ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Год 2010-й

Храмы, монастыри Ростовской области

РОЖДЕНИЕ МОНАСТЫРЯ

Слобода Верхнемакеевка Кашарского района

СИЯНИЕ РАДУГИ

Мало кто знает о нём. Монастырёк спрятался на севере Ростовской области в низине, за возвышенностью, которую опоясывает тихая речка Яблоневая с тростниковыми берегами. Возвышенность прорезана балками, укрыта сверху лесочком, у её основания – кудрявая рощица, будто с картины художника эпохи романтизма, она-то и прикрывает домишки дальней, крайней улицы слободы Верхнемакеевка. А по травяным склонам уже с ранней весны рассаживаются сосредоточенные рыжие байбаки: сидят недвижимо – да вдруг прыжками метнутся на другое место, вздымая крупные пушистые хвосты. Говорят, здесь, по вёшенскому направлению, в окрестностях села Кашары, они чувствуют себя хорошо и вольно: воздух чист, и люди не преследуют. Для уровня нынешней цивилизации – свойства ценные.

Однако глушью эти места не назвать. Много ли – километров двадцать от райцентра Кашары и около четырёх – от трассы на Вёшенскую? Да ещё маячит на горизонте гигант элеватора. Дорога восходит на возвышенность – а слобода едва видна: затонувшая в деревьях, она где-то слева, разбросанная, словно вся в одну улицу собранная; взгляд сразу встречают церковные купола, и на душе становится по-особому мирно, уютно, почти весело, сразу хочется туда, к монастырю, – отсюда видится, что подворье где-то на краю леса и – домысливаешь – не иначе как на берегу речки…

Нет, не «одна улица» в Верхнемакеевке! Поселение большое. Его центр – площадь между Домом культуры и администрацией, несколько магазинов, солидная школа, ограждённая от дороги высоким строем елей-часовых…

Решив однажды прогуляться по слободе, я всё сворачивал и сворачивал направо, не сомневаясь, что иду по часовой стрелке и возвращаюсь в исходное место; но за мостиком какого-то пруда (за такие пруды и мостики кто-то окрестил Верхнемакеевку «Венецией») вышел на широкую, вроде бы значительную, но – совсем уж чужую улицу; напрасно высматривал вокруг неизменные ориентиры – церковные купола и элеватор, – пропали! Как не Верхнемакеевка вовсе… Пришлось брести обратно – теми же улицами-проулками. Ну вот, наконец, элеватор, что на горе, – она обхватывает слободу с севера; там же, на горе, и кладбище (могилы по-старообрядчески не отгорожены одна от другой: «чтобы души свободно общались»), а вид сверху – широкий, вольный, светло-задумчивый; Верхнемакеевка глазу целиком не даётся, беспорядочно растягивается по низине, не складывается в единую картину…

В 1763 году земли по левому берегу Яблоневой (приток реки Ольховой) приобрёл полковник Василий Иванович Иловайский, основал поселение и назвал его в честь своего деда Макея, участника подавления Булавинского восстания. Это я повторяю общепринятую «историческую справку» о слободе. Однако полковником Василий Иванович стал только летом 1792 года. В 1763 году ему едва перевалило за двадцать, он не ещё успел даже стать есаулом… Саманные хаты вразброс, извилистые улицы, образующие внутренние площади (что характерно для украинских сёл), в лучших местах – дома купцов, лавочников и зажиточных крестьян, – так выглядела молодая слобода. Весной и осенью разворачивались двухнедельные ярмарки. Бедняки работу искали поблизости – у помещиков Полякова (на его землях развернулся колхоз «Красный колос») и Нифонтова (Ново-Павловка).

Слободу обдували суховеи, заносили пески. Странно подумать, только с 1967 года её стали защищать: насадили с востока тополя, сосны, берёзы, липы, скумпии, лох (в просторечии – маслины); а спустя годы заложили посадки берёз, рябины, черёмухи, смородины, опять же – тополей и сосен…

По преданию, мысль о постройке храма пришла к Иловайскому во сне. А во время закладки (рассказывали и так: после окончания строительства) в слободе забили родники. Или тоже легенда? Со временем святые источники заглохли, остался один, который воинствующие атеисты не смогли заглушить ни камнями, ни мазутом. Деревянный Свято-Покровский храм заложили в 1784 году на окраине села, за речкой Ольховой, и строили десять лет. При нём воздвигли три дома для священников, один для дьякона и караулку.

