ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Год 2007-й

Персоналии

ДУХОВНОЕ ВОСХОЖДЕНИЕ

Священномученик Николай Попов

17 июля 2006 года по представлению Ростовской-на-Дону епархии Священный Синод Русской Православной Церкви включил в Собор новомучеников и исповедников Российских XX века священника Николая Попова.

Николай Харитонович Попов родился 6 мая 1864 года в станице Урюпинской Войска Донского и крещен 9 мая 1864 года в Вознесенской церкви [1]. Николай Харитонович был старшим сыном в большой и дружной семье донского казака, статского советника Харитона Ивановича Попова, по своим заслугам принадлежавшего к числу личных дворян, и Александры Петровны [2], дочери священника станицы Мигулинской Верхне-Донского округа. Имя Харитона Попова хорошо знали на Дону: историк, член Донского статистического комитета, редактор «Донской газеты», основатель и директор Донского музея в Новочеркасске, благотворитель.

С первых лет жизни Николай Харитонович был окружен родительской заботой. Своих десятерых детей Харитон Иванович воспитывал в духе нравственности, религиозности, требовательности к себе и трудолюбия. Закономерно, что трое из них избрали путь духовного служения. Помимо отца Николая, священниками стали Александр [3] и Иван [4]. Генерал от кавалерии Петр Харитонович Попов прославился не только военными подвигами, но и трудами по истории. Много лет он возглавлял Новочеркасское Военное училище, затем был одним из авторитетных руководителей белого движения в годы гражданской войны [5]. Дочери получили хорошее образование, двое вышли замуж за священников.

Николай Харитонович окончил шесть классов Новочеркасской классической гимназии, где проявил себя пытливым юношей, пользовался уважением среди товарищей [6. — С. 8]. Потом изучал агрономию в Харьковском земледельческом училище [7].

Как известно, в 1881 году, после цареубийства, широкие круги интеллигенции и, в частности, студенчества, отошли от политики. Хотя массовых проявлений оппозиционного движения не было, но небольшие группы, продолжавшие искать пути революционной борьбы с самодержавием, работали в подполье. В 1880-х годах в русской революционной среде стали распространяться марксистские идеи, которые постепенно проникали и в среду учащейся молодежи.

Многие из них, оторвавшись от родителей, от традиций своего детства, в новой среде, в большом городе, каким был, например, Харьков, переживали перелом в духовной жизни. Некоторые соученики Николая Харитоновича оказались под влиянием революционных групп, о чем свидетельствует его письмо к отцу от 18 ноября 1887 года:

«Дорогой батюшка.

Не знаю, известит ли Вас директор или нет о случившихся обстоятельствах, почему считаю нужным известить и несколько разъяснить.

Беда стряслась, кончилась довольно благополучно. Изменить свершившееся нельзя, а можно только загладить. Пострадали виновные и пострадали сильно; но вместе с ними пострадали более или менее невинные. Три товарища исключены за распространение подпольных книг, я же и некоторые другие обвинены в общении с ними. Я раньше был с ними не в ладах и помирился только в июне месяце. Какими-то судьбами меня вплели и наказали...» [8. — Л. 1-2 об.].

Николаю Харитоновичу пришлось пережить карцер, лишение награды, отпуска (до Рождества он должен был находиться в Харькове), ему снизили отметку по поведению, и пришлось просить горячо любимого им батюшку не принимать случившееся близко к сердцу и не огорчаться, «потому что ничего особенно важного нет» [8. — Л. 2 об.]. Училище Николай Харитонович окончил успешно. Вскоре он поступил в Донскую Духовную семинарию и окончил её 1893 году. Первым местом его духовного служения стала Успенская церковь Аксайской станицы. 1 октября 1893 года Попов был посвящён в сан дьякона. Около года он состоял также учителем и законоучителем Аксайской церковно-приходской школы [9].

Тем временем его приглашают в новый приход, в заброшенный в степи хутор Мигулинской станицы. В ноябре 1894 года Николая Харитоновича рукоположили в сан священника Успенской церкви хутора Колодезного Казанского благочиния, а также утвердили законоучителем и заведующим церковно-приходской школой [10].

В письме от 3 декабря 1894 года отец Николай делился с родителями первыми впечатлениями.

