ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Вып. 32-й

Гражданская война на Дону

Е. В. Халдеев

НОВОЧЕРКАССКИЕ ВОЕННЫЕ ЛАЗАРЕТЫ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ

У истоков Алексеевской организации

История Новочеркасских военных лазаретов берёт своё начало в августе 1914 года. Именно тогда, с началом Первой мировой или «Великой» войны в донской столице их появилось более сорока. Достигнув максимума в первой половине 1915 года, количество стало постепенно уменьшаться. Некоторые исчезли окончательно, иные закрылись на ремонт до лучших времён. Остальные работающие были заполнены пациентами, порой, на треть. К осени 1917 года помещения лазаретов стали передавать многочисленным беженцам с запада Российской империи – успешное германское наступление в Прибалтике, в результате которого была сдана Рига, привело к тревожному положению её столицы. Из Петрограда эвакуировались учебные заведения, часть из них нашли приют в Новочеркасске. В конце сентября председателем Петроградского совета стал большевик Лев Троцкий, в первой декаде октября он сформировал Военно-революционный комитет. Стало очевидно, что вооружённое выступление большевиков ― дело ближайших дней. Донской атаман генерал от кавалерии А. М. Каледин, с тревогой следивший за событиями в Петрограде, буквально за день до большевистского переворота пригласил членов Временного правительства переехать на спокойный, пока ещё, Дон. Но было уже поздно. 25 октября (Здесь и далее даты приведены по старому стилю, в Примечаниях – в  соответствии с источником) большевики захватили власть в Петрограде, министры Временного правительства были арестованы в Зимнем дворце.

На следующий день Донское войсковое правительство отправило телеграмму Временному правительству, всем казачьим войскам.

«В виду выступления большевиков с попытками свержения Временного правительства и захватов власти в Петрограде и других местах, войсковое правительство, считая такой захват власти большевиками преступным и совершенно недопустимым, окажет в тесном союзе с правительствами других казачьих войск полную поддержку существующему коалиционному  Временному правительству. В виду чрезвычайных обстоятельств и прекращения сообщения с центральной государственной властью войсковое правительство временно впредь до восстановления власти Временного правительства и порядка в России с 25 сего октября приняло на себя всю полноту исполнительной власти в Донской области. Подписали: Председатель войскового правительства войсковой атаман Каледин, за товарища его старшина Семёнов» [1].

Генерал М. В. Алексеев, бывший главнокомандующий Русской армией, чудом избежавший ареста в день большевистского выступления, скрывавшийся несколько дней в Петрограде, 30 октября выехал в Ростов-на-Дону. По его мнению, на Юге России необходимо было создать здоровый центр, объединяющий мощные умственные, культурные и, в первую очередь, военные силы. Воинским частям, оставшимся верным Временному правительству, военным училищам был отдан приказ пробираться на Дон.

2 ноября около 9 часов утра генерал Алексеев со своим адъютантом, ротмистром Шапрон дю Ларре, прибыли в Новочеркасск и сразу же отправились в Атаманский дворец на встречу с атаманом А. М. Калединым. Итогом беседы стало разрешение занять пустующий лазарет на улице Барочной, 32, в котором начала формироваться Алексеевская добровольческая организация [2].

Здание дома Шапошникова (угол пр. Платовского 80, ныне 118 и ул. Барочной, 32) Фото из личного архива Е. В. Халдаева

 С первых дней пребывания в Новочеркасске, организация столкнулась с недовольством как казачьих, так и либеральных кругов, в особенности гласных, т. е. депутатов Городской думы. Многих из них пугало сосредоточение военных, непонятны цели и задачи Алексеевской организации, поскольку они были уверены, что на Дону большевики не появятся.

Вспоминает полковник Яков Маркович Лисовой: «Новочеркасск в ноябре представлял собою … картину: два раза в сутки поезд выбрасывал на станцию толпу пассажиров, среди которых, главным образом, преобладали военные. Если и попадались штатские, то почти безошибочно можно было сказать, что каждый из них являлся известной общественной или политической величиной: среди же последних часто встречались и видные государственные деятели.

Спасаясь от прелестей восставшего большевизма, широкой волной заливающего весь необъятный российский простор, — стремились все к тихой пристани государственного правопорядка, каковую в то время и представлял из себя Дон со своим казачеством и их выборным атаманом А. М. Калединым» [3].

В двадцатых числах ноября в Алексеевской организации числилось около восьмисот добровольцев. Благодаря негласной помощи атамана Каледина они получали вооружение, хотя и в недостаточном количестве. И всё же это новое формирование представляло достаточно грозную силу, особенно благодаря непоколебимой уверенности её бойцов в верности выбранной цели — спасения и возрождения Великой России.

В лазаретах для донских партизан и Корниловских добровольцев

 (ноябрь 1917 – февраль 1918 гг.)

События, произошедшие в Донской области в середине ноября, стали первым испытанием для Алексеевской организации. А следствием их, создание в Новочеркасске новых лазаретов ― Гражданской войны.

 «Когда в ночь на 26 ноября произошло выступление большевиков в Ростове и Таганроге и власть в них перешла в руки военно-революционных комитетов, Каледин, которому “было страшно пролить первую кровь”, решился, однако, вступить в вооруженную борьбу.

Но казаки не пошли. В этот вечер сумрачный атаман пришёл к генералу Алексееву и сказал: — Михаил Васильевич! Я пришёл к вам за помощью. Будем как братья помогать друг другу. Всякие недоразумения между нами кончены. Будем спасать, что ещё возможно спасти.

Алексеев просиял и, сердечно обняв Каледина, ответил ему:

— Дорогой Алексей Максимович! Всё, что у меня есть, рад отдать для общего дела.

Офицерство и юнкера [в лазарете. – Е. Х.] на Барочной были мобилизованы, составив отряд в 400―500 штыков, к ним присоединилась донская молодёжь — гимназисты, кадеты, позднее одумались несколько казачьих частей» [4, с. 206].

Первые бои начались на подступах к Ростову-на-Дону — в районе станции Кизитеринка, станицы Александровской и Нахичевани. Раненных и убитых отправляли в Новочеркасские лазареты.

«по 30 ноября включительно было доставлено в Новочеркасск ранеными, и убитыми 120 человек, из них сестра милосердия, контуженная в ноги.

В областной больнице [лазарет без №, ул. Базарная, 2 – Е. Х.] состояло 23 раненых и 3 убитых. <…>В лазарете Красного Креста  [№1, Азовская площадь, 13 – Е. Х.] раненых имелось 9 ч[еловек]. 30 ноября сюда было привезено легко раненых в ноги, грудь и руки ещё 29 ч. Среди вновь прибывших раненых есть молодые казаки в возрасте 18—20 лет, добровольцы. В больнице общества донских врачей кроме вчерашних 37 ч. Привезено 11 раненых» [5].

Здание 2-й мужской гимназии на углу ул. Горбатой и Атаманской. Фото из личного архива Е. В. Халдаева

Об этих днях пишет младшая дочь генерала Алексеева — Вера Михайловна (в замужестве Алексеева-Борель).

 «Как-то вечером, вернувшись домой, отец сказал сестре и мне:

 — Девочки, привезли первых раненых. Это всё молодёжь, они здесь одиноки, оторваны от своих семей, от своих матерей. Идите, ухаживайте за ними, окружите их заботой, теплом, вниманием.

Не очень дружелюбно нас встретили донские врачи, но за нас всецело встала старшая сестра госпиталя; думаю, что благодаря её вмешательству мы и были допущены. Через несколько дней к нам присоединилась и дочь генерала Корнилова, Наталья Лавровна. В общем на нас троих легла вся палатная работа и уход за ранеными. Кроме нескольких тяжело раненных, это были физически здоровые молодые люди, весёлые, горевшие жаждой подвига, любовью к родине, верой в успех начатой борьбы и верой в своих вождей и начальников» [6].

Вспоминает юнкер–артиллерист Константиновского училища Николай Александрович Прюц, раненный в бою под Кизитеринкой 27 ноября 1917 года:

 «Юнкер машинист нашей батареи [Раскин Анатолий. – Е. Х.] сам прицепил вагон с ранеными к какому-то паровозу, стоявшему на путях у станции Кизитеринка, и повёл этот вагон в город Новочеркасск. Здесь я… пришёл в себя. Ввели меня в помещение вокзала, где я увидал нескольких дам-патронесс. Одна из них, госпожа Мягкова, проявила особое участие к раненым юнкерам нашей батареи. Юнкер, впоследствии штабс-капитан, Иссов Валентин женился потом на одной из дочерей госпожи М[ягковой]. Юнкер [Раскин Анатолий] повёз меня,… находившегося в полубессознательном состоянии, в лазарет  [№1, на Азовской площади, 13– Е. Х.] близ какого-то базара. Потом я узнал, что меня, как раненного в голову, считали как будто уже безнадёжным и просто положили в пустой лазарет. Здесь я лежал всю ночь без медицинской помощи.

На следующее утро появился молодой врач, осмотрел и перевязал мою рану. Появилась также одна пожилая сестра милосердия, очень серьёзная, милая дама. Она проявляла исключительную заботу о раненых. У меня остались о ней наилучшие воспоминания. <…> Вскоре наш небольшой лазарет наполнился ранеными. Уход был хороший, и кормили нас отлично. Одна незнакомая мне дама принесла мне однажды виноград.

В Новочеркасске в это время жила моя родная замужняя сестра. По моей просьбе наша симпатичная пожилая сестра милосердия пошла к моей сестре и сообщила ей, что я лежу в лазарете раненый. Посещения сестры радовали меня и разнообразили мою жизнь.

<…> Жизнь в лазарете шла своим спокойным, налаженным порядком. Одно событие внесло некоторое оживление. Одного кавалериста в лазарете навещала интересная молодая девушка. Они всегда мирно, чинно, серьёзно беседовали. Вскоре они обручились и, по выходе кавалериста из лазарета, повенчались. В лазарете я пролежал недели три. Здесь впервые я увидал прибывшего с Западного фронта, в черно-красной форме, командира Корниловского ударного полка генерального штаба капитана  [7]. Он пробыл с нами несколько дней. Более или менее поправившись, я выписался из лазарета …» [8].

Ещё один юнкер Константиновского артиллерийского училища Виктор Александрович Ларионов, раненный в том же бою под Кизитеринкой, вспоминает:

 «поезд [санитарный. – Е. Х.] пришёл в Новочеркасск, где раненых уже ожидали санитарные машины. Нас быстро провезли по тополевой аллее мимо собора и памятника Ермаку. Улицы в поздний час были пусты, над головой — ночное небо и яркие, вечные звёзды. На узкой улице машина остановилась. Над лампой виднелась вывеска: “Больница Общества донских врачей”. “Ещё раненые! — раздался женский голос. — Санитары, давайте носилки!”

