать митингующих камнями и избивать. Для защиты из рядов митингующих раздались отдельные револьверные выстрелы (2. — С. 43, 162). Другие, менее осведомленные участники митинга думали, что выстрел (им показалось, что был только один выстрел) произвел провокатор (2. — С. 241; 4. — С. 14).

Охрану тюрьмы несли солдаты Феодосийского полка. Когда им дали команду открыть огонь по обороняющимся участникам митинга, они, будучи распропагандированными, стали стрелять поверх голов (2. — С. 89, 231). Тогда против митингующих бросили верховых донских казаков, находившихся за воротами тюрьмы и позади толпы черносотенцев. Они дали залп из винтовок. По свидетельству П. Безруких, "казаки, по-видимому, только этого и ждали. Сразу же рванули поводья лошадей и, врезавшись в толпу, пустили в ход нагайки. А нагайки толстые, ременные, с вплетенной внутри проволокой, так что после сильного удара по спине кожа лопается. Вслед за казаками оттуда же с Богатяновского (ныне Кировского — Е. М.) переулка хлынула толпа черносотенцев и нанятых ими хулиганов, которые стали засыпать бегущих с площади рабочих градом камней. Некоторые из пострадавших рассказывали после, что черносотенцы били их кольями, железными и резиновыми палками. Получив сильный удар камнем в плечо, я бросился бежать..." (2. — С. 241).

П. Иванов вспоминал, что "зверскому избиению и истязанию подверглась молодая работница Клара Рейзман. Избитой, окровавленной, ей воткнули в рот древко красного знамени, с которым она пришла" (2. — С. 76; 4. — С. 11; 9). Всего было убито, кроме нее, десять человек, многие были ранены.

У меня в памяти сохранился яркий образ картины, экспонировавшейся до Великой Отечественной войны в Музее революции Ростова, который располагался в здании Ротонды в городском саду и сгорел в 1942 году вместе со всеми экспонатами. На картине была изображена лежащая на мостовой, но полуприподнявшаяся девушка с залитым кровью и искаженным гримасой боли лицом, которую бьют нагайками всадники в казачьей форме. Это была сцена убийства молодой революционерки Клары (Хаи-Бейлы) Рейзман (ей было всего 18 лет), знаменосца демонстрации и митинга 18 октября. Судя по тому, что на ее флаге была надпись "Свобода Сиона", она была сторонницей, а возможно и членом российской социал-демократической еврейской партии "Поалей-Цион" (Рабочие Сиона) (6. — С. 392-404; 10).

Видимо эта картина запомнилась мне потому, что моя мама Фаня Григорьевна Минкелевич (1902-1985 гг.) была двоюродной сестрой К. Г. Рейзман, и не раз приводила меня в музей, чтобы напомнить мне о тех событиях.

Как свидетельствовал Красюков, участники нападения на митингующих кричали: "Бей жидов! Бей демонстрантов!" (2. — С. 252). По воспоминаниям А. Т. Водолазского, "когда "поле битвы" было очищено, озверелая и опьяненная человеческой кровью толпа черносотенцев бросилась к Покровскому базару (находился рядом с Ново-Покровской церковью на территории теперешнего Кировского сквера — Е. М.), где и стала громить еврейские лавчонки. Часам к 10 вечера Покровский базар представлял пылающий костер. Отсюда погром распространился на весь город" (4. — С 13, 15). От Покровского базара черносотенцы двинулись громить Новый базар (располагался на месте нынешнего здания областной администрации) и Московскую улицу. Вечером был подожжен дом Хазизовой на Большой Садовой (5. — С. 32).

По словам участников событий (2. — С. 43-44), магазины громили по определенному плану группы по 10-15 человек во главе с переодетыми жандармами и полицейскими. Сначала громили часовые и ювелирные магазины, затем готового платья, обувные и мануфактурные, потом мебельные, посудные и музыкальные. Некоторые магазины поджигали.