В апреле 1894 года, после пасхальной службы, храм сгорел. В 1901-м освятили новую церковь, поставленную на уцелевший фундамент (появился придел во имя Хрисанфа и Дарьи; а под алтарной частью – склеп для захоронения священнослужителей), и пристройки к сохранившимся колокольне и трапезной. По устным свидетельствам, церковь могли бы возвести и раньше, да первый подрядчик скрылся с деньгами.

Память старожилов сохранила имя самого влиятельного и грамотного священника того времени – отца Павла (к слову, газеты, которые появились здесь лишь в 1912 году, выписывали только лавочники и священники); для него на церковные деньги по инициативе служителей храма построили полутораэтажный дом, настолько крепкий и удобный, что после революции в нём разместилась больница (её давно уже нет, но жители по привычке до сих пор говорят: «там, где старая больница»). По слухам, дом сообщался с церковью подземным ходом.

…Когда в 1930-е годы сорвали купола, директор школы Алексей Акимович Некрасов поспешно заявил в администрации: у нас нет спортзала, чем церковь не спортзал? а караулка – чем не мастерские? К счастью, его услышали. Говорят, таким образом он хотел спасти храм, не дать его разобрать, – хоть, правда, никем не замечалось, что Некрасов человек верующий. Может, старину ценил? Как бы то ни было, деревянное здание выжило!

Евдокия Ефимовна и Анна Григорьевна, пожилые прихожанки возрождённой (не без их участия!) Свято-Покровской церкви, вспоминали, дополняя друг друга:

– Была у нас учительница Лавронова, она из священнических риз шила костюмы для выступлений детей. Хорошо шила! Только ноги у неё потом серьёзно болели. Не случайно же так, грех-то какой: ризы на танцы пустить! Дочка её, Лилия Алексеевна, сейчас в Ростове живёт, стихи вроде сочиняет…

А ещё такое было: шофёр, который иконы увозил, на вопрос «куда?» смеялся: «Буду везти-трясти, святые языки прикусят». И надо ж такому быть – у него потом болезнь языка случилась. Договорился…

Учительница начальных классов Мария Александровна Каргина, организатор походов школьников по окрестностям, немало потрудившаяся для восстановления церкви, внимательная и добрая, передавала мне то, что слышала от учителя истории и физкультуры Евгения Фёдоровича Лозневого. Во время Великой Отечественной войны на церковном дворе стояли немецкие машины. Наступление наших было настолько внезапным, что фашисты побросали технику и в панике покинули слободу. А местные «хитрые хохлы» до приезда освободителей забросили несколько снарядов в дырку цоколя здания, чтобы потом извлечь порох на растопку печей. Однажды в «спортзале» под пол закатился теннисный шарик. В его поисках один учеников проник в подвал – и обнаружил те самые снаряды. Сразу вызвали сапёров…

Здание старело, в слободской администрации порешили его разобрать. Дрова оценили в двадцать пять рублей. Но и на сей раз нашёлся спаситель – пчеловод Николай Минка. Он купил храм и впридачу за пятьдесят рублей караулку! Поселились в нём пчёлы лесхоза, где работал Минка, и его собственные. И когда в 1990 году пришла пора восстанавливать церковь – без раздумий отдал здание верующим. Отдал и часть своей земли, когда потребовалось выровнять церковный двор, освобождённый верхнемакеевцами от засилья зарослей.

Когда пишут о новой жизни старых церквей, осквернённых, многострадальных, – «маленьких людей», положивших ей начало, вспоминают редко. Задачей таких людей было – разбудить односельчан, заставить усомниться в том, что «чудес не бывает» и взяться за непосильное, казалось бы, дело – потрудиться во славу Божию, воскресить угасшую святыню, при взгляде на плачевный вид которой у обычного человека руки опускаются…

Вернулся в Верхнемакеевку её уроженец Николай Михайлович Сорокин. Кто он? Непонятно. Сам объяснял так: жил в монастыре на юге Италии, общался с преподобным Феодосием Кавказским, и тот благословил его восстановить храм. Но чудотворец Феодосий умер в 1948 году, а Сорокин родился в 43-м. И правда ли, что жил в монастырях? Но не в том суть. Слушая, как Николай Михайлович убеждал людей взяться за душеполезную работу и глядя в его горящие глаза, никто не сомневался: Сорокина кто-то благословил! Молитвы он знал только основные и читал, как говорят, с пламенным сердцем.

