Сокольский Э. А. Конец грустной истории // Донской временник. Год 2007-й / Дон. гос. публ. б-ка. Ростов-на-Дону, 2006. Вып. 15. С. 126-128. URL: http://donvrem.dspl.ru/Files/article/m8/2/art.aspx?art_id=780
ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Год 2007-й
Храмы, монастыри Ростовской области
Э. А. СОКОЛЬСКИЙ
КОНЕЦ ГРУСТНОЙ ИСТОРИИ
Троицкий храм в хуторе Волченском Каменского района
Вначале всё достаточно обыденно — долгие одноэтажные окраины Каменска-Шахтинского в скучноватых кирпичных домах; тем радостней, веселее — вырваться на свободу волнистых полей в цветущих травах и, не торопя времени, ждать, когда же будет хутор Волченский.
А хутор спрятался в длинную балку. Вначале она ощетинивается скалистым гребнем, затем накрывается деревцами, склоны постепенно теряют высоту, и Волченский, которому вначале было тесно, раздаётся вширь, и вот уже дорога снова вышла в поля, потерялись из виду скалы, остался далеко внизу зелёный хвост узкой земной впадины, осталась внизу и большая часть хутора — разброс домиков с огородами.
Левее, над балкой, вздымаются бугры; в распадках — осыпи щебня, — места для жилья неудобные; зато заложили там в 1885 году храм Святой Троицы, и через семь лет построили. И стоит он до сих пор, странный, экзотический, неожиданный для казачьего Дона — будто работали над ним мастера с греческого Афона и постарались сделать восьмигранник барабана пониже, повеселей, с кокошниками, с большими арочными окнами, «под Византию» в миниатюре. Этот барабан словно осматривает всё вокруг с неутолимым любопытством; а двухъярусная четырёхгранная колокольня со скошенными углами похожа на скромную ратушу западноевропейского городка. А пятиугольная апсида, к сожалению, следует моде на бесстилье, которой на рубеже ХIХ — начала ХХ века заразились едва ли не все архитекторы: холодная умозрительная графичность, «чертёжная» сухость сменила лёгкие округлые формы…
Хорошо здесь постоять в знойный летний день: по склонам раскинуты жёлтые ковры донника, куда разноцветно вплетаются клевер, горец, шалфей, медуница; сладкие ароматы наплывают отовсюду… Не умолкая гомонят воробьи. К паперти и к бывшим церковным подвалам (о них напоминают две земляные горки) льнут кусты акаций. Рядом могила погибших солдат, на отдалении — развалины строений советского времени: домик почты и длинный клуб. Не прижились тут ни почта, ни клуб, а были тут, кроме того, и библиотека (в помещении бывшей церковно-приходской школы), и — после войны —– деревянная, потом кирпичная школа-восьмилетка; во время приватизации здание кто-то купил, а в конце концов его разобрали.
Новую школу построили в 1986 году в верхней, современной части хутора, рядом с администрацией, — большую, просторную, образцовую.
— Дети у нас в основном добрые, послушные, — директор Антонина Михайловна говорила мне это очень спокойно, благодушно, — всего 250 человек, и курят из них всего шестеро! Все молодцы, работают: при школе свой огород, теплица, кролики… И ещё летом детский лагерь. Питание в столовой — 20 рублей в месяц. Неимущие, обездоленные питаются три раза в день бесплатно. А что вы удивляетесь: наша школа — в числе лучших по России.
Вот тебе и «спрятанный» в балке хутор!..
О судьбе Троицкой церкви в советское время постаралась вспомнить, что слышала от старожилов, учительница истории Екатерина Петровна. Мы сидели на школьном дворе, на скамейке в тени, стола небывалая жара, нас здорово разморило, вспоминалось плохо…
— В 38-м… да, в 38-м закрыли церковь… Настоятель никуда не уезжал, так и жил здесь. Открыли при немцах… — Екатерина Петровна продолжила уверенно, без запинки: — Хутор оккупировали в июле 42-го, освободили 13 февраля 43-го. — И снова сникла. — Вроде бы немцы переделали церковь под готику, поэтому она такая… как в Западной Европе. А закрыли — я скажу вам… потому что не заплатили 18 тысяч налога, это 61-й год был… Об этом от Юличева Петра Ивановича узнали, он работал почтальоном и до войны и после, он сам видел эту повестку: «заплатить налог». Вот, в феврале этого, 2006 года, умер, 98 лет…
— А храм приспосабливали под что-то?
