ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Год 2002-й

Гражданская война на Дону

В. М. Алексеева-Борель

КАК ЗАРОЖДАЛАСЬ БЕЛАЯ АРМИЯ

Из воспоминаний дочери генерал-адъютанта Михаила Васильевича Алексеева

Часть 1

В ноябре 1917 года к генералу Алексееву приехал посланец от генерала Брусилова, который писал, что тяжелое испытание, посланное Богом России, должно объединить всех честных русских людей на совместную работу. Поэтому, узнав о формировании Алексеевым армии, он, Брусилов, ставит себя в его полное распоряжение и просит полномочий для работы в Москве.

Сердечно откликнулся письмом Алексеев, написал о своих планах и надеждах и просил направлять всех офицеров и денежные средства на Дон. Но очень скоро стало известно, что Брусилов «сменил вехи» и не только не способствовал отправке добровольцев, но, пользуясь своим авторитетом, запрещал им выезд на Дон.

<…>

22 ноября, в 7 часов вечера, в сопровождении ротмистра Шапрона отец выехал в Екатеринодар. Оба переоделись в штатское и оба ехали с фальшивыми паспортами. Поездка по железной дороге была рискованной, везде шла проверка документов, везде снимали с поездов и арестовывали «подозрительных».

Но отец хотел войти в личный контакт с кубанским Атаманом полковником Филимоновым, а также и с Кубанским войсковым правительством. Главными вопросами были как формирование боеспособных частей, так и организация на Кубани органов управления Юго-Восточного Союза, в который вошла и Кубань. Там же, в Екатеринодаре, была назначена встреча и с Терским атаманом Карауловым.

На следующий день генерал Алексеев и ротмистр Шапрон благополучно прибыли в Екатеринодар, где генерал Алексеев сразу же повидался с Атаманом, но беседа их, как записано у отца, носила чисто совещательный характер. В 7 часов вечера состоялось заседание объединенного Кубанского правительства во главе с Макаренко, который впоследствии причинил немало неприятностей Добровольческой армии. Это первое заседание также носило характер осведомительного и взаимных предложений, 24-го вечером состоялось второе заседание, продолжение начатых разговоров, но обсуждались также и конкретные дела и вопросы, как например:

1. Организация военной силы на территории Союза, не только казачьей, но и других;

2. Необходимость единения по всем вопросам гражданского управления Союза;

3. Необходимость выработать общий план, так как большую тревогу вызвала предстоящая демобилизация Кавказской армии, части которой неудержимой лавой, причем недисциплинированной, через Терек и Кубань потекут в Россию, а часть будет расформировываться на их территориях;

4. Охрана железных дорог как теперь, так и при демобилизации.

Караулов говорил о возможности формирования округов и окружных управлений, причем объединение нужно не только в гражданском управлении, но и в военном. Задача — скорее объединиться, иметь общий штаб, общее управление путей сообщения как гражданское, так и военное; иметь общее окружное управление, а не для каждой области особое; распределение запасов и продуктов сосредоточить в одних руках. Нужна четкая организация военной силы ввиду надвигающихся событий...

И. Макаренко говорил, что важнее всего объединение всех областей, ибо обстановка может потребовать общего напряжения сил всего Союза.

Стефанов говорил о необходимости завести территориальные войска, донскую и кубанскую пехоту с придачей им артиллерийских частей.

Говорилось также о необходимости привлечь в Юго-Восточный Союз Ставрополь и всю Ставропольскую губернию и о призыве в войска какой-то части ее населения; организовать получение с Кавказского фронта вооружения и о сдаче его на местные склады; сосредоточить в своих руках телефон, телеграф и радиотелеграф.

<…>

В середине декабря в Новочеркасске появился Борис Савинков. Он обратился к генералам Алексееву и Корнилову с предложением совместной работы. В записной книжке генерала Алексеева есть заметка, что ему в этом было отказано. В прошлом Савинков был активным членом террористической группы партии социал-революционеров и был одним из организаторов покушения на Великого князя Сергея Александровича. Отец отзывался о Савинкове как об убийце, говоря, что нет разницы между убийцей на большой дороге и по политическим мотивам. И для генерала Алексеева, и для генерала Корнилова было немыслимо связывать с таким человеком святое дело, которому оба посвятили остаток дней своей жизни.

