ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Год 2010-й

Великая Отечественная война на Дону

Н. В. Ткаченко
село Миллерово Куйбышевского района

ВОЙНА НА ВСЕХ ОДНА

На дворе холодина январская. Сугробы горбатые под самые окна тулятся. Там, где снега нет, земля голая трескается как лёд, и кажется, оттуда холод выходит и земля изморозью покрывается… а в комнате тепло, это бабушка натопила печку, она всё тащит в хату: хворост, палки, щепки, да ещё и говорит: вот если бы уголька подбросить, жили бы как у Христа за пазухой.

Вот только копоть керосиновой лампы донимает. Лампа сделана из гильзы 45-миллиметровой, фитиль из шинели вырезан, и если в комнате тихо, то слышно, как он потрескивает.

Вечерами бабушка стоит на коленях, размашисто крестится, низко кланяется. В этот момент я вижу её спину. Маленькая, сухая, в выгоревшей, временем вытертой кофточке. Икон много, и она их всех знает как родственников, по имени называет.

Точно так же она молилась и в январе 1943 года. Всё просила: Господи, смилуйся, останови убийства. Горя хватает на всех – в каждом селе, в каждой хате. Молитва переплетается с просьбами, идущими от самого сердца. «Четыре сына было у меня. Старшего Данилушку ещё в 37-м упрятали неизвестно куда, обещали вернуть через 25 лет, а как-то оно дело обернётся? А в 41 году в июле Ивана, Василия и Григория на фронт проводила. Всё как положено делала в таких случаях. Молитвы охранные в дорогу дала, спиной вперёд со двора выводила, чтобы домой вернулись…».

С фронта письма аккуратно приходили. Всё бодрились: хоть и отступаем, но мы соберём силушку и попрём врага назад, вот увидите.

Прошёл тревожный 1942 год. И только в феврале силушка пришла.

Я не видел тогда ни Бога, ни ангела. Я видел солдат с красными звёздочками на шапках. Они шумно ввалились к нам во двор. Рослые, тепло одетые, с почерневшими лицами и очень сердитые. В хату вошли, к печке тянутся, а печка-то – холодная. Но на то он и солдат, чтобы выйти из любого положения. В нежилой хате крыльцо разбитое стояло. Подобрали, набили дров – пылает печка. Потеплело в хате и в душе у солдат. Разом загомонили, повеселели, все родными стали для нас. Консервы открыли, прямо в банках на печку поставили. Нас с бабушкой угощают. Хлеб у них очень хороший. А консервами возьмёшь – так и тает во рту.

Ненадолго они задержались в селе. Выбив врага, ушли дальше на запад, к Миусу.

После боевых действий, которые проходили по нашей территории, осталось десять братских могил. Сначала считали погибших, а потом и счёт потеряли. Местные жители ещё долго собирали зимой останки солдат в окопах и оврагах, присыпанные снегом или землёй. И только в 1980 году при перезахоронении на площади в центре села, когда сосчитали погибших, их оказалось 292 бойца – разного возраста, разной национальности.

Отошёл фронт. Обрадовались люди. Взялись за хозяйство разбитое, уцепились за землю. В июле получила бабушка похоронку: «Ваш сын, Ткаченко Иван Пантелеевич, погиб в бою за социалистическую родину на Украине в районе Саур-Могилы». Есть такая в Донецкой области. Многих тогда она приняла – известных и неизвестных солдат.

Стерпела бабушка. Война на всех одна, горе для всех одно. Работой морила себя, чтобы забыться. Но в конце октября того же года получила ещё одну похоронку: «Ваш сын, Ткаченко Василий Пантелеевич, верный воинской присяге, проявив мужество и геройство, погиб на Украине при освобождении г. Мелитополя». Бабушка не плакала, не голосила. Может быть, потому, что она была самой старшей в нашем роду. Всё больше молчала. Иногда остановится, не видя смотрит куда-то, голова странно подёргивается. А по вечерам зажигает лампадку перед образами святых и всё так же, на коленях, молится и молится с надеждой, смотрит на иконы засаленные, кланяется, лбом касаясь земляного пола. Я смотрю на неё. Её плечи ещё ниже опустились, выгоревшая кофточка лопнула на плече.

– Помощник Божий, ты в доме и в дороге, на небесах и на земле. Заступись и сохрани от всякого зла. Гриша один остался у меня. Господи, смилуйся, подсоби ему в трудную минуту, отведи смерть от него, пусть вернётся домой. Один остался, больше нет у меня сыновей. Не надо ему никаких почестей и наград. Каким уходил на фронт, таким пусть и вернётся.

Я знаю, если бабушка говорит о своём Грише, конец её молитвам и просьбам. Затем она подымается, вытирает передником уголки рта, подходит к лампе-коптилке, фукает на неё. Темнота мгновенно поглощает всё, резче чувствуется керосиновая копоть, а на фитиле, на самом кончике, точкой задержится огонёк, потом и он погаснет.

А Гриша бабушкин всё же пришёл домой, как и положено солдату с наградами. Конечно, не сразу после бабушкиных молитв. Сначала в плену побывал, бежал, снова в бой ходил, был ранен. В Кутаиси в госпитале его подлечили, и в августе 44-го вернулся домой. Жара тогда страшная была. Хлеба уже косили. Вся улица собралась. Бабушка теперь не скрывала слёз и всё повторяла:

– Услышал Господь мои молитвы. Пусть раненый, но теперь уже со мной.

Не мог Григорий в такое время дома сидеть, на второй день в поле пошёл. На фронте хорошим солдатом был, а дома лучшим трактористом стал. Многих парней с техникой ознакомил. До самой пенсии механизатором работал.

Таким был мой дядя Григорий Пантелеевич Ткаченко.