Современный вид больницы Общества донских врачей на ул. Красноармейской. Фото из коллекции П. Волкова

‹…› Высокая температура держалась долго, мой организм отчаянно боролся со смертью. Наконец из раны прорвался гной, и появилась надежда на возвращение к жизни. Добровольная сестра милосердия, дочь [бывшего. – Е. Х.] Верховного Главнокомандующего генерала Алексеева, Клавдия Михайловна Алексеева, была моим ангелом-хранителем, дни и долгие вечера боролась она за мою жизнь. Всегда бодрая, энергичная, она не отступала перед трудностями жизни, и, глядя на неё, верилось в лучшее будущее и в конечную победу.

Её младшая сестра, Вера Михайловна, такая же идейная и целеустремлённая, готовая жертвовать всем для раненого, — просиживала ночи над тяжело раненным юнкером Малькевичем, стараясь его спасти [9, с. 47].

<…> Малькевич мучился почти месяц. Долгий месяц бессонных ночей, тоскливых дней, бесконечной боли... И вот сегодняшнее серое, морозное утро [7 января] — последнее в его короткой восемнадцатилетней жизни. Капитан Шаколи просидел всю ночь у изголовья умирающего мальчика и сейчас стоит у окна, глядя на уголок серого неба, и соскребает ногтем морозный узор. В коридоре, у двери палаты № 3, рыдает сестра Вера, глухо и безутешно. Со всем мужеством и энергией, унаследованной от отца, генерала Алексеева, она пыталась отстоять юнкера у смерти. И вот — напрасны все усилия, бессонные ночи, нервное напряжение. Сколько раз возникали радостные надежды, и столько раз они сменялись отчаянием [9, с. 56].

<…> Третьей добровольной сестрой нашей палаты была дочь генерала Корнилова, Наталия Лавровна. Красавица блондинка с изумительно нежной кожей и очаровательной улыбкой, открывавшей жемчуг ровных зубов. Её муж — морской офицер приезжал из Петербурга в Новочеркасск, чтоб взять её с собой в Петербург, где он был преподавателем Морского училища, но она категорически отказалась, после чего их дороги разошлись. Наталия Лавровна не скрывала, что она республиканка. “Как и мой папа”, — говорила она, улыбаясь. Эти её слова приводили в ярость лежавших в нашей палате двух гардемаринов Морского училища Сербинова и Клитина, ярых монархистов, из коих один был ранен пулей в ключицу, а другой притворялся контуженным, явно не имея намерения вновь попасть под пули. Оба жаловались Клавдии Михайловне и просили её устроить так, чтобы Наталия Лавровна за ними больше не ухаживала. (Уже тогда намечался раскол среди приехавших добровольцев, делившихся идейно на “монархистов” и “республиканцев”, ожидавших приезда генерала Корнилова) [9, с. 47—48].

<…> Довелось мне увидеть в лазарете и троих глубоко уважаемых мною людей. Посетил нашу палату бывший Верховный, начальник Штаба Государя, генерал Алексеев. Очевидно, дочери ему успели подробно рассказать о раненых, ибо он обращался к каждому как к знакомому, спрашивал о здоровье, о настроении, об училище.

Старый Верховный Главнокомандующий российской армии производил огромное впечатление умом, своим обращением, дружеской непринуждённостью. Пришёл к нам и другой герой российской армии — генерал Корнилов. Легендарная фигура “быховского пленника”, начальника железной 48-й дивизии, беглеца из австрийского плена, создателя “ударных” корниловских батальонов, не могла не вызывать у меня уважения и даже преклонения. Наталия Лавровна давно уже это заметила и обещала мне привести к нам в палату своего отца. Было заметно, как она им гордится. Выйдя однажды, при помощи костылей, в коридор, я увидел перед собой человека невысокого роста в бараньем полушубке и в высокой шапке. Лицо его было загорелым и немного морщинистым от солнца и ветра. Чёрные, узкие, “монгольские”, глаза смотрели прямо и пытливо. С первого же взгляда я узнал “быховского пленника”. Мои костыли упали на пол. Он помог мне их поднять.

— “Откуда Вы меня знаете? — спросил он. — Вы были под моей командой?” — “Нет, — сказал я, — но ведь Вас вся Россия знает!”. Он улыбнулся и спросил, какого я училища, где и когда ранен. Конечно, я был счастлив, что смог поговорить с генералом Корниловым лично.

Приходил и генерал Каледин — тоже историческая личность. Генерал Каледин обошёл нашу палату и разговаривал с каждым раненым. Он говорил мягким голосом и сразу же располагал к себе каким-то внутренним пониманием. Одно в нём поражало: он ни разу не улыбнулся. Атаман Дона, очевидно, смотрел дальше в будущее, чем все мы, и уже тогда видел и конец Дона, и свой конец [9, с. 49—50]. <…> В начале февраля я оставил лазарет и присоединился на станции Ростов к юнкерской батарее» [9, с. 57].

Виктор Александрович Ларионов в 1918 г. (Александр Воронцов [страница] URL: https://vk.com/wall538988544?offset=20 (Дата обращения: 16.08.2023)

Дабы не нарушать целостной картины воспоминаний Виктора Ларионова мы проследовали с ним до февраля 1918 года. Теперь же вернёмся в трагические и весьма важные для нашего повествования дни конца ноября, начала декабря 1917-го.

Кадет Морского корпуса Анатолий Александрович Векслер 27 ноября был ранен в бою под Нахичеванью. «Прихожу в себя в госпитале, в Новочеркасске, с мучительной головной болью. Левая рука как свинцовая, еле двигается. Жена атамана Каледина обходит раненых и благословляет их маленькими серебряными солдатскими крестиками» [10].

Мария Петровна Каледина, супруга донского атамана, на третий день большевистского мятежа в Ростове-на-Дону обратилась к гражданам Новочеркасска с просьбой жертвовать всё, что только возможно «частям, идущим под Ростов на защиту родного края. Нужны срочно: тёплые вещи, бельё, перевязочные материалы, продовольственные продукты (чай, сахар, хлеб, картофель, мука, крупа и проч). Пожертвования прошу направлять в лазарет Красного Креста на Базарной площади» [№1. Ныне Азовская площадь, 13. – Е. Х.]. [11]. Через неделю сумма денежных пожертвований составила 2955 руб.

Аналогичной деятельностью занялся и дамский кружок Е. А. Карповой, М. Г. Дроновой и других активных новочеркасинок, имеющих опыт работы с ранеными ещё с 1914 года. Уже 28 ноября они приступили к сбору денег, вещей и продуктов, и через два дня сумма пожертвований составляла 426 руб. Половина денег была отдана раненым юнкерам и казакам в лазарете больницы Общества донских врачей, а вторая половина – общественной организации на нужды раненых [12].

Не были забыты семьи убитых, а также раненые и больные воины в новочеркасских лазаретах. В редакцию газеты «Вольный Дон», вестника Донского правительства, по призыву Донского окружного управления Красного Креста стали поступать денежные пожертвования от неравнодушных горожан. Первые 10 руб. от неизвестного в пользу казаков, офицеров и не казаков, павших в борьбе с анархией в кровавые дни в Ростове поступили 27 ноября. Ко дню публикации призыва уже набралось 10 625 руб. [13]

Нужно отметить, что пожертвования в пользу раненых достаточно успешно собирались весь декабрь. И вносимые суммы варьировались от нескольких рублей до десятков тысяч. «Воспитанницами II класса Мариинского донского института решено деньги, собранные на венок убитым под Ростовом в сумме 30 руб. обратить на нужды раненых при подавлении мятежа в г. Ростове» [14].

Помимо материальных пожертвований, активно собираемых в храмах Новочеркасска и области, личных взносов, перечисляемых священниками и служителями церквей, городское духовенство откликнулось на многочисленные просьбы мирян «в ограждении города от надвигающейся междоусобицы устроить крестный ход вокруг Новочеркасска» [15]. Крестный ход продолжался пять дней, при этом его маршрут был составлен таким образом, чтобы ежедневно процессия проходила мимо трёх городских храмов. Начатый 6 декабря от Донской церкви (угол Николаевского пр. и ул. Базарной) крестный ход, возглавляемый Преосвященным Гермогеном и десятью священниками, обошёл город с западной, южной и восточной сторон, окончившись торжественной службой возле Вознесенского собора.

В заботе о пациентах лазарета для консультации иногда приглашались высококлассные специалисты. Так, «для раненых защитников Дона, находящихся на излечении в больнице Общества донских врачей, 8-го декабря был вызван из Ростова профессор Напалков. Профессор внимательно осмотрел раненых и дал свои указания; но от платы за визит, которая предложена была ему после осмотра, отказался» [16]. Заметным событием в культурной жизни Новочеркасска и одновременно обратившим внимание публики на помощь раненым воинам и членам семей убитых защитников Дона стал благотворительный концерт, устроенный 18 декабря Марией Петровной Калединой в зале офицерского собрания (ул. Московская, 16). Анонс предстоящего концерта не сходил с первой полосы газеты «Вольный Дон» в течение недели. Были обещаны выступления известных артистов в различных жанрах, а после концерта — «Кабарэ» при участии местной театральной труппы. В назначенный день «переполненный зал офицерского собрания тепло встречал исполнителей». Лирическое сопрано сменяли стихотворения на тему дня, в свою очередь продолженные фортепьянными пьесами в исполнении артиста московского правительственного театра, а подвёл итог концерту войсковой хор. Обещанное «Кабарэ» прошло «с большим оживлением». Проданные билеты, а также цветы, конфекты, торговля в буфетах собрали около 9000 руб. [17].

Но, к сожалению, блестяще прошедший вечер был омрачён неприятным инцидентом. Возможно, и не стоило бы обращать на него внимание, но след его странным образом обнаружился в наше время. «Поздней ночью, когда значительная часть публики разъехалась, ‹…› в зал явился пьяный офицер, но его тотчас же вывели. Спустя некоторое время, тот же офицер, оказавшийся есаулом В. Поповым, снова пришёл в зал с тремя пьяными компаньонами и стал кричать: — “Я большевик! Мы пришли разогнать буржуев. У нас бомбы”.

Поднялся переполох. Дамы бросились бежать, а мужчины кинулись на Попова и его товарищей и нанесли им побои. С трудом удалось отнять “большевиков” и отвести под арест. У них оказались 4 ручных гранаты. Заряжены ли эти гранаты, нам не удалось узнать» [18].