Мария Александровна уверяла меня, что он ездил добиваться разрешения восстановить храм даже в Московскую патриархию. А Минка ей рассказывал: на пожертвования Сорокин достал какое-то уникальное нержавеющее кровельное железо. Ценный груз ждал получателя то ли в Миллерово, то ли где-то в другом месте. А Николай Михайлович занемог, пришлось лечь в больницу. Товар не нашлось кому встретить!..

Трудно сказать что-то вполне ясное о жизни Сорокина, о проблемах, которые он старался решить в Верхнемакеевке, да и вряд ли кто понимал его хорошо, поэтому приходится пересказывать недопонятое, недослышанное другими, либо понятое и услышанное не так. А Николай Михайлович уже ничего не расскажет, он умер 23 февраля 2006 года. Итак, дело пошло. Бабушки – основные работницы – мыли-чистили полы, красили стены, вырубали заросли, к работе присоединялись и дети (в основном, девочки), несколько мужчин принялись за ремонт…

Первым настоятелем храма был игумен Паисий, а как перевели его в другое место, окормлять приход стал протоиерей Григорий из Миллерово; с ним служила псаломщица Параскева Яковлевна Федурко, продавшая свой дом в Миллеровском районе в пользу строительства трапезной. Потом Федурко приняла постриг как схимонахиня Евфросинья; она учила певчих грамотно петь на клиросе, её любили прихожане. Единственное имущество схимонахини – дубовый крест – водружён на её могиле.

И отец Григорий нашёл подход к людям; сколько народу посещало церковь! Каждая воскресная служба завершалась завтраком для прихожан; многие несли и несли продукты из дома… С осени 1992 года настоятелем прихода назначили иеромонаха Алипия, дьяконом – иеродиакона Антония. Через три года последний сменил отца Алипия в должности настоятеля, а иеромонах Алипий уехал служить в Кашары. Конечно, слабому здоровьем (одно лёгкое!) отцу Антонию трудно было переносить холод неотапливаемого храма: при сильных морозах замерзали просфоры! Перевёлся на Украину…

В 1995 году здесь поселились монахи Алим, Викентий и Серафим: по указу митрополита Владимира (в ту пору – архиерея Ростовской епархии) Свято-Покровский приход стал именоваться «скит». Старушка-прихожанка сетовала мне: скит – это вроде как чужое для нас, церковь вроде и не наша уже, чужая, потому и не ходим на службы, как раньше. Такая вот психология…

Скит благоустраивался, обзавёлся монашеским корпусом, кирпичным фундаментом будущей ограды... И всё более приобретал монастырский облик. Именно монастырём ему и надлежало стать! 17 мая 2004 года в Верхнемакеевке побывал архиепископ Ростовский и Новочеркасский Пантелеимон и благословил строительство монастыря, провёл богослужение в храме, вручил грамоты «благодетелям, понёсшим труды во имя Господа, оказавшим помощь в восстановлении обители»: председателю совета директоров Глубокинского завода силикатного кирпича А. В. Ляшеву, генеральному директору этого завода К. Ю. Баранову, Репнянского карьероуправления – Г. А. Бороденко, главе администрации Миллеровского района А. Ф. Бабушкину, главе администрации Боковского района П. В. Болышеву, генеральному директору хозяйства «Марьевское» А. М. Овсянникову.

По слободе верующие крестным ходом проследовали к святому источнику, над которым прихожане не так давно соорудили деревянный сруб и открытую беседку-часовенку (на каменном основании – металлические столбики, держащие четырёхугольную металлическую, «под черепицу», пирамидку кровли). И видели все: в момент освящения источника вокруг солнца воссияла радуга!

