ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Год 2018-й

ФОЛЬКЛОР

С. Ф. ТОКАРЕНКО

СКАЗКИ О КЛАДАХ

Владимир Даль даёт кладу такое определение: «деньги и богатство, положенные в землю, зарытые; скрытое сокровище. По народному поверью, клады кладутся с зароком и даются только тому, кто исполнит зарок...» [1].

Наличие клада – показатель серьёзного повода для беспокойства хозяина с большим достатком – мог объясняться либо внешней угрозой (например, военной), либо внутренней (например, бунтовали соотечественники), либо активизировались личные враги, – и деньги прятались «до лучших времён». Но поскольку спрятанное не изымалось, значит, судьба не дала хозяину такой возможности.

Существует правило, хотя и не строгое: количество кладов пропорционально уровню социальных потрясений и обусловлено историческими событиями – войнами, восстаниями, бедствиями.

Таким образом, количество кладов в нашей местности не может быть ниже, чем в других районах страны.

Клады у нас – чаще всего деньги (обычно серебряные) или какие-то ценные предметы, положенные в керамический или металлический сосуд, реже – в кожаный кошель, и зарытые в землю. Иногда клады бывают значительными. Монеты всегда позволяют датировать клад, и часто – очень точно. Случается, что часть монет, особенно с поздней датировкой, не имеет следов износа при обращении, а значит, они не были в хождении или использовалась очень мало. То есть, тогда можно сделать вывод, что после эмиссии (выпуска) монеты и попали в клад.

Поскольку рассказы («сказки») о кладах всегда любопытны, то о некоторых расскажу подробнее.

Наиболее известным из местных тайников считается клад Степана Разина.

В 1667–1671 годах на юге России шло восстание. В ноябре 1669 года Разин с 1,5 тысячами казаков вернулся из волжско-каспийского похода и остановился зимовать в Кагальнике – «меж Кагальника и Ведерникова зделали город земляной» [2, с. 82] (недалеко от нынешнего Константиновска).

В начале 1671 года ходили слухи, что Разин «хочет построить городок на усть Данца Северского в Роздорах, чтобы никаких людей з запасом и з дровами сверху не пропустить и Черкаской бы городок выморить» [2, с. 166]. Но 9 апреля 1671 года против повстанцев выступило войско во главе с войсковым атаманом Корнилием Яковлевым: направилось в Кагальник и 14 апреля захватило его. Согласно царской грамоте, городок взяли приступом и сожгли, Разина захватили в плен.

Очевидец так описывает казнь Разина в Москве, на Лобном месте: «Длинный обвинительный приговор он выслушал спокойно, с гордым видом. Потом перекрестился на церковь Покрова Богородицы (Василия Блаженного), поклонился русскому народу, тысячами собравшемуся смотреть на его казнь, и громко сказал ему “прости”. Палач отрубил ему правую руку по локоть, потом левую ногу по колено. Разин не издал ни единого стона, даже не показал знака, что чувствует боль. Он хотел показать своим мучителям, что мстит гордым молчанием за свои муки, за которыя не в силах уже отомстить оружием.

Брат его, смотря на это ужасное зрелище, не выдержал и закричал: “Я знаю слово государево!”

– Молчи, собака! строго сказал ему Разин. Это были его последние слова» [3].

Другое свидетельство есть в бумагах секретаря Нидерландского посольства Бальтазара Койэта: брат Разина Фрол, сломленный пытками, выкрикнул перед казнью «государево слово», извещая таким образом, что ему ведома государственная тайна, открыть которую можно лишь царю. Исполнение казни было приостановлено. В архивах сохранились «расспросные речи» (протоколы допросов) Фрола Разина, который признался, что перед походом на Царицын Стенька собрал «прелестные» (то есть воровские) письма, ценности и, «поклав в кувшин денежной и засмоля, закопал в землю на острове по реке Дону, на урочище, на прорве под вербою, а та-де верба крива посерёдки, а около ея густые вербы, а того-де острова вкруг версты две или три» [4, с. 32].

Есть в архивах и продолжение этой истории. Вскоре после показаний Фрола на Дон были посланы с особым поручением царский стольник полковник Григорий Касогов и дьяк Андрей Богданов. Ехали они вместе с возвращавшимся из Москвы в Черкасск крёстным отцом Степана Разина – атаманом Войска Донского Корнилой Яковлевым, выдавшим ранее своего крестника. Направлялись к урочищу Прорва (название – от «прорвавшейся» из донского русла протоки) «для сыску воровских писем» [4, с. 33].

По итогам поездки в записной книге московского стола Разрядного приказа под номером семнадцатым появилась запись: «тех писем искали накрепко с выборными донскими казаками и под многими вербами копали и щупали, но не сыскали» [4, с. 33].

Фрола ещё пытали, через пять лет казнили.

Так родилась знаменитая легенда о кладе Степана Разина, упоминается она и во множестве фольклорных произведений:

А то было на Дону-реке,

Что на Пpоpве на урочище.