<…>

Получив отказ командования Добровольческой армии, Савинков обратился к Атаману, который пригласил на совещание и генерала Алексеева. 17 декабря состоялось это совещание. По тем же записям в книжке отца, не очень дружелюбно встретил Савинкова и Атаман.

Генерал Каледин говорил об общем политическом положении Дона и о только посильной помощи России, сперва вылившейся в чисто местную политику. Но после большевистского переворота, или, как записано, «после разгрома 25 октября» на Дон приехал генерал Алексеев, начавший под покровительством Донского казачества организовывать вооруженные силы. Тогда и было приступлено к формированию новых войсковых частей, на что согласилось Войсковое правительство. Постепенно Тихий Дон сделался центром политической борьбы.

Дальше Каледин говорил, что сила событий захватила Дон. Дело формирований и организации постепенно развивалось. Настало время нам и Войсковому правительству сказать прямо, куда нам идти и что делать. Наряду с прежней организацией, силами которой мы уже пользовались, появляется теперь еще и другая организация. Новые начинания г. Савинкова, которые неизбежно будут влиять на нашу политическую и внутреннюю жизнь, нам представляются непосильно трудными. Образование же нескольких центров вредно, и просто недопустимо. Войсковое правительство имеет силу и законное право сказать свое решительное слово, ибо оно отвечает за Край. Невозможно, чтобы каждая организация стала формировать войсковые части различной формации и окраски — это грозит чрезвычайными осложнениями.

Внутренняя обстановка такова: деньги и другие ресурсы черпаются из средств Области; приток же запасов ограничен. Особенно в отношении продовольствия - Область почти не в состоянии существовать без помощи извне. Кубанцы не имеют достаточно мощной распорядительной части. Материальные запасы тоже беднеют. Украина ведет борьбу с большевиками и то с переменным успехом. Источники питания неверные и легко могут быть пересечены. Положение с боевыми припасами еще более грустное; попытки улучшения не привели к желательным результатам.

В заключение Каледин сказал, что добровольцев нужно беречь, ибо это в интересах общего дела — возрождения России. Мы должны положить твердое основание нашему отношению к организации генерала Алексеева. Войсковому правительству нужно установить известную линию поведения в своих отношениях с этой организацией.

<…>

Известные группы деятелей Голубов и Подтёлков делают планы к подрыву работы Войскового правительства. Это нетерпимо. Мы не можем позволить, чтобы нам в нашей борьбе ставили палки в колеса. Боюсь, что внутренней борьбой мы провалим наше общее дело.

Атаман затем попросил Савинкова высказать свои намерения, планы, желания и предложения.

Савинков говорил, что прибыл для совместной работы. Голубов и Подтёлков не явлются его сотрудниками. Они работали раньше и самостоятельно.

О Доне знали «мы» чрезвычайно мало: слышали призыв принять участие в общей полезной работе. И только здесь узнали об организации генерала Алексеева. К нему обратились с предложением послужить по мере сил общему делу, в частности, даже в защите Дона. Предлагали свои услуги, связи, деньги, знания. Получили отказ - услуги не приняты, предложено работать отдельно, самостоятельно, параллельно. И тогда не оставалось ничего другого как или пытаться создать свою организацию, или вообще отказаться от работы.

<…>

Дальше Савинков говорил, что цель у нас та же. Наша платформа — защита Учредительного Собрания. Достижимо это только при условии, если опираться на все демократические силы. Мы широко открыли двери для всех, кто хочет бороться с большевиками. Организация же генерала Алексеева не желает объявлять своей платформы. А нужно ее возможно шире огласить, чтобы привлечь на Дон еще большие силы. Опасаться противодействия большевиков нечего — они отлично осведомлены. Комитет же должен сначала объявить себя. Наша программа — гласное объявление.

Задача же наша очень скромная — действующая армия в лучшем положении, чем другие; надо отобрать солдат пехоты и соединить в Донской Области. Мы не мыслили этой работы в тесном контакте с Войсковым правительством, где у нас нет нашего представителя. Все формирования должны поступить в распоряжение Атамана для защиты Дона. Мы не уполномочены ни общественными силами, ни крупными политическими силами, но у нас много людей нам сочувствующих. Наше преимущество — связь с солдатской массой. Трудности исключительно большие, но попытку сделать можно и нужно.