Через три месяца по благословению патриарха Алексия II скит в Верхнемакеевке преобразовали в Свято-Покровский мужской монастырь. Наместником назначили игумена Алипия – того самого бывшего настоятеля Свято-Покровского прихода, иеромонаха. При нём увеличилась краснокирпичная трапезная, протянулись рядом, в тесном соседстве, настоятельский корпус и келейная, а напротив храма, на месте разобранной караулки, выросла церковь святого Пантелеимона. Но в слободе встречаются далёкие от веры, посторонние монастырю люди, которые отзываются о нём неодобрительно: мол, собираются в обители сомнительные личности, а её служители только о деньгах и думают. Нет дыма без огня. Не тайна, что отец Алипий обладал способностью излечивать от алкоголизма и наркомании. Слава ли о нём ходила как об исцелителе и оттого люди, веря в чудо, излечивались, или вправду дар свыше? Сначала лечил бесплатно, а потом – с безденежными и не разговаривал. Совсем нехорошие слухи пошли, когда он отказал неимущей, и женщина потом утонула (утопилась?) в Ольховой. Этого не скроешь: одна за другой прибывали к монастырским воротам иномарки. Мария Александровна Каргина печалилась: нетерпим стал со временем характер у настоятеля! Когда Николай Михайлович Сорокин по болезни уже работать не мог, отец Алипий называл его лентяем, недобро покрикивал. Не на шутку раздражал Сорокин отца Алипия, полновластного хозяина! Николаю Михайловичу пришлось уйти из монастырской кельи и снимать квартиру у каких-то алкоголиков – сам-то бездомный был. Охладели прихожане к Алипию…

В апреле 2008 года игумена сменил иеромонах Софроний, крепкий, энергичный, склонный к доброму юмору, музыкально одарённый (в прошлом – сочинитель и исполнитель казачьих песен, нынче же – «не подобает священнослужителю держать в руках гитару!»). Жаль, я общался с ним так мало: он вернулся после недельной командировки лишь в утро моего отъезда из Верхнемакеевки: усталый, отец Софроний весело бодрился, охотно и безвопросительно благословил меня, будто мы старые знакомые.

…Монастырь – сразу за прозрачной речкой Ольховой, её осеняет ольхово-ясеневый лесок, мягкая земля устлана многолетней бурой и шоколадной листвой, слева от монастыря – низкий земляной вал (так отмечали границы усадеб их владельцы-дворяне). Напротив монастырской стены (как встарь, деревянный частокол соединяет каменные столбики) – запущенный сквер с пустым постаментом. Былую репутацию сквера спасают сосны и берёзы (ими в советские времена любовно засадили всю слободу); они вызывающе красиво и уверенно тянутся к небу, не обращая внимания на вездесущие ольху и ясень, которые сложным скоплением серовато-скучных стволов-веток закрывают молчащие поодаль и будто безжизненные домики. Крайний справа – церковный, для трудников.

За домиком, на хозяйственном дворе, где с размахом разлёгся высокий рыхлый стог и неаккуратной пирамидой громоздился навал старых досок, будто только что разобрали какое-то дряхлое жилище, два молодых трудника несуетливо, вдумчиво работали: выбирали нужные, доски, несли за деревянный сарай, примеривали к стене, извлекали ржавые гвозди…

– Курятник строим, – объяснил пожилой, худощавый отец Ираклий, заместитель отца Софрония: мягкие серые глаза, речь спокойна, нетороплива, доброжелательна, одежда сидит опрятно, ладно. И показал на заросший высокой травой огород, где бегали, по-хозяйски пристрастно изучая землю, куры. – Он всё-таки облегчит нам жизнь, а то приходится по всему полю яйца собирать.

Я спросил о благосостоянии обители.

– Богатством похвастать не можем, – отец Ираклий кивнул на горку досок. – Весь этот хлам привезён со свалок, вон сколько негодного! А мы отберём нужное, пустим в дело. Никто не поможет, сами выкручиваемся. Так и строимся, так и держимся. На своём хозяйстве живём. Сад, огород, птица, корова, пасеку хотим завести. Посадили плодовые деревца и огород около церковной ограды, – пройдём, я покажу. Я обратил внимание отца Ираклия на то, что белокирпичная Пантелеймоновская церковь с шестигранным «колпачным» верхом, соседствующая с храмом, теснит монастырский двор, несоразмерна храму, громоздка.