Богатырь ли то, удал казак

Хоронил в земле узорочье...

То узорочье арменьское,

То узорочье бухарское  –

Грабежом-разбоем взятое,

Кровью чёрною замарано,

В костяной ларец положено.

А и был тот костяной ларец

Схожий со Царь-городом:

Башни, терема и церкви

Под косой вербой досель лежат... [4, с. 28].

В существование разинского клада и многие годы спустя верили официальные круги не только России, но и Ирана, поскольку в состав клада входили и драгоценности, привезённые из Персидского похода, и персы надеялись на возвращение хотя бы части захваченных богатств.

Донские историки З. А. Витков и В. Н. Королёв допускали существование разинского клада, известный донской краевед В. С. Моложавенко «свято верил» в это. Приводимые в его работах свидетельства местных жителей часто противоречивы. Некоторые исследователи считают, что клад не обязательно спрятан на острове: есть масса других свидетельств. Вероятность же того, что клад находится в районе станиц Константиновской и Раздорской, велика. Реже «размещают» клад на острове Буян – возле Багаевской.

Иногда появляются новые детали, касающиеся этой старой истории. Мой знакомый, священник П. И. Артамонов, прислал мне письмо из Одесской духовной семинарии: «... в семинарской библиотеке откопал интересную книгу “Монастыри Дона”, 1897 года издательства, один ... представляет интерес – “Бекреневский Николаевский монастырь, общежительный, в 150 в. от Новочеркасска, в местности, называемой Бекреневская балка, между Мариинской и Камышовской станицами в 76 от р. Дон...” В конце истории и описи монастыря следует  приписка от руки стиля письма ещё тех лет: “В библиотеке монастыря хранились некоторые документы допроса Степки Разина и его людей”» [5].

С этим кладом связано огромное число рассказов и легенд, выдуманных разными поколениями, иногда забавных, – настоящее народное творчество! В. Я. Кияшко в мемуарах «Полвека археологии и кое-что ещё...» рассказывает, побывав в экспедиции в Константиновском районе:

«В пределах района расположен хутор Упраздно-Кагальницкий, рядом остатки казачьего поселения XVII  века, традиционно связанного с именем Разина. Народная молва о зарытых атаманом несметных сокровищах до сих пор будоражит умы некоторых впечатлительных аборигенов, иногда, к сожалению, толкает их на преступный путь самостоятельных раскопок. Для меня памятен курьёзный разговор с жителем соседнего хутора Гапкин. Этот “любитель истории” был точно осведомлён о том, где зарыт клад Степана Разина. Настаивая на поиске, он указал нам на дом, под которым якобы находилось сокровище. Как выяснилось, хата принадлежала бывшей невестке, после развода обделившей его сына в борьбе за имущество, от нас требовалось во имя науки раскопками разрушить жилище ненавистной женщины» [6, с. 236–237].

Наиболее древним кладом, по бытующей у нас легенде, является золотой конь, зарытый на берегу реки. Наша, местная легенда, – один из многочисленных пересказов (или, как это называлось у греков, «пародия» – перепев) легенды «о золотых конях». Обилие же вариантов легенды свидетельствует о большом возрасте: ведь со временем число пересказов растёт.

Исходная, «классическая», выглядит следующим образом. Во времена, когда Русь стала укрепляться в финале ордынского ига (по-видимому – позднее средневековье, XIII–XV вв.), какой-то русский князь (иногда называют имя) со своей дружиной совершил набег на столицу Золотой Орды (Сарай-Берке), где захватил две золотые конные скульптуры, изображавшие вставших на дыбы коней в натуральную величину. Стояли эти кони у ворот главного входа в столицу Орды. На обратном пути, преследуемые погоней, русские не смогли переправить статуи через реку, а потому зарыли в землю на приметном месте на берегу и бежали дальше. Настигнутые погоней, пали в неравной битве. Соответственно, лежат эти кони до сих пор, а место – неизвестно.

По «классической» версии оно где-то в верховьях Дона, на реке Красивая Меча. Но в разных местах есть свои варианты этой легенды, и коня (обычно уже одного, а не двух) «размещают» под Азовом, под Аксаем и так далее, – то есть каждый город имеет «своего» коня. А набег совершают не «храбрые русичи», а казаки.

Понятно, что наш вариант легенды – золотой конь, именуемый в ней «золотым жеребёнком» высотой более метра, а закопан он на берегу реки Сал. Протяжённость береговой линии, где возможно нахождение клада, – более 20 километров, сюда же входят и берега нынешних прудов, – когда-то – озёра Узвальные (или Увальные), а ещё раньше это было старое русло Сала.

Такая легенда не не базируется на действительных событиях – это только пересказ на местный манер более раннего фольклорного произведения.