«Слава и благодарение Всеблагому и Всемилостивому Спасу и Господу нашему Иисусу Христу за премногие Его благодатные дары, которые Он излияет на нас обильно. При Его Всесвятой благодати, как освящение храма, так и первые дни моего пастырского служения прошли весьма хорошо. … Я сверх всякого ожидания, конечно благодаря невидимой помощи Господа, совершал службы без затруднений. В говорении проповедей и в наставлениях чувствовал себя свободно. Прихожане отнеслись с радушием и с большим доверием, последнее особенно сказалось в исповеди. Благодарят и с охотой исполняют всякие малые наставления. Церковь посещают с удовольствием ежедневно достаточное количество людей, даже из тех, которые уже отговелись на первой неделе.

Нравы просты и хороши, хотя, конечно, не безпорочны, они, впрочем, зависят от тех обязанностей, которые на них возлагаются государством. Кабак есть, но пьянство не развито, пьяниц мало. Из бесед с ними заключаю, что кабак нам будет не трудно закрыть. Но все эти предприятия — дело будущего. Пока присматриваюсь и подробно буду вести беседы после...» [11].

Его переписка с родителями — свидетельство глубокой взаимной любви: он обращался за благословением, советом и помощью как в делах личного характера, так и в вопросах, связанных с пастырским служением, со строительством церкви. В письме от 8 февраля 1895 года он пишет отцу:

«Ваша заботливость о нас и наших нуждах не знает пределов, если же принять во внимание то, что у Вас чрезвычайно мало времени, ибо Вы заняты делами, и весьма часто важными, такая Ваша заботливость вызывает в нас не только чувство глубокой благодарности, а трогает да самой глубины души. С чем сравнить такую Вашу посильную исполнительность, так сказать, просьб, то Ваше сердечное участие, какое Вы всегда выказываете к моей жене? Как Вы находите всему время среди Ваших забот? Если уже любовь и попечение отца-человека простирается до таких пределов, какова же любовь Первообраза нашего, Который и Сына Своего Единороднаго не пощадил, но предал на страдания за наши грехи. Следовательно, дальнее расстояние не прервало нашей нравственной связи, не уничтожило, даже не ослабило Вашего благодетельного влияния нравственного на нас, даже наоборот, как бы увеличило число случаев к тому, чтобы почерпать из этого обильного источника нравственной силы, идти к нравственному усовершенствованию» [12].

Приход и чада духовные требовали постоянного труда и любви. Благодаря усилиям отца Николая и при материальной поддержке помещика Николая Ивановича Батырева в хуторе построили школу, которой присвоили имя Императора Николая II [13]. Епархиальное начальство назначило отца Николая заведующим и законоучителем. При школе были организованы общежитие и сельскохозяйственная ферма.

По оценке современника, «энергичный, прямой, честный и горячий батюшка завоевал любовь простых казаков, бедноты, низов, но не ко двору пришелся для верхов станичной администрации, помещикам, купцам» [6. — С. 9]. После шестилетней службы в хуторе Колодезном отец Николай вынужден был подать прошение о перемещении его в другое благочиние. В этой ситуации его радовала возможность передать церковь и школу младшему брату, отцу Иоанну.

Новым местом служения отца Николая стала Иоанно-Богословская церковь хутора Верхне-Гнутова Цимлянского благочиния. Верхне-Гнутов входил в состав Есауловской станицы Второго Донского округа [14], и здесь отец Николай прослужил много лет: с августа 1901-го по март 1919 года он являлся председателем приходского попечительства при церкви, состоял заведующим и законоучителем Верхне-Гнутовской, Соколовской и Бирюковской церковно-приходских школ, Ёлкинской, Соколовской и Бирюковской школ грамоты, был членом Второго Донского окружного отделения училищного совета [15].

Отец Николай работал неутомимо. В течение короткого времени в хуторе отремонтировали и украсили живописью церковь, появился хор, проводились воскресные чтения, построили новое школьное здание [16].

Наблюдательный, внимательный к нуждам простых людей, отец Николай делает все, чтобы им помочь. С этой целью он постоянно пополняет свои знания, выписывает книги, журналы. Вскоре начинает оказывать бесплатную медицинскую помощь, открывает в хуторе одно из крупных и первых в округе кредитное товарищество и работает в нем также бесплатно. Позднее в хуторе появляется потребительская лавка.