Ко времени скандала генерал А. М. Каледин уже уехал, но на следующий день городской молвой инцидент был истолкован как покушение на донского атамана. Сплетня оказалась настолько живучей, что несколько лет назад сведущие в биографии Алексея Максимовича люди убеждали меня в несомненных двух декабрьских покушениях на атамана. Вероятно, одним из них и было представление «большевика-есаула» на этом вечере.

На Рождество вышел секретный приказ по Алексеевской организации, всё ещё квартирующей в различных местах Новочеркасска на полулегальном положении, переименовавший её в Добровольческую армию под командованием генерала Л. Г. Корнилова. К середине января 1918 года новая армия перебазировалась в Ростов-на-Дону, оставив в новочеркасских лазаретах только раненых и больных. Как заметил генерал Трухачёв, вспоминая об этих днях: «мы должны были покинуть Новочеркасск и переехать в Ростов. Причин для этого было две. Наше пребывание в Новочеркасске было у всех бельмом на глазу. Для того, чтобы успокоить общественное мнение, понадобилось нас перевести в Ростов» [19].

Командующий войсками Ростовского района генерал А. П. Богаевский рассказывает об обстановке на фронтах в те дни: «С переходом … штаба [Добровольческой армии. – Е. Х.] в Ростов борьба с красными приняла уже более планомерный характер.

Как-то сами собой определились на Дону два фронта – Ростовский – к западу и северу от Таганрога и Ростова и Донской – на линии железной дороги на Воронеж, к северу от Новочеркасска. Первый фронт защищали добровольцы, на втором боролись казаки, вернее – несколько мелких партизанских отрядов, составленных из кадет, гимназистов, реалистов, студентов и небольшого числа офицеров. Кроме того, в районе станций Миллерово и Глубокой стояла 8-я Донская конная дивизия и постепенно разлагалась: казаки митинговали и потихоньку разъезжались по домам. Впрочем, большевики с этой стороны и не наступали до двадцатых чисел января, когда при первом же их серьёзном наступлении казаки бросили фронт и разъехались по домам, оставив на произвол судьбы орудия. Был ещё южный – Батайский фронт. Но там дело ограничивалось почти одной перестрелкой» [20].

Роман Гуль свидетельствует: «С каждым днём в Новочеркасске настроение становится тревожнее. Среди казаков усиливается разложение. Ожидается выступление большевиков. Каледин по-прежнему нерешителен. Войсковой Круг теряется…

‹…› Но и с перенесением штаба в Ростов общая тревога за прочность положения не уменьшается. Каждый день несёт тяжёлые вести. Казаки сражаться не хотят, сочувствуют большевизму и неприязненно относятся к добровольцам. Часть из ещё не расформированных войск перешла к большевикам, другие разошлись по станицам. Притока людей из России в армию — нет. Командующий объявил мобилизацию офицеров Ростова, но в армию поступают немногие — большинство же умело уклоняется» [21, с. 17–18.].

В результате ожесточённых боёв на фронтах, Новочеркасские лазареты снова переполнялись ранеными, больными, обмороженными. Следующие с северного фронта военные составы с батальонами Добровольческой армии делают на станции Новочеркасск лишь небольшую остановку. «21 января в Новочеркасск доставлены 15 тел защитников родного края, убитых в последних боях в районе станций Зверево и Гуково [22]. На перрон вокзала выносятся убитые, с ними остаётся взвод для погребения и отдания им последних почестей. Но было и так: «В областную больницу со станций Зверево, Лихая и Гуково доставлены убитые воины, фамилии которых неизвестны. Для опознания трупы находятся в покойницкой областной больницы. При опознании кого-либо из убитых просят заявить дежурному фельдшеру» [23].

На юго-западном участке старого городского погоста, отведённого под братское военное кладбище, ежедневно появляются десятки новых белых крестов.

Цифры прибывающих пациентов лазаретов всё растут. «В ночь на 24 января в Новочеркасск прибыл санитарный поезд, доставивший 107 раненых, 5 больных и 8 убитых». Днём этого же дня в списке поступивших на лечение уже числятся 156 человек. В лазарет № 1 направлено 92; в лазарет Общества донских врачей – 28; в лазарет № 28 – 14; в областную больницу – 2; в лазарет при кадетском корпусе – 6; дома лечатся – 6 [24].

Виктор Ларионов замечает: «В больницу Общества донских врачей вновь привезли нескольких наших юнкеров… Раненых привозили со всех фронтов и многие из них говорили: — “Что мы можем сделать, мы идём цепочками по тридцать человек в атаку против десятков тысяч красных?!”» [9, с. 55].

Сразу несколько организаций, помимо Красного Креста, занимаются помощью раненым. Всероссийский земский союз хорошо зарекомендовал себя в прошлые три года войны, создав несколько десятков лазаретов в Новочеркасске. 26 января «Войсковое правительство ассигновало в распоряжение Доно-Кубанского комитета всероссийского земского союза 820 тысяч руб. на расходы по оказанию помощи больным и раненым воинам» [25].

К 29 января положение донской столицы стало безнадёжно. Красногвардейские отряды стояли в пригороде на станции Персияновка. Понимая всю бесполезность сопротивления и не желая дальнейшей гибели донской молодёжи, из которой фактически были сформированы защищающие Новочеркасск отряды, донской атаман А. М. Каледин в 14 часов 30 минут покончил жизнь самоубийством.

Через десять дней генерал Лукомский с сожалением констатировал: «Смерть атамана встрепенула на некоторое время Дон. Старики казаки громко заявили, что они повинны в смерти любимого атамана и что долг всех казаков, хоть после смерти атамана, выполнить его призыв и стать на защиту Дона от большевиков. Примолкла временно и молодёжь.

В Новочеркасск тысячами стали стекаться донцы для формирования новых частей. Казалось, что Дон ожил. Но в значительной степени вследствие того, что штаб Донского войска оказался в это время не на должной высоте (не давали помещений для размещения прибывающих казаков, не наладили довольствие горячей пищей, не сумели наладить вопросы организационные), скоро подъём прошёл, и казаки стали опять расходиться и разъезжаться по станицам» [26, с. 294–295].

В эти же дни в Новочеркасске произошёл совершенно немыслимый в 1914–1916 годах случай.

«5-го февраля [санитарным поездом. – Е. Х.] на вокзал доставлена была партия раненых. Потребовалось несколько экипажей для перевозки их в лазареты. Санитарная организация обратилась по телефону к горожанам, имеющих своих лошадей, с просьбою прислать их на вокзал и помочь перевозке раненых. И вот какие ответы получились от некоторых из этих граждан.

Управляющий фирмой Соколова [винный торговый дом “А. Соколов с сыном Петром”] А. М. Огуз ответил, что он пришлёт лошадь, если она будет потребована официальным отношением. И. Д. Бобков [виноделие] обещал прислать, но не прислал.

Виноторговец Ф. И. Тумин отговорился тем, что нет дома кучера. “Центральная гостиница” обещала прислать, но не прислала. Товарищ непременного члена земского комитета Щекатурин ответил, что лошадь не кована. Белозоров [И. В., биржевое заведение] ответил― нет кучера.

Вот характерный образчик той чуткости, с которой граждане Новочеркасска относятся к защитникам Дона, пролившим кровь свою для защиты их же жизненных интересов» [27].

Красные части продолжали теснить Добровольческую армию, взят Таганрог, бои идут в предместьях Ростова. Ещё хуже было положение на северном фронте. Генерал Лукомский отмечает: «К северу от Новочеркасска, кроме небольших казачьих и партизанских частей, ничего не было. Большевики наседали, и было ясно, что дни Новочеркасска сочтены» [26, с. 296].

«Жуть над городом; затаился уютный тихий Новочеркасск. Мрак. Еле мерцают фонари <…>. У лазарета гудит авто. В узкую дверь еле протискивают носилки, с телами людей, укрытых шинелью или овчиной. Кровь... На полу, на комьях ваты, на скоробленной, прокислой овчине, на пальцах и там на искрящемся блёстками снегу под Таганрогом, Батайском, Зверевым и Сулином.

Кровь и мозг из разбитого черепа. Вчера двенадцать мальчиков-юнкеров были найдены связанными и убитыми ударами шпал на полотне у маленькой степной станции. Убит удалой партизан Чернецов — защита, надежда и гордость Дона, убит подлым предательским ударом. Уходит от нас Каледин, чьё сердце не выдержало позора России и Дона... И дерутся ещё из последних сил: Кутепов под Таганрогом, Марков под Батайском и Семилетов под Сулином. Затаился уютный, тихий Черкасск в предсмертной тоске» [28].

Подполковник Иван Алексеевич Поляков, служивший в штабе Донского атамана: «7-го февраля ген. Назаров [новый донской атаман. – Е. Х.], учитывая сложившуюся обстановку, не счёл возможным задерживать больше Добровольческую армию, о чём уведомил её командование, сообщив также, что казачество помочь ему не может.

В свою очередь, генерал Корнилов, видя, что дальнейшая оборона Ростовского района не даст положительных результатов и может лишь погубить армию, решил увести её на Кубань, предполагая там усилиться казаками и получить новую базу» [29, c. 118].

9 февраля Добровольческая армия покинула Ростов, пройдя через станицу Аксайскую и форсировав замёрзший Дон, остановилась на формирование в станице Ольгинской. Падение Новочеркасска стало вопросом нескольких дней.

Вспоминает офицер, укрывшийся под псевдонимом Н. Белогорский: «Конец Дона мне пришлось наблюдать, или вернее ощущать, с постели, из больницы Общества донских врачей в Новочеркасске, куда меня привезли на другой день после боя под Каменоломней.

Хирургическое отделение в верхнем этаже вытянутого ввысь, с крутыми лестницами, дома на Ратной улице, было набито ранеными казаками и не казаками. В маленькой, на четыре койки палате, где меня положили, стоял вечный шум и тянуло съестными запахами, — кухня за стеной. Кроме меня лежало двое: молоденький офицер Добровольческой армии с простреленной грудью и партизан семилетовец, которому пуля пробила мочевой пузырь. Четвёртая койка сначала оставалась пустой.

Офицер-артиллерист, здесь сражавшийся в пехоте, весёлый, несмотря на продырявленное лёгкое, рассказывал про свою, в сущности, первую войну, про свою роту и про Матвеев Курган, где его ранило. Ему повезло. Я знаю, что он спасся, сумел ещё проехать в Москву с особой командировкой и вернулся обратно в армию.

Партизан, жестоко страдавший, только кричал долгим воющим криком, и ему давали морфий. Он, наверное, умер.