Следующая легенда – «о золотой ладье». С предшествующей её роднит место расположения клада – тоже территория вблизи устья Сала. Речь идёт о якобы турецком судне с каким-то ценным грузом (чаще всего говорят о золоте), затонувшем в реке Сал. Место его нахождения располагают в старом русле Сала, чаще всего у южной окраины города, возле тех же прудов, реже в реке Салок (тоже бывшее русло Сала), близ Семикаракорского городища. Рассказчики добавляют, что турки предлагали их силами и средствами расчистить старое русло, чтобы обнаружить и извлечь это судно. А поводом для рождения легенды могло быть судно, затонувшее в реке в районе хутора Вшивого, якоря которого гораздо позже были найдены.

Весной 2000 года там, где когда-то располагался Вшивый, нашли якорь весом около 150 кг и высотой 1,8 м, корродированный, местами источенный водой. Годами двадцатью ранее, примерно в том же месте, был найден другой, такой же. По мнению специалистов, эти якоря – с галеры (парусно-гребного судна); ранее такие суда назывались «каторга» и гребли на них невольники (слово «каторга», как место наказания, произошло именно от этих судов).

Такие же якоря в изобилии находили возле Старочеркасской. Сейчас «якорная» экспозиция находится в Аксайском военно-историческом музее. А якоря эти – с кораблей азовского флота Петра I, который по условиям Прутского мира подлежал уничтожению: «Три корабля и до 20 мелких судов отведены в Черкаск» [7, с. 239]. По другому документу, «в 1711 г. при сдаче туркам Азова сведены в Черкаск 13 итальянских бригантинов (скампавей)» [8]. Последние годы существования азовского флота описаны так: «... Гонимые извне, остатки азовского флота и здесь не нашли покойного убежища: в исходе 1714 года войско Донское подало прошение о выводе судов из протока, обмелевшего от их стоянки. В 1716 году последовал указ о их разломке» [7, с. 241–242].

Описные книги 1727 года ещё фиксировали отдельные корабли азовского флота на прежних местах стоянки. Часть судов были отправлены вверх по Дону и большая часть из них села на мели возле Багаевской, но, видимо, некоторые попали и к нам. Можно предположить, что судно входило в состав Азовской флотилии и по каким-то причинам закончило свой путь на реке Сал, которая тогда была проходима для таких галер.

Ещё легенда, записанная Т. Ю. Власкиной в станице Раздорской (слова рассказчицы передаются с особенностями местного говора):

«... Ну, я тибе вот так... как я слышала, так я тибе расскажу, дедушка так
расказвал, што када первый рас Ермак сюда подъехал, када уже казаки сюда пиришли, ужы туркаф выгнали. Ну чё? Станица-ma тут жы тока строилася, Бас(з)кита. А от там (на острове. – Т. В.) лисок был, ну, ищё то-олька дубчки. Вот ани паехали там накапали дубов и тут насадили лес этот и так и назвали иво "Ермаков", патаму што он фсигда сабирал там свой стан в этом лиск’у, фсигда он там собирал свой стан, ну, казачиства, и работал с ними. И дела ф том, рассказ такой был, што кагда он пирит смерть уже праижжал Раздоры и тожы на стан’у был, и ему так было плохо, што он ришил сваи доспехи – залатыи даспехи у ниво были, и этат, щит, – он закапал тут, на бугре. Как рас на Шкад’ином бугре, выше што нашива дома, где наш дом был кагда-та. Там бугорчик так он и стаит, я тибе иво покажу… Но! Знал один дедушка, но он уже умup, уже сто двацать лет иму была. При мне он умир, этат дет. «Напротив этава бугра, тут золото закапал, грит, этат, сваи даспехи…». И так и паехали тада они на Азофскае моря и там жы апять турки-ma падъехали, и вот ани жы апять паехали туда…» [9].

Таким образом, в соответствии с легендами, живём мы на такой земле, что стоит только «порыться на сажень в глубину, чтобы быть в золоте по самое горло», – сторона наша усеяна подспудными сокровищами. И как не отведать счастья поиска этих сокровищ... Дело кажется таким лёгким, а добыча такая богатая!

Но перейдём от кладов легендарных к реальным.

Среди массива разнородных кладов можно выделить один довольно распространённый и повторяющийся тип – клады медных пятаков середины XVIII века. Вес одного такого пятака – 51,19 г., изготовляли их для нужд армии из меди трофейных прусских пушек, из пуда меди чеканили на 16 рублей пятаков. Самый большой из известных в Ростовской области кладов такого типа состоял примерно из 600 монет, закопанных в деревянной бочке; его обнаружил в 2002 году известный в то время «поисковик» Валерий Тарасюк. Позже этот клад выкупил другой известный ростовский коллекционер, и клад сейчас находится у него в экспозиции вместе с остатками бочки, в которой хранился. Часть монет до сих пор не расчищена, в «склеившихся» стопах. Другой такой же клад – пятаки в бочонке – ещё раньше был найден в Казанской. Клад из этой станицы попал к официальным организациям. Такие клады связывают с аспектами экономической жизни, сложившимися в середине XVIII века. В одном из правительственных документов того времени признавалось, что крестьяне «закапывают в землю деньги свои, боясь пустить оные в обращение, боятся богатыми казаться, боятся, чтобы богатство не навлекло на них гонений и притеснений» [10]. Другая причина сокрытия медных денег – выпуск огромного количества бумажных ассигнаций, введённых в 1796 году Екатериной II. Бумажных денег тогда выпустили более 100 млн. рублей, это были деньги с принудительным курсом и очень скоро обесценились. А медные закапывали в землю, замуровывали в стены и т. п.

