ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Год 2013-й

Гражданская война на Дону

«ТРИЖДЫ ОКРУЖЁННЫЙ И РАЗБИТЫЙ НАГОЛОВУ» ФИЛИПП МИРОНОВ

Гражданская война на Дону

Филипп Кузьмич Миронов, войсковой старшина (подполковник) царской армии – самый известный лидер красных казаков на Дону, герой нескольких художественных произведений. Имя его вновь стало популярным в конце 1980-х, на волне возрождения казачества; но популярность тихо угасла, так как возрождение приняло явно антисоветскую окраску. Внимание привлекали два обстоятельства: «мятеж Миронова» (самовольное выступление на фронт во главе недоформированного кавалерийского корпуса) и его трагическая гибель в 1921 году в Бутырской тюрьме (устойчива версия, что Миронова застрелили во время прогулки по приказу Троцкого). В 1997 году в Москве вышел сборник «Филипп Миронов. Тихий Дон в 1917–1921 гг.» [1]. Подавляющее большинство документов в нём посвящено названным выше событиям и боям октября-ноября 1920 года в Таврии (тогда Миронов во главе 2-й Конной армии внёс большой вклад в разгром Русской армии Врангеля). Хуже всего освещён период лета – осени 1918 года, когда и красные и белые находились в состоянии преодоления анархии, самоорганизации, а Миронов впервые командовал крупными воинскими соединениями на уровне дивизии, группы войск, участка фронта.

Между тем важнейшее свидетельство о Ф. К. Миронове и его деятельности в этот период содержится в письме И. В. Сталина к В. И. Ленину от 4 августа 1918 года.

И. В. Сталин, будучи Председателем Военного Совета Северо-Кавказского военного округа, дал довольно резкую характеристику подчинённым командованию СКВО войскам Миронова и ему самому, что на долгие годы определило отношение советских историков и к Миронову и к его роли в гражданской войне на Дону.

Война летом 1918 года на Юге России, и в частности, в окрестностях Царицына была войной за железную дорогу: красные стремились вывезти по ней на север, в центральную Россию огромные запасы продовольствия, собранные здесь для нужд фронта ещё в 1916 и 1917 годах, а восставшие казаки стремились эту дорогу перерезать. На большее они не претендовали. Как писал известный исследователь гражданской войны Н. Е. Какурин, «шевеление донских казаков в своём районе не представляло пока непосредственной опасности для революции. Донское казачество в своей массе вовсе не стремилось к походу на Москву, и в нём всё-таки сильны были тенденции к возможно мирному улаживанию спорных вопросов с советской властью [2].

К северу от Царицына железную дорогу, идущую по территории Усть-Медведицкого и Хопёрского округов Области войска Донского, удерживали советские войска В. И. Киквидзе (дивизия внеочередного формирования) и Ф. К. Миронова (казачье-крестьянская бригада).

В письме к Ленину от 4 августа 1918 года Сталин описывал неудачное наступление советских войск на Калач и на юг, в сторону Тихорецкой: «Наступление повели в надежде, что северные участки Миронова, Киквидзе, в том числе Поворинский участок, обеспечены от разгрома. Между тем оказалось, что эти участки наиболее слабы и необеспеченны. Вам известно отступление Миронова и других на северовосток, захват казаками всей железнодорожной линии от Липок до Алексикова, переброска отдельных партизанских казачьих групп в сторону Волги, попыток последних прервать сообщение по Волге между Камышином и Царицыном» [3. С. 122].

По мнению Сталина, «неблагоприятную обстановку следует объяснить:

1) поворотом фронтовика, “справного мужика”, в октябре боровшегося за Советскую власть, – против Советской власти (он ненавидит всей душой хлебную монополию, твёрдые цены, реквизиции, борьбу с мешочничеством);

2) казачьим составом войск Миронова (казачьи части, именующие себя советскими, не могут, не хотят вести решительную борьбу с казачьей контрреволюцией; целыми полками переходили на сторону Миронова казаки для того, чтобы, получив оружие, на месте познакомиться с расположением наших частей и потом увести за собой в сторону Краснова целые полки; Миронов трижды был окружён казаками, ибо они знали всю подноготную мироновского участка и, естественно, разбили его наголову)» [3. С. 124].