Здесь, в больнице, где интересовались перевязками, температурой, своей и чужой физической болью, как-то невольно начинало казаться, что не будет перемены, и не может сделаться так, чтобы сюда пришли враги. И несмотря на то, что внешний мир трепетал от напряжения, а мы этот мир видели и слышали, ибо приходили гости и приносили газеты, всё-таки рождалась таинственная уверенность в том, что не может пасть Новочеркасск, и если для этого нужно чудо, то оно случится.

Между тем, последние соломинки ломались. Новые раненые рассказали про неудачную, с нашей стороны, атаку Александро-Грушевского. Перед Ростовом дрались почти под самым городом. Батайск был занят красными.

Пришёл, прорвавшись на Дон с подобием боя против большевиков, 6-й Донской полк, сравнительно долго задержавшийся на старом фронте.

К нам в палату, на свободную до того четвёртую койку, положили легко раненого казака этого полка, — кажется, единственного их раненого. Он был словоохотлив, и из его рассказов явным становилось одно: что товарищи по 6-му полку стреляли, и полк стрелял в товарищей.  Воевавший полк!

<…> Было это [9 февраля по ст. стилю. У автора – 22 февраля ( новый. ст.) – Е. Х.], а на следующий день мы вдруг узнали, что Добровольческая армия уже оставила Ростов. В нашей больнице сбирали способных двигаться раненых Добровольческой армии для того, чтобы отправить их в обозы полков, раздавали деньги, куда-то увозили некоторых тяжело раненых.

О казачьих партизанах не заботился никто. Корнилов уходил за Дон… Значит будет оставлен и Новочеркасск…     Но ни за что не хотелось поверить в это.

Поздним вечером мне сказали по телефону, что чудо спасения совершилось: полковник Мамонтов с 6-м и 7-м Донскими полками ударил в тыл красным, разбил их и снова занял Ростов! Утром стало известно, что это неправда. Чудо не пришло.

В это же утро я оставил больницу. Люди, бывшие мне друзьями, перевезли меня к себе в дом и продержали у себя все те первые дни красного нашествия, когда была наибольшая опасность обысков, арестов и расстрелов. И хозяйка этого дома, со своими дочерьми, в напряжённой обстановке вечной тревоги, делала мне всё, что требуется от сестёр милосердия, всё самое неприятное и самое грязное. <…>

Многие могут вспомнить про то же. Таких храбрых русских женщин было немало и в Ростове, и в Новочеркасске, и всюду, где когда-нибудь шла война. Они спасали раненых в своих домах, умирали в лазаретах, перевязывали под огнём в лавах и в цепи. Я не уверен в том, чтоб были очень высокого качества мы, русские мужчины, но наши женщины, несомненно, самые самоотверженные и самые святые в мире [30].

8 февраля генерал Алексеев побывал в Новочеркасске, вероятно вызванный на проходящий здесь Большой Круг Дона. В его записной книжке осталась пометка без даты, о получении от Донского правительства 6 000 000 руб. но, очевидно, относящаяся именно к этому дню, поскольку на следующий день Добровольческая армия уже ушла из Ростова. Безусловно, часть этой суммы он передал генералу Лукомскому, так излагающему этот эпизод: «…Во время моего пребывания в Новочеркасске меня беспокоил вопрос о том, как поступить с ранеными добровольцами, находящимися в лазаретах. Увозить их было некуда, а оставлять в лазаретах на растерзание большевиков было невозможно. Снесясь с генералом Алексеевым, я получил от него деньги, которые мною были переданы образовавшейся в Новочеркасске организации. Было решено перед приходом большевиков тем добровольцам, которые могут передвигаться, выдать на руки некоторую сумму денег и предоставить им самим как-нибудь устроиться в городе или в соседних станицах.

Тяжело же раненых и больных частью разместить на окраинах города у надёжных жителей, а часть под видом простых солдат оставить в лазаретах. Так и было сделано. Впоследствии выяснилось, что часть раненых офицеров из числа оставшихся в Новочеркасске была большевиками убита» [26, с. 297].

Вспоминает Вера Михайловна Алексеева-Борель: «Оставаться в нашей квартире мы не могли, и наши хозяева решили нас отвезти к своим знакомым, … имевшим маленький домик на окраине Новочеркасска. Но до этого надо было побывать в лазарете [ул. Ратная, 32. – Е. Х. ]., где я и сестра работали, раздать раненым присланные отцом деньги и как-то устроить их вне лазарета, в котором они, конечно, подвергались смертельной опасности.

Фактически в этом лазарете оставался только один тяжело раненый гардемарин, с раздробленной костью ноги. Его госпитальные сёстры перенесли в женское отделение госпиталя, где он благополучно пролежал всё время пребывания в городе большевиков.

Некоторых уже ходячих раненых взяли к себе в дома добрые казачки, до этого навещавшие их в лазарете. Некоторые, получив деньги, решили устраиваться самостоятельно. По великой милости Божьей никто из них не погиб» [31].

Одним из двух последних пациентов лазарета в областной больнице Войска Донского (ул. Базарная, 2) был морской офицер, лейтенант Балтийского флота Анатолий Петрович Ваксмут. «9-го февраля 1918 года. День ухода Добровольческой армии в 1-й Кубанский поход. Весь этот день в нашей палате…, забитой до отказа ранеными, прошёл очень шумно и в волнении… Сестричка наша Шура Л. выбилась совсем из сил, помогая и снаряжая тех, кто мог ещё двигаться, и утешая остающихся. Шура не была сестрой милосердия, она была всего лишь гимназисткой местной гимназии и могла делать лишь то, что подсказывало ей её любящее сердце.

К вечеру всё стихло, как в палате, так и снаружи. Кто мог, сам ушёл, кого взяли родственники, и только мы, два моряка — мичман [Черноморского флота. – Е. Х.] Вася Тихомиров, ещё совсем безусый мальчик, и я, — как две рыбы, выброшенные на берег, оказались в беспомощном положении. Весь медицинский персонал улетучился. Шура наша тоже ушла, и только рядом в комнате сиделки-казачки делились своими впечатлениями. Вася заметно волновался — у него нога была прострелена в двух местах, и он не мог ходить; мне же было как-то безразлично: разрывная пуля, разбившая моё левое плечо, оставила много осколков; эти осколки вызывали нагноение, подымалась температура, и чувство опасности притуплялось. <…>

Неожиданно подходит к нам сиделка, здоровенная казачка, хватает меня в охапку и, говоря: “За вами пришли!” — несёт меня вниз по лестнице на улицу. Вася прыгает за нами на одной ноге. У крыльца стоит ослик, запряжённый в санки, а на санях — большой мусорный ящик, какой-то мальчик лет пятнадцати держит ослика за уздцы. Сиделка кладёт меня в ящик, сверху залезает Вася, и мы двигаемся. Откуда-то из-за угла появляется наша Шура и говорит: “Я решила взять вас к себе”.

Всё это произошло так неожиданно и быстро, что ни у меня, ни у Васи не было тогда никаких тревожных мыслей, а когда Шура привезла нас к себе в дом, где мы нашли чистенькие, приготовленные для нас кровати, уютную обстановку, пианино, на котором Шура что-то нам сыграла, то мы почувствовали себя, наконец, дома, забыв обо всём на свете» [32]. Моряки благополучно пережили власть большевиков. В июне 1918 года А. Ваксмут был назначен командиром парохода Донской флотилии.

Анатолий Петрович Ваксмут в эмиграции. 1924 г. ( Первые начавшие. М., 2018. С. 320.)

Спустя два дня, 12 февраля, в Новочеркасск вошёл отряд революционных казаков Николая Голубова. Был разогнан Войсковой круг, заседавший в здании Судебной палаты (угол Платовского пр., 44 и ул. Атаманской, 13). Арестованы атаман генерал А. М. Назаров и председатель Круга, войсковой старшина Е. А. Волошинов. В городе начались повальные обыски, аресты, грабежи, расстрелы.

Не во всех лазаретах была проведена эвакуация и судьба раненых оказалась весьма трагична. Приведу фрагмент акта Особой комиссии по расследованию злодеяний большевиков, состоящей при Главнокомандующем Вооруженными силами на Юге России.

 «14 февраля банда матросов и красноармейцев, человек пятьдесят, частью пьяных, прибыли вместе с подводами к лазарету № 1 [Азовская площадь, 13. – Е. Х.], где лежало около ста офицеров и партизан, тяжело раненных и больных. Большевики ворвались в палаты и, нанося раненым оскорбления, начали выносить их на носилках в одном нижнем белье на улицу и грубо сваливать друг на друга в сани. День был морозный и ветреный, раненые испытывали холод и просили позволить им одеться, но большевики, глумясь, заявили: “Незачем, всё равно расстреляем”, — причем ударили одного раненого по переломленной ноге шиною. По уходе большевиков в лазарете было обнаружено пустыми 42 койки. Часть больных скрылась, откупившись у большевиков за деньги, а остальные в тот же день были заколоты, изрублены и застрелены за городом и брошены без погребения.

Из числа погибших установлены фамилии 11 лиц … в возрасте от 14 до 22 лет, офицеры, юнкера, кадеты и добровольцы» [33]. Агапов, Белосинский, Бублеев, Видов, Кузьмичёв, Марсов, прапорщик лейб-Гвардии Измайловского полка Матвеев Георгий Артамонович, Соловьёв, капитан Черемшанский служили в Добровольческой армии; шестнадцатилетний Антонов Павел Михайлович из партизанского отряда полковника Чернецова; старший гардемарин Попов Александр Николаевич из партизанского отряда Семилетова. «Тогда же эти большевики разграбили не только вещи раненых, но и имущество лазаретного цейхгауза» [33].

Генерал Денисов приводит следующие цифры: «В лазаретах и госпиталях истреблено около 120 офицеров и 200 партизан» [34].

Упомянутый выше подполковник Иван Алексеевич Поляков не успел покинуть город до прихода красных и стал свидетелем невероятно жестоких сцен на улицах поверженной донской столицы.

«Никак нельзя было найти ни объяснения, ни оправдания зверского отношения большевиков, даже к раненым офицерам и партизанам. Последних часто выволакивали на улицу пьяные солдаты и здесь же приканчивали. Иногда случались эпизоды, которые не выдумать ни одному романисту, как бы ни была велика его фантазия. Например: из больницы Об[щест]ва донских врачей [автор ошибается. – Из лазарета №1 Азовская площадь, 13– Е. Х.] на носилках выносят раненых и складывают на подводы, чтобы вывести за город и там расстрелять. Мимо проходит дама. Она умоляет красногвардейцев пощадить раненых. Красные нагло предлагают ей выкуп. — "Выкупите их у нас. По двести рублей за каждого", — говорят они. Дама поспешно роется в сумке и находит только 400 рублей, а обречённых 40 человек. Как быть?

