ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Год 2011-й

Природа Дона

См. также "Попов Н. В. Радости учителя":
Первые годы в советской школе
Краеведческая работа
Фенологические наблюдения

Н. В. Попов

РАДОСТИ УЧИТЕЛЯ

Изготовление наглядных пособий

В небольшой вновь отстроенной школе, где в 1936 году я начал работать, почти не было наглядных пособий по географии и естествознанию. Этот пробел особенно остро чувствовался мной при обучении пятиклассников основам физической географии, и у меня возникла мысль оборудовать этот курс географии самодельными пособиями.

Так как никакого руководства по изготовлению наглядных пособий для этого курса у меня не было, то изготовлять их приходилось по рисункам в учебниках, а зачастую и весь прибор целиком создавать самому. Это сразу подняло настроение. Открывалась большая возможность для творческой фантазии. Работать стало интересно.

Чтобы дать некоторое представление о том, насколько может быть увлекательна и полезна работа учителя над изготовлением самодельных пособий, я попытаюсь выразить это примерами из личных переживаний.

Ещё во время своего учительствования в реальном училище в 1918 году я по рисунку ископаемого динозавра в книге, где была указана числовая величина его уменьшения, задумал увечить с помощью чертёжного прибора (пантографа) заднюю стопу динозавра до натуральных размеров. Мне хотелось возможно конкретней создать у старшеклассников представление о размерах ископаемого зверя и его сказочной моще. Хотелось, чтобы 15–16-летние подростки, слушая рассказ учителя и рассматривая рисунок стопы, изображённой в натуральную величину, как бы воочию увидели ископаемого гиганта и почувствовали его чудовищную силу. Рисунок в книге и стенные таблицы были далеко недостаточны для этого.

И вот, сделав нужные расчёты, я со своим помощником, учеником шестого класса реального училища Петуховым, принялся за претворение замысла в реальность. Дело было нехитрое, но требовало большой точности. Увеличив книжный рисунок в три раза и тщательно обведя карандашом полученный контур, мы этот контур, в свою очередь, увеличивали соответствующее число раз, и так поступали до тех пор, пока не получили вычисленных размеров стопы. С каждым последующим увеличением рисунка стопа с когтями как бы росла на наших глазах и становилась всё более и более впечатляющей. Последнее увеличение, то есть дающее изображение в натуральную величину, было наиболее волнующим. «Натура», как мы ни были готовы к её восприятию подготовлены, оказалась столь диковинных размеров, что не верилось глазам. Но пантограф не обманывал. Подсчёты подтверждали размеры полученных контуров.

Коготь в 27 см. длины? Какой же величины был весь палец у этого чудовища? А вся стопа?

Вот вопросы, вплотную вставшие перед нами и требовавшие конкретного ответа. Так как по техническим причинам увеличение рисунка производилось по частям», удовлетворить своё жгучее любопытство мы смогли только по окончании всей работы.

И вот, наконец, перед нами стопа в натуральную величину (приблизительно 110 Х 130 см). Хорошо владеющий карандашом, Петухов придал контуру живую объёмность. Откровенно говоря, я, взрослый, был изумлён чудовищными размерами стопы не менее чем подросток Петухов. Глядя на неё, мы словно заглядывали в бездонную пропасть времени, и это вызывало в душе какое-то смутное чувство, похожее на страх.

О нашей работе я просил Петухова до поры до времени никому не говорить, чтобы тем больший эффект вызвать нашим пособием у шестиклассников на предстоящем уроке.

Когда на уроке геологии я рассказывал своим реалистам о динозавре, то этот рисунок помог учащимся, так же как и мне, заглянуть в далекое прошлое Земли.

Это была не обычная иллюстрация учебного материала, а своеобразная демонстрация натуральных, в самом прямом смысле, размеров стопы ископаемого гиганта, что несравнимо ценнее.

Этот случаи приведён здесь для того, чтобы на его фоне возможно выпуклее изобразить душевные переживания учителя-новатора. Все эти дни я был так увлечён своим замыслом и его осуществлением, что не стало хватать времени на неторопливый обед и столь сладкий послеобеденный сон. Скучные будни превратились в дни радостных волнений и нетерпеливых ожиданий

Отсюда и мои «исследовательские» экскурсии со школьниками, о которых рассказано было выше, и первые (1921 г.) простенькие приборчики по географии, и вся многолетняя краеведческая и конструкторская работа. Вот теперь, в 1936 году, оказавшись снова в школе, я поставил перед собою задачу сконструировать такие наглядные пособия, которые облегчили бы пятиклассникам усвоение так называемой математической географии и некоторые другие отделы этого курса.

В то время в нашей школе не было ни инструментов, ни гвоздей, ни поделочного материала. Все приходилось добывать всеми правдами и неправдами самому и с помощью своих учеников пятого-шестого классов. Это сильно тормозило работу, но не снижало энтузиазма.