С Дона Савинков уехал ни с чем. Но это не помешало ему в Москве называться «членом Донского совета, председателем которого был генерал Алексеев» — так Савинков именует себя в письме к какому-то г. X. И копию письма уже в июне 1918 года посылает при своем личном письме генералу Алексееву. А «Совет» — то этот так никогда и не существовал.

В этих письмах Савинков пишет о политических группировках в Москве в январе-июле 1918 года, о немецкой и союзнической ориентации, разделяющих и разъединяющих эти группировки, в которых и он принимал участие и которые были в общем-то левого толка. Дальше пишет он о своих попытках форсировать «боевые единицы» для свержения советской власти: «Я начал формирования...как в Москве, так и в провинции по типу полков кадрового состава (до взводных командиров включительно), полагая, что этот тип формирований достигнет не только конспиративных, но и ударных целей, и обеспечит возможность при притоке добровольцев развернуть в будущем полки до нормального состава и тем положить начало воссозданию русской армии. К сожалению, ограниченность денежных средств не позволила в марте сформировать сколько-нибудь значительные боевые силы».

В апреле Савинкову была оказана помощь, — кем не сказано, — что дало ему возможность сформировать «штаб», а в мае его организация приняла название «Союз защиты родины и свободы».

К 15 мая «союз» насчитывал уже «свыше пяти тысяч человек всех партий, от конституционных монархистов до правых социал-демократов и социал-революционеров включительно».

После раскола на ориентации в московских политических центрах, Савинковым было приступлено к созданию нового центра «с программой Донского совета». «Центр этот уже почти закончен образованием. Я надеюсь, что генерал Алексеев не откажется в него войти и что, с другой стороны, левый центр пойдет навстречу соглашению с ним», — писал Савинков.

Налицо в организации Савинкова оказалось будто бы 1800 человек. В конце мая он представил г. X. смету на 2,981,000 рублей на проведение своих «операций», но ему было отказано… Тем не менее «я решил продолжать указанную операцию, ибо дальнейшее бездействие союза приведет к новым арестам, к его распадению и переходу части людей на сторону немцев, чего легко можно было бы избегнуть, утвердив представленную мною смету».

Заканчивая свое письмо к генералу Алексееву, Савинков пишет, что «помимо сношения с вами, мы устанавливаем сношения и с Сибирским правительством, и с Уральским правительством. Операцию мы надеемся осуществить в недалеком будущем».

Из всех этих фантазий Савинкова ничего не вышло, но до известной степени они послужили помехой отправке офицеров и денег на Дон.

24 декабря генерал Корнилов официально вступил в командование Добровольческой армии. А 27-го он выпустил свое воззвание, в котором изложил и цели, преследуемые его Армией. В этом воззвании говорилось:

«Создание организованной вооруженной силы, которая могла бы быть противопоставлена надвигающейся анархии и немецко-большевицкому нашествию... Первая непосредственная цель — отстоять рука об руку с доблестным казачеством Юг и Юго-Восток России... Новая армия должна создать условия, при которых хозяин Земли Русской — ее народ – выявит через посредство Учредительного собрания державную волю свою. Перед волей этой должны преклониться все партии, классы и отдельные группы населения... Ей одной будет служить создаваемая Армия и все участвующие в ее образовании будут беспрекословно подчиняться законной власти, поставленной этим Учредительным собранием».

Закончилось это воззвание призывом: «Встать в ряды Российской Рати... всем, кому дорога многострадальная Родина, чья душа истомилась в ней сыновней болью...»

По поводу этого воззвания генерал Деникин писал, что генерал Корнилов никогда ни во время своего выступления, ни до, ни после, не ставил определенной политической программы. «Он ее не имел»... А это воззвание было составлено сотрудниками генерала Корнилова еще в Быхове и одобрено им. Оно носило чисто военный характер и преследовало одну цель - довести войну до победного конца…

Подошло Рождество Христово. Но не было на земле мира, не было в людях благоволения в этот страшный 17-й год. Для нашей семьи, как и для многих тогда семей, это было первое Рождество, первый Сочельник, который мы встречали и проводили не у себя дома, вне того дома, куда нам никогда не пришлось больше вернуться. Но это было и последнее Рождество, которое мы проводили всей семьей, и когда и отец был с нами. Правда, Сочельник этот был довольно тревожный: у Атамана вечером было назначено заседание, на котором присутствовал отец.