— "Очень просто", — кричит красногвардеец — "выбирай любых двух". И сердобольной женщине пришлось "выбирать двух". Что выражали глаза раненых, когда среди них выбирались двое, чтобы остаться в живых. Остальные 38 человек были увезены за Краснокутскую рощу и там расстреляны [29, с. 140—141].

<…> Бесцельно бродя по городу, я однажды решил навестить подругу моей сестры. Потеряв родителей, она жила вместе с братом, далеко от центра, занимая хорошенький особнячок. <…> Между прочим, она призналась мне, что в одной из комнат её дома лежат два сильно искалеченных партизана, которых она 12-го февраля, в буквальном смысле слова, подобрала на улице и приютила у себя, рискуя сама за это жизнью.

— “Но разве можно было оставить этих несчастных юношей умирать на улице ночью”— сказала она. — “У них здесь нет никого, ни родных, ни знакомых. Подвода с ними случайно стала недалеко от моего дома. Возница бросил лошадей и сбежал. Несчастные громко стонали, но никто не решался оказать им помощь, боясь большевиков, уже входивших в город. Я сжалилась над ними и когда наступила темнота, сама незаметно перетащила их к себе, обмыла раны и перевязала их. Только один раз, я испытала ужасный страх, когда ко мне ворвалась ватага пьяных солдат. Они всюду шарили, всё перевернули в доме, отбирая лучшие вещи себе. Я не протестовала, и, готова была всё отдать и лишь ломала голову, какой придумать ответ, если красногвардейцы обнаружат комнату, где лежат раненые и потребуют её открыть. Не за себя я боялась, а за юношей, которых большевики не пощадили бы. Слава Богу, они не заметили этой двери, прикрытой ковром и потому всё обошлось благополучно. А теперь мои питомцы уже поправляются и я надеюсь, — добавила она, — скоро будут совсем здоровы”.

Таких случаев, когда русская женщина, проявила необыкновенное мужество, удивительную отзывчивость и заботливость в отношении раненых офицеров и партизан в Новочеркасске, я мог бы рассказать сотни [29, с. 134—135].

Подводя итог этой главе, мне кажется некоторое объяснение, но конечно, не оправдание многому дикому, случившемуся в те страшные дни, ёмко выразил поручик П. И. Кузнецов: «Гражданская война изменила у многих взгляды и выработала особый тип офицера, который мог зародиться только в то жестокое время, когда всё человеческое исчезает и выплывают на поверхность только звериные инстинкты и обе враждующие стороны соперничают одна перед другой в жестокостях…» [35].

Шёл в борьбе и тревоге боевой восемнадцатый год…

(апрель – декабрь 1918 г.)

Советская власть продержалась в Новочеркасске около семидесяти дней. Причём с 1 по 3 апреля город захватывали казаки восставших станиц Кривянской, Заплавской, Бессергеневской и Раздорской, возглавляемые войсковым старшиной Фетисовым, но уже 4 апреля столица Дона была снова занята большевиками.

Рано утром 23 апреля Южная группа Донской армии под командованием полковника Денисова вошла в Новочеркасск. Красногвардейцы 24 и 25 апреля предприняли попытки отбить город, но подоспевший отряд полковника М. Г. Дроздовского, ударивший им во фланг, решил исход боя. В ходе упорных боёв за донскую столицу множество раненых стали заполнять лазареты. Но они были в ужасающем состоянии. Одним из первых обращений к горожанам стала просьба о помощи лазаретам.

«Лазареты г. Новочеркасска за время пребывания советской власти, вследствие расхищения народных средств приведены в хозяйственном отношении в полное расстройство; довольствие больных и раненых воинов в лазаретах в настоящий момент находится в критическом положении, почему приглашаются к пожертвованию в пользу больных и раненых воинов продуктами и деньгами, которые принимаются в лазарете Общества донских врачей, Новочеркасском гарнизонном лазарете (Грушевская ул.) и Областной войска Донского больнице заведующими хозяйством указанных лечебных заведений. Начальник санитарной части Южной группы войск войсковой старшина Николаев» [36].

Одним из первых был открыт лазарет на западной окраине города в Краснокутской роще. «Отряд полковника Дроздовского устраивает для себя лазарет, заняв с этой целью помещение санаториума для туберкулёзных. Организация лазарета идёт под руководством доктора А. С. Мануйлова»  [37].

Здание санатория в Краснокутской роще. Фото из личного архива Е. В. Халдаева

В эти же дни на Дон из «Ледяного похода» вернулась Добровольческая армия.

В своих воспоминаниях А. И. Деникин пишет: «30 апреля армия остановилась, наконец, на отдых в двух пунктах: станице Мечётинской (штаб армии и 2-я бригада) и Егорлыцкой (1-я и конная бригады), прикрываясь заслонами от большевиков и от... немцев. Первый Кубанский поход — Анабазис Добровольческой армии — окончен.

Армия выступила 9 февраля и вернулась 30 апреля, пробыв в походе 80 дней. Прошла по основному маршруту 1050 вёрст [4, с. 395]. Из 80 дней — 44 дня вела бои. Вышла в составе 4 тысяч, вернулась в составе 5 тысяч, пополненная кубанцами. Начала поход с 600—700 снарядами, имея по 150—200 патронов на человека; вернулась почти с тем же: всё снабжение для ведения войны добывалось ценою крови.

В кубанских степях оставила могилы вождя и до 400 начальников и воинов; вывезла более полутора тысяч раненых; много их ещё оставалось в строю; много было ранено по несколько раз [4, с. 396]. «Освобождение Новочеркасска дало мне, наконец, возможность отправить туда раненых. Хотя власти приняли их там не особенно ласково, заявив, что предпочли бы видеть полк здоровых добровольцев, хотя много ещё пришлось им испытать невзгод в обедневших и разорённых донских лазаретах, но всё это казалось счастьем, потому что было несравнимо с тем, что они вынесли в походе» [4, с. 394].

Лишь о двух из сотен случаев мужества раненых добровольцев, случившихся за эти 80 дней, рассказывает подполковник Пётр Терентьевич Зотов, участник 1-го Кубанского (Ледяного) похода, командир роты в Офицерском (Марковском) полку, затем в 5-й роте 1-го Офицерского (Марковского) полка: «раненный в обе ноги с раздроблением костей реалист екатеринодарского реального училища (фамилии, к сожалению, не знаю), не желая уменьшать числа бойцов цепи, сам пополз к полотну железной дороги, куда приполз через несколько часов с винтовкой и найденной по дороге цинковой коробкой с 300 боевыми патронами. У полотна он оставался не подобранным сутки, — и вот когда я 24 марта в 2 часа ночи проходил с ротой по полотну, то услышал скромную просьбу подобрать раненого, если это будет возможным, — и когда его, истекающего кровью, укладывали на бурку, он просил не забыть его винтовку и цинковую коробку с патронами.

Другой случай: подпоручик (студент) Герман Дмитриевич Михайлов после двух разновременно полученных и незалеченных ран шёл в новый бой; он по дороге обратился с такой просьбой ко мне и другим офицерам роты: “если меня серьёзно ранят, прошу не перевязывать и не выносить из боя, так как я сам застрелюсь, ибо не желаю увеличивать и без того большой транспорт раненых”; такое решение приняли и другие офицеры.

На другой день, 1 апреля, Михайлов был тяжело ранен в живот и незаметно для всех, в то время, когда к нему был послан санитар для перевязки, сам покончил с собою» [38]. Возможно, неизвестный екатеринодарский реалист выжил и был отправлен на лечение в донскую столицу в числе сотен своих товарищей.

Первого мая в Новочеркасск «прибыли 2 парохода из Мечётинской станицы с больными и ранеными из отряда Корнилова. Встречу их организовать не успели… партия раненых и больных, человек около 700. Кроме мужчин есть раненые и женщины — сёстры милосердия. По словам прибывших это не весь транспорт раненых. Их насчитывается свыше 1 тысячи человек. Значительность этого количества объясняется тем, что отряд выдержал около 50 боёв, не покидая своих раненых и больных, а забирал их с собой» [39].

К слову сказать, к этому времени в четырёх лазаретах Новочеркасска находилось всего 73 раненых и 164 больных [40].

Об этой поездке вспоминает рядовой боец Корниловского ударного полка Роман Борисович Гуль: «Едем [из Мечётинской станицы. – Е. Х.] на Маныцкую [так в тексте. – Е. Х.]. Все знают, что из неё на пароходе по Манычу и Дону в Новочеркасск. Чувствуется близость отдыха, все мечтают, что не услышат больше приближающегося свиста снарядов, трещащего переката ружей, стонов и переменят одежду, сплошь покрытую вшами.

День прожили в Маныцкой. На другой — погрузка.

У берега Маныча — большой белый пароход, к нему прицеплена баржа. Раненых несут на руках, на носилках. Больные, легкораненые сами ковыляют, хромают. Пароход — погружен, засвистел, выпустил клубы чёрного дыма, поплыл...

Раненые сидят, лежат на палубе; бледны измученные лица; усталые глаза; шинели и разные шапки — всё рваное, грязное, измятое; ноги некоторых обвязаны тряпками вместо обуви.

Пароход выходит из жёлто-грязноватого Маныча в сине-голубой Дон. Дон сильным разливом затопил луга, леса. Речной простор его так широк, что глазом не окинешь.

<…> Далеко, на горе, горит золотом купол новочеркасского собора. Уже виден город. Подплываем к Новочеркасску. Причалили к берегу-улице...

Шедший народ останавливается. Смотрят на нас. С палубы кто-то махнул платком. Но толпа — случайная. Расходятся по своим делам.

На берег никого не пускают. “Почему?!” — “Да что это такое?!” — волнуются раненые.

“Господа, оказывается, нас не ждали здесь. И потому нам, по крайней мере, день придётся пробыть на пароходе. Доктор Родзянко поехал к атаману поговорить о нас”, — заявляет офицер из начальства.

Одни злобно ругаются. Другие — молчаливо задумались. Но раненых, могущих идти, удержать нельзя.

Обвязанные грязными бинтами, хромые, рваные, с тряпками, мешочками, с палочками, они уже сошли с парохода и ковыляют, идут в город.