Как вспоминал, П. Иванов (2. — С. 79), "в лучшем музыкальном магазине Адлера (находился на углу Таганрогского, ныне Буденновского проспекта и Темерницкой улицы — Е. М.) разыгрался пьяный разгул. В диком погромном экстазе верзила береговой рабочий-крючник вскочил на концертный рояль и стал топать сапогами по клавишам. Какофония получилась ужасная. Звон стекол, треск отламываемых ножек, крики: "ух", "ах", "бей", свист мальчишек, хохот толпы... И по праздничному улыбались рожи бородачей, верховых казаков, охранявших погромщиков. Вот медленно сквозь широкое окно просовывают со второго этажа пианино без ножек. Ребята стараются, красные от усилия, надрываются криками и протаскивают тяжелый инструмент. Перевернувшись в воздухе, он грохнул о камни тротуара и застонал, словно раненое животное, на мгновение все притихло... Замерло... А потом с новой удесятеренной силой вспыхнула вакханалия бессмысленного разрушения. Летели из окон гитары, мандолины, скрипки и, ударяясь о камни, разлетались в щепки. От зарева пожаров ночью на улице было светло, как днем. Евреи прятались в подвалах, чердаках, у сердобольных русских, а лава погромщиков катилась дальше, сталкиваясь с идущими из переулков толпами, образуя на мгновение бушующий водоворот, кружилась на одном месте и вдруг мчалась по измененному направлению".

П. С. Варенберг рассказывал, что когда утром 19 октября начался поголовный еврейский погром, городской полицмейстер А. М. Прокопович бросал против немногочисленных еврейско-русских дружин и групп самообороны (были организованы членами "Поалей Цион" и либералами из студентов и рабочих Владикавказских железнодорожных мастерских) конных казаков, после чего под их охраной погром возобновлялся. Полицмейстер, "сидя в фаэтоне с револьвером в руках, кричал: "Жиды, сдавайтесь сию минуту, иначе всех вас сейчас перестреляем!" (2. — С. 89-90)

По свидетельству очевидца, "погром вела толпа во главе с вожаком с портретом Николая II, певшая "Боже, царя храни" (2. — С. 243). Как вспоминал П. Иванов, "зажиточные мещане и небрезгливые интеллигенты не принимали участия в погроме, но охотно за бесценок скупали награбленное у бандитов" (2. — С. 79).

Во время погрома 19 октября был полностью сожжен Новый базар и значительная часть Московской улицы (5. — С. 32-33). В тот же день состоялось экстренное заседание городской Думы, от участников которого требовали принятия решительных мер к прекращению погромов. По воспоминаниям С. М. Гурвича, "Дума решила только пойти уговаривать громил прекратить свою "работу" (5. — С. 33). С соборным протоиереем и с хоругвями из ближайших церквей гласные Думы направились на Соборную площадь и, ставши на колени, просили погромщиков прекратить грабежи. С Соборной площади процессия направилась по другим улицам, по которым шел погром. "Грабители", — сообщала "Донская речь", — с недоумением посматривали на священника, на время приутихали, а по удалении процессии тут же принимались за начатое дело".

На третий день, 20 октября, "погром достиг таких размеров, что буржуазия просила рабочих организовать самооборону. Однако силы оказались неравными, казаки бросились на нас... Когда все было разбито и разграблено, когда опасность стала угрожать и самой власти, тогда только власть приняла меры к прекращению погрома" (2. — С. 253). П. Иванов тоже вспоминал, что "натешившись вдоволь, достаточно напугавши и разграбивши евреев, высшая администрация дала сигнал "довольно". И погром моментально утих (2. — С. 279).

Как уже упоминалось, известно много данных о том, что как и во многих других местах России, в Ростове-на-Дону погром был спланирован, подготовлен и организован властями, во главе которых стоял назначенный в апреле 1904 года первый градоначальник генерал-майор граф Коцебу барон Пилар фон Пильхау (племенник Новороссийского и Бессарабского генерал-губернатора генерал-лейтенанта Пауля Отто фон Коцебу). Слухи о предстоящем еврейском погроме распространились в Ростове задолго еще до 18 октября (2. — С. 230; 13).

