ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Год 1997-й

Гражданская война на Дону

Г. П. Чеботарёв

РОССИЯ — МОЯ РОДНАЯ СТРАНА

II. Красное восстание на Дону

Необходимо рассмотреть, как развивались события на Дону после Февральской революции 1917 года, чтобы понять, что произошло там впоследствии.

Со времени правления Петра Великого, т.е. в течение 200 лет атаманы донских казаков назначались царями. Их роль состояла в военном и гражданском управлении краем. После падения царского правительства на Дону быстро сформировалось движение за возрождение старых казачьих традиций и выборов атамана. Войсковой круг, а фактически казачий парламент, собрался в Новочеркасске в июне 1917 года и выбрал атаманом генерала Алексея Максимовича Каледина. Это был донской казак, прославившийся в качестве командующего армией, нанесшей главный удар в ходе Брусиловского прорыва 1916 года. Результатом явилось ослабление германского давления на Верден и австро-венгерское на Италию.

Каледин проводил политику поддержки российского Временного правительства в Петрограде, возглавлявшегося Керенским. Он избирался исключительно донскими казаками — вооруженным меньшинством населения края. Каледин и, сформированное им, донское региональное правительство пытались сотрудничать с неказачьим большинством населения области: рабочими, докерами, шахтерами и крестьянами, у которых было значительно меньше земли, чем у казаков. Однако эти местные неказаки постоянно выбирали своими представителями людей, симпатизировавших большевикам. В результате дальнейшие выборы на Дону проводились только среди казаков...

...Неказачье большинство населения края, состоявшее в основном из русских и украинских крестьян, а также армян и греков, живших в городах, с неудовольствием воспринимало как казачью опеку в местных делах, так и исторические претензии казаков на владение природными ресурсами края.

В этой ситуации большевистские идеи попадали на подходящую почву. За две недели до возвращения с германского фронта нашей батареи и других казачьих частей, в Ростове — индустриальном и Портовом городе, расположенном в устье реки Дон, произошло восстание Красной гвардии. Оно было быстро подавлено белыми добровольческими отрядами. Формирование белых соединений проводилось на Дону, почти исключительно под руководством группы генералов, не бывших донскими казаками. Генералам Корнилову, Алексееву и Деникину атаман Каледин предоставил убежище и возможность формировать свои Белые войска....

...Первым добровольческим соединением, сформированным в Новочеркасске правительством атамана Каледина должен был стать отряд из 500 человек под командованием донского казака — капитана Чернецова.

Атаман Каледин не был на германском фронте несколько месяцев и не представлял вполне до какой степени казачьи войска были разложены большевистской пропагандой. Он переоценил значение того факта, что среди них практически не было дезертирства и они были единственными подразделениями русской армии, вернувшимися домой в соответствии в полном составе с приказами. Поэтому он разместил только что прибывших усталых ветеранов, включая нашу батарею, вдоль северных границ Донской области. Это оказалось роковой ошибкой. Позже сложилось общее мнение, что Атаман Каледин должен был сделать то же, что и красные, а именно — распустить прибывшие с фронта уставшие и бесполезные в военном отношении части, полностью потерявшие дисциплину и сформировать новые, вокруг ядра из преданных добровольцев. Красные начали концентрировать против них свою собственную Красную гвардию на севере и формировать новые отряды в шахтерских районах на Украине.

...Однако они были достаточно осторожны, чтобы не пересекать границу Донского края. Вместо этого они посылали толпы пропагандистов. Их пропаганда была успешной. Можно было услышать, как солидные рассудительные казаки говорили: «Мы не можем воевать со всей Россией», или «Если вы, молодые офицеры так хотите воевать, идите и воюйте, а мы пойдем домой и посмотрим на вас». В конечном итоге большинство надежных солдат разошлось по домам, а остались наиболее активные или потенциально красные.

Такова была ситуация, когда внезапная атака донских казаков капитана Чернецова на красный штаб в Донецком угольном бассейне дала толчок дотоле зревшему красному восстанию в нашей батареи и других частях северного фронта. Это была самая дерзкая и успешная единичная операция гражданской войны в России, несмотря на то, что ее долговременные результаты оказались более чем сомнительными.

Отряд капитана Чернецова размещался в четырех или пяти поездах, стоявших на запасных путях Новочеркасской железнодорожной станции...

В январе 1918 года Чернецов узнал через своих разведчиков о совещании красногвардейских командиров, проходившем на украинской станции Дебальцево. Он немедленно решил одним ударом снести всю верхушку местного красного командования. Уже невозможно определить была ли это его личная инициатива или все делалось с ведома и одобрения атамана Каледина. Все произошло быстро и неожиданно. В то время регулярное железнодорожное сообщение еще продолжалось через границы Дона. Вечером того дня, когда Чернецов узнал о совещании красных, поезд Ростов-Дебальцево, следовавший по расписанию, прибыл на станцию Новочеркасск. Когда железнодорожный телеграфист сообщил об отправлении поезда на следующую станцию, он был внезапно схвачен несколькими чернецовскими бойцами, которые отключили телеграф и все телефоны. Затем вместо пассажирского поезда на север отправились чернецовские полубронепоезда, первый из которых имел впереди паровоз, подобно обычному поезду. Головной поезд остановился рядом со зданием вокзала на следующей станции. Несколько человек в железнодорожной форме вышли из него и направились к вокзалу. Там, внезапно вытащив оружие, они захватили телеграфиста. Один из чернецовеких партизан был работником железнодорожной службы связи. Он передал сигнал отправления якобы пассажирского поезда на следующую станцию и немедленно перерезал все телефонные и телеграфные провода. Этот процесс повторялся на каждой остановке, пока вооруженный отряд Чернецова не прибыл в Дебальцево в середине ночи. Никто не заметил ничего подозрительного в безобидном пассажирском поезде, остановившемся на краю станции... Я слышал живой рассказ об этом от людей, бывших вместе с Чернецовым...

По приказу Чернецова были привезены два тяжелых пулемета и нацелены на испуганно молчавшую толпу; затем был зачитан список из примерно 40 имен предполагаемых лидеров.

Чернецов объявил, что если за время, пока он сосчитает до десяти, эти люди не выйдут вперед и не сдадут оружие, пулеметы откроют огонь и перебьют всех на месте. Затем среди общей тишины он медленно начал считать. Когда он произнес «восемь», несколько человек вышли из толпы. Их тут же отвели в сторону для опознания. Остальных вытолкнули вперед свои «товарищи». Все они были выведены на железнодорожные пути и расстреляны. Что случилось с остальными я не знаю.

Чернецов быстро вернулся в Новочеркасск со своим отрядом.

Несомненно то, что чернецовский рейд нарушил военные приготовления красных в Донбассе, но в то же время этот рейд дал толчок красному восстанию в войсках донских казаков на северной границе. Менее чем через две недели капитан Чернецов был взят в плен и зарублен шашкой лидером этого восстания — подхорунжим Подтелковым с нашей гвардейской батареи.

Пока Чернецов атаковал Дебальцево, в Каменской собралась конференция представителей донских казачьих войск, размещенных на северной границе. На этот раз представлять нашу батарею был избран Подтелков.

Числа 11 (24) января, через день или два мы узнали результаты встречи в Каменской. Совет нашей батареи предложил всем офицерам и солдатам собраться в здании Березовской поселковой школы для важного сообщения, только что полученного от Подтелкова. Мы отправились туда, не зная ничего о рейде Чернецова на Дебальцево.

Большая классная комната была уже битком набита нашими солдатами, когда полковник Суворов, лейтенант Хоперский и я, протиснувшись через толпу, заняли места у стола рядом с членами Совета батареи. Председатель Совета, не слишком образованный, но очень ловкий клерк, зачитал сообщение Подтелкова, информировавшее нас о внезапной атаке Чернецова на большевистский штаб в Дебальцево. Подтелков обвинял Чернецова и атамана Каледина и описывал то, что произошло на конференции в Каменской. Делегаты от казачьих войск решили сами принять меры против партизан Чернецова и атамана Каледина, сформировав для этой цели Донской военно-революционный комитет. Председателем они выбрали подхорунжего Подтелкова.

Подтелков приказал батарее быть готовой к действиям против «контрреволюционных» белых на юге. Все офицеры, отказавшиеся от участия в данной экспедиции, по его распоряжению должны были быть арестованы и отправлены в штаб в Каменскую. Наши казаки криками выразили свое одобрение...

На следующее утро Хоперского и меня под конвоем доставили в Каменскую, разрешив взять с собой лишь маленький узелок с бельем и туалетными принадлежностями.

В Каменской в штабе Донского военно-революционного комитета, в большой комнате сквозь клубы плотного табачного дыма мы увидели сидевшего за столом Подтелкова, окруженного толпой казаков. Обернувшись ко мне, Подтелков сказал, несколько зловеще, что хотел бы как следует поговорить со мной, но сейчас слишком занят. Затем он приказал отвести нас в местную тюрьму и посадить в одиночные камеры, не разрешая общаться ни между собой, ни с кем-нибудь еще.

Однако Подтелкову больше не суждено было встретиться со мной в течение немногих месяцев оставшейся ему жизни.

Когда мы пришли в тюрьму, наши конвоиры обнаружили, что данный им приказ не мог быть выполнен — все одиночные камеры были уже набиты людьми, арестованными за последние два дня. Часовые у ворот предложили отвести нас в местную гостиницу, которая была реквизирована и служила дополнительной тюрьмой.

Придя в гостиницу, наши охранники, уставшие от хождения по городу, просто ввели нас внутрь, мимо часовых у входа и удалились. Гостиница представляла собой двухэтажное здание с рестораном на первом этаже и примерно двадцатью номерами на втором. Номера были заполнены казачьими офицерами, арестованными своими солдатами. Нас поместили в маленькую комнату с единственной кроватью. Двое «прибывших» ранее и старших по званию офицеров, имели больше прав на нее, поэтому мы с Хоперским спали на полу на своих дубленках.

Комнаты не запирались и мы могли гулять по коридору, ходить в гости, болтать с другими пленниками и питаться за свой счет в ресторане на первом этаже. Охрана занимала вестибюль. Один часовой стоял у входной двери, другой — у двери в уборную на втором этаже — следил, чтобы каждый входивший туда возвращался назад. Окно уборной выходило во внутренний двор, под ним размещалась крыша сарая, что упрощало побег. Часовые принадлежали к Лейб-гвардии Атаманскому полку, который также примкнул к красным мятежникам. Но солдаты чувствовали себя неловко в новой роли тюремщиков своих прежних командиров.

Несколько дней прошло без происшествий. Мы не знали тогда, что Правительство атамана Каледина пыталось вести переговоры с мятежниками. Это ни к чему не привело, и тогда опять партизаны Капитана Чернецова пошли в наступление.

Около полудня 15 (28) или 16 (29) января 1918 года пленники были взбудоражены новостью, принесенной капитаном Лейб-гвардии казачьего полка Дубенцовым. Он завтракал в ресторане, за столиком у окна вместе с другим офицером, когда снаружи подошел хулиганского вида парень и стал осыпать их проклятиями и ругательствами. Он прислонился к оконному стеклу, прижимая к нему обеими руками на уровне груди, приклеенный к ладони листок бумаги, так что он не был виден снаружи. В конце концов он подчинился приказу часового убраться отсюда, но лишь после того, как легкий кивок капитана Дубенцова показал, что сообщение, написанное крупными печатными буквами на листке, было прочитано. Оно гласило: «Чернецов взял Зверево вчера. Лихую сегодня. Каменская — завтра. Они переведут вас в Воронеж. Бегите, кто может»...

...Вечером, когда стемнело, на второй этаж поднялся комиссар в гражданском и приказал всем одеться и построиться для отправления. Несколько офицеров сразу повалили его на пол и навалились сверху. Кто-то, видимо, сдавил горло нахального парня, потому что его отчаянные крики о помощи сменились хриплым бульканием.

Первым часовым, бросившимся к нему на помощь, был тот, что следил за дверью в туалет, располагавшийся за поворотом коридора. Я не стал ждать, чем кончится история с незадачливым комиссаром, а бросился в неохраняемую теперь уборную. За мной последовали Хоперский и армейский доктор. Открываемая фрамуга оказалась довольно маленькой; поэтому, отдав свою дубленку Хоперскому, я просунул сначала ногу, а затем, изогнувшись и извиваясь, вылез из окна и спрыгнул на заснеженную крышу сарая в 3-х или 4-х футах внизу. Хоперский сбросил мне паши дубленки, затем вместе с доктором присоединился ко мне на земле. Мы немедленно оделись, так как стоял страшный холод.

Быстрый осмотр двора не был обнадеживающим. Дверь на улицу располагалась в проходе, прорезанном в толще здания, в его двухэтажной части. Над дверью не было пространства, позволявшего перелезть через нее. Она была массивна и крепко заперта.

Самым обнадеживающим казался конец двора, где замыкавшее его строение было одноэтажным. Доктор был одет легче всех нас, поэтому мы решили, что он пойдет первым. Однако после того, как мы помогли ему взобраться на крышу, он не помог влезть нам, как было условлено, а бросился вперед, гремя своими ботинками по железной кровле, спрыгнул в соседний сад и исчез. Я не знаю его имени, но проклинаю его всякий раз, когда вспоминаю этот вечер.

Когда мы были на середине крыши, рядом открылось окно, на нас направили револьвер и мужской голос заорал: «Воры, стой!» Я сказал ему, что мы офицеры, спасающиеся от большевисткого ареста, чтобы он закрыл окно и шел спать. К несчастью, он оказался сторонником большевиков и стал кричать еще громче.

В этот момент мы сделали ужасную глупость. Вместо того, чтобы бежать вперед и спрыгнуть в соседний сад, как сделал доктор, мы спрыгнули назад во двор, откуда только что вылезли и лишь затем поняли, в какую ловушку на этот раз попали. Тем не менее удача и спасение пришли в виде девушки, выглянувшей в окно на втором этаже узнать, что за шум. В одно мгновение, оценив ситуацию, она велела нам оставаться на месте, обещая помочь. Через минуту она появилась, завернутая в шаль, открыла ключом тяжелую уличную дверь и затем заперла за нами. Мы оказались на пустынной боковой улице и быстро пошли прочь.

Позже я узнал, что девушка была любовницей владельца гостиницы. Она знала, что ключ от двери во двор висел над кроватью в комнате немецкого военнопленного, работавшего в гостинице разнорабочим. Он спал, когда она на цыпочках зашла в комнату, взяла ключ и, затем, выпустив нас, повесила его на место, не разбудив немца. Немец был известен своими симпатиями к большевикам, поэтому ему поверили, когда разбуженный нашими преследователями через короткое время он клялся, что мы не могли выбраться со двора. Поэтому они сосредоточились на обыске двора и сараев, взобрались даже на крышу второго этажа, на случай, если мы прячемся где-нибудь за трубой.

Тем временем миновав поля и пригороды Каменской, мы направлялись на юг вдоль восточной стороны железнодорожной магистрали, используя ее насыпь в качестве единственного ориентира, так как у нас не было компаса, а небо было облачным.

Накануне отряд Чернецова после короткого боя взял Лихую... Приблизившись к Лихой, которая состояла из немногих домов вокруг Железнодорожной станции, мы увидели несколько стоявших под парами поездов знаменитой чернецовской «железнодорожной кавалерии».

Чернецов подробно расспросил нас обо всем виденном в Каменской. Это был единственный раз, когда я видел легендарного партизана и он запомнился мне человеком огромной жизненной силы, излучавшим мощную нервную энергию. Чернецов сказал мне, что я должен быть его адъютантом во время атаки на Каменскую, которую он собирался предпринять. Во время ответа я снял сначала один сапог, затем второй. Чернецов, взглянув на мои промокшие кровью носки, сказал, что дает мне недельный отпуск для лечения, а его врач перевяжет мне ноги. Через пару часу в Новочеркасск отправится паровоз с одним вагоном, в котором мы сможем уехать. Ожидая поезда, мы с Хоперским гуляли по платформе и беседовали с партизанами о рейде в Дебальцево и других недавних акциях. Я встретил много друзей и знакомых с севера, которые теперь служили у Чернецова. Вообще большинство чернецовских партизан были не казаками, а добровольцами, пришедшими на Дон с севера.

См. также: Россия - моя родная страна (Григорий Чеботарёв)
Чеботарёв Г. П. Россия - моя родная страна. Часть 3