На улицах прохожие останавливаются, удивленно смотрят на оборванцев и осторожно спрашивают: “вы кто такие? откуда?” — “Корниловцы, из похода вернулись”. — “Ааа!” — тянут прохожие, спокойно ускоряя шаг…<…>

В Новочеркасске как будто ничего не менялось. Опять на чистеньких улицах мелькают разноцветные формы военных, красивые костюмы женщин, несутся автомобили, идут казачьи части. Только раненые корниловцы явились диссонансом. Хромые, безрукие, обвязанные, с бледными лицами, идут они по шумящим, блестящим улицам...

Для раненых отвели лазареты в городе, и мы легли в Епархиальное училище [смешанный лазарет № 2. – Е. Х.]. Большое здание, почти на краю города, всё в зелени. Вдали виднеется бесконечная степь.

Все комнаты-палаты полны ранеными, больными. В палатах, коридорах суетятся изящные сёстры и волонтёрки.

В зелёном саду в синих, белых халатах раненые лежат, читают ростовские, новочеркасские газеты. Во всех одно и тоже: “вернулись герои духа”, “титаны воли”, “горсть безумно-храбрых”, “воодушевлённых любовью к родине”...

Но в лазарете белья не хватает, некоторые спят без простынь и одеял. Какие-то дамы, девушки, девочки хлопочут о питании, но до сих пор вместо хлеба за обедом дают хлебные крошки.

В Ростове пущен лист сбора пожертвований в пользу “героев”, от ростовского купечества собрано... 470 рублей, а раненых прибыло всего тысячи две.

Чаще, чаще у дверей Епархиального училища появляются женщины с взволнованными лицами. Они останавливают встречных раненых, спрашивая дрожащим голосом: “Скажите, пожалуйста, не знаете ли вы... он маленький такой, брюнет... не здесь ли он?”.

Лица у них исстрадавшиеся, в глазах слёзы, губы дёргаются. Это матери разыскивают своих детей.

Одни из них находят, другие узнают о смерти, третьи ничего не могут узнать. И все они плачут, не в силах сдержать ни своей радости, ни горя, ни страшной неизвестности» [21, с. 153–157].

Женское епархиальное училище на пр. Платовском, 21. Фото с сайта novocherkassk.net

5 мая избранный накануне «Кругом спасения Дона» новый донской атаман генерал-майор П. Н. Краснов издал Приказ № 21 по войскам Южной группы. В нём в частности было сказано:

… «§3 о немедленном командировании в санитарное управление сестёр милосердия для наложения печати на повязки; исключению не подлежат врачи и сестры милосердия добр[овольческой] армии. Не имеющие печати будут арестовываться.

§4 Предписываю начальнику гарнизона немедленно учредить урядничьи посты в военных госпиталях, лазаретах и больницах, а именно при больнице Общества донских врачей, в Областной больнице Войска Донского, в лазарете № 2 [в Епархиальном училище. – Е. Х.]. в лазарете №3 [в Духовном училище. – Е. Х.] и в гарнизонном госпитале [на Грушевской улице. – Е. Х.].

Караулу вменяется в строгую обязанность следить за порядком вблизи перечисленных лечебных заведений, а также, чтобы никто, без разрешения коменданта или начальника госпиталя не входил в помещения больных.

§5 …назначить комендантов из числа офицеров, не могущих носить оружие» [41].

По некоторым данным, в эти дни Добровольческая армия выделила на содержание лазаретов до 250 000 рублей. Вероятно, раненые и больные Добровольческой армии располагались в лазарете № 2, устроенном в помещении женского епархиального училища  – Платовский проспект, № 21 (ныне № 37, учебный корпус № 3 НГМА). И через несколько дней после прибытия воинов-корниловцев поступило первое пожертвование. «На нужды раненых воинов лазарета № 2-й поступили пожертвования в 500 и 25 руб. Жертвователи пожелали остаться неизвестными. За оказанную помощь, жертвователям приносим глубокую благодарность» [42]. Снова, как и четыре года назад, комплектация лазаретов во многом зависела от частных пожертвований горожан.

«В Новочеркасске вновь открыты шесть военных лазаретов в коих сосредоточены раненые и больные защитники поруганной веры, свободы казачества злодеями без совести и сердца.

Лазареты после разгрома красными бандами поистине сильно нуждаются в подушках, простынях, полотенцах и посуде, не говоря уже об ужасных недостатках в других отношениях.

Всё управление санитарной части убедительно просит население города помочь нашим беззаветно-храбрым, доблестным защитникам Донского края, кто чем и в какой мере может.

Пожертвования принимаются в Управлении санитарной части, помещающемся в бывшей канцелярии Войскового наказного атамана, Платовский № 50 от 9 до 18 часов. Начальник санитарной части, войсковой старшина Николаев [43].

В том же номере газеты опубликован ещё один крик о помощи:

«Доблестные защитники Дона и Родины терпят крайнюю нужду в верхней одежде и белье. Просят отзывчивых граждан пойти навстречу этой нужде пожертвованиями вещей и денег.

Пожертвования принимаются ежедневно в «Чашке Чая», помещающейся в Офицерском собрании, угол Московской и Комитетских улиц [43].

Через несколько дней газета снова обращалась к горожанам: «В настоящее время в городе находится около 1200 раненых, преимущественно Корниловской армии. Многие из них легко раненые не могут выходить из лазаретов, ввиду отсутствия одежды. Особенная нужда ощущается в обуви и брюках. Обращаем особое внимание на это печальное обстоятельство граждан г. Новочеркасска, чтобы возможно скорее прийти на помощь несчастным» [44].

В другой заметке, опубликованной несколькими днями ранее, отмечалось: «Одежда у всех [корниловцев. – Е. Х.] пришла почти в полную негодность, многие совершенно не имеют белья; некоторые больные за неимением верхней одежды прибыли закутанными в одеяла. Особенно нуждаются в белье сёстры милосердия. <…>Дамы должны немедленно начать сбор белья и одежды, особенно белья. На помощь должны прийти все, в особенности те счастливцы, у кого красногвардейцы не отобрали бельё» [45].

Действительно, эта проблема была невероятно остра. Как вспоминал подполковник П. Зотов «добровольцы по неделям не умывались и совсем не знали бани, по месяцам не имели белья, а часто ходили и вовсе без него, надевая на голое тело меховой полушубок, изобилующий насекомыми» [38].

Известный издатель и журналист Борис Алексеевич Суворин описывал свой приезд в Новочеркасск после Кубанского похода: «Я пошел по улицам купить себе белья. Я был в ужасном виде. В рваных штанах, в рваном пиджаке без пуговиц, в толстой фуфайке на голое тело, в рваных сапогах, потрёпанных крагах и в громадной папахе.

Увы, все магазины были закрыты. Я грустно вернулся к себе в гостиницу. Положение моё ухудшалось тем, что я вовсе не был уверен, что по мне не поползёт какое-нибудь отвратительное животное» [46].

И это касалось всей армии, не исключая командного состава. Забавный эпизод, имевший место в первые дни возвращения из «Ледяного» похода приводит поручик Александр Рудольфович Трушнович. «У единственного портного станицы Мечётинской  [в которой располагался штаб Добровольческой армии – Е. Х.] образовалась “генеральская” очередь. Первым заказал себе брюки генерал Деникин. Вторым, минуя генералов, полковник Кутепов, ибо ему угрожало оказаться в том виде, в каком на известном изображении восседает казак на бочке» [47].

Одной из проблем Новочеркасска, как тылового города, в котором скопилось громадное число военных, прошедших долгие кровопролитные бои и желающих хоть ненадолго окунуться в мирную жизнь со всеми её прелестями, стало пьянство. Бесчисленные кафе, винные погреба, шашлычные, биллиардные мгновенно ожившие после изгнания красных, были полны, спиртное лилось рекой. «Атаман строго преследовал пьянство, и офицеров, замеченных в нетрезвом поведении, увольнял вовсе от службы без мундира и пенсии. И он, и особенно командующий Донской армией генерал-майор Денисов требовали не только полного соблюдения воинской дисциплины и порядка, но и форменной, щегольской, насколько позволяли обстоятельства, одежды и благопристойного поведения в общественных местах. Разлад между Доном и Добровольческой армией начался с мелочей и пустяков, но вылился в тяжёлые формы...» [48, с. 27–28].

«Обе столицы Донского войска, Ростов и Новочеркасск, стали тылом Добровольческой армии [48, с. 24]». «В тылу лазареты с врачами, санитарным персоналом и сёстрами. В тылу любовь и ревность. Раненые и больные часто бывают капризны и требовательны и на правах раненых и больных позволяют себе весьма многое, оскорбляющее тех здоровых, которые отдали себя на служение им. Но настоящие раненые и больные не в счёт, им это охотно прощают, но в лазаретах всегда бывает известный процент таких раненых, которые никогда ранены не были, таких больных, болезнь которых не найдёт и не определит самый искусный врач. Эти “раненые” и “больные” приносят вино в лазареты, эти “раненые” и“больные” до глубокой ночи шатаются по городу, горланя песни, и управы на них нет нигде. Что может им сделать дежурная сестра, которая сама их безумно боится? Так было во всех армиях, так было и в Добровольческой армии. В Добровольческую армию вместе с идейными юношами шли шкурники, и эти шкурники прочно оседали в тылу и теперь наводнили Ростов и Новочеркасск. И вот начались те тяжелые отношения между Доном и Добровольческой армией, которые бросались в глаза человеку вдумчивому. Сами армии были дружны вечной дружбой, спаянной вместе пролитой кровью, но тылы ссорились, и генерал Деникин и его окружающие, которые жили в тылу тыловой жизнью, поддались этому тыловому, враждебному Дону, настроению» [48, с. 25–26].

Из приказа коменданта города войскового старшины Грекова «Всем врачам, находящимся в городе Новочеркасске, предлагаю воздерживаться от выдачи рецептов на вино, давая таковые в крайних случаях и действительно для больных, направлять их в комендантское управление для засвидетельствования. Врачи, злоупотребляющие выдачею рецептов на вино, будут привлекаться к законной ответственности» [49].

Но обитатели лазаретов не унывали: «Тяжело больные палаты № 16 лазарета [№ 2. – Е. Х.] при епархиальном училище просят граждан города Новочеркасска прислать несколько бутылок виноградного вина, крайне необходимых для поправки здоровья» [50].

Поскольку воинские лазареты были переполнены, пришлось обратиться к опыту четырёхлетней давности. Осенью 1914 года при схожей ситуации, было разрешено, к большой радости городских обывателей, временно размещать легкораненых воинов на частных квартирах. Однако, эксперимент продлился недолго и по мере открытия всё новых лазаретов, необходимость в «домашних госпиталях» быстро отпала. В мае 1918 года всё повторилось снова.