В первое время мои попытки изготовления наглядных пособий сводились к простому воспроизведению их по рисункам или чертежам в книге, – так сказать, овеществление книжного материала. Это, конечно, оживляло уроки, но этого было недостаточно для воспитания у школьника пытливости, и в дальнейшем обдумывая конструкцию какого-либо пособия, я ставил себя в положение любознательного подростка, который ничего не принимает на веру, а всюду требует неопровержимых доказательств. Поэтому стремился к тому, чтобы пособие было не только наглядным и доходчивым, но и чтобы позволяло учителю путём несложных манипуляций с ним ставить перед учениками конкретные вопросы и давать исчерпывающие ответы.

Мне, как каждому конструктору, приходилось, прежде чем придать самодельному пособию окончательную форму, много раз в процессе учебной практики исправлять и дополнять его. И это было не мучительно, а, напротив, творчески приятно. Мысль била ключом.

Так, например, создавался мною вертикальный угломер, предназначенный для градусного измерения высоты Солнца над горизонтом.

В 1927 году, когда я начал применять этот угломер, он был значительнo проще. Стрелка непосредственно наводилась на солнце через закопчённое стекло, что было не только неудобно, но и вредно для зрения. Поэтому в скором времени стекло я заменил на деревянную планочку с гвоздиком-перпендикуляром, по тени от которого стрелка легко и просто наводилась на солнце.

Затем в течение следующих лет практика подсказала мне ещё три простеньких приспособления, благодаря которым не оставалось никаких сомнений в достоверности результатов измерения у самого придирчивого зрителя и, кроме того, прибор стал способствовать развитию аналитического мышления у школьников.

Ярко светит апрельское солнце. Я с учениками во дворе школы. Мы сгруппировались вокруг столика, на котором стоит описываемый угломер. Пятиклассники с повышенным интересом разглядывают его. Ведь это изделие их учителя и его помощников-учеников. А сам учитель весь в радостном напряжении, так как занят проверкой своего кровного детища в образовательной и воспитательной работе.

Повернув прибор так, чтобы тень от гвоздика на подставке значительно отклонилась от «линии тени», учитель говорит: «Для того, чтобы найти градусную высоту солнца, надо прежде всего вот эту стрелку направить в сторону солнца. Следите за тенью от гвоздика на подставке, и вы увидите, как это делается». И учитель, поворачивая подставку, направляет тень от этого гвоздика по «линии тени». В этот момент полукруг вместе со стрелкой оказывается точно направленным в сторону солнца. Учитель ещё раз демонстрирует этот приём, но уже быстро.

Простота и лёгкость этого приёма, понятно, не может не заинтриговать школьников. В чём тут хитрость? Кто догадается? И после высказанных догадок поясняется, что для проведения «линии тени» сначала полукруг со стрелкой был направлен в сторону солнца, а затем уже проведена «линия тени» от гвоздика на подставке. Таким образом, «линия тени» казалась проведённой параллельно вертикальной плоскости полукруга. Вот и вся хитрость. Но она, несомненно, растормошила исследовательский инстинкт у моих слушателей.

«Теперь следите, – говорит учитель, – за тенью от гвоздика на стрелке», и, демонстративно отвернувшись от солнца, поворачивает стрелку так, чтобы тень от гвоздика пошла по линии. В эту минуту стрелка точно наведена на солнце.

Но так ли это? «Докажите!» - кричат мальчишки, если не вслух, то в уме. «А вот верный свидетель тому», – отвечает учитель и указывает на гвоздик-перпендикуляр, который в этот момент не даёт от себя тени. Она вся уместилась в основании гвоздика. Поясняется с соответствующей демонстрацией, что это явление наблюдается только при точном наведении стрелки на солнце.

Итак, высота солнца найдена! В Новочеркасске в 13 часов 30 минут 15 апреля стрелка нашего угломера показывала 47о. И невольно при этом взоры обращаются к солнцу и горизонту. Вот они – эти 470!

Под конец учитель поясняет, что вследствие громадности расстояния от Земли до Солнца высота прибора (т. е. стоит ли он непосредственно на земле, или на третьем этаже дома) при измерении высоты солнца (но не земных предметов) не имеет никакого значения, поэтому ноль градусов на окружности полукруга можно считать лежащим как бы на поверхности земли, то есть на горизонте. Тут же произведённое с земли измерение высоты солнца подтверждает сказанное, а в последующие дни ученики с угломером в руках сами убеждаются в этом.

К прибору прилагаются вопросы для индивидуальных упражнений школьников: «Для чего нужен отвес?», «Как убедиться, что стрелка прибора действительно наведена на солнце?» и другие.