После всенощной мы собрались всей семьей и ждали отца с ужином. Но прошло девять... десять часов, а отца все не было. Около одиннадцати часов вечера у нашего подъезда раздался выстрел. У всех у нас мелькнула одна и та же страшная мысль: отец пришел, в него стреляли. Брат положительно скатился с лестницы — у подъезда стоял казак и стрелял в воздух. Когда брат обрушился на него за эту стрельбу, тот с удивлением посмотрел на брата и ответил:

— Сегодня же праздник.

Оказывается у казаков в обычае отмечать праздник стрельбой в воздух. Вскоре затем вернулся и отец в сопровождении ротмистра Шапрона. Не весело было от слышанного ими на заседании, невеселые были и надежды на ближайшее будущее.

30 декабря в Новочеркасске состоялся съезд представителей «иногороднего» населения области, около половины делегатов которого состояли из большевиков. Съезд этот вынес резолюцию «о разоружении и роспуске контрреволюционной Добровольческой армии, борющейся против наступающих войск революционной демократии».

Донское (уже паритетное) правительство, пользовавшееся помощью добровольцев для защиты границ области, искало путей сгладить этот вопрос, и Атаман Каледин обратился с просьбой к генералу Алексееву — и убедил его — личным собеседованием с представителями «демократии» разъяснить все сомнения относительно «контрреволюционности» Армии.

Уже из Ростова генерал Алексеев приехал в Новочеркасск, и 18 января 1918 года, беседа состоялась в кабинете М. П. Богаевского (помощника Атамана). На заседание войскового правительства, на которое был приглашен и председатель Областной Управы В. В. Брыкин, «не позвали только двоих, кои были очень резко к нам настроены». Когда прибыл генерал Алексеев, заседание открыл Богаевский, изложив выразительно и самостоятельно как цели и задачи, преследуемые Добрармией, так и особенно отметив ту помощь, которая была оказана Добровольцами при взятии Ростова и защите границ Дона.

Затем генералу Алексееву был предложен ряд вопросов, главным образом Брыкиным. Настроение известной части правительства было сухо сдержанное.

— Съезд крестьян поручил нам всесторонне ознакомиться с организацией, деятельностью и задачами Добровольческой армии. В интересах полной осведомленности позвольте, генерал, задать вам ряд вопросов. Какова история возникновения Добровольческой армии?

Спокойно и мягко взглянув на говорившего, и бросив быстрый взгляд в свою записную книжку, генерал Алексеев ответил:

— В октябре месяце в Москве был организован Союз спасения Родины. Организаторами этого Союза являлись главным образом представители кадетской партии. Этот Союз поручил мне дальнейшую организацию дела спасения России всеми доступными мерами и средствами. Для этой цели я и приехал на Дон — в единственно безопасное место, куда стали стекаться беженцы, офицеры и юнкера, из которых мною и была организована Добровольческая армия. В последнее время, как вам известно, в Совещание при мне вошли и представители демократии, а в настоящий момент ведутся переговоры с лидерами и других, кроме кадетской партии, как например, с Плехановым, Кусковой, Аргуновым и др. Конечно, с Черновым и его партией никаких переговоров быть не может — нам с ними не по пути.

— Если у вас, генерал, существует, как вы говорите, контакт с демократическими партиями, то почему чины вашей армии нисколько не стесняются открыто выражать свое презрение к демократическим организациям, допуская в своих разговорах такие выражения, как «совет собачьих депутатов» и прочее. На одно только мгновение что-то ироническое мелькнуло в глазах генерала и раздался ответ:

— Прежде чем судить Добровольцев, нужно вспомнить, что они пережили и переживают. Войдите в их психологию, и вы поймете происхождение этих разговоров. Ведь 90% их буквально вырвалось из когтей смерти, и, по приезде на Дон, не оправившись еще от пережитого, они вынуждены были вступить в бой с советскими войсками. Из трех ночей им приходится спать только одну. Кроме того, я не понимаю, почему это вас так волнует: ведь Добровольческая армия не преследует никаких политических целей. Члены ее при вступлении в нее дают подписку не принимать никакого участия в политике, заниматься какою бы то ни было политической пропагандой.