Один такой небольшой клад обнаружили 9 сентября 2005 года возле Старой Станицы, к юго-востоку от кладбища, – ранее там бытовала станица Семикаракорская. В нём было девять пятикопеечных монет Екатерины II, прекрасной сохранности, в истлевшем кожаном кошеле, чему я и был свидетелем.

Забавная история о поиске клада в нашей местности описана в «Донской газете» № 9 за 1877 год, статья «Из Золотовской станицы (клады)», автор – L-e-v: «...В Крыму живут татары. Они и сказали одному низовому казаку, что у них есть книги их предков; в книгах этих сказано, что вверх по Дону, в ст. Золотовской, есть место «Садки», на котором жили их предки. Место это было резиденцией управителя их шайки и местом для складки всех награбленных драгоценностей, которые и теперь лежат в погребах, что когда кто хочет найти их, должен отмерить три шага на С-В от толстого старинного дуба и рыть» [11, с. 94].

Казак заинтересовал старого немца и местного жителя, и в конце лета1876 года они начали рыть с помощью пяти-шести рабочих с разрешения общества. «Через несколько дней можно уже было видеть яму. Вид её четырёхугольный, аршина 4 длины и 1,5 ширины (2,85х1,1 м)... Попадались кирпичи кусками, камни, но более ничего; впрочем говорят, вырыли железный напёрсток, черепок с айданчиками и два порожних горшка …» [11, с. 95]. Почти как у Гоголя в «Заколдованном месте»! В 1892 году И. Сулин, описывая станицу Золотовскую, вновь упоминает эту легенду [12].

История одного клада, найденного у нас, известна подробно и может быть изложена детально.

Поскольку далее речь пойдёт о реальных людях и событиях, чтобы избежать ненужных подозрений и ассоциаций, своё повествование я предваряю словами Лукиана из Самосаты: «Итак, я буду писать о том, чего не видел, не испытал и ни от кого не слышал, к тому же о том, чего не только на деле нет, но и быть не может. Вследствие этого не следует верить ни одному из описанных ниже приключений» [13].

Клад «нашёлся» 26 августа 2009 года (в среду) примерно в 18 часов 30 минут. Было это абсолютно обыденным событием, оно не сопровождалось ни предчувствиями, ни знамениями, тайными или явными. Как обычно, А. после работы на «Аксинье» (где трудился грузчиком), отправился в очередной раз искать предметы старины и металлолом. Места поисков были достаточно «исхоженными» и им и его предшественниками. Металлоискатель (X-Terra) был куплен месяца два назад, и теперь А. осваивал и прибор и местность. На сей раз он принял на работе некоторое количество «палёной» водки, что на работе тоже было традицией, несмотря на сильную жару. На велосипеде поехал на территорию бывшего хутора Понадцовского: там регулярно попадался металлолом – следы дач перестроечного времени. Место этого хутора, относящегося к позднему казачьему периоду, отмечено на старых картах и давно известно всем копателям в округе.

Поиск А. отличался от других, опытных и умудрённых, тупостью: он искал на старых местах (потому, что не знал новых), и «долбёжничеством»: добросовестно копал мусор (свалку) – а это от безразличия.

В среде поисковиков бытует такое положение: новичкам – везёт; но это потому, что новички по незнанию не следуют устоявшимся схемам поиска и им не следуют, и потому на местах, где уже все побывали, идут по тем участкам, которыми пренебрегли предшественники. И бывают вознаграждены!

В «классическом» кладоискательстве такая удача является незаслуженной и называется «заманухой»: считается, что судьба подыгрывает начинающим, чтобы надёжно «поработить».

Отмечу, что А., после обнаружения клада, всерьёз уверовал в свою удачливость, даже избранность или прозорливость, хотя вера во что-то вроде собственной экстрасенсорности у него была всегда.

А. стал копать несколько к северу, по сравнению с местом, традиционно обследуемым копателями, хотя там тоже были старые ямки – «закопухи». Заросли травы выше пояса и засорённость современным мусором (фольга, алюминиевые пробки и т.п.), –все эти неудобства не стали решающими.

Сначала обнаружился рубль Екатерины II, затем ещё рубль и позже 20 копеек. Эти монеты оказались, по-видимому, «растащенными» по земле в результате хозяйственных работ. Затем монеты пошли «стопами». Основная их часть располагалась на глубине около полуметра. Клад состоял из серебряных – примерно 100 штук рублей (при каждом пересчёте получались разные количества) и 14 двадцатикопеечных. Почти все – рубли Екатерины II разных датировок, с разными рисунками.