Этот урок географии, если его можно так назвать, доставил мне большое авторское удовлетворение. В сущности, это был не урок географии, а урок воспитания у школьников исследовательских навыков на географическом приборе собственной конструкции, причём в обстановке, сближающей учителя с учениками. Чем больше было вопросов, тем радостней становилось на сердце.

Кстати, стабильный учебник географии для 5 класса Н. А. Максимова (изд. 1965 г.) не приучает пятиклассников задумываться над вопросами математической географии, то есть анализировать учебный материал. Так, шарообразность земли как бесспорная истина иллюстрируется только фотоснимком.

Обычно при объяснении учащимся причин неравномерного нагревания солнцем земной поверхности в течение дня или года, таяния снега в первую очередь на южных склонах, и других аналогичных явлений делается простая ссылка на то, что отвесные лучи, «как всякому известно», нагревают сильнее наклонных. И только. Таким образом, сущность явления остаётся невыясненной.

Но это же необыкновенно заманчивая тема для творческой работы учителя географии!

И я с увлечением, много раз спотыкаясь и упрямо выпрямляясь, принялся за обдумывание и осуществление своих замыслов. В течение нескольких лет, постепенно один за другим я сконструировал четыре прибора, выясняющие сущность этого явления (мы не иллюстрируем текст Н. В. Попова, поэтому детальное описание приборов сокращено. Ред.).

Угломер и в особенности четыре последних прибора в целом я считал своей конструкторской и учительской удачей. Это подтвердила практика и сведущие люди. Так, когда в 1938 году я демонстрировал в Москве свои наглядные пособия в научно-исследовательском институте школ Наркомпроса, все они подучили положительную оценку, причём прибор с подвижным пучком солнечных лучей был особо отмечен.

Не забыть мне этого случая. За длинным столом разместились десять членов географической комиссии института: научные сотрудники и видные московские педагоги. Председательствует известный ученый, географ и педагог-академик А. С. Барков. Они выжидательно и недоверчиво смотрят на меня, учителя из далёкого Новочеркасска, рискнувшего выступить с целым коробом своих самоделок перед такой высококвалифицированной комиссией. Вероятно, для них это был редкий случай.

С предварительными краткими пояснениями я выстраиваю на столе одно за другим 14 своих изделий. И вот, когда очередь доходит до прибора с подвижным пучком лучей, Барков, подняв его над столом, воскликнул: «Вот истинно географический прибор для школ!». На это я тут же возразил, что меня прибор сам по себе не удовлетворяет, так как представляет только простую иллюстрацию явления, и продемонстрировал остальные три прибора. После подробного обсуждения каждого прибора комиссия признала их ценными и постановила издать описание всех приборов.

Похвала видного учёного мне, конечно, весьма польстила, но вместе с тем и удивила. Она косвенно указывала на то, что в те годы методика преподавания физической географий дальше иллюстрации, неглубокой наглядности, не пошла.

Это было не первое моё выступление в этом институте.

В 1936 году я принимал участие на Московской выставке наглядных пособий, организованном институтом школ. В то время мои изделия были гораздо слабее в учебно-воспитательном отношении, и всё же они произвели столь положительное впечатление, что директор института К. И. Казанцев предложил мне работать научным сотрудником института и даже предоставлял мне квартиру в Сокольниках.

Можно ли было устоять против такого соблазна? Оказывается, можно. Победила вольная творческая работа, ожидавшая меня в захудалом Новочеркасске. Пожил я неделю в нервирующей сутолоке огромной Москвы, и меня потянуло в бескрайние степи Нижнего Дона. Да и институт не прельщал. Как выяснилось, мне пришлось бы корпеть над составлением школьных программ, давать заключения на присылаемые карты, чертежи, наглядные пособия и т. п., и для собственной творческой мысли времени не оставалось. И я, несмотря на уговоры Казанцева, отказался от столь заманчивого предложения.

Но дома меня ожидало новое искушение. Ставропольский педагогический институт предлагал мне преподавательскую работу в качестве географа-методиста. И я перешел на работу в Ставропольский, а затем Новочеркасский пединститут. Как методист я был теснo связан с учителями географии, знал их преподавательские успехи и неудачи, и в сущности как бы продолжал прежнюю учительскую работу. Но в институте я имел более широкие возможности для краеведческой и творческой работы.

В 1946 году институт командировал меня в Москву на выставку учебных наглядных пособий, которая была организована Министерством просвещения в связи с проходившим Всероссийским совещанием директоров пединститутов. Насколько помнится, я тогда продемонстрировал штук 20 приборов и штук 15 больших стенных таблиц по школьной фенологии. Мои пособия по-прежнему были неказисты, от них веяло какой-то деревенщиной, и они резко бросались в глаза на фоне своих блестящих соседей. Посетителей у моих стендов было множество, и я за день уставал, давая пояснения.