В письме председателя Совета министров России С. Ю. Витте его сторонник гласный Нахичеванской Думы Г. Х. Чалхушьян так описал события 18-20 октября: "В действиях толпы замечалась планомерность. Она вышла с иконами, национальными флагами и портретами государя и, кощунствуя над этими святынями для сердца русского человека, остановилась у предназначенных к разгрому магазинов и при криках "шапки долой!" и "Ура!" помогала громилам и ворам разбивать и расхищать магазины" (11. — С. 14).

Погром был направлен против евреев, составляющих небольшую часть городского населения (мене 10 %) и не имевших возможности защитить себя, чтобы запугать революционно настроенных, преимущественно, русских рабочих. По воспоминаниям И. Гущина, "рабочие поняли подоплеку погромов и поэтому с первых же дней стали на защиту избиваемых евреев" (2. — С. 231).

По жандармским сведениям, только в больницах было зарегистрировано до 40 убитых и до 160 раненых, было разграблено 514 еврейских лавок, 2 паровые мельницы, 5 угольных складов, 8 частных квартир. В результате 25 поджогов сгорело 311 строений (2. — С. 14; 5. — С. 22). По донесению германского консула в Ростове-на-Дону (им был Карл Вальтер), сведения из которого были опубликованы членом Государственной Думы России В. П. Обнинским (11. — С. 14), погибло 176 человек и около 500 было ранено. Для сравнения можно указать, что вовремя октябрьских погромов 1905 года во всей России погибло 936 человек и было ранено 1918 человек (1. — С. 619, 622; 13. — С. 210).

Созданный в Ростове А. Д. Фельдманом, С. Д. Браиловским, С. И. Гинзбургом, Я. С. Гурвичем, И. М. Геронимусом и др. Комитет помощи евреям, пострадавшим от погрома 18-20 октября 1905 года, установил, что было расхищено, попорчено и сожжено имущества на 7 млн рублей. Комитет получил 276022 рублей 72 копейки пожертвований, раздав их в форме 4021 пособий, и разыскал похищенные вещи на 100 тысяч рублей (См.: Отчет Комитета помощи евреям, пострадавшим от погрома 18-20 октября 1905 года в Ростове-на-Дону. — С. 3). По ходатайству старосты еврейской общины Ростова А. Д. Фельдмана, сообщившего, что более 10 тысяч евреев остались без средств к существованию, городская Дума выделила 24 октября 10 000 рублей (См.: Журналы Ростовской на Дону городской Думы за 1905 год. — Ростов н/Д, 1906. — С. 404-408).

Сейчас, когда многие всерьез рассматривают последнего русского монарха Николая II в качестве святого (они считают, что его убийство без суда и следствия оправдывает его предшествующую деятельность, за которую его после расстрела рабочих 9 января 1905 года на Дворцовой площади Петербурга называли "Николаем кровавым"), представляет интерес его отношение к еврейским погромам в октябре 1905 года в Ростове-на-Дону, оставшееся неизвестным обществу.

С. М. Гурвич (5. — С. 33-34) цитирует свидетельство исключительно информированного действительного статского советника (разжалован в 1909 году за разоблачение провокатора Азефа) директора департамента полиции Министерства внутренних дел России (1903-1905 гг.) А. А. Лопухина (14. — С. 98) о рассказе генерал-майора Даниила Васильевича Драчевского. Последний был назначен в начале 1906 года градоначальником Ростова-на-Дону вместо графа Коцебу, освобожденного царем за то, что не смог предупредить восстание рабочих против правительства. Он был удостоен по этому поводу представлению Николаю II, который сказал ему: "У вас там и в Ростове, и в Нахичевани очень жидов много!" На что генерал доложил, что их много погибло во время подавления революционного восстания (имеются в виду бои на Темернике в декабре 1905 г. — Е. М.) и затем во время погрома. На что Его Величество ответил: "Нет! Я ожидал, что их погибнет гораздо больше!"