– Да, – согласился он, – не подумали как следует, построили такую громадину. Не учли особенности грунта, появилась трещина. Скорее всего, разберут или приспособят под братский корпус. Приближалось время обеда; в трапезную стекались трудники и молодые монахи, все – сдержанные, внутренне собранные, лишь повар – молодой, низкорослый, с ироничными близорукими глазами (смотреть мог только склоняя голову набок, словно пытаясь выглянуть из мешавших ему очков), вступал в краткий диалог с некоторыми из пришедших. Висевшие на стенах иконы были написаны ремесленно-правильно, иллюстративно, чёткими красками, святые получились слишком «живыми».Такие же лики смотрели и со стен храма…

Иконы и трёхъярусный иконостас писал, как вспоминала Каргина, некто Анатолий. Выполнил работу, да запил; началось с того, что позволял себе во время поста, сидя на ступеньках магазина (почти напротив монастырских ворот!), не смущаясь открыто пить пиво. Пристало ли иконописцу?.. Он уехал на родину, в Молдавию, когда пришло известие о болезни сына.

В полумраке вечерней службы я заметил, что в бледно-коричневом деревянном полу до сих пор кое-где чернеют щели. А снаружи храм выглядел, в отличие от соседнего давшего трещину новостроя, справно и просто: зелёные дощатые стены с лопатками, шестигранный зелёный «колпачный» верх, колокольня – тоже с шестигранным завершением, но – тяжеловесная, приземляющая, утяжеляющая храм…

Наутро я пошёл к святому источнику. Дорога провела мимо бывшего дома священника (никаких украшений; только полутораэтажный объём отличал его от других домов). Проулок налево. Опасливо миновал настороженного чёрного быка, привязанного у аккуратно сложенных брёвен, и спустился тропинкой в рощицу, тоже ясенево-ольховую, но с группой торжественных тополей. За весело и тихо журчащим ручьём – беседка над колодцем; струйка целебной, вкусной воды стекает из-под основания беседки. На этой воде готовят пищу в монастыре…

А за беседкой – заливной луг, вётлы и ясени легко, размашисто взмывают над ручьём. Как радостно здесь играет сквозной солнечный свет, как ласково, нежно, мелодично поют птицы!.. Весна – самое лучшее время для паломничества сюда! Не надышишься сильными душистыми запахами; а пройдёт дождь – станут ещё острей.

Вот она, истинная благодать. И думаешь здесь: не нужно другого рая.

Слобода Никольская Миллеровского района

ПРОСВЕТЛЁННЫЙ БЕРЕГ

Чтобы увидеть опустелую, заброшенную Покровскую церковь при слободе Никольской, нужно было, оставив позади слободу, вброд, по песчаному дну, преодолеть быструю Калитву. Покровская церковь – посреди поля, на удалении от реки и от высоких, в серых пятнах глины и мела, холмов с цепочками рощ поверху. Как она выразительна! Куб основного здания и, воедино с ним, небольшая, коренастая, плотная колокольня в «шатровом стиле» Древней Руси. Вокруг – травы… Кому пришло в голову её здесь установить?

Меланье Степановне, жене генерал-майора Степана Степановича Кутейникова, участника Отечественной войны, заграничных походов 1813–1814 годов, русско-турецкой войны (1828–1829): он получил земли по правобережью Калитвы в наследство от отца, тоже генерал-майора. Дочь атамана Степана Ефремова, властная помещица, Меланья Степановна Кутейникова в январе 1848 года обратилась с прошением к архиепископу Донскому и Новочеркасскому Иоанну о постройке этой церкви. Первый камень заложили через пять лет. 31 декабря 1855 года храм освятили в честь Покрова Божией Матери. Чуть позже церковный двор опоясала каменная ограда, а тридцать лет спустя заработала церковно-приходская школа.

В начале ХХ столетия о Покровской церкви писали, что она хоть и тесна, но «крепка во всех своих частях, кроме колокольни над папертью», где обнаружилась трещина. Колокольню перестроили, иначе она не достояла бы до наших дней.

Судьба этой церкви повторяет судьбы множества других церквей… В конце тридцатых годов её закрыли, а кресты стянуть не сумели – они лишь наклонились к северу. В 1944-м году снова открыли, и до 62-го она была единственной действующей в Миллеровском районе. Потом здание присвоил совхоз «Курский», хранивший в нём зерно и сено. В 1981 году оно осталось без хозяина, стояло два десятилетия полузабытое, в окружении высоких трав и вечной тишины…