И вот, как-то уже на исходе рабочего дня выставки, подходит ко мне какой-то скромный посетитель и просит дать пояснения к приборам. Утомлённый, я, возможно, короче рассказываю ему о трёх-четырёх приборах и, полагая, что этого с него достаточно, умолкаю. Но он, отрекомендовавшись директором Московского планетария, просит меня продолжить пояснения, и я охотно удовлетворяю его желание. А на следующий день ко мне на выставку прибыла комиссия из трёх научных сотрудников планетария во главе с профессором астрономом Баевым. Внимательно осмотрев мои пособия по географии, комиссия договорилась со мной о передаче после окончания выставки всех пособий во временное пользование Московскому планетарию, что и было вскоре осуществлено.

Планетарий, понятно, использовал мои пособия как исходный материал для своих целей. Месяца через два планетарий возвратил мне пособия, уплатив незначительную сумму за их использование. Дело, конечно, было не в деньгах, а в той моральной поддержке, которую я получил от Планетария.

В тот период я сконструировал несколько приборов для старшеклассников и учителей педтехникумов. Так же, как и раньше, я стремился дать в руки учащихся такие приборы, которые способствовали бы развитию аналитического мышления. Так, прибор, поясняющий способ определения размеров земли Эратосфеном, позволяет учащемуся в солнечный день как бы воспроизвести работу, проделанную свыше двух тысяч лет назад этим учёным.

Как известно, Эратосфен в те дни, когда в Сиене лучи полуденного солнца освещали дно глубокого колодца, т. е. падали на Землю отвесно, определил с помощью измерительного прибора скафиса градусное расстояние между Сиеной и Александрией, которое по его измерению оказалось равным 7°12’. Зная линейное расстояние между ними, древний учёный вычислил длину одного градуса, а затем длину всей окружности Земного шара.

Прибор наводится на солнце так, чтобы тень от гвоздика легла к его основанию, т е., чтобы лучи падала в «колодец» отвесно. В этот момент тень от тонкого гвоздика на скафисе указывает длину дуги на окружности круга между точками, обозначающими Сиену и Александрию, равную 7°12’. Точно измерив миллиметровкой длину этой дуги, находят линейные размеры одного градуса окружности круга, изображающего на приборе земной шар. Затем, умножив полученную линейную величину на 3600, находят длину всей окружности того самого «земного шара», который стоит перед учащимися. А под конец для проверки проводится с помощью нитки непосредственное измерение длины всей окружности круга прибора.

К прибору прилагаются вопросы:
1. Приступая к определению размеров Земли, предполагал ли Эратосфен, что Земля шарообразна?
2. Почему без этого предположения Эратосфен не смог бы найти размеров Земли?
3. Какое значение в способе Эратосфена имеет параллельность падающих на землю лучей Солнца?

Этот прибор был рекомендован известным профессором астрономии В. А. Воронцовым-Вельяминовым не только для средней школы, но и для пединститутов. На этот прибор мне выдано авторское свидетельство от Гостехники СССР.

Фабричные приборы или описания к их изготовлению в книгах не всегда удовлетворяют запросы ищущего учителя-новатора. Так появляются самодельные оригинальные новинки. Я, как всякий самоучка, нередко долго мудрил над каким-нибудь незатейливым приспособлением к прибору, которое, несмотря на все ухищрения, не давалось мне в руки. И как было приятно, когда в конце концов всё же находилось удачное конструктивное решение. Иной раз такая удача неожиданно приходила во сне. Бывало, проснёшься среди ночи, и вдруг в мыслях возникает решение вопроса, над которым долго и бесплодно ломал голову. И тогда весь следующий день превращается для тебя поистине в праздник.

А что, казалось бы, может быть хуже для новатора, чем открытие им так называемой «вторoй Америки», когда, закончив после упорного труда и бессонных ночей своё изделие, автор неожиданно узнаёт об этом. Я много раз открывал «вторые Америки» и, хотя у всех на свете «вторых Америк» конец печальный, меня, как это, на первый взгляд, ни покажется странным, они слабо огорчали. Я не гнался за громким первенством, а только стремился осуществить задуманное.

Ведь по существу это же были мои, а не чужие, самостоятельно зародившиеся, а не заимствованные творения. Сознание этого меня вполне удовлетворяло, и я снова и снова принимался за увлекательную творческую работу.

Из 42 лет своей преподавательской работы я в течение не менее 30 лет (1920–1950 годы) уделял немало времени и энергии на обдумывание и изготовление самодельных приборов. За эти долгие годы я изготовил свыше 40 подвижных таблиц и приборов, получивших одобрение Наркомпроса или опубликованных в печати.

На шесть приборов я получил авторские свидетельства от Гостехники СССР.