ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Год 2004-й

Гражданская война на Дону

ТРАГЕДИЯ РАСКАЗАЧИВАНИЯ

к событиям весны 1919 года на Верхнем Дону

Конец 1918-го - начало 1919 г... В России во всю полыхает пожар братоубийственной гражданской войны. Обстановка на фронтах складывается явно в пользу красных: силы их противников разобщены, частично разбиты, Красная Армия ведет успешное наступление на основных направлениях. Особенно благоприятное положение было на важнейшем Южном фронте, где с 4 января 1919 г. началось осуществление крупной наступательной операции 8-й и 9-й армий. Вскоре красные части вступили в пределы Донской области. В это же время значительно усилился процесс внутреннего разложения белоказачьих войск Донской армии атамана П. Н. Краснова. Основная масса донского казачества под влиянием сильной усталости от войны, растущего разочарования в проводимой казачьими лидерами политике, активной просоветской агитации и успехов Красной армии стремилась к уклонению от дальнейшего вооруженного противоборства и поиску путей мирного урегулирования. Дело доходило до того, что целые казачьи полки белых отказывались выполнять приказы командования и посылали своих депутатов к красным для ведения мирных переговоров. Так, делегации для переговоров о заключении перемирия направили 6-й, 22-й, 23-й и 24-й конные и 22-й пеший казачьи «Количество пленных постоянно растет. Полностью сдались 25, 26 и 27 конные, 24 и 25 пешие полки. Сдавшиеся казаки обезоруживаются. Командный состав казаков бежал в Новочеркасск. Среди казаков полное разложение» [1].

Красновская армия буквально таяла день ото дня. По свидетельству известного красного военспеца Н. Какурина — «...началось преследование ее остатков, отмечавшееся или массовой сдачей в плен целых казачьих частей, или уходом их по домам» [2].

Это позволило красным в самом скором времени занять большую часть территории Донской области.

И вот в таких более чем благоприятных для советской власти условиях 24 января 1919 г. Организационное бюро ЦК РКП (б), возглавляемое Я. Свердловым, принимает циркулярное письмо партийным организациям Дона и Приуралья, определявшее политику большевиков по отношению к казачеству. В нем говорилось: «Последние события на различных фронтах в казачьих районах — наши продвижения в глубь казачьих поселений и разложение среди казачьих войск — заставляют нас дать указания партийным работникам, о характере их работы при воссоздании и укреплении Советской власти в указанных районах. Необходимо, учитывая опыт гражданской войны с казачеством, признать единственно правильным самую беспощадную борьбу со всеми верхами казачества путем поголовного их истребления. Никакие компромиссы, никакая половинчатость пути здесь недопустимы. Поэтому необходимо:

1. Провести массовый террор против богатых казаков, истребив их поголовно; пpoвести беспощадный массовый террор по отношению ко всем вообще казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное участие в борьбе с Советской властью. К среднему казачеству необходимо применять все те меры, которые дают гарантию от каких-либо с его стороны к новым выступлениям против Советской власти.

2. Конфисковать хлеб и заставлять ссыпать все излишки в указанные пункты, это относится как к хлебу, так и ко всем другим сельскохозяйственным продуктам.

3. Принять все меры по оказанию помощи переселяющейся пришлой бедноте, организуя переселение, где это возможно.

4. Уравнять пришлых «иногородних» к казакам в земельном и во всех других отношениях.

5. Провести полное разоружение, расстреливая каждого, у которого будет обнаружено оружие после срока сдачи.

6. Выдавать оружие только надежным элементам из иногородних.

7. Вооруженные отряды оставлять в казачьих станицах впредь до установления полного порядка.

8. Всем комиссарам, назначенным в те или иные казачьи поселения, предлагается проявить максимальную твердость и неуклонно проводить настоящие указания.

ЦК постановляет провести через соответствующие учреждения обязательство Наркомзему разработать в спешном порядке фактические меры по массовому переселению бедноты на казачьи земли» [3].