Но Покровская церковь не всегда стояла в одиночестве. Поблизости находился кутейниковский барский дом из пилёного мела (о барской усадьбе до сегодняшнего дня напоминают остатки подвала, ограды и рва); да ещё до рождения церкви на правом берегу существовал посёлок Свиновской, позже переименованный в слободу Покровскую. Но куда пропала Покровская? Краевед Никольской слободы Виктор Алексеевич Ващенко мне объяснил так: жители стали покидать Покровскую ещё со времён Столыпинской реформы, потом – нэп, коллективизация, разнарядка на Атоммаш…

В 1956 году слободу сильно подтопила Калитва, и одряхлевшие здания не было смысла отстраивать. Плодородные земли, где работали жители Покровской, находились далеко (правобережье Калитвы – всё на глине); да и колхоз имени Андреева (партийного деятеля Северокавказского края), в котором работали слобожане, высокими показателями не отличался; а ведь колхоз – определяет деревенскую жизнь… Приблизительно в 1979 году отсюда ушли последние жители. Старания горстки энтузиастов в 1992 году возродить храм ни к чему не привели; так, в запустении, и простился он с ХХ столетием. А в нынешнем – ожил: обновился, окружился металлической оградой, вытянулись в ряд деревья. И мостик деревянный через Калитву смастерили. 1 марта 2005 года приход слободы Никольской преобразован в подворье Свято-Покровского монастыря, что в Верхнемакеевке, вот как повернулись события! Настоятелем служит седовласый, золотозубый отец Димитрий; редко позволяющий себе скупую полуулыбку, к сердечному общению с прихожанами он не склонен, но содеянное им для церкви заметно: скважину пробурил, электричество провёл и обогрев установил, церковный двор оживил и украсил цветами и деревцами; строятся два домика и подвал, покрывается медью крыша. А внутри церковь уже обжита. Застелены деревянные полы (ковровые дорожки пожертвовала прихожанка Анна), забетонированы северный и южный притворы, оштукатурен и побелён алтарь, готов трапезный зал. В зале – три свода; спокойные, в гармоничных красках, кое-где бледноватые иконы, среди них – умилённо склонённые головы в «Святой Троице», вышивка «Пресвятая Богородица»; иконостас (нижний ярус отделён от двух верхних) напоминает искусство прерафаэлитов…

От Миллерова по вёшенской трассе до слободы Ольховый Рог – километров двадцать, от Ольхового Рога до края Никольской (поворот направо) – три километра, и тишину этой дороги, редко нарушаемой автомобилями, стерегут просторные сосновые леса, насаженные на песках. Перед пологим травянистым оврагом, по дну которого с умеренной торопливостью стремится к Калитве Осиновый ручей, лес прекращается. Отсюда уже видны первые домики слободы, она мало чем отличается от прочих «украинских» поселений верхней части Ростовской области: одиночные дома, пустыри, как бы случайно образовавшиеся улицы…

До появления в 1850 году кирпичной церкви во имя Николая Чудотворца (возведена на средства штаб-ротмистровой жены Марии Стефановны Вольховской, сестры Меланьи Кутейниковой) слобода называлась Свиной. В 1930-е годы из нескольких больших икон соорудили школьные парты, а кирпич от разобранной церкви увезли в слободу Криворожье (в то время – районный центр), на строительство машинно-тракторной станции. От церкви остались очертания фундамента на незастроенном школьном дворе и ступени, которые использовали по прямому назначению при строительстве деревянного интерната (это здание сейчас не используется). Рядом – одноэтажный кирпичный особнячок с дугообразными сандриками (рельефные ободки над окнами), – бывший дом Вихрева. А за школой, у аллеи тополей, приютилась библиотека – бывший дом священника.

Далеко протянулась Никольская по левому берегу Калитвы! А по правому – всё возвышенности, за ними – поля да поля; за полями, в незаметной низине, хуторок Иллиодоровка… Есть на возвышенности редкий по высоте и ширине скифский курган: в далёкие уже советские времена рассаживались по нему, как в амфитеатре, жители Никольской, Покровской и Иллиодоровки: под курганом, на поляне проходили концерты своих и заезжих артистов… А вид какой открывается на Никольскую: в одну изгибистую линию протягивается она вдоль невидимой реки – где начало слободы, не видать», – и леса синеют за ней без конца и края… Есть по тут сторону и два источника. Первый называют «горящим» или «солёным»: вода выходит вместе с газом, лишь поднесёшь спичку – вспыхнет! Грязи этого источника (ручеёк растекается по краю заливного луга, за оврагом) местное население давно признало целебными. Второй родник – за иллиодоровским прудом: прекрасная, чистая, мягкая питьевая вода!