Отец Николай пользовался большим авторитетом «и в приходе, и в окрестности, и среди духовенства, постоянно выбиравшего его делегатом на епархиальный съезд, и среди окружных кооператоров» [6. — С. 9]. Его избрали одним из делопроизводителей Епархиального съезда духовенства и церковных старост Донской Епархии, проходившего в сентябре 1909 года в Новочеркасске, он был делегатом Епархиального съезда в сентябре 1911 года [17].

За усердную службу и труды по школьному делу отца Николая наградили набедренником, за труды по народному образованию в церковно-приходских школах скуфьей. В 1898 году он был удостоен серебряной медали в память царствования Императора Александра III. 6 мая 1904 года Святейший Синод наградил его камилавкой за усердие и труды по народному образованию в церковно-приходских школах, а 6 мая 1908 года — наперсным крестом за усердную службу по духовному ведомству [18].

О высокой оценке и признании его многотрудной работы свидетельствует то, что с 1 ноября 1906 по 1908 год отец Николай был цензором проповедей по Цимлянскому благочинию, а в декабре 1906 года епархиальное начальство определило священника на должность Цимлянского благочинного. В этой должности он находился по 12 января 1910 года [19].

Вся жизнь Николая Харитоновича Попова — пример духовного восхождения, благочестия, чистоты и веры. Наивысший подвиг его относится ко времени гражданской войны, в которой безошибочно определилось духовное противостояние. С одной стороны — верность Церкви и традиционным российским ценностям, с другой — их поругание носителями революционной власти во главе с большевиками.

Как известно, Дон стал южным центром сопротивления власти большевиков с ноября 1917 года в условиях продолжавшейся Первой мировой войны. Хотя на Дону шло брожение, казачество разделилось, и часть его оказалась на стороне красных, все же подавляющее большинство казаков не выражало сочувствия большевикам. Советская власть не могла здесь укрепиться до начала 1920 года.

В эти годы братоубийственной войны отец Николай продолжал исполнять свои обязанности с тою же преданностью и самоотверженностью, что и раньше. Однако в условиях многовластия, оторванности Дона от Святейшего Патриарха и Высшего Церковного Совета, перехода власти из рук в руки на его плечи легла новая ответственность. Церковь в хуторе Верхне-Гнутове продолжала оставаться духовным центром. По-прежнему отец Николай пользовался большим авторитетом. Казаки любили батюшку, верили ему и, конечно, «в трудную годину они особенно прислушивались к его голосу» [6. — С. 9]. Как к героям, сочувственно относились его прихожане и к ушедшей в Степной поход маленькой армии партизан во главе с Походным атаманом Петром Харитоновичем Поповым. После гибели Донского атамана Анатолия Михайловича Назарова он фактически стал единственной законной властью в крае, ряды его армии пополнялись казаками, выступившими против большевиков [20].

Узнав о том, что брат отца Николая вернулся из Степного похода в Новочеркасск, освобождённый от красных 23 апреля 1918 года, «тотчас же гнутовцы нарядили своего батюшку к брату добывать оружия, пулеметов» [6. — С. 9], как писал современник. Прежде всего, казаки стремились организовать защиту своих семейств, но многие поднялись на борьбу с красными и «полегли в честном бою, помня заветы своего батюшки» [6. — С. 9].

Оккупация донских станиц красноармейцами сопровождалась проведением массового террора. Станицы и хутора подвергались разгрому, многие были сожжены, в огне заживо сгорали люди. И повсюду карательные экспедиции начинались с разгрома церквей. Был разрушен и храм в Колодезном, а сам хутор сожжён. Священнослужители оказались в положении преступников, врагов народа. По отношению к ним применялись всевозможные репрессивные меры, пытки и убийства с садистской жестокостью. В 1918-1919 годах в Донской области было убито около 30 священнослужителей [21]. Среди них был и отец Николай Попов.

Накал гражданской войны возрастал, усиливалось и преследование священнослужителей, поэтому гнутовцы уговаривали отца Николая, чтобы он уехал. Однако тот не оставил своих прихожан: во время эпидемии тифа переезжал из хутора в хутор, напутствуя умиравших. И сам тяжело заболел. Но, несмотря на это, в конце марта 1919 года, не выздоровев, отец Николай возобновил богослужения дома.