За исключением трёх рублей, изготовленных на Московском монетном дворе, все остальные – в Санкт-Петербурге. Рубли Анны и Елизаветы попались по одному экземпляру, рубли Петра III – по два. Большая часть монет – в отличном или очень хорошем состоянии, без следов длительного обращения. Последняя датировка – 1790: по-видимому. Первоначально монеты были уложены в керамический сосуд из белой глины (такие традиционны для комплексов XVIII века на низовых казачьих городках) с жёлтой и зелёной поливой, верхняя часть сосуда – утрачена, сосуд расколот (такие сосуды называли «кубышкой»). Часть монет – рассеяна к югу от места клада и именно эти, рассеянные монеты, позволили его обнаружить.

Позже было высказано любопытное замечание по комплектации клада: несколько необычным является наличие всего двух рублей Анны и Елизаветы. По сравнению с рублями Екатерины, эти монеты более крупные – 25,85 г. против 24 г., проба серебра также выше – 802 против 750, что в совокупности делало такие рубли дороже на 12–20 копеек. Население обычно придерживало такие рубли как более ценные и, соответственно, в кладах чаще встречаются эти более тяжёлые и ценные монеты. Минимально возможное присутствие их в кладе (по одной штуке), возможно, связано с тем, что эти монеты уже вышли из обращения.

Невозможно придумать причину, по которой здесь, в небольшом хуторе, могла оказаться такая огромная по тем временам сумма, и с какими событиями связан этот клад. Его, как сказано, обнаружили на территории хутора Понадцовского; а ещё раньше здесь же располагался хутор Фомин. Клад, видимо, относился к хутору Фомину, он есть на карте Шуберта 1826 года, – в пользу чего говорит датировка монет.

Кто мог быть таким богатым в рядовом хуторе? Возможно, если клад имел какое-то отношение к хутору Ефремовскому (в 0,5–1 км ниже по течению реки Сал), которым, вместе с мельницей, владела вдова войскового атамана Ефремова, то наличие таких сумм можно объяснить. Но чем это подтвердить? В нашей же местности в то время в обращении были в основном медные деньги.

Клад был, безусловно, значительным: число – более 100 монет, красивых, крупных, вес – около 3 кг серебра, а уж стоимость на то время составляла 1,5–1,8 млн. рублей.

Видимо, именно значительность и стала причиной быстрого «иссякания» клада как источника денег. То, что в тексте отсутствуют точное число найденных монет, свидетельствует о суетности и несерьёзном подходе к этой редкой и замечательной находке. Такое отношение А. объяснял по пословице «первый блин комом» (ему добавляли: «и последний»).

Скоро для А. стала очевидной давняя и часто повторяемая истина: не в деньгах счастье. Ему, как многим, казалось, что деньги открывают дверь в более совершенный мир, где человека сопровождает удача, другое отношение со стороны «ближних», где, как к Скупому рыцарю, «слетятся нимфы резвою толпою»… Но, оказалось, что деньги – это только деньги. Вышло по Булгакову: «… ничего этого не случилось, никакие нимфы не сбежались к нему, и музы дань не принесли, и чертогов он никаких не воздвиг, а наоборот…».

В результате различных покупок, преимущественно совсем ненужных, деньги у А. иссякли примерно за полгода, и стала проявляться и вторая широко известная истина: обычно хочется беречь то, чего остаётся, как говорится, «кот наплакал».

В жизни А. ничего не изменилось. Образно говоря, если человек всю жизнь ел кашу, то и при богатстве он будет есть ту же кашу, ну, может быть, с маслом, – то есть, жить так, как привык.

Другой клад, синхронный этому и очень на него похожий, нашли поисковики из Шахт в декабре 2012 года возле станицы Мелиховской. По номиналу сумма клада составила около 50 рублей, в составе клада было 32 рубля Екатерины II, рубль Анны, 16 полуполтин, 50, 20, 15 и 10 копеек. Стоимость клада оценивают примерно в 1,5 млн. рублей, – так же, как и описанный выше клад, несмотря на то, что по номиналу он меньше в два раза (поскольку полуполтины и полтина стоят сейчас дороже, чем рубли).

А клады эти – явное свидетельство каких-то серьёзных потрясений в то время в наших краях.

Не могу не уделить внимание и другим любопытным кладам.

Между станицей Раздорской и хутором Каныгиным, на месте, где в конце XIX – начале ХХ века располагались дачи отставных офицеров, состоятельных городских жителей и т. п., у подножия холмов, возле ручья, уже при советской власти при вспашке огородов местных жителей выпахали сосуд с мелкими серебряными монетами. Всего – несколько тысяч. О самих же монетах данные противоречивы: одни «свидетели» из местных описывают их как мелкие серебряные, что-то вроде «чешуи», другие рассказывают о мелких серебряных монетах последних императоров.

Наибольшее число кладов и схронов разного рода у нас связаны с Октябрьской революцией и Гражданской войной.