Увы, выдержка из этого письма больше отражает противостояние в верхах большевистского руководства, нежели реальный ход военных действий летом 1918 года в районе Царицына и к северу от него.

На самом деле казаки не переходили целыми полками из лагеря в лагерь, да и состав войск Миронова в большинстве своём был не казачьим.

Конечно, Миронов очень хотел иметь у себя в отряде (затем в бригаде) как можно больше казаков. На севере Дона особых классовых и сословных противоречий не было, казаки колебались, склонялись к нейтралитету. Ушедший в эмиграцию П. Скачков впоследствии писал: «В станицах и хуторах левого берега Дона шли бесконечные споры о том, нужно ли участвовать в борьбе и чью принять сторону... Некоторые хутора выбрасывали белые флаги, заявляя этим свою “нейтральность”, другие делились на две группы – “нейтральных” и “восставших”, и, наконец, были хутора, делившиеся на резко обособленные три группы: “мироновцев,” “кадет” и “нейтральных”... Знаменитый Козьма Крючков, бывший по обыкновению в первых рядах, жаловался, что ему нельзя слова сказать, как ему сейчас же со злобой говорили: “Всемирную славу добывать хочешь и генеральские погоны”» [4]. В такой ситуации большую роль играл субъективный фактор: кто первый казаков мобилизует – белые или красные.

Но попытки создать местные казачьи формирования встречали в верхах военного ведомства сопротивление. На заседании ВЦИК 22 апреля 1918 года наркомвоен Троцкий, говоря о комплектовании Красной Армии, упомянул и о казаках: «Все эти заскорузлые тёмные элементы ненавидят пролетариат и революцию. Мы не могли бы их включить в армию иначе, как путём репрессий. Есть тёмные элементы эти на Дону, в Оренбурге... было бы безумием группы Каледина и Дутова включать в армию...» [5].

Добровольцы, которых Миронов собрал в начале мая в слободе Михайловке Усть-Медведицкого округа, чтобы противостоять казачьему восстанию, составляли всего 263 человека, из них – 59 казаков из пятнадцати станиц Усть-Медведицкого округа и 4 казака из Хопёрского, остальные – иногородние и крестьяне [6. Л. 15].

За месяц, к 12 июня, Михайловский гарнизон вырос до 1514 человек; казаки были собраны в 1-ю пешую сотню – 107 штыков, в конно-летучий отряд – 40 сабель; кроме того, числилось «мобилизованных казаков на батарее – 21, пленных – 79» [6. Л. 59]; последних Миронов агитировал перейти на сторону красных.

Набор, проведённый белыми в Усть-Медведицком округе, дал двенадцать конных и две пешие сотни, но «скомпонованные сотни в большом количестве были составлены из элемента, склонного к ведению войны митингами и делегациями» [4].

За май 1918 года в Усть-Медведицком округе был убит тридцать один красноармеец, без вести пропало семьдесят [7].

Для нанесения удара по белым и удержания железной дороги требовалось жёсткое военное руководство. 14 июня Донское советское правительство назначило Миронова командующим войсками северных округов Донской республики – от Поворино до Калача, и передало в его распоряжение все отряды севернее железной дороги Царицын – Лихая [8. Л. 18]. Штаб СКВО тот же участок и в то же время передал под командование В. И. Киквидзе, назвав все эти довольно ограниченные силы «Хопёрским фронтом». Тем самым отряд Миронова подчинялся новому командующему фронтом – Киквидзе. Однако уже на следующий день Киквидзе со своей дивизией попал в окружение в районе Урюпинской (окружной станицы Хопёрского округа) и с трудом пробился из него, потеряв четыреста двенадцать человек, три орудия и четыре пулемёта. Уцелевшие откатились на Поворино, где им перерезали путь на железную дорогу казачьи части …

Посрамлённого Киквидзе сместили. Командующим «Хопёрским фронтом» назначили Миронова, чем СКВО подтверждал прежнее решение Донского советского правительства. Впоследствии Миронов и Киквидзе, два начальника дивизии, дрались бок о бок, но взаимоотношения меж ними оставляли желать лучшего.