«Вследствие большого количества раненых, прибывших из отряда Корнилова, получивших ранения за весь поход его, и невозможности всех поместить в существующих в городе больницах и лазаретах является необходимым легко раненых поместить по частным квартирам. Предписываю квартальным старостам… доставить письменные сведения… о числе кроватей для раненых в своём квартале с указанием адресов.

Комендант гор. Новочеркасска, войсковой старшина А. Греков» [51].

В свою очередь, войсковой атаман требовал немедленного освобождения помещений, планируя разместить в них новые лазареты.

«Коменданту города приступить к освобождению от постоя, занятых воинскими частями общественных учреждений, учебных заведений, гостиниц и частных квартир, переведя части в бараки на Хотунке. Там же совместно с полковником Жученковым и представителем Красного Креста, Добровольческой армии устроить лазареты для раненых и освободить все занятые ранеными частные и казённые помещения» [52].

И снова очередное обращение, на этот раз к женщинам города.

В наступившем году Донская и Добровольческая армии вели ожесточённые бои и всё острее становилась проблема нехватки мест в лазаретах Новочеркасска. Командующий армиями и флотом Генерального штаба генерал-лейтенант Денисов обратился за помощью к обывателям:

«Больные и раненые в лазареты пребывают. Лечебные заведения переполнены. Для освобождения в них мест для приёма новых раненых и больных я приказал оборудовать в городах общежития для выздоравливающих раненых, коим постоянное госпитальное лечение не нужно, но по роду ранения или болезни требуется кое-какой уход. Отсутствие в наличии достаточного количества нужного инвентаря для оборудования этих общежитий не даёт уверенности того, что лечебные заведения будут освобождены для приёма всех прибывающих больных и раненых.

<…> Вследствие сего и с разрешения донского атамана, предлагаю обывателям г.г. Ростова, Новочеркасска, Таганрога, Александровск-Грушевска, Азова и ст. Каменской принять к себе по указаниям старших врачей лечебных заведений воинских чинов, кои могут закончить своё лечение (но не эпидемических больных) вне постоянного госпитального присмотра. Содержание таких раненых и больных будет оплачиваться по 10 руб. в сутки за каждого» [75].

Несомненно, это частично решало проблему переполненности лазаретов. Однако, главная опасность таилась именно в «эпидемических больных». Сыпной и возвратный тиф бушевал на Дону, выкашивая ряды защитников Дона успешнее красногвардейских пулемётов. Открытие специализированных тифозных лазаретов происходило, практически, ежемесячно.

Значительную подмогу оказало новое Донское общество помощи фронту (ДОПФ), благодаря которому в Новочеркасске до конца 1919 года появились одиннадцать новых лазаретов [76]. В первых числах февраля, по приказу атамана обществом были обращены в тифозные бараки лазарет № 22 (помещения кафе «Бристоль» и кинематографа «Одеон»), лазарет № 23 (кинематограф «Патэ» Платовский пр., 50 а),

лазарет № 24 (городской клуб Платовский пр., 38), лазарет № 25 (в здании Атаманского технического училища, угол ул. Михайловской и ул. Георгиевской) [77]. Причём, «вместе с помещениями реквизируется также и вся обстановка, из которой часть будет передана во временное пользование лазаретам, а излишняя передана владельцам» [78]. Но это даже частично не решило проблему. Как сообщал Уполномоченный ДОПФ по Новочеркасскому и Ростовскому районам князь П. Долгорукий «Через два дня они были битком набиты больными» [79].

Традиционными сборами на приобретение пасхальных подарков защитникам Дона для отсылки на фронт и для лазаретов больных и раненых воинов порадовал Дамский кружок. «Всего поступило пожертвований 335 815 р. 73 к.» [80]. Кроме выпечки пасх, значительные суммы потрачены на покупку 3 500 000 папирос, мыла марсельского и простого 1106 и 35 ящиков соответственно и проч.

Для частичной разгрузки помещений лазаретов «в летнем театре городского клуба [пр. Платовский, 38. – Е. Х.] … открылся патронат для воинов, выпускаемых из больниц и лазаретов и ещё нуждающихся в уходе и лечении ‹…› сильно расслабленных, требующих усиленного питания, ухода, а иногда и амбулаторного лечения ‹…› На помощь этому могло бы прийти общество путём посильных, хотя и незначительных пожертвований» [81].

К концу апреля можно подвести некоторые промежуточные итоги.

Составим второй список лазаретов, работавших в Новочеркасску к этому времени. Он базируется на уже цитируемом «Списке лазаретов Новочеркасска» но, к сожалению, не подтверждён данными главных врачей.

Помимо лазаретов, указанных в списке от декабря 1918 года, к маю 1919 года в Новочеркасске работали: № 2 – в здании Мариинского приюта, ул. Александровская, 67; хирургия, мест – 350; № 11 – в здании Епархиального училища, пр. Платовский, 21; смешанный, распределительный, мест – 700. Переведён в Духовное училище; № 13 (партизанский) – Дом Жданова, Ямской пер. 16; хирургия, мест – 120; № 14 – в здании Донского Мариинского института благородных девиц, ул. Почтовая, 65; хирургия, мест – 120; № 20 – в бывшей гостинице «Милица», пр. Баклановский, 22; сыпной тиф, мест – 100; № 36 – в бывшем доме Култышкиной, ул. Московская, 4; хирургия, 25. Этот лазарет был и в списке 1918 года, но без номера и количество мест указано – 10.