Во дворе средней школы № 1 города Семикаракорска при рытье траншей и строительстве нового здания (в конце 60-х и начале 70-х лет ХХ века) было найдено огромное количество бумажных денег – царских (периода Николая II), керенских и местного выпуска Ростовской конторы госбанка («ермаки», «платовы» и т. д.) в стеклянной посуде, в нескольких схронах.

К примеру, весной 1970-го ученики 4 класса, играя в траншеях на перемене, увидели две старинные бутылки от шампанского с характерным, сильно вдавленным дном; в них – «керенки», скрученные «колбасками» и обмотанные ниткой по спирали, – мокрые, в горлышко не просунешь, – пробка, видимо, была бумажная: истлела.… Несколько «колбасок» развернули и высушили – получили ассигнации хорошей сохранности, с множеством красивых каллиграфических надписей и росписей должностных лиц той эпохи. Удивлялись, что чернила не расплылись. Часть «керенок» отдали классному руководителю «для музея», другими играли, раздавали знакомым…

Здания старой школы раньше были административным комплексом станицы.

В кладах на территории школы было много банкнот, выпущенных Ростовской-на-Дону конторой государственного банка в 1918 году. Начал выпускать эти деньги Каледин, при нём эмиссия денег составила 17 467 588 000 рублей. На юге России, не захваченном большевиками, признавали керенки, свободно ходили царские деньги – они считались самыми «крутыми», хотя и не были обеспечены чем-либо, – люди думали: царь скоро вернётся. С царских рублей даже давали сдачу. Вторыми по «крутизне» после царских являлись ростовские банкноты. Но история ростовских денег закончилась в январе 1920 года, когда в город вошла конница Будённого.

Такие, «бумажные», клады, по-видимому, самые многочисленные.

Летом 2010 года в Семикаракорске, в огороде домовладения на проспекте Атаманском (бывшая улица Церковная), между 7-м и 8-м переулками была найдена стеклянная бутылка с бумажными деньгами периода конца империи – Временного правительства.

В 1880-е годы в иконе, которую принесли для «поновления» (реставрации), под тканью с обратной стороны обнаружились несколько сотен керенок различного номинала, разделённых примерно поровну в самодельные бумажные пакеты с надписями «Паршиной» и «Кундрюковой».

В июле 2013 года на пункте приёма металлолома в Кочетовской после распиливания медного короба, который сдала жительница станицы, оказалось, что он наполнен бумажными деньгами, царскими и керенскими. Были в коробе и два серебряных Георгиевских креста.

Встречаются более интересные и значительные клады этого же периода.

Схрон, типичный для времён Гражданской войны, обнаружили в 1990 году в Пролетарске, бывшей станице Великокняжеской, при сломе старого здания, ранее – атаманского правления. При разборе стройматериалов для повторного использования, как это обычно бывает, под деревянной рамой одного из окон объявилось более десятка (точное число не установлено) Георгиевских крестов 2-й и 3-й степени. Знаки четвёртой отсутствовали.

Первоначально они попали к подросткам, игравшим на развалинах. Позже, в результате обменов и выпрашиваний часть крестов попала к взрослым; кое-что ушло в ростовский Клуб коллекционеров – тогда центр коммерческого оборота антиквариата, наверное, всего юга СССР. Таким образом, этот случай получил известность – что я подтверждаю, поскольку был тому свидетелем.

Все кресты были изготовлены из «белого» и «жёлтого» металла – монетного сплава, который стали использовать для изготовления наград, когда Империя обнищала и перешла на экономию. 10 октября 1916 года император утвердил указ «О замене золота и серебра, употребляемых для изготовления медалей и орденских знаков, иными материалами». Наградные знаки стали делать из недрагоценных металлов, повторяющих цвет золота и серебра.

На новых Георгиях стали ставить дополнительные обозначения: ЖМ – жёлтый металл и БМ – белый. Их чеканка началась в феврале 1917-го. Такие кресты 2-й степени (ЖМ) имели номера с 65031 по 85030, 3-й степени (БМ) – с 289151 по 338650.

Все обнаруженные знаки имели следы износа: потёртости на поверхности и на ушках, там, где крепится соединительное звено, – свидетельство того, что кресты носили постоянно. Номера крестов, выбитые на обратной стороне, были очень близкими – расхождения в несколько единиц в последних цифрах. Близкие номера наград свидетельствуют, что награждения и представления к награждению производились в одно время или через непродолжительное. А награждённые могли быть сослуживцами или однополчанами. Я видел кресты с номерами 72032 2-й степени и 306623 – 3-й. Об этом случае в Пролетарске рассказываю потому, что у нас в городе есть легенда о подобном схроне в старом здании – тоже под подоконником (где действительно часто прячут): наградные кресты; упоминается и владелец – Медведев. Вплоть до перестройки, в этом здании был детский садик: тогда старые здания часто отдавали под детские сады. Существует оно до сих пор.