Жизнь в Верхне-Гнутове изменилась после установления советской власти. Местный революционный комитет постановил арестовать священника. Портрет его брата Петра Харитоновича оказался самой важной уликой во время обыска. Отца Николая забрали в хуторское правление, но и в заключении он оставался духовным пастырем и, по свидетельству современника, «как древние апостолы обратил темницу в дом молитвы» [6. — С. 10]. За ним по-прежнему приезжали близкие умиравших от тифа казаков. В течение двух дней ему разрешали объезжать больных под конвоем. Местному комиссару это показалось обременительным, и он отправил отца Николая на суд революционного трибунала в станицу Морозовскую.

Об освобождении батюшки просили неоднократно, но ходатайства не помогли. Члены Морозовского ревкома, известные своим бессудными расправами, лично участвовали в бесчеловечных пытках и жестоких убийствах, проводили их даже у себя дома: «…Людей хватали ночью, приводили в сарай и здесь пьяные изощрялись, кто ловчее рубанёт шашкой или ударит кинжалом, пока жертва не испускала дух; всех зарезанных нашли под полом этого же сарая…» [22].

26 марта 1919 года отец Николай из окна показал жене на песчаный карьер, что означало приговор «на пески», то есть высшую меру. Отец Николай смог передать из своего заключения записку. Зная о своей участи, он завещал детям простить палачей, просил, «чтобы они простили все своим врагам, простили и его мученическую смерть» [6. — С. 10].

Тело отца Николая родственникам не выдали. Лишь после освобождения станицы Морозовской среди сотен людей, замученных большевиками, одна из дочерей отца Николая узнала его — с разбитой головой и рассеченной шеей. В июле 1919 года местные газеты опубликовали информацию Отдела пропаганды Особого совещания при Главнокомандующем Вооруженными силами на Юге России о том, что «5 июля в станице Морозовской погребено 200 трупов, преимущественно местных жителей, замученных большевиками…» [23]. В числе жертв, среди которых было три священника, упомянут отец Николай Попов. В этих сообщениях содержатся некоторые подробности. Все жертвы были изрублены и, за исключением женщин, обнажены. Шестьдесят четыре убитых вырыли из песков за станицей Морозовской, а сто шесть найдены во дворе Любимовского правления в двух больших ямах, залитых цементом. В одной из газет отмечалось, что раскапывать ямы и переносить трупы заставили жен большевиков.

Нужно внести поправку в текст сообщений Освага. Отец Николай не был похоронен в станице Морозовской. За его телом приехала траурная делегация верхне-гнутовцев. Об этом рассказали членам Комиссии по канонизации Ростовской-на-Дону епархии старожилы хутора, бывшие прихожане Иоанно-Богословской церкви Варвара Георгиевна Крылова и Евдокия Михеевна Дудакова. Они были маленькими девочками, но тот день запомнили на всю жизнь. По словам Евдокии Михеевны, «весь хутор вышел встречать его, я хорошо помню, и мы — детвора — тоже. Так ждали, как его везли с горы. Привезли, убрали и поставили в церковь…» [24]. После отпевания отца Николая похоронили у церкви за алтарём.

Через некоторое время матушка Зинаида Георгиевна и дети уехали из хутора. Дальнейшие судьбы матушки и детей — Феодоры, Елены, Юлии, Николая, Марии и Александры пока нам неизвестны.

В Верхне-Гнутове сохранился дом, в котором жил отец Николай с семьей. В этом здании ныне почта. Церковь и ограда вокруг разобраны в 1954 году. Некоторое время могила отца Николая сохранялась, но затем место упокоения батюшки сравнялось с землей.

Имя отца Николая стирали из памяти поколений, выросших под влиянием антирелигиозной пропаганды, но, несмотря ни на что, свет его личности и сила духовного подвига пробились сквозь годы забвения. Теперь все верующие могут обратиться к нему с просьбой об усердной молитве «яко Начальника и Совершителя спасения, Русь Святую утвердити в Православии до скончания века» (Тропарь, глас 3).