Л. Д. Троцкий в своем очерке деятельности Николая II так описал разговор Драчевского и Николая II: "Когда Драчевский... высказал сожаление по поводу слишком большого числа жертв ростовского погрома, царь спросил: "А сколько же убито?" "Сорок человек", — ответил Драчевский. "Только-то", — воскликнул разочарованный царь, — я думал гораздо больше" (15. — С. 132)

В заключение стоит вспомнить, что старший брат Клары Рейзман известный социал-демократ (большевик) по кличке "Пролетарий", член Донкома РСДРП и председатель Центрального оргбюро Союза железнодорожников Владикавказской железной дороги, слесарь Главных мастерских дороги, Соломон Гейнихович (Генрихович) Рейзман, отсутствовавший в Ростове в октябре 1905 года, не надолго пережил зверски убитую сестру.

За активное участие в вооруженном восстании в декабре 1905 года в Ростове он был арестован в феврале 1906 года и выездной сессией Одесского военно-окружного суда (заседала в казармах Феодосийского полка в Ростове-на-Дону) приговорен 17 декабря 1906 года к 5 годам 4 месяцам каторги. В каторжной тюрьме Ростова за протесты против нарушений прав заключенных и издевательства над ними его постоянно избивали, держали в кандалах, бросали в холодный и сырой карцер. В результате совершенно здоровый молодой человек умер в тюрьме 9 февраля 1907 года от воспаления легких, будучи лишен какой-либо врачебной помощи, в возрасте 23 лет (2. — С. 276-278; 16. — С. 11-12, 14-15, 74, 210; 17. — С. 89-90; 19, 20).

Казалось бы ныне, спустя почти век после погрома, не должно было остаться сколько-нибудь существенных вопросов об обстоятельствах его подготовки, проведения и последствий, количества жертв и т. п., на которые не были бы получены ответы. Однако и в наши дни появляются работы, в которых авторы пытаются под видом поиска новых ответов исказить исторические факты (20; 21. — С. 103-105), основываясь не на документах, а на историко-революционном романе (9).

Так, количество погибших при погроме удвоенно (якобы 300 человек), но при этом утверждается, что треть погибших якобы составляли не евреи, а владельцы соседних с еврейскими магазинов и квартир (русские, армяне, греки, немцы, поляки и др. с похожими на еврейские фамилиями) и какое-то количество погромщиков, убитых дружинами самообороны. Конечно, при погроме погибло какое-то число и не евреев, но их число было явно невелико, поэтому даже активные черносотенцы не пытались ставить это в вину евреям.

Вопреки многочисленным сведениям об организации еврейских погромов как в Ростове, так и во многих других местах охранкой и жандармерией, утверждается, что погромы происходили не без ведома полицмейстера и градоначальника, которые на самом деле их организовали, а первый был даже их прямым участником на стороне погромщиков. Погромщики были все время под контролем переодетых полицейских и жандармов (поэтому кажется неуместным сообщение о недостаточном их количестве в Ростове), хотя иногда и выходили из-под него. О том же свидетельствует тот факт, что как только погромы стали угрожать крупным предпринимателям и властям, они были немедленно прекращены.

Наконец, сделана попытка отрицать кровавую роль казачьих частей в подавлении немногочисленных дружин самообороны и в охране погромщиков, сведя ее лишь к охране госбанка и тюрьмы. Независимо от того, какова была численность казачьих формирований в Ростове, следует иметь в виду, что это были хорошо подготовленные и вооруженные конные части, которым немногочисленные и вооруженные только револьверами дружины самообороны противостоять не могли. Что касается погромщиков, трусливо убегавших при первых же револьверных выстрелах самообороны, то при желании властей разогнать их силами казачьих частей — это было легко осуществить, как было сделано во время погрома 1883 года. Однако именно такого желания у местных властей не было.

Как вспоминал впоследствии С. Ю. Витте, глава российского правительства, значительную роль в подготовке еврейских погромов в России сыграл департамент полиции во главе с товарищем министра внутренних дел Д. Ф. Треповым, о чем стало известно лишь в 1906 году (22. — С. 46, 74, 138). Трепов же пользовался поддержкой самого царя, вынужденного издать известный манифест 17 октября, но жаждавшего взять реванш другим путем.