Освободить железную дорогу оказалось делом нелёгким, часть дивизии Киквидзе вызвали в Тамбов на подавление мятежа. Под рукой у Миронова было семнадцать рот и две казачьи сотни [6. Л. 127]. Бросить эти силы из Усть-Медведицкого округа в Хопёрский возможным не представлялось: усть-медведицкие белоказаки южных станиц довели силы до штата дивизии, от немцев получили тысячу винтовок, от Краснова – три орудия, и вплотную подступали к слободе Михайловка, где располагался штаб Миронова и как раз в то время проходил окружной съезд Советов.

Съезд подтвердил признание советской власти, и «именем братьев, павших в Галиции и Восточной Пруссии» призвал (в который уже раз) к мобилизации. Такие призывы не подкреплялись ни деньгами, ни оружием, и мобилизуемые стали отписывать в окружком, что «большая часть призываемых казаков выступить за свой счёт положительно не может, а потому мобилизацию временно приостанавливаем...» [9]. Да и «Царицынские власти» мобилизацию не поддержали. «Отказ города Царицына в выдаче оружия заставляет не только опустить руки, но и распустить мобилизованных казаков и солдат», – сетовал Миронов [8. Л. 21].

Однако неудачи его не останавливали. В письме к Председателю Высшего Военного Совета Троцкому Миронов доказывал, что «спасение дела в Усть-Медведицком округе равносильно спасению революции на Дону», просил прислать подкрепления, а для этого объявить мобилизацию в Тамбовской и Саратовской губерниях [10].

Его требования совпадали с общей тенденцией военного строительства Красной Армии, но Высший Военный совет ещё только разрабатывал планы мобилизации и выборочно проводил её в основном в окрестностях Москвы и Петрограда. Чтобы провести мобилизацию в Тамбовской и Саратовской губерниях, требовалось время.

19 июня Миронов получил повторный приказ от начштаба СКВО: очистить железную дорогу от белых казаков. И 23 июня сообщал военному руководителю СКВО Снесареву: «Предпринимать сейчас наступательных операций на моём фронте я не могу… Я хочу создать, и верю в это, армию из фронтовиков солдат и казаков, чтобы потом, закончив её организацию, повести наступление в крупном масштабе, наверняка в связи со своими соседями» [1. С. 60]. Но устьмедведицкие белоказаки уже окружали Михайловку со всех сторон. В наступление шли восемьсот пеших и пятьсот конных казаков с тремя орудиями и десятью пулемётами, но по-настоящему рвались в бой лишь два партизанских отряда – есаула Алексеева и сотника Долгова (до ста штыков) [11]. Правда, их порыва хватило ненадолго.

Конец июня был своего рода периодом «мирной передышки». Начались летние полевые работы. Чтобы дезертирство окончательно не развалило армию, Краснов отпустил часть казаков на полевые работы. Отряды некоторых округов сократились наполовину, в строю оставались лишь казаки срочной службы. Партизан – и тех отвели на отдых в окружную станицу. Такое же положение было и у красных, красноармейцы местных формирований, как и мобилизованные белые, стремились на свои поля.

Вновь обрели силу агитация и пропаганда, изредка прерываемые налётами казаков или крестьян, стремящихся прорваться в свою станицу или волость и начать уборочную. Красноармейцы местных формирований, пользуясь затишьем, на ротных собраниях решали вопрос о распределении участков для сенокоса...

На Хопре шли бои за железнодорожные станции. 10 июля штаб СКВО потребовал от Миронова содействия новому наступлению ударом на Ярыженскую – Бударино (с востока на запад). Но мобилизованные казаки и солдаты вновь замитинговали и стали разбредаться. В строю оставались считанные добровольцы. Зная это, усть-медведицкие белогвардейцы собрали всех, кого удалось оторвать с полей, и надавили на Михайловку. И тут Миронов, как обычно в таких ситуациях, пошёл на обострение, показал, как надо воевать, и одним отчаянным ударом повернул дело в свою пользу.