Данный документ поражает не только своей очевидной категоричностью и жестокостью, не укладывавшимися даже в экстремальную ситуацию гражданской войны, но и явной расплывчатостью и неопределенностью многих ключевых формулировок. Последнее обстоятельство позволяло, а отчасти и прямо нацеливало, существенно расширить масштабы репрессий по отношению к казакам, включая и ни в чем не повинное мирное население. Например, если первая часть фразы первого пункта циркуляра «...провести беспощадный массовый террор» более чем ясна и понятна, то вторая часть — «...по отношению ко всем вообще казакам (!), принимавшим какое-либо прямое или косвенное (!!) участие в борьбе с Советской властью» совершенно не определенна. Что значит «косвенное участие»? Кто должен был определять степень причастности станичных жителей к борьбе с советской властью? Каковы критерии этого участия? Кроме того, данная фраза весьма красноречиво свидетельствует, что в большевистской политике по отношению к казачеству отсутствовал постоянно подчеркивавшийся советскими лидерами так называемый «классовый подход или принцип». Ведь в документе четко указано: «... ко всем вообще (!) казакам», в какой-либо (т. е. совершенно не определенной и не ясной) степени причастности к шедшему вооруженному противоборству.

Сразу же после принятия данного циркулярного письма, в литературе зачастую именуемого директивой, оргбюро ЦК рассылает его на места с указанием решительного осуществления всех указанных мер. Так было положено начало реализации преступной политики террористического расказачивания [26], вылившегося в геноцид казачества как этносоциальной общности.

На основании полученной директивы из Москвы местные партийно-советские и военные органы разрабатывали конкретные указания и планы действий по ее претворению в жизнь. Так, уже 5 февраля 1919 г. РВС Южного фронта издал приказ о создании полковых революционных трибуналов, в функции которых вменялось осуществление «...суда и расправы со всякими контрреволюционными элементами, не принадлежавшими в данный момент к составу полка» (т. е. главным образом к гражданскому населению). Реввоенсовет фронта, продолжая работу в данном направлении, 7 февраля написал свою инструкцию, подписанную И. Ходоровским, согласно которой надлежало расстреливать «...всех без исключения казаков, занимавших служебные должности по выборам или по назначению окружных и станичных атаманов, их помощников, урядников, судей и прочих, всех без исключения офицеров красновской армии, всех богатых и так далее» [4].

Содержание этой инструкции, разосланной 8 февраля по всем частям фронта вместе с директивой ЦК, вызвало сомнения и растерянность даже у некоторых армейских начальников, которые, опасаясь возможной провокации, выслали ее копию в Москву председателю СНК В. Ленину и наркомвоену Л. Троцкому. В свою очередь руководитель Донского бюро РКП (б) С. Сырцов от имени этого органа направил во все ревкомы области распоряжение следующего содержания: «В целях скорейшей ликвидации казачьего контрреволюции и предупреждения возможных восстаний Донбюро предлагает провести через соответствующие советские учреждения следующее: 1. Во всех станицах, хуторах немедленно арестовать всех видных представителей данной станицы или хутора, пользующихся каким-либо авторитетом, хотя и не замешанных в контрреволюционных действиях, и отправить как заложников в районный революционный трибунал (уличенные согласно директивам ЦК должны быть расстреляны); 2. При опубликовании приказа о сдаче оружия объявить, что в случае обнаружения по истечении указанного срока, какого-либо оружия, будет расстрелян не только владелец оружия, но и несколько заложников; 3. В состав ревкомов ни в коем случае не могут входить лица казачьего звания, не коммунисты...; 4. Составить по станицам под ответственность ревкомов списки всех сбежавших казаков (то же относится и к кулакам) и без всякого исключения арестовывать и направлять в районные трибуналы, где должна быть применена высшая мера наказания» [5].

Реализация всех этих установок на практике вылилась в массовые безрассудные и жестокие расправы с мирным казачьим населением. В докладе Казачьему отделу ВЦИКа уполномоченного Высшего Совета Народного Хозяйства, члена РКП (б) М. Нестерова, непосредственно наблюдавшего события в Хоперском районе 9-го округа Донской области, отмечалось: «Расстрелы там были ужасные. Расстреливали иногда без суда по донесению местного комиссара или по наговору соседки, даже безграмотных старух и стариков, еле волочивших ноги, казачьих урядников (не говоря уже об офицерах). Порой за день расстреливали по 50-60 человек. И все это, по словам местных работников, на основе инструкций из центра...» [6].

Находившийся в то время на Дону в качестве агитатора коммунист К. Краснушкин из Сокольнического района Москвы свидетельствовал: «Комиссары станиц и хуторов грабили население, пьянствовали, отбирали скот и продукты... Трибунал разбирал по 50 дел в день. Люди расстреливались совершенно невиновные — старики, старухи, дети... Расстреливали на глазах у всей станицы сразу по 30 — 40 человек, с издевательствами, раздевали донага. Над женщинами, прикрывавшими руками свою наготу, издевались и запрещали это делать...» [7].