…И у Покровской церкви есть свой подвижник, весь остаток жизни он положил на то, чтобы вернуть её к жизни. И, подобно Николаю Сорокину из Верхнемакеевки, оказался неугоден тому, кто пришёл в неё служить – отцу Димитрию. Новый хозяин, видать, старого не признаёт; да и сложный человек батюшка… Скорее всего, причиной могло послужить столкновение характеров. В последние свои дни искал себе духовный приют этот подвижник в верхнемакеевском монастыре, в котором священствовал отец Алипий...

В слободу Никольскую Николай Покровин приехал в 2002 году с женой Маргаритой: потянуло её на родину матери, на землю, где упокоены дед и прадед. Купил дом, – окна и двор смотрели прямо на церковь, она отчётливо вырисовывалась на отдалении, успокаивая и светло радуя душу добрым шатровым куполком, вся живая, манящая к себе… Сначала ходили в молитвенный дом, а потом – и на тот берег, в церковь. А душа – успокаиваясь, радуясь, требовала помочь церкви вернуть её былой облик, её возвышенный дух, зажечь в ней прежнюю молитвенную жизнь. И поехал Николай к отцу Алипию просить благословения на восстановление церкви; но «местное» благословение на такое серьёзное дело посчиталось бы дерзостью, и отец Алипий отправился с Покровиным к владыке в Ростов. Архиепископ благословил Николая иконой «Воскресение Христово».

Николай продал свой «Опель» и уехал на две недели в Калининградскую область – вспомнил о своих связях с состоятельными людьми (там, в янтарном краю, он и Маргарита работали по ювелирному делу); привёз неплохие деньги, потом ещё организовал сбор пожертвований в слободе – и в марте приступил к делу. Перво-наперво – надул одолженную у соседа шину, положил на неё доску и переправился на тот берег – делать обмеры для заказа материалов.

…С июня по сентябрь Николай проложил крышу, полы, поставил двери и окна. Слобожане, давно потерявшие веру в то, что будет какой-то толк в его начинании, изумлённо смотрели на правобережную сторону: синеет новенький жестяной купол, не узнать церкви!

А Николай не работал только ночью: два раза в день Маргарита носила ему туда обед и ужин. Когда река разливалась и воды становилось по грудь, она шла через реку, поставив корзину себе на голову.

Помогали местные жители (старушки бесстрашно переходили вброд Калитву!) – штукатурили, красили; женщины с соседних хуторов – в основном пенсионерки – вручную разгружали мешки с различными растворами, пиломатериалы и прочее; бывал здесь и Виктор Алексеевич Ващенко: часто с помощью внука ошкуривал стволы акаций – готовил столбы для ограды, рыл ямы, часто помогал ему внук… Трактор «Кировец» перенёс к церкви бытовой вагончик – Николаю на зиму, где он оборудовал печку, – об этом позаботился руководитель хозяйства «Восход» Алексей Иванович Шаповалов, предоставлявший по мере необходимости и самосвал, и экскаватор, и прочую технику. Помогали руководитель хозяйства «Каменка» Валерий Николаевич Болтенко, директор дорожно-строительного управления Виктор Михайлович Журавлёв, начальник горно-обогатительного комбината Александр Валерьевич Хмельницкий, миллеровские предприниматели Николай Николаевич Федоренко и Виктор Александрович Пашаев (в Покровской церкви его крестили в 1954 году!); помогали лесничество и военная часть Миллерова.

Храм открылся в 2005 году, на престол – 14 октября! На праздник приезжал отец Алипий с монахами, привёз из монастыря иконостас (в Верхнемакеевке установили новый; позже и Покровский храм украсил новый иконостас). Приезжал и владыка Пантелеимон. В январе 2008 года Николай Покровин умер: болел туберкулёзом, лечиться не хотел, говорил, что уповает на Бога. Возраст – пятьдесят четыре. Кто ему сказал, что лечиться, принимать лекарства – греховно? Наука ведь тоже от Бога…

А церковь живёт, благоустраивается, радует нас, просветляет, говорит нам о жизни вечной, о любви, соединяющей нас, удерживающей нас в этой жизни, о любви, для которой нет смерти, которая творит чудеса и не знает конца.