Под рукой у него было не более двух рот. Весь день 13 июля они удерживали хутор Кобылянка перед станцией Себряково, пока по железной дороге не прибыло подкрепление. Вечером отбили последние атаки белых – и тут неожиданно Миронов приказал отступать. Бойцы недоумевали, приказ, однако, выполнили. Через два часа они пришли в Михайловку, но после короткого отдыха Миронов поднял их по тревоге. В полной темноте они обошли позиции белых, а на рассвете вышли к станице Арчадинской. После привала отряд в четыреста штыков с одним орудием устремился прямо к Усть-Медведицкой.

Утром разведка белых вошла в Кобылянку. Хутор был пуст, зато с тыла ползли неясные слухи: Миронов занял Усть-Медведицкую. Опасаясь окружения, казаки в панике метнулись к Дону. Бежали день и ночь, оставили станицы Арчадинскую, Глазуновскую, Кепинскую и Скуришенскую. Отряд же Миронова, пройдя около ста вёрст, вышел к Дону у хутора Ярского и укрылся на полуострове при слиянии Дона и Медведицы. Один этот изматывающий переход по июльской жаре дал то, что левый берег Дона – от устья Хопра до Котлубани – был очищен от белых.

21 июля 1918 года «Известия ВЦИК» № 153 с большим опозданием опубликовали оперативную сводку: «На левом берегу Дона отряд Миронова занял х. Ярский. Противник выслал делегатов, прося отсрочку для объявления по всему фронту о перемирии». Последнее – сомнительно. Одной из причин паники у белых была неизвестность: где в данный момент находится Миронов?

В Усть-Медведицкой царило оживление, схожее с пиром во время чумы. Казаки разбегались. В станицу для поднятия духа прибыл карательный отряд есаула Лазарева, известного «храбростью и удалым, бесшабашным характером, разгульным пьянством и весёлою гульбою с казаками» (определение атамана Краснова). Есаул взялся за дело круто: едва не выпорол героя Козьму Крючкова, а затем собрал на площади станичный сбор и демонстрировал народу верёвку, на которой завтра повесит Миронова. В целом есаул восстановил пошатнувшийся дух местных казаков.

На «поимку» Миронова собрали конные сотни, карательный отряд Лазарева и партизанские отряды Долгова и Алексеева, пополненные местными гимназистами. Но где Миронов, никто не знал.

И тут в один из отрядов приковылял 76-летний казак Ново-Александровской станицы Захар Васильевич Чекунов и донёс о местоположении мироновцев и их количестве. Разведка, посланная по следу, данные подтвердила. Под покровом ночи началось окружение отряда Миронова.

Миронов планировал дать передышку своим бойцам, переправиться через Дон и с тыла ударить на Усть-Медведицкую, но на рассвете 15 июля обнаружил, что окружён. Советская военная сводка сообщала: на Филоновском направлении 15 июля в 3 часа ночи наступающие казаки окружили Миронова «благодаря предательству» [12].

Партизан Алексеевского отряда П. Ветров вспоминал: «Примерно в четыре часа утра завязался жестокий бой...» [11]. Перед строем гимназистов на коне и с шашкой разъезжала учительница Мажарова.

Миронов обратился с предложением к Лазареву «убрать из цепи детей», затем его отряд построился полукругом (десять пулемётов на повозках по всему фронту и орудие в центре) и двинулся к станице Ново-Александровской. Два десятка бойцов с пулемётом прикрывали с тыла.

Столкновение произошло у хутора Шашкина. Ветров пишет: партизан во время боя дважды окружала пехота и трижды конница (хотя в отряде Миронова конницы не было). Видимо, попавшие в пекло боя мальчишки отстреливались и от своих, и от чужих. Они потеряли семнадцать человек убитыми и сто тридцать четыре ранеными (в отряде было 300–350 человек). Семнадцать партизан попали в плен, и всех мироновцы по дороге расстреляли (двое недобитых выжили). Советская сводка сообщила, что белые потеряли 500 человек убитыми 125 пленными [12].