— А скажите, генерал, откуда вы получаете средства для существования?

— Средства — главным образом национального характера — добываются путем добровольных пожертвований частных лиц. Кроме того, не скрою от вас, что некоторую поддержку мы имеем от союзников, ибо оставаясь верными до сих пор своим союзным обязательствам, мы тем самым приобрели право на эту поддержку с их стороны.

— Скажите пожалуйста, генерал — раздается все тот же сухой голос Брыкина — даете ли вы какие-либо обязательства, получая эти средства?

Генерал М. В. Алексеев всем корпусом повернулся в сторону говорившего и медленно, отчеканивая каждое слово, произнес:

— При обыкновенных условиях я счел бы подобный вопрос за оскорбление, но сейчас, так и быть, на этот вопрос вам отвечу: Добровольческая армия не принимает на себя никаких обязательств, кроме поставленной цели — Спасения Родины. ДОБРОВОЛЬЧЕСКУЮ АРМИЮ КУПИТЬ НЕЛЬЗЯ...

Среди присутствующих раздался легкий одобрительный шепот.

— Существует ли какой-нибудь контроль над Армией?..

— Честь, совесть, сознание принятого на себя долга и величие идеи, преследуемой Добровольческой армией и ее вождями служат наилучшим показателем для контроля с чьей бы то ни было стороны. Никакого контроля Армия не боится.

Все эти ответы, так просто и ясно изложенные, не могли не оказать благотворного влияния на присутствующих.

Вместе с тем во всей фигуре допрашиваемого чувствовалась какая-то могучая сила человека, непоколебимо уверенного в правоте своих взглядов, которая вместе с мощностью обнаруженного им государственного ума невольно располагала и влекла к нему его собеседников, из которых, следует отметить, многие видели его в первый раз. Генерал покорил своей простотой, глубиной своего мышления, а самое главное, как-то незаметно разрушил то средостение, которое наблюдалось в самом начале совещания.

Пошли вопросы в уже более мягкой форме:

— Не можете ли вы нам осветить вопрос: почему союзники поддерживают Добровольческую армию?

— Потому что мы боремся с большевиками; вместе с тем мы продолжаем войну и с немцами, так как большевизм и германизм тесно переплетены между собою. Кроме того, защищая хлебородный угол России от большевиков, мы тем самым отстаиваем его и от немецких поползновений, что во всяком случае не безвыгодно для наших союзников, — вот почему им, затрачивающим на борьбу с немцами миллиарды, ничего не стоит рискнуть некоторой суммой и на поддержку движения, совпадающего с их интересами.

— Каковы ваши надежды на будущее и на что вы рассчитываете при осуществлении его?

— Я твердо верю в полное очищение России от большевиков, и в этом нам окажет поддержку толща российской интеллигенции. А кроме того и крестьянство, которое уже устало от большевиков, готово принять хоть плохенького царя, но лишь бы избавиться от насильников.

— Разрешите предложить еще один последний вопрос? Если вы не враг демократии, то как бы вы отнеслись к тем формированиям, которые предложила произвести Ростовская Дума из демократических элементов?

— Ничего не имею против принятия их в Добровольческую армию; конечно, если они откажутся от всего того, что сделало из Русской армии человеческую нечисть, я отдам распоряжение о принятии их.

— Простите, генерал, но еще один последний вопрос: кто стоит во главе командования Добровольческой армией?

— Генералы Корнилов и Деникин. Называю их потому, что шила в мешке не утаишь...

Наступило невольное молчание. Казалось все было исчерпано, и... вдруг, совершено неожиданно для всех присутствующих, с одного из мест раздалось:

— Ваше превосходительство...

Все невольно повернулись в сторону говорившего: говорил X., эмиссар города Ростова, один из тех, кто наиболее подозрительно относился к Добровольческой армии.