— Да, зерносклад был, а потом ничего не было, и когда пошли разговоры о восстановлении, этот же колхоз, «Победа», и помогал выбирать оттуда мусор, вывозил всякий хлам… Верующие давно ждали открытия церкви, да и атаман хотел возродить казачьи традиции. Виктор Яковлевич Подберезников тогда был… После схода порядок навели в храме и вокруг. Всегда на Пасху и Троицу приезжал отец Владимир из Гундоровки… Да лучше пойдёмте, я вас провожу к помощнику атамана, вот он-то и расскажет много; чего ж я раньше не догадалась! Я ведь уже позабывала многое из того, что мне рассказывали…
Екатерина Петровна, оказывается, вспомнила о «правой руке» уже три года атаманствующего в хуторе Ивана Николаевича Солянникова — к сожалению, сердечника, — о «боевом», полном сил Дмитрии Романовиче Косоногове (истинно казачья фамилия!) — он жил в пяти минутах от школы.
И внешность у Косоногова была истинно казачья: крепкий, могучий, с серьёзно-сердитыми усами и благородными добрыми глазами. Он, конечно, знал побольше, чем кто-либо в хуторе, об этом грустном периоде истории Троицкого храма — от послевоенного времени до наших дней. В том, что закрыли его по причине неуплаты налога, усомнился: народ всякое говорит! Кто-то ведь вспоминал и другое — будто старушки писали на батюшку кляузы: что-то не поделили священник и хуторской совет; и будто батюшка пел церковные песни под баян, и это вызывало возмущение у прихожан… Но очевидцев-то не осталось: всё передаётся из вторых-третьих уст. А то, что церковь «перестроили под готику» — чья-то выдумка: на фотографии 1938 года храм такой же, как сейчас — только, конечно, свеженький, с куполами и крестами.
Почему же «грустный период»?
Да, собрали много денег: очень помогли Войско Донское, колхоз, бывший ученик волченской школы, а ныне москвич-бизнесмен Сергей Петрикеев, директор каменского рынка Вадим Петрович Боков, человек верующий. С 1993 года помогает фермер Валерий Лозовой (и деньгами, и транспортом)… Даже старик Аполлоныч, бывший узник немецкого концлагеря, распорядился, чтобы, как помрёт, дом его продали в пользу церкви… И с 91-го по 96-й год возрождением храма занялся заезжий энтузиаст Юрий Мишустин. Колхоз содействовал ему всячески: давал и машину, и зерно, чтобы деньги выручал с продажи…
— Думали, что он человек надёжный, церковный, а никакое он не духовное лицо, — с досадой махнул рукой Дмитрий Романович. — Пропал, и ни слуху ни духу. Денег тех, что он собрал, нет нигде. Кое-что, конечно, закупил, но то мелочи. Вот уж сколько лет о нём ничего не слышно. В 2003 году снова собрались в клубе на сход, подобрали инициативную группу, десять человек, снова стали понемногу собирать деньги. Николай Семёнович Кудинов, наш глава, заверил сразу: «Пока я на должности — буду делать что смогу». Глава района Кальжанов тоже обещал принять участие: только, сказал, сделайте документы и откройте счёт. На него надеяться можно: он многим церквям помогает. С документами дело такое: храм не стоит на балансе ни колхоза, ни администрации; в колхозе сказали, что у них прорвало отопление и затопило архив; если и были какие бумаги по церкви, то всё пропало. Я намотался в Ростов, сколько времени, сил, терпения ушло, но церковь зарегистрировал и в епархии, и в юстиции. Особенно в юстиции меня замучили: какая там бюрократия!.. Думал, надо мной издеваются — сколько пришлось ходить: то одна закорючка не в том месте стоит, то другая, то третья, надо заново бумагу переписывать; у меня в конце концов терпение не выдержало: да вы что, секретный военный объект регистрируете, что ли? Имейте совесть!..
Дмитрий Романович согнал с лица хмурость и уже миролюбиво продолжил:
— Всё, дело сделано, счёт в банке есть, и батюшку нашли, он согласен у нас жить, зовут отец Георгий, учится пока в Семикаракорске, сейчас проходит святые таинства.
Косоногов проводил меня до остановки автобуса на Каменск. Зной ушёл, воздух стал мягче, добрее, хутор, стекающий в русло балки, где некогда рыскали волки (этим и объясняют его название), мне показался радушнее и намного привлекательней; и на дальнем бугре, посторонняя ему, лепилась к вершине чужеземная и диковатая церковь, словно по ошибке она забрела сюда, на донскую землю, да так и не прижилась на ней, так и осталась в одиночестве.
А мы всё говорили о ней — и смотрели на неё с надеждой. «Дело сделано», — вертелись у меня в голове слова Дмитрия Романовича. Значит, грустная история — кончилась?
Да, ненужность и одиночество позади, — словно и не было. Теперь всё будет хорошо…
|