Ситуации возможны любые. Тот же В. Я. Кияшко в мемуарах припоминает такой случай. «Разве можно забыть древнего казака – хранителя колхозной бахчи! Высохший и юркий, он долго принимал нас в единственном принадлежащем ему жилище  – шалаше, угощал пахучими дынями, рассказывал о былом, порой путая прошлое и современное, а потом достал трясущимися от старости пергаментными в тёмных пятнах руками узелок и на вытертом сукне тускло заблестел весь бант крестов Мировой войны. Дед оказался полным георгиевским кавалером, героем и теперь, через полвека, прятал, “чтоб внук не пропил”, последнюю свою драгоценность под рваным кожухом, служившим ему ложем в сторожевом балагане» [6, с. 236].

В центре Каныгина в 2008 году на месте старых домов, что на подъёме к холмам, выше церкви, справа от бывшей дороги, в чугунке было найдено 186 медных монет конца XIX –начала XX века номиналом от 1 до 3 копеек.

В хуторе Слободском Семикаракорского района на своём огороде житель нашёл металлический чайник с несколькими сотнями медных монет (ранее домовладение принадлежало священнику). И там же, в Слободском, в районе Песчанки, в заброшенном доме в мае 1973-го подростки нашли казачью шашку без ножен, старинную книгу, завёрнутая в мешковину и залитая воском (книга большого формата с гравюрами, в очень хорошем состоянии) и серебряные кресты, схожие с Георгиевскими, но большего размера, с креплением на оборотной стороне.

Видимо, существуют клады этого времени и ещё не открытые...

По рассказам потомков одного крупного собственника (фамилии по понятным причинам не приводим), в хуторе Новоромановском (бывшем Куцем) их дед (говорят, имел самых лучших лошадей в станице!) во время репрессий перед конфискацией зарыл золото на территории своего двора (на глубине до полутора метров), возле курятника, Нынешние здания клуба и школы входили в его владения. Указал дочери: «Здесь хватит и тебе, и детям, и внукам»; но та не пыталась извлечь ценности: напуганная размахом репрессий, уехала из хутора навсегда, а детям о кладе рассказывала.

О подобном случае рассказывают в хуторе Ольховском Усть-Донецкого района. Один из жителей (фамилию тоже не привожу) в период Гражданской войны закопал сундук с ценностями в балке к югу от хутора – на правом склоне, за бывшим кирпичным заводом. После войны владелец дважды приезжал его искать; там, где он копал, остались ямы. Несколько раз писал сыновьям с подробным описанием места, где лежит клад… Причиной неудачных поисков могло быть то, что склоны возвышенности имеют оползневые террасы, которые почти ежегодно меняют рельеф местности.

Есть информация о более удачных «разысканиях»: в ноябре 2011 года константиновцы с помощью металлоискателя обнаружили клад возле хутора Камышина: около 400 серебряных рублей Николая II, большая часть – со следами износа. В январе клад был выставлен в антикварном магазине: композиция из горшка и выпавших из него монет. А ещё позже – распродан по частям.

Согласно версии старожилов, по реке Сал, к югу от Семикаракорска располагались «заимки» Меркулова, Поцелуевых и других, и там же эти богатые казаки закопали ценности – не обязательно деньги, говорят, например, о паровой машине. Рассказывают также о провалах земли в тех местах.

Во времена перестройки и возрождения казачества (80–90-е годы ХХ века) появилось много «потомков», могущих указать место, где предок спрятал клад, наказав сына использовать его в нужное время на возрождение казачества. С таким предложением обратился к семикаракорскому юртовому атаману житель города. Позже оказалось, что он уже обращался с письмами к Брежневу, Щёлокову, Андропову и другим, но все они его благоразумно игнорировали.

Казаки же юрта поехали на рекогносцировку. Мероприятие кончилось ничем, а версия рассказа приняла другой вид: отец рассказал и показал сыну место, где спрятаны казна и документы какого-то казачьего формирования, отступавшего от красных. Их сложили под обрывом в балке и затем взрывом обвалили землю. Спрятано было много: содержимое целой подводы!

История эта не похожа на правду и совершенно конъюнктурна для того времени. Подобный рассказ есть в сборнике константиновских краеведов – с такими же мотивами и результатом, но главное действующее лицо – дед, а место – остров Лучка [14].

Относиться к этой информации следует как к современному фольклору, каковым, по сути, большая часть этих легенд и является.

В заключение расскажу о случае, отдалённо имеющем отношение к кладам.

Когда-то мне принесли для «опознания» обломок – примерно четвёртую часть льячки. Льячка – сосуд из глины, изготовленный для расплавления и последующей заливки металла – что-то вроде неглубокой миски с носиком, оттянутым из борта. Обломок был найден на острове Куркин, возле Новозолотовской: самая обычная для срубной культуры керамика. Нашедший обратил внимание на блёстки светло-жёлтого, не потускневшего от времени цвета, размером 1–2 мм, на стенках льячки и решил, что это остатки от расплавленной бронзы, – такое предположение вполне резонно. Однако кислота на них не действовала. Возникло предположение, что плавили – золото.