С. Сырцов докладывал в Москву: «Ревкомы под влиянием требований крестьян [27] переименовывают станицы и хутора в волости и деревни (это, может быть, на первый взгляд и мелочь, но для казачества, так дорожащего своими традициями и бытовыми особенностями, не остается иллюзий: начинается «расказачивание» казачества, то, чего оно так боялось)... В целом в ряде станиц и хуторов выводится из обихода слово «казак»... Станицы в Миллеровском районе... обезлюдели. Казаки с семьями и кое-каким имуществом ушли с отступающей армией, зная, что оставшихся ждет крутая расправа...» [8].

Доведенное до полного отчаяния, казачество северных округов Дона решительно выступило против советской власти. В ночь с 10 на 11 марта 1919 г. в районе станиц Казанской и Вешенской вспыхнуло восстание. Численность повстанцев уже в самом скором времени составила до 15 тыс. казаков призывного возраста и до 10 тыс. стариков, иногда женщин [9].

(Позже М. Шолохов в письме к М. Горькому от 6 июня 1931 г. отмечал, что Вешенское восстание возникло в результате безрассудных репрессий ретивых представителей власти и что в своем романе «Тихий Дон» он нарисовал, не сгущая красок, реальную... «суровую действительность, предшествующую восстанию, причем сознательно упустил такие факты, служившие непосредственной причиной восстания, как бессудный расстрел в Мигулинской станице 62 казаков-стариков или расстрелы в станицах Казанской и Шумилинской, где количество расстрелянных казаков... в течение 6 дней достигло солидной цифры — 400 с лишним человек») [10].

Быстрому и значительному увеличению масштабов восстания, расширению охваченных им территорий и росту численности его участников способствовали захваченные восставшими в Вешенском ревкоме документы, в частности, известное циркулярное письмо Оргбюро ЦК РКП (б) и телеграмма члена РВС Южного фронта Л. Коллегаева о беспощадном уничтожении казачества [11].

Прибывший в это время на Верхний Дон известный большевистский деятель В. Трифонов в своем письме в Москву отмечал, что «...восставшие казаки в качестве агитационных воззваний распространяли циркулярную инструкцию партийным организациям... о беспощадном уничтожении казаков. Лучшего агитационного материала они, конечно, и выдумать не могли [12].

И уже к маю 1919 г. общая численность восставших казаков составила 40 тыс. человек, а район восстания охватил обширный район Верхнего Дона с населением свыше 300 тыс. человек [12].

Вспыхнувшее Верхнедонское восстание в тылу 8-й и 9-й красных армий сразу же сказалось на ситуации на всем Южном фронте. Красное командование вынуждено было бросать на борьбу с восставшими все новые и новые силы, снимая их с боевых позиций на фронте. 16 марта 1919 г. Пленум ЦК РКП (б) принял решение о приостановлении [28] январской директивы. 8 апреля РВС Южного фронта передал политотделам всех армий и ревкомам Донской области соответствующие указания ЦК партии, основанные на решениях мартовского пленума. Отменялись приказы РВС Южного фронта об организации полковых ревтрибуналов и инструкции РВС фронта о проведении в жизнь директивы ЦК от 24 января 1919 г. [1. — С. 52].

Казалось, разум восторжествовал и в политике большевиков по отношению к казачеству наметились изменения. Однако в действительности все было иначе.

Одновременно с названными приказами РВС Южного фронта, в тот же самый день 8 апреля 1919 г., Донбюро РКП (б) утвердило свою собственную резолюцию относительно январской директивы Оргбюро ЦК, в которой говорилось: «Насущная задача — полное, быстрое и решительное уничтожение казачества как особой экономической группы, разрушение его хозяйственных устоев, физическое уничтожение казачьего чиновничества и офицерства, вообще всех верхов казачества, распыление и обезвреживание рядового казачества» [13. — Л. 163-164.].

И вся практическая деятельность местных партийных и советских органов осуществлялась с этой резолюцией. Варварский курс на расказачивание продолжался. Более того, он получил свое дальнейшее развитие.

22 апреля 1919 г. ЦК РКП (б) рассмотрел и утвердил (!) данную резолюцию Донбюро [13. — Л. 164 об.].

Фактически она стала новым директивным документом, отражавшим направления политики большевиков по отношению к казачеству и открыто декларирующим официальное расказачивание [9. — С. 89].