1. О всей полноте власти : [телеграмма Временному правительству, всем казачьим войскам] // Вольный Дон. 1917. 27 окт. (№ 167). С. 2.
2. Подробнее: Халдаев Е. В. Тот самый дом на Барочной // Краеведческие записки /Новочеркас. музей истории дон. казачества : сб. науч. трудов. Вып. 13. Ростов н/Д. : Альтаир, 2020. С. 55–63.
3. Лисовой Я. М. Генерал М. В. Алексеев : полит. очерк // Донская волна. 1918. № 19. (21 окт.). С. 10.
4. Деникин А. И. Очерки русской смуты : Борьба генерала Корнилова. Август 1917 – апрель 1918 : Воспоминания. Мемуары. Минск : Харвест, 2002.
5. Жертвы большевиков // Вольный Дон. 1917. 1 дек. (№ 196). С. 3.
6. Алексеева-Борель В. М. Как зарождалась Белая армия // Наши вести / Русский общевоинский союз (РОВС). Санта-Роза (Калифорния). 1990. № 418–419 (март – июнь). С. 10–11.
7. В оригинале текста – Нежинцев. В подавляющем большинстве текстов 1917–1920 гг. в России, и позже написанных в эмиграции, в фамилии Митрофана Осиповича  допускается ошибка: второе «е» меняется на «и».
8. Марковцы : очерки. Первопроходники-артиллеристы: Д., Виктор Ларионов, Иван Лисенко, Николай Прюц. Лос-Анджелес, [1967. без страниц].
9. Ларионов В. Последние юнкера. Франкфурт-на-Майне : Посев, 1984.
10. Векслер А. Русская молодёжь за честь России : Кадеты Морского корпуса в первых боях с большевизмом // Вестник первопроходника / Изд. Калифорнийского о-ва участников 1-го Кубанского ген. Корнилова похода. Лос-Анджелес, 1962. № 15 (дек.). С. 11.
11. Каледина М. П. Граждане, жертвуйте всё, что можете // Вольный Дон. 1917. 29 нояб. (№ 194). С. 1.
12. Кровавые дни. Отклики в обществе // Вольный Дон. 1917. 29 нояб. (№ 194). С. 2.
13. В пользу жертв борьбы с большевиками // Вольный Дон. 1917. 29 нояб. (№ 194). С. 3.
14. Местная жизнь. Жертвы воспитанниц // Вольный Дон. 1917. 12 дек. (№ 203). С. 3.
15. Крестные ходы в Новочеркасске // Вольный Дон. 1917. 6 дек. (№ 200). С. 3.
16. Местная жизнь. Приезд профессора // Вольный Дон. 1917. 10 дек. (№ 203). С. 3.
17. В пользу защитников Дона  // Вольный Дон. 1917. 21 дек. (№ 211). С. 3.
18. Скандал на вечере  // Вольный Дон. 1917. 20 дек. (№ 210). С. 3.
19. Трухачёв С. М. Воспоминания за период борьбы с большевиками на Юге России // Первые начавшиеся. К 100-летию Первого Кубанского («Ледяного») похода. М. : Посев, 2018. С. 112.
20. Богаевский А. П. Воспоминания генерала А. П. Богаевского. 1918 год. «Ледяной поход» /Изд. «Музея Белого движения» Союза первопроходников. Нью-Йорк, США, 1963. С. 40–41.
21. Гуль Р. Ледяной поход (с Корниловым). Берлин : Изд-во С. Ефрон, 1963.
22. Павшие на поле брани // Вольный Дон. 1918. 23 янв. (№ 18). С. 3.
23. Вольный Дон. 1918. 24 янв. (№ 19). С. 1.
24. Список поступивших на излечение в лазареты гор. Новочеркасска // Вольный Дон. 1918. 24 янв. (№ 19). С. 4.
25. Хроника. Для раненых // Вольный Дон. 1918. 27 янв. (№ 22). С. 3.
26. Лукомский А. С. Воспоминания генерала А. С. Лукомского. Т. 1. Берлин : Книгоизд-во Отто Кирхнер и Ко, 1922.
27. Отзывчивость обывателя // Вольный Дон. 1918. 7 февр. (№ 29). С. 4.
28. Ларионов В. Из записок добровольца // Белая армия : [сайт] URL: http://white-force.ru/publ/4-1-0-94 (дата обращения: 7.08.2023).
29. Поляков И. А. Донские казаки в борьбе с большевиками : Воспоминания начальника штаба Донских армий и Войкового штаба ген. майора И. А. Полякова (в пяти частях). Мюнхен, 1962.
30. Белогорский Н. В дни Каледина // Белое дело : Летопись белой борьбы : Материалы собран. и разработан. бароном П. Н. Врангелем, герцогом Г. Н. Лейхтенбергским и светлейшим. кн. А. П. Ливеном. / Под ред. А. А. фон-Лампе. Т. 4. Берлин : Медный всадник, 1927.С. 68–70. Из предисл.: «Н. Белогорский (псевдоним) — один из старших офицеров, принимавших участие в Великой войне в строю регулярной конницы. Во время Гражданской войны находился на Юге России в рядах армии, с ноября 1917 г. и по день эвакуации из Крыма в 1920 г. Перу Н. Белогорского принадлежит роман «Марсова маска». По некоторым данным — сослуживец А. М. Каледина.
31. Алексеева-Борель В. М. Как зарождалась Белая армия // Наши вести / Русский общевоинский союз (РОВС). Изд. Союза чинов Русского корпуса. Санта-Роза (Калифорния). 1991. № 425 (дек.). С. 12.
32. Ваксмут А. Русским женщинам // Вестник первопоходника / Изд. Калифорнийского о-ва участников 1-го Кубанского генерала Корнилова похода. Лос-Анджелес, 1964. № 33 (июнь). С. 23.
33. Акт расследования по делам о злодеяниях большевиков в 1918 году в г. Новочеркасске и других местностях Донской области // Сайт историка Сергея Владимировича Волкова. URL: http://swolkov.org/doc/kt/13.htm (дата обращения: 11.08.2023).
34. Денисов, ген. Записки : Гражданская война на Юге России. 1918–1920 гг. (в семи кн. с прил. 70 карт-схем, исполнен. в цветных красках). Кн. 1. Январь — май 1918 г. (с прил. восьми карт-схем). Константинополь, 1921. С. 36.
35. Бортневский В. Г. Избранные труды. СПб. : Изд-во С.-Петербург. ун-та, 1999. С. 283.
36. Граждане города Новочеркасска! // Донской край. 1918. 27 апр. (№ 4). С. 1.
37. Лазарет дроздовцев // Донской край. 1918. 29 апр. (№ 6). С. 4.
38. Зотов П. Т. «Нейтральные» офицеры // Приазовский край. 1918. 22 мая (4 июня). (№ 52). С. 3.
39. Водный транспорт. Прибытие раненых // Донской край. 1918. 2 мая. (№ 9). С. 4.
40. В лазаретах // Донской край. 1918. 1 мая (№ 8). С. 4.
41. Донской край. 1918. 9 мая (№ 16). С. 1.
42. В пользу раненых // Донской край. 1918. 6 (19) мая. (№ 13). С. 4.
43. Воззвание // Донской край. 1918. 6 (19) мая. (№ 13). С. 1.
44. Раненые // Донской край. 1918. 8 (21) мая. (№ 15). С. 3.
45. П. Наш долг // Донской край. 1918. 4 (17) мая. (№11). С. 4.
46. Суворин Б. За Родиной : Героическая эпоха Добровольческой армии. 1917–1918 гг. Париж, 1922. С. 193.
47.  Трушнович А. Р. Воспоминания корниловца (1914–1934) Москва ; Франкфурт : Посев, 2004 // Сайт «Милитера» («Военная литература»). URL: http://militera.lib.ru/memo/russian/trushnovich_ar/index.html (дата обращения: 8.08.2023).
48. Краснов П. Н. Всевеликое Войско Донское // Дон и Добровольческая армия. М. : Голос, 1992. (Белое дело. Избранные произведения в 16 кн.).
49. Приказание по гарнизону и жителям г. Новочеркасска № 3 9 мая 1918 г. // Донской край. 1918. 11 (24) мая. (№ 18). С. 1.
50. Донской край. 1918. 15 (28) мая. (№ 21). С. 3.
51. Приказания. № 1 по гарнизону и населению г. Новочеркасска // Донской край. 1918. 8 (21) мая. (№ 15). С. 1.
52. Донской край. 1918. 11 (24) мая. (№ 18). С. 1.
53. Помощь трудом // Донской край. 1918. 8 (21) мая. (№ 15). С. 1.
54. Пожертвование // Донской край. 1918. 25 мая (7 июня). (№ 30). С. 4.
55. Церковные сборы // Донской край. 1918. 11 (24) мая. (№ 18). С. 4.
56. Церковный сбор // Донской край. 1918. 25 мая (7 июня). (№ 30). С. 4.
57. Продовольствие города // Донской край. 1918. 12 (25) мая. (№ 19). С. 3.
58. Воззвание // Донской край. 1918. 10 (23) мая. (№ 17). С. 1.
59. Для раненых // Донской край. 1918. 22 мая (4 июня). (№ 27). С. 4.
60. Пожертвование от детей // Донской край. 1918. 16 (29) мая. (№22) С. 3.
61. Отчёт о вечере // Донской край. 1918. (2 июня). № 36). С. 4.
62. Донской край. 1918. 15(28) мая (№ 21). С. 3; (№ 26). 20 мая (2 июня). С. 4.
63. Черныш А. На фронтах Великой войны : Воспоминания. 1914–1918. М. : Кучково поле, 2014. 368 с. (Живая история) URL: https://www.universalinternetlibrary.ru/book/98089/chitat_knigu.shtml (дата обращения: 9.08.2023).
64. Приказ Всевеликому войску Донскому. № 583. Новочеркасск, 25 июля 1918 г. // Донской край. 1918. 27 июля (9 авг.). (№ 81). С. 1.
65. Донские ведомости. 1918. 30 окт. (12 нояб.). (№ 44). С. 2.
66. Донские ведомости. 1918. 29 нояб. (12 дек.) (№ 70). С. 4.
67. Донские ведомости. 1918. 25 окт. (7 нояб). (№40). С. 4.
68. Отчёт по устройству вечера // Донские ведомости 1918. 16 (29) окт. (№ 33). С. 4.
69. Приказы Всевеликому войску Донскому. № 1964. // Вольный Дон. 1919. 24 янв. (6 февр.). (№ 20). С. 1–2.
70. По инициативе М. П. Калединой 3 декабря 1917 года состоялось учредительное собрание общества «Белого Креста». «Задача этого общества прийти на помощь офицерам, потерявшим трудоспособность во время военных действий. Помощь будет оказываться также и семьям их. Членский взнос для военных 10 р., для невоенных 25 р. Сотрудники и соревнователи будут вносить 5 р. и 3 р.» Управлял делами общества комитет в составе: председательница — М. П. Каледина, товарищи председателя Е. Д. Богаевская (супруга М. П. Богаевского) и членов М. И. Абрамовой, А. С. Дронова (городской голова) и А. С. Семянникова. (Общество «Белого Креста» // Вольный Дон. 1917. 6 дек. (№ 200). С. 4.)
71. Приказы Всевеликому войску Донскому. 25 апр. 1919 г. №716. // Донские ведомости. 1919. 1 (14) мая. (№ 101). С. 3.
72. ГАРО Ф. 301. Оп. 9. Д. 819.
73. Там же. Оп. 16. Д. 1532. Л. 3; Д. 1517. Л. 8–44.
74. . Там же. Оп. 16. Д. 1515. Л. 7, 8, 10, 12–17, 20–22; Оп. 9. Д. 840. Л. 2–8, 10, 16, 18, 21.
75. Приказы донским армиям и флоту. № 27. 31 янв. 1919 г. // Донские ведомости. 1919. 1 (13) марта. (№ 51). С. 2.
76. О-во помощи фронту // Донские ведомости. 1919. 20 дек. (2 янв.). (№ 289). С. 2.
77. Приказы Управляющего военным и морским отделами. 30 апр. 1919 г. № 111 // Донские ведомости. 1919. 2 (15) мая. (№ 102). С. 2.
78. Реквизиция биографов // Донские ведомости. 1919. 2 (15) февр. (№ 28). С. 6.
79. О лазаретах // Донские ведомости. 1919. 1 (14) мая. (№ 101). С. 3.
80. Краткий отчёт №3 // Донские ведомости. 1919. 1 (14) июня. (№ 125). С. 4.
81. Воззвание к гражданам г. Новочеркасска // Донские ведомости. 1919. 19 апр.(2 мая). (№ 91). С. 3.
82. Письмо в редакцию // Донские ведомости. 1919. 27 апр.(10 мая). (№ 98). С. 2.
83. Головань Г. А. Белый рыцарь // Вестник первопроходника / Изд. Калифорнийского о-ва участников 1-го Кубанского ген. Корнилова похода. Лос-Анджелес, 1962. № 15 (дек.). С. 4–5.
84. Запорожцев В. П., Мусатова З. В. По волнам судьбы. Кн. 2 :  По другую сторону баррикад. Тольятти : Современник, 2003.
85. Хроника. К обществу // Донские ведомости. 1919. 24 июля (6 авг.). (№ 169). С. 2.
86. Открытое письмо известной путешественнице Л. Граббе // Донские ведомости. 1919. 26 июля (8 авг). (№171). С. 2.
87. Приказ Всевеликому войску Донскому № 1901. Новочеркасск, 16 нояб. 1919 г. // Донские ведомости. 1919. 19 нояб. (2 дек.). (№ 264). С. 1.
88. Доктор А. И. Вуколов // Донские ведомости. 1919. 18 (31) дек. (№ 287). С. 2.
89. Доктор медицины Лев Иванович Чаусов : [некролог] // Донские ведомости. 1919. 10 (23) окт. (№ 230). С. 1.
90. Приказ Всевеликому войску Донскому. №1914. 18 нояб. 1919 г. // Донские ведомости. 1919. 23 нояб. (6 дек.). (№ 267). С. 1.
91. Призыв к добровольным пожертвованиям // Донские ведомости. 1919. 15 (28) дек. (№ 285). С. 1.
92. Отчёт о поступивших пожертвованиях супруге донского атамана в пользу защитников Дона, больных и раненых воинов и их семейств со 2 сентября по 1 декабря сего года // Донские ведомости. 1919. 17 (30) дек. (№ 286). С. 4.
93. Объявление. Воззвание // Донские ведомости. 1919. 1 (14) дек. (№ 274). С. 1.
94. Отчёт о поступивших пожертвованиях супруге донского атамана в пользу защитников Дона, больных и раненых воинов и их семейств с 1 декабря с. г. по 7 декабря с. г. // Донские ведомости. 1919. 19 дек.(1 янв.) (№ 288). С. 2.
95.   Приказ по Отделу народного просвещения Всевеликого войска Донского. № 421. 16 декабря 1919 г. // Донские ведомости. 1919. 17 (30) дек. (№ 286). С. 4.
96. Возможно был ещё один, экстренный номер 23 декабря, т.к. обычно по понедельникам газета не выходила. Но в нескольких доступных для работы бумажных и электронных комплектах «Донских ведомостей» последним является № 291 от 22.12.1919 г.
97. Приказ Всевеликому войску Донскому № 2400 21 дек. 1919 г. // Донские ведомости. 1919. 22 дек. (4 янв). (№ 291). С. 1.
98. Городские дела. Разработка плана эвакуации города // Донские ведомости. 1919. 19 июня (2 июля). (№ 140). С. 2.
99. Туроверов Н. Н. Двадцатый год – прощай Россия! М. : Планета детей, 1999. С. 33.