К сожалению, на старом двухэтажном доме № 145 по Пушкинской улице (против здания общежития Высшей партийной школы), в котором жила семья Рейзманов, не сохранилась когда-то установленная мемориальная доска, как и в сквере имени Первой Конной Армии (неподалеку от места гибели жертв разгона митинга в октябре 1905 года) (19). Остается надеяться, что когда-нибудь, может быть к столетнему "юбилею" будет установлена мемориальная доска в память жертв еврейского погрома 1905 года в Ростове-на-Дону.

И ныне полезно помнить о трагических событиях 1905 года, об этой местной репетиции Холокоста, повторение которой — мечта теперешних последователей черносотенцев из Союза русского народа.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1. Еврейская энциклопедия. — СПб, 1912. — Т. 12
2. 1905 год в Ростове-на-Дону. — Ростов н/Д; Краснодар, 1926.
3. 1905 год в воспоминаниях его участников. — Ростов н/Д: изд-во Дон. отд. политкаторжан и ссыльно-поселенцев, 1925.
4. Водолазский А. Т. Вооруженное восстание в Ростове-на-Дону в 1905 г. (Из воспоминаний участников). — М.: Изд-во политкаторжан, 1933.
5. Гурвич С. М. 1905 год в Ростове-на-Дону. — Ростов н/Д: Изд-во Дон. отд. Об-ва политкаторжан и ссыльно-поселенцев, 1925.
6. Материалы к истории русской контрреволюции. Т. 1.: Погромы по офиц. документам. — СПб, 1908.
7. Очерки истории партийных организаций Дона. Ч. 1. 1898-1920 / Серый Ю. М., Демешина Е. И., Семернин П. В. и др. — Ростов н/Д: Кн. изд-во, 1973.
8. Страницы ростовской летописи. Ч. 1. — Ростов н/Д, 1989. — 2-е изд.
9. Сидоров В. С. Темерник. — Ростов н/Д: Кн. изд-во, 1988-1989. — Ч. I.: Спасовская нуда. — 1985. — 300с.; Ч. II.: Тленный век. — 1989. — 320 с.
10. ГАРО. Ф. 829, оп. 1, д. 39, л. 108-111; оп. 2, д. 36, л. 22.
11. Обнинский В. Новый строй. Ч. 1. Манифест 17 октября 1905 г. — 8 июля 1906 г.
12. ГАРО. Ф. 826, оп. 1, д. 42, л. 20 (По агентурным донесениям Донского охранного отделения).
13. Очерки времен и событий из истории российских евреев. Ч. 3: 1882-1920-е годы. –Иерусалим: Ассоциация «Тарбут», 1994. — Кандель Ф. отмечает, что только в Одессе число погибших при еврейских погромах (400 человек) в октябре 1905 года превышало количество жертв погромов в Ростове-на-Дону.
14. Лопухин А. А. Отрывки из воспоминаний. — М.; Пг., 1923.
15. Троцкий Л. Д. Николай II // Политические силуэты. — М.: Новости, 1990.
16. Плесков В. А. В годы боевой юности (1902-1904) гг.) // Молодежь накануне первой революции. — М.: Мол. гвардия, 1931.
17. Семернин П. В., Корчин М. Н., Саенко Я. Н. Очерки большевистских организаций на Дону. — Ростов н/Д: Кн. изд-во, 1948.
18. Сорин Ю. Н. Жизнь, отданная борьбе (К 75-летию со дня рождения С. Г. Рейзмана) // Молот. — 1959. — 13 июня.
19. Мовшович Е. В. Возвращаясь к Ростовской трагедии : [еврейский погром в Ростове] // Ростовская еврейская газета. — 1996. — № 4 (янв).
20. Вареник В. Погром в Ростове : [еврейский погром в Ростове] // Аргументы и факты на Дону. — 1994. — № 17. — С. 3.
21. Казачий Дон: Очерки истории. Ч. 2. — Ростов н/Д, 1995.
22. Витте С. Ю. Воспоминания. Т. 3 (После октября 1905-1911). Царствование Николая II. — М.: Соцэкгиз, 1960. — С. 46, 74, 138.