С целью «распыления» казачества в это же время принимается целый ряд решений о массовом переселении на Дон населения из северных и центральных районов страны. 24 апреля выходит даже специальный декрет СНК «Об организации переселения в производящие губернии и в Донскую область» в соответствии с которым на Дон должны были быть направлены переселенцы из шести северных губерний [14. — С. 486].

На переселении на Дон не казачьего населения настаивал и лично В. Ленин, неоднократно направлявший письма партийным организациям Петрограда, в РВС Южного фронта с настойчивыми требованиями принять срочные меры для переселения[14. — С. 296, 314-316].

А некоторые местные большевистские руководители, например Сырцов, шли еще дальше и настаивали на расчленении казачьих областей, пытались насильственно вводить новое административное деление, осуществлявшееся таким образом, чтобы в новых районах казачество составляло явное меньшинство от общего количества жителей, «распылялось».

Выдвигались и предложения о массовом переселении казаков в глубь страны. Так, делегат VIII съезда РКП (б) от донской партийной организации А. Френкель представил съезду записку, в которой говорилось, что «одним террористическим методом физического уничтожения казаков... делу не пособишь, так как всех казаков не уничтожишь, а при таких условиях восстания будут продолжаться. Остается рядом с этим методом широко применить... массовое переселение их внутрь России» [15; 12. — С. 98].

И это были не частные предложения отдельных местных советских руководителей. Они непосредственно вытекали из господствовавших взглядов и настроений высшего большевистского руководства и его соответствующих целевых установок. На совещании работников политотделов 8-й и 9-й армий Южного фронта председатель РВС Республики Л. Троцкий провозглашал: «Казачество — это класс, который избрало царское правительство себе в союзники, опора трона. Казаки подавили восстание 1905 г. Их история запятнана кровью рабочего класса. Они никогда не станут союзниками пролетариата. Уничтожить как таковое, расказачить казачество — вот наш лозунг! Снять лампасы, запретить именоваться казаком, выселить в массовом порядке в другие области» [5. — С. 22].

В борьбе с восставшими казаками большевистское руководство по-прежнему делало основную ставку на массовый террор. Сырцов в телеграмме одному из местных партийных ответственных организаторов И. Решеткову категорически приказывал: «Свяжитесь с отрядом 8-й армии т. Малаховского, выделенным для подавления контрреволюционеров, примите руководство политической стороной. За каждого убитого красноармейца или члена ревкома расстреливайте сотню казаков. Приготовьте этапные пункты для отправки на принудительные работы в Воронежскую губернию, Павловск и другие места всего мужского населения в возрасте от 18 до 55 лет включительно. Караульным командам приказать за каждого сбежавшего расстреливать пятерых, обязав казаков круговой порукой следить друг за другом» [16; 12. — С. 8.].

А член РВС Южного фронта Э. Якир требовал осуществления следующих мер: «...полное уничтожение всех поднявших восстание, расстрел на месте всех имеющих оружие и даже процентное уничтожение мужского населения. Никаких переговоров с восставшими быть не должно» [17; 7. — С. 232] . Категоричность данных документов говорит сама за себя.

Необходимо отметить, что отдельные партийные и советские работники предпринимали попытки отстаивания более взвешенных и осторожных принципов политики по отношению к казачеству. Среди них можно назвать Г. Сокольникова, В. Ковалева, В. Трифонова, Е. Трифонова. Своеобразную программу действий по отношению к казачеству предложил Ф. Миронов, полагавший, что необходимо считаться с историческим и бытовым укладом казачества, вести среди него масштабную политико-просветительскую работу, направить к казакам умелых и опытных политработников и т. д. Однако эти голоса в тот период времени услышаны не были.

Политика советской власти по отношению к казачеству претерпевает существенные изменения значительно позже — в конце лета — начале осени 1919 г. Важную роль в этом сыграло расследование причин Верхнедонского восстания, проведенное по предписанию высшего советского руководства различными партийными, советскими и военными органами. Так, в ходе проведенного расследования специальная следственная комиссия Южного фронта Красной армии выявила «...жуткую и дикую картину расправы с невинными жителями» ревкома станицы Морозовской[18; 12. — С. 87]. Члены комиссии констатировали, что морозовский «...ревком с председателем Богуславским во главе под флагом красного террора осуществлял невиданную по дикости и жестокости уголовщину» [19].

Комиссия вынуждена была арестовать весь ревком, что само по себе свидетельствовало о масштабах совершенных им преступлений, поскольку такие санкции, да еще по отношению ко всему составу органа, советской власти районного масштаба применялись отнюдь не часто. Массовые беззакония были совершены, по данным этой комиссии, и Хоперским окружным трибуналом. Член РВС Южного фронта Г. Сокольников в своем докладе в ЦК РКП (б) о причинах восстания отмечал, что оно «... началось на почве применения военно-политическими инстанциями армии и ревкомами массового террора по отношению к казакам, восставшим против Краснова и открывшим фронт советским войскам» [20. — Д. 20. — Л. 85].

А командующий Южным фронтом В. Гиттис, анализируя непосредственные причины восстания в телеграмме в ЦК партии, особо указывал на такое обстоятельство: «...Донбюро утверждает, что возникновение восстания не произошло на почве применения директивы, которая якобы «фактическим не проводилась»... Донбюро заблуждается, в моем распоряжении есть официальные цифры, устанавливающие факт проведения директивы в огромном масштабе в районе, который точно соответствует району теперешнего восстания» [20. — Д. 21. — Л. 13.]. Аналогичное заключение по материалам проведенного расследования сделала специальная следственная комиссия фронта, с выводами которой полностью согласился и РВС Южного фронта. В посланной от имени этого органа телеграмме в Москву от 23 апреля говорилось: «Теперь есть повод думать, что отчаянность казаков объясняется поведением местных ревкомов, которые прямо и неукоснительно проводя директивы Южного фронта и ЦК, чересчур переусердствовали» [20; 21].

Большое количество материала, свидетельствовавшего о проведении по отношению к донским казакам «массового террора без разбора», было передано ЦК РКП (б) и президиуму ВЦИК специально занимавшейся рассмотрением данного вопроса комиссией Казачьего отдела ВЦИК [22]. Члены комиссии особо указывали, что репрессивная политика к казакам самым непосредственным образом сказалась на их позиции, привела к восстанию и в конечном итоге к поражению всего Южного фронта [22].

Необходимо учитывать, что проведенные расследования вскрыли, естественно, далеко не все факты расстрелов, истязаний, издевательств и насилий по отношению к мирному казачьему населению. Тем не менее все представленные советскому руководству данные и доклады о причинах восстания на Верхнем Дону и поражений Красной армии на Южном фронте сыграли свою роль в изменении политики по отношению к казачеству.

16 августа 1919 г. публикуется специальное обращение ВЦИК и СНК к трудовым казакам всех казачьих войск страны, в котором говорилось, что рабоче-крестьянское правительство «...не собирается никого расказачивать насильно, оно не идет против казачьего быта, оставляя трудовым казакам их станицы и хутора, их земли, право носить какую хотят форму (например, лампасы)» [23]. Однако и это и ему подобные заявления высших органов советской власти носили ярко выраженный агитационно-пропагандистский характер и преследовали исключительно конкретные тактические цели нейтрализации казачества, отрыва его от противников советской власти, внутреннего «разложения». Хотя сама политика, безусловно, стала более гибкой и осторожной, многие из этих обещаний остались так и не выполненными. (Земли казакам, естественно, никто не оставил и даже те же лампасы им разрешили носить только в 1925 году!).

Последствия гражданской войны и политики расказачивания были очень тяжелыми. Казачество понесло страшные потери. Численность казачьего населения значительно сократилась. На Дону, например, только прямые общие людские потери составили 823 тыс. человек, большинство из которых были казаками [24].

Изучение истории казачества периода гражданской войны и последующего времени привели некоторых авторитетных зарубежных исследователей к заключению о том, что казачество «... в изобилии познало террор и горе» и «... насильственное искоренение» [25].

Таким образом, масштабное осуществление террористической политики расказачивания в годы гражданской войны и реализация курса на скрытое расказачивание в последующие периоды советской истории привели к очень большим негативным изменениям во всех областях жизни казачества, серьезно сказались на трансформации его самосознания, менталитета, основополагающих мировоззренческих принципов, традиционных морально-нравственных представлениях, культурно-бытовых особенностей и хозяйственного уклада. Развитию казачества как субэтнической этносоциальной общности был нанесен страшный, во многом не восполнимый урон. Серьезнейшие отрицательные последствия самым непосредственным образом сказались на всех без исключения элементах традиционной культуры казачества. А это привело к утрате многих базовых понятий, принципов, структур и явлений, определявших его сущностное содержание. И как следствие всего этого — изменение самой сущности, внутреннего и внешнего облика казачества как уникального явления этнической и социальной российской и мировой истории.

ЛИТЕРАТУРА И ПРИМЕЧАНИЯ

1. Воскобойников Г. Л., Прилепский Д. К. Казачество и социализм. — Ростов н/Д : Кн. изд-во, 1986. — С. 44.
2. Какурин Н. Н. Как сражалась революция. В 2 т. — М. : Политиздат, 1990. — Т. 2. — С. 58.
3. Известия ЦК КПСС. — 1989. — № 6. — С. 178.
4. Смирнов Н. Н. Слово о Забайкальских казаках. — Волгоград, 1994.— С. 563.
5. Кислицын С. А. Государство и расказачивание, 1917-1945 гг. — Ростов н/Д, 1996. — С. 24.
6. РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 6. Д. 85. Л. 1-5; История казачества Азиатской России: В 3 т. — Екатеринбург : УРО РАН, 1995. — Т. 3. XX век. — С. 69.
7. Лосев Е. Незажившее горе // Молодая гвардия. — 1989. — № 10. — С. 233.
8. Бирюков Ф. Художественные открытия М. Шолохова. — М., 1980. — С. 72-73.
9. Венков А. В. Донское казачество в гражданской войне. — Ростов н/Д : Изд-во Рост. ун-та, 1992. — С. 87.
10. Литературное наследие. — М., 1963. — Т. 70. — С. 696.
11. Воскобойников Г. Л., Прилепский Д. К. Борьба партии за трудовое казачество. — Грозный, 1980. — С. 58.
12. Дедов И. И. В сабельных походах. — Ростов н/Д, 1989. — С. 92.
13. РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 65. Д. 34.
14. Ленин В. И. Полное собр. соч. — Т. 50.
15. РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 81. Л. 1-3.
16. РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 6. Д. 81. Л. 20-21.
17. РГВА. Ф. 60/100. Оп. 1, д. 26. Л. 252.
18. РГВА. Ф. 100. Оп. 3. Д. 70. Л. 1-2.
19. РГВА. Ф. 192. Оп. 1. Д. 113. Л. 51.
20. РЦХИДНИ. Ф. 17, оп. 4.
21. РГВА. Ф. 100, оп. 3, д. 7. — Л. 1-2.
22. ГАРФ. Ф. 1235, оп. 85, д. 6. — Л. 92.
23. Ермолин А. П. Революция и казачество, 1917-1920 гг. — М.: Мысль, 1982. — С. 156.
24. Билый И. Казачьи земли // Вольное казачество. — 1928. — № 21. — С. 10.
25. Hendus M. The Cossacks. The Story of Warrior People. — N. Y., 1945. — P. 12.
26. Необходимо отметить, что сам термин «расказачивание» появился задолго до революционных катаклизмов XX в. и нес совершенно иную смысловую нагрузку. Под «расказачиванием» еще во второй половине XIX-начала XX в. понимали упразднение сословных льгот и тягот (т. е. прав и обязанностей) казачества как социально-классовой (в данном случае — сословной) общности, уравнение его в социально-экономическом плане с другими слоями населения, главным образом — с крестьянством. Ни о каких насильственных мерах воздействия на казачество, а тем более о его ликвидации как такового, присущих ему отличительных этносоциальных признаков (самосознания, культуры, быта и т. п.), не говоря уже о каких-либо административных или силовых притеснениях, массовых и огульных преследованиях или физическом уничтожении казачьего населения, в то время никто даже не заикался. Таким образом, следует четко различать два совершенно разных смысловых понятия, вкладывающихся в один и тот же условный термин «расказачивание». С одной стороны, административно-формальное упразднение сословных прав (льгот) и обязанностей (тягот) казачества как социально-классовой категории (сословия), а с другой — осуществлявшиеся большевистским руководством масштабные и целенаправленные действия по реализации открытой репрессивной политики и в отношении казачества, вобравших в себя множество мер, вплоть до массового физического уничтожения мирного казачьего населения, направленных на полное искоренение особенностей казачества как этносоциальной общности.
27. Точнее — под самым непосредственным влиянием Донбюро и лично самого Сырцова, который неоднократно заявлял о необходимости решительного осуществления данных мероприятий.
28. Именно приостановил, а не отменил его, как ошибочно считают некоторые авторы.