ПРИМЕЧАНИЯ

1. ГАРО. Ф. 55. Оп. 1. Д. 956. Л. 2, 6; Ф. 226. Оп. 3. Д. 11647. Л. 133 об., 160.
2. Харитон Иванович и Александра Петровна были похоронены на ст. Пчеловодная, на даче Харитона Ивановича.
3. Александр Харитонович окончил курс в Донской духовной семинарии, служил псаломщиком при Новочеркасской Троицкой церкви, был священником (протоиереем) Покровской общины станицы Кривянской. Отец Александр подвергался репрессиям в годы советской власти, впервые в 1920 году. 20 апреля 1927 года арестован и 6 июля 1927 года постановлением Тройки при ПП ОГПУ СКК заключён в Соловецкий концлагерь сроком на пять лет. Умер в 1933 году на поселении в Коми-Пермяцком округе. Реабилитирован в 1992 году.
4. Иван Харитонович сначала был юнкером Николаевского кавалерийского училища, урядником, а с 1896 года обучался в Донской духовной семинарии. Служил отец Иоанн в хуторе Колодезном. Умер от тифа в 1920 году и был похоронен на ст. Пчеловодная. Его сын Харитон Иванович также стал священником, проживал в г. Белая Калитва.
5. О нём — в рубрике «Человек в истории».
6. Дегтевский. Два брата // Донская волна. 1919. № 31.
7. ГАРО. Ф. 55. Оп. 1. Д. 956. Л. 16, 27, 158-159 об., 161-161 об.
8. ГАРО. Ф. 55. Оп. 1. Д. 907.
9. ГАРО. Ф. 55. Оп. 1. Д. 956. Л. 7; Ф. 226. Оп. 3. Д. 10631. Л. 133 об.; Д. 11604. Л. 137 об.; Д. 11747. Л. 143 об.
10. ГАРО. Ф. 226. Оп. 3. Д. 10955. Л. 178-178 об.; Д. 11267. Л. 179 об.
11. ГАРО. Ф. 55. Оп. 1. Д 466. Л. 6.
12. ГАРО. Ф. 55. Оп. 1. Д. 471. Л. 6 об.-7 об.
13. ГАРО. Ф. 55. Оп. 1. Д. 487. Л. 1-1 об.
14. В настоящее время хутор Верхне-Гнутов находится на территории Чернышковского района Волгоградской области.
15. Памятная книжка Области войска Донского на 1906 г. Новочеркасск, 1906. Отдел II. С. 279; То же … на 1907 г. … 1907. Отдел II. С. 265; То же … на 1908 г. … 1908. Отдел II. С. 292, 297; То же … на 1909 г. … 1909. Отдел II. С. 268, 273; То же … на 1911 г. … 1911. Отдел II. С. 301; То же … на 1912 г. … 1912. Отдел II. С. 308; То же … на 1914 г. … 1914. Отдел II. С. 374; То же … на 1915 г. … 1915. Отдел II. С. 365; То же … на 1916 г. … 1916. Отдел II. С. 232.
16. ГАРО. Ф. 226. Оп. 3.Д. 10844. Имя мастера Гавриила Симкина, строившего здание школы, до сих пор помнят старожилы Верхне-Гнутова.
17. ГАРО. Ф. 226. Оп. 3.Д. 11647. Л. 1-4 об.; Д. 11747. Л. 144.
18. ГАРО. Ф. 226. Оп. 3.Д. 10631. Л. 133 об., 134 об.; Д. 11604. Л. 138 об.
19. ГАРО. Ф. 226. Оп. 3.Д. 11604. Л. 138 об.; Д. 11267. Л. 180; Д. 11747. Л. 143 об., 144 об.
20. Попов П. Из истории освобождения Дона (Записки походного атамана) // Донская волна. – 1918. № 14. С. 1-3; № 16. С. 12-16; № 18. С. 11-15.
21. Архив Института Гувера (Стэнфорд, США). Фонд Российского посольства во Франции. Коробка 25, папка 4; коробка 28, папки 8, 9.
22. Из письма Ф. К. Миронова В. И. Ленину от 31 июля 1919 г. // Филипп Миронов. Тихий Дон в 1917-1921 гг. Документы и материалы. М., 1997. С. 792.
23. Жизнь. 1919. 16 (29) июля.
24. Из интервью 21 августа 2003 года.