Чтобы не интриговать, сразу скажу, что это был пирит (FeS2 – дисульфид железа; в школьном курсе химии его изучают как сырьё для получения серной кислоты). Минерал пирит непосвящённые часто принимают за золото, потому что он имеет такой же соломенно-жёлтый цвет и яркий блеск. Однако всё сходство на этом и заканчивается: «не всё то золото, что блестит».

Древние и античные гончары добавляли этот минерал, предварительно раздробляя, в глиняное тесто при лепке горшков, подобно шамоту, ракушке, песку и тому подобным отощителям. Хотя добавка пирита могла иметь не технологическую необходимость, а какое-то ритуальное значение: он встречается редко, дробится трудно, легко заменим другими материалами, а эффект отощения даёт тот же самый.

Пирит я встречал и раньше, читал, что его добавляли в керамику (хотя ни до того, ни позже не встречал сам керамику с такими включениями). Почему же я принял эти включения за золото? Видимо, на меня золото (его видимость) подействовало как и на всех остальных людей: ведь золоту приписывают магическую силу и роковую роль – ослеплять блеском души людей: «вновь золото манит нас…», «люди гибнут за металл…», «на него всё купишь, за него всё отдашь», – много написано по этому поводу!

Немного позже я показал находку Вадиму Валерьевичу Яценко, ростовскому археологу, который сразу сказал: пирит. А я припомнил, что когда-то раньше уже читал о подобной ошибке. Лет десять-пятнадцать до этого ростовские археологи в обломках амфор обнаружили примерно такие же включения и также приняли их за золото. Но некоторые в своих фантазиях зашли гораздо дальше меня: появилась версия, что золото намеренно спрятано в керамике! Согласно этой выдумке, в ситуациях, когда враг угрожал городу или в условиях осады, золотые изделия с помощью инструментов превращали в металлическую крошку или опилки, смешивали с глиняным тестом, лепили сосуды, обжигали… Найти золото в керамике невозможно, а после устранения опасности – как-то его извлечь, разбив, измельчив керамику. Журналисты подхватили эту версию ввиду экзотичности и растиражировали в областной периодике.

Здравомыслящие люди её отвергли. А для меня это хорошее оправдание: не только я так легко прельстился, но и археологи, люди несравненно более серьёзные!

Думаю, закончить повествование о кладах уместно словами героя гоголевской повести «Заколдованное место» о прелестях (от слова прельстить) возникающих в воображении кладоискателей: «…Да, вот вы говорили насчёт того, что человек может совладать, как говорят, с нечистым духом. Оно конечно, то есть, если хорошенько подумать, бывают на свете всякие случаи… Однако ж не говорите этого. Захочет обморочить дьявольская сила, то обморочит; ей-богу, обморочит. <…>

– И не думайте! – говорил он часто нам, – всё, что ни скажет враг Господа Христа, все солжёт, собачий сын! У него правды и на копейку нет».

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка : в 4 т. Т. 2. М. :

Рус. язык, 1989. С. 114.

2. Цит. по: Королёв В. Н. Донские казачьи городки. Новочеркасск : Дончак, 2007.

3. Савельев Е. П. История казачества с древнейших времён до конца XVIII в. : ист. исслед. Ч. 3. Ростов н/Д, 1990. С. 362.

4. Цит. по: Моложавенко В. С. «Был и я среди донцов...» : зап. краеведа. Ростов н/Д : Кн. изд‑во. 1984.

5. Письмо П. И. Артамонова к С. Ф. Токаренко. 16.05.1988 // Лич. арх. авт.

6. Кияшко В. Я. Полвека археологии и кое-что ещё... // Дон. древности. Вып. 8. Азов, 2007.

7. Елагин С. История русского флота : Азовский период. Ростов н/Д : Гефест, 1996.

8. Список судов азовского флота. 1696–1712 // Елагин С. История русского флота : Азовский период. Ростов н/Д, 1996. С. 45.

9. Цит. по: Власкина Т. Ю. Граница поселения в устных рассказах жителей станицы Раздорской // Историко-культурные и природные исследования на территории Раздорского этнографического музея-заповедника. Вып. 1. Ростов н/Д, 2003. С. 42–43.

10. Цит. по: Рябцевич В. Н. О чём рассказывают монеты. Изд. 2-е, перераб. и доп. Минск : Нар. асвета, 1977. С. 41.

11. Цит. по: Крайсветный М. И. Работы Новочеркасского исторического комитета // Историко-археологические исследования в Азове и на Нижнем Дону в 1998 г. Вып. 16. Азов, 2000.

12. Сулин И. М. Краткое описание станиц Области войска Донского // Дон. епарх. вед. 1892. 1 мая (№ 8–9). С. 364.

13. Лукиан из Самосаты : Избр. проза. М. : Правда, 1991. С. 514.

14. Сизенов-Кокин Ю. Внучек : рассказ // Константиновск литературный. Вып. 3. Ростов н/Д, 2011. С. 38–46.