По данным Ветрова, мироновцы потеряли убитыми сто пятнадцать бойцов и тридцать четыре лошади [11] (о раненых и пленных не говорится; видимо, их уничтожили, и они считались убитыми).

Гимназистов похоронили на горе возле Усть-Медведицкой, на кресте вырезали строки из стихотворения Ф. Крюкова «Родимый край»: «Во дни безвременья, в минуту смутную развала и смятенья духа я, ненавидя и любя, слезами горькими оплакивал тебя, мой край родной...».

17 июля на помощь Усть-Медведицкому округу подошли посланные Красновым войска генерала Фицхелаурова – шесть низовых и донецких полков.

Бой под хутором Шашкиным и подход низовых белоказачьих полков оказали воздействие на население округа. Дезертиры, особенно из бедноты, стали возвращаться в советские отряды. Многие фронтовики, ранее уклонявшиеся от мобилизаций, повидав карательные отряды вроде лазаревского, пошли к Миронову сами.

Поводом послужила новая попытка белой мобилизации. 17 июля шестнадцать офицеров приехали в станицу Кепинскую, где на следующий день назначили сбор, а ночью Михаил Федосеевич Блинов, урядник 32-го Донского полка, собрал 35 своих однополчан и перебил этих офицеров.

18 июля фронтовики во главе с Блиновым пошли искать себе «сотоварищей по духу и идее». В станице Сергиевской к Блинову присоединились тридцать три фронтовика во главе с казаком Ветровым. По пути к Миронову отряд разросся до сотни [13. С. 32]. Эти казаки и стали костяком возникшей осенью 1918 года знаменитой мироновской красной казачьей конницы. К Миронову они присоединились 21 июля, и советская военная сводка сразу отметила это, увеличив силы примерно в три раза – на Усть-Медведицком направлении на сторону красных перешли триста казаков [12].

В верхах Красной Армии на Дону и Северном Кавказе в это время шли перестановки. Чрезвычайный комиссар на Юге России по продовольствию И. В. Сталин, назначенный 19 июля Председателем Военного Совета СКВО, взял оборону Дона и Северного Кавказа в свои руки.

Узнав о смене власти в СКВО, Миронов сразу же обратился к нему с письмом: «Цель генерала Краснова ясна – задушить Усть-Медведицкий округ, который борется с ним мобилизованными силами…». Это был призыв обратить самое пристальное внимание на север Дона: именно здесь белым легче всего отрезать Царицын от Москвы и тем самым изолировать Дон и Северный Кавказ от Центральной России. Миронов предупреждал Сталина, что Краснов сначала займёт станцию Себряково, перережет Грязе-Царицынскую железную дорогу, а затем уже ударит на Царицын. В заключение Миронов снова требовал объявить мобилизацию в Саратовской и Тамбовской губерниях: «Нельзя бороться с мобилизовавшейся контрреволюцией только добровольцами» [14. Л. 62–64].

И в этом же письме сообщил, что на его сторону перешёл полк казаков [14. Л. 61]. Возможно, он хотел произвести хорошее впечатление или переломить предубеждение против казаков вообще (а оно было присуще большинству большевистского руководства). Во всяком случае, ни сборник «Боевой путь блиновцев» [13], ни иные документы факт перехода целого полка белых казаков к красным в тот период не подтверждают.

Боевое расписание войск, переформированных в бригаду, показывает, что у Миронова было три пеших сотни казаков и четырнадцать рот из местных крестьян и иногородних: 1-й Медведицкий полк: 2-я Раздорская, Сводная казачья, Сводная добровольческая (Етеревская) сотни, Терсинская добровольческая рота, 1-я рота 26-го отдела, Лопуховская, 1-я ореховская и 1-я Даниловская роты, 2-й Медведицкий полк: 1-я и 2-я мобилизованные Сидоринские роты, 1-я, 4-я