— Ваше превосходительство, теперь только, после ваших разъяснений, мы видим, что под вашим руководством можно всем на кого угодно идти.

«Ваше превосходительство»... «под вашим руководством»... «на кого угодно идти» — все это лишний раз оказало присущую генералу Алексееву способность одерживать победу над человеческими сердцами и исключительное умение, присущее опять-таки только одному ему, сплачивать во имя великой идеи людей разных партий, классов и профессий.

…В середине 1918 года Штаб Добровольческой армии переехал в Ростов-на-Дону. Это было вызвано главным образом необходимостью оторваться от непосредственного наблюдения Войскового правительства, быть более самостоятельными. Об этой цели и условиях пребывания центра формирования Добровольческой армии в Новочеркасске ясно говорится в письме к генералу Алексееву представителей Московского центра от 12 января 1918 г.:

«Лично доверительно. Милостивый Государь Михаил Васильевич, Обсудив совместно с генералами Лукомским, Деникиным, Романовским и Марковым общее положение организации и наиболее целесообразные способы наладить в дальнейшем работу ее, мы представители Московского центра, пришли к следующим выводам, которые считаем долгом сообщить вам:

Переезд Главнокомандующего и Штаба в Ростов устранит трения, возникшие от слишком большой скученности в маленьком центре, каким является Новочеркасск, между различными учреждениями, из коих каждое ревниво оберегает свою компетенцию.

В тех же целях и дабы урегулировать трения, возникшие на почве распоряжения финансовыми средствами, в распоряжение Штаба будут отпускаться средства по утвержденной смете. Кроме того, начиная с января с. г. будет производиться отпуск в распоряжение Главнокомандующего Добровольческой армии на экстраординарные расходы 150000 рублей ежемесячно, и увеличение этой суммы предусматривается в зависимости от состояния кассы Союза по мере развития численности Добровольческой армии и ее операций.

Все основные военные и политические вопросы должны решаться советом трех генералов. Что касается Совета Союза, то подтверждается, что он должен сохранять строго совещательный характер. Начальник Штаба и Председатель Вербовочного комитета включаются в состав Совета Союза.

Лица, обязательно из военных, возглавляющие военно-политические центры назначаются по предложению Главнокомандующего Советом трех генералов. При сем означенные лица инструкции по вопросам военным получают только от Главнокомандующего.

Примите уверение в глубоком уважении и совершенной преданности.

Михаил Федоров, Князь Трубецкой, П.Струве».

О Московском Центре генерал Деникин пишет, что Московская Делегация «в глазах триумвирата пользовалась известным значением, так как с ней связывалось представление о широком фронте русской общественности. Это было добросовестное заблуждение членов делегации, вводивших в заблуждение и всех нас. Сами они стремились принести пользу нашей армии, но за ними не было никого».

***

С захватом власти большевиками генерала Алексеева очень беспокоила судьба Царской Семьи. Когда у него наладилась кое какая связь с Московским монархическим центром генерал Алексеев в середине января командирует в Москву Генерального штаба полковника Дмитрия Лебедева со специальным заданием добыть в монархических кругах средства для организации спасения Царской Семьи.

Полковник Лебедев прибыл в Москву, вошел в контакт с монархическими кругами. Мне неизвестно, какие переговоры там велись, по такому делу никаких письменных сношений быть не могло. Мне только известно, что из-за отсутствия средств к никакой организации невозможно было приступить, время уходило именно на поиски денежных возможностей, но подробности мне неизвестны. Полковник Лебедев прибыл в Сибирь уже после убийства Царской Семьи и присоединился к адмиралу Колчаку.

Источник:

1. Алексеева-Борель В. М. Как зарождалась белая армия (Из воспоминаний дочери генерал-адъютанта М. В. Алексеева) // Наши вести. — 1990. — № 420. — С. 12-14; № 421. — С. 11-12; 1991. — № 422-423. — С. 20-22; № 425. — С. 11-13; 1992. — № 426. — С. 12-13; 1993. — № 431. — С. 6-10 (печатается в сокращении).

См. продолжение: Алексеева-Борель В. М. КАК ЗАРОЖДАЛАСЬ БЕЛАЯ АРМИЯ. Часть 2