ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Год 1997-й

Гражданская война на Дону

Г. П. Чеботарёв

РОССИЯ — МОЯ РОДНАЯ СТРАНА

БОРЬБА ПРОТИВ КРАСНЫХ НА ДОНУ ПОД РУКОВОДСТВОМ АТАМАНА КАЛЕДИНА

I. Возвращение гвардейской батареи на Дон

Наша батарея была переброшена с позиций на реке Стоход и передана в резерв командования Юго-Западного фронта.

Настроение солдат было подавленным. Оно несколько улучшилось, когда в начале декабря 1917 года пришла весть о том, что казачье антибольшевистское правительство на Дону, возглавляемое атаманом генералом Калединым приняло решение отозвать с фронта все казачьи соединения. Не было смысла держать их дальше на Австро-Германском фронте, который к тому времени совершенно развалился. Большая часть пехоты дезертировала и разошлась по домам. Большевистское правительство укрепилось в Москве и Петрограде и вело переговоры о заключении сепаратного мира с центральными державами [1]. Казаки не могли продолжать воевать одни.

Казачья гвардейская бригада, находившаяся в районе крупной узловой станции Шепетовка, была погружена в вагоны. Нашу батарею отправили двумя или тремя поездами вместе с несколькими эскадронами Лейб-гвардии атаманского полка. Они установили постоянную охрану из офицера с командой пулеметчиков на локомотивах и такие же посты на замыкающих платформах. Каждый находился в постоянной боевой готовности. Революционное брожение на Украине, которую нам предстояло пересечь с запада на восток, делало эти предосторожности жизненно важными.

Нам потребовалось около двух недель, чтобы проделать путь примерно в восемьсот миль до столицы Дона — Новочеркасска. Много раз приходилось угрожать силой, чтобы сменить локомотивы на станциях — большинство железнодорожников поддерживали большевиков. Лишь кое-где попадались маленькие группы украинских националистов, не игравшие никакой роли в развитии событий.

Мы старались не проезжать через крупные украинские города, такие как Киев и Екатеринослав (Днепропетровск), население которых было настроено пробольшевистски. Поэтому мы пересекли Днепр по Кичкасскому мосту, несколько к югу от Екатеринослава. И все-таки здесь мы едва избежали несчастья.

Однажды утром я проснулся от резкого торможения поезда и длинных пулеметных очередей со стороны локомотива. Затем последовал сильный толчок и движение в противоположную сторону, казалось вагон подбрасывало на каждой шпале. Наконец он остановился. Мы выскочили наружу посмотреть что случилось. Поезд стоял на высокой изогнутой насыпи, в море густого утреннего тумана, окутывавшего основание насыпи и окрестные поля. Огромный мост неясно виднелся впереди.

Это была самая высокая железнодорожная насыпь во всей Южной России. По дуге она соединялась с Кичкасским мостом через Днепр, который в этом месте довольно широк. Железнодорожная станция располагалась на противоположном (левом) берегу.

Местные украинские большевики были предупреждены о нашем приближении и попытались пустить наш поезд под откос. Для этого они держали на станции паровоз под парами и когда стал слышен звук приближавшегося поезда, пустили его нам навстречу. Красный машинист спрыгнул с паровоза, как только тот стал набирать скорость. Место для столкновения по их понятиям не могло быть удачнее. Изгиб насыпи увеличивал вероятность того, что состав сойдет с рельсов с людьми и лошадьми. К счастью для нас, гвардейцы-казаки на локомотиве были начеку. Как только показался паровоз, они открыли огонь по нему из тяжелого пулемета и продолжали стрелять все время, пока он несся на них. Его котел, изрешеченный пулями, потерял большую часть пара и паровоз стал снижать скорость. Постовые-казаки не дали нашему перепуганному машинисту спрыгнуть с поезда, и заставили его тормозить. В итоге столкновение прошло относительно мягко. Никто не был ранен, но несколько вагонов, включая тот, где был я, сошли с рельсов. Это лишило нас возможности продолжать путь.

У нас не было снаряжения для установки вагонов на рельсы. Были посланы пешие патрули через мост, но они не нашли никого на станции и в ремонтных мастерских, даже начальник станции сбежал, опасаясь репрессий. С помощью импровизированного пандуса, мы вывели из вагона несколько лошадей и послали конные патрули по близлежащим поселкам, чтобы собрать сбежавших железнодорожных рабочих, обещая неприкосновенность и оплату наличными каждому, кто вернется на свой пост. Это помогло, но нам пришлось провести на правом берегу Днепра целый день, прежде чем мы смогли продолжить свой путь. Остаток его прошел без происшествий.

Прибыв на Дон, наш поезд, проследовав через города Таганрог, Ростов, Новочеркасск, продолжил свой путь на север до станции Глубокая, где мы сошли с поезда и разместились на квартирах в большом хуторе Березове, располагавшемся в двух милях от станции.

Впервые я попал в край своих предков донских казаков. Их патриархальный образ жизни произвел на меня глубокое и приятное впечатление, в сравнении с революционной анархией, увиденной на Украине. Оказалось, что дом моего ординарца находился всего в десяти милях и вскоре после того, как мы были расквартированы в Березове, я дал ему отпуск, чтобы съездить домой. Он пригласил в гости меня и моего друга — сотника Зиновия Краснова (не родственника генерала Петра Краснова) и несколько дней спустя мы с Зиновием Красновым ехали верхом по замерзшей покрытой снегом степи к его хутору. Местность в этой части Дона — холмистая, со множеством оврагов очень напоминает отдельные места северного Техаса, который я увидел годы спустя.

Хутор оказался сравнительно небольшим — около дюжины семей, живших вполне обеспеченно, конечно, по меркам русских крестьян. Деревянные дома, большие и чистые, были окружены дворами и амбарами.

Отец моего ординарца исполнял роль хозяина с совершенным достоинством и любезностью, как настоящий патриарх своей семьи, привыкший к власти. Как и в большинстве казачьих домов, на стене на почетном месте висели его шашка и фотография в военной форме, выцветшая от времени.

Хотя он был в чине капрала, в конце завтрака сотник Краснов, с обычным для казаков почтением к возрасту, попросил у него разращения закурить. Старик с удовольствием позволил это гостям, но сам не закурил. Я протянул портсигар своему ординарцу, но, к моему удивлению, он поблагодарил и отказался. Я не мог понять, что случилось, так как привык за последние десять месяцев делить с ним свои сигареты. Позже, когда мы вышли во двор, он сам попросил у меня сигарету, объяснив, что было бы невежливо ему курить в присутствии отца, когда старик сам не курил.

Обед был особенно церемонным. Нас посадили между двумя местными старейшинами, мужчинами лет шестьдесяти, которые были ветеранами русско-турецкой войны 1877 года. По этому случаю они надели на свои старомодные гимнастерки боевые ордена и медали. Выкатили бочонок с самогоном и стали разливать в чайные стаканы. Тосты за нашу гвардейскую батарею, за хутор, за донских казаков, за нашего атамана Каледина и другие произносились и выпивались по обычаю на одном дыхании, после чего стакан следовало перевернуть над головой, показав, что он пуст. Я не помню ничего после четвертого пли пятого тоста. Это было в порядке вещей, так как делом чести для хозяев считалось напоить гостей до бесчуствия.

Я очнулся на следующее утро в удобной постели, но с такой раскалыващей головной болью, какую я никогда не испытывал ни до ни после этого. Несомненно в самогоне было полно сивушных масел. Растирание лица снегом немного помогло, но мы с Зиновием Красновым были рады, когда, наконец, оседлали коней и отправились к себе в Березов, наслаждаясь по дороге морозным воздухом.

Не все семенные встречи, возвращавшихся с фронта казаков, происходили так идиллически, как в случае с моим ординарцем. Старый казак, в доме которого я квартировал, рассказывал мне удивительные истории о стычках, происходивших в Березове между представителями старого патриархального порядка и молодыми казаками, попавшими под влияние большевистских идей на германском фронте. Один молодой парень пришел с фронта в отпуск. Первым, кого он встретил, оказался его дед, к которому он приветливо обратился: «товарищ дед». Старик не сказав ни слова, снял со стены висевшую нагайку и отделывал внука, пока тот не попросил прощения.

В другом доме овдовевшая мать использовала вместо силы женскую хитрость. Послав сына на ледник под предлогом починки чего-то, она заперла дверь на засов снаружи, оставив ему замерзать в темноте до тех пор, пока он не пообещал вести себя почтительно.

ПРИМЕЧАНИЕ

1. Центральные державы — Германия и её союзники

См. также: Россия - моя родная страна (Григорий Чеботарёв)
Чеботарёв Г. П. Россия - моя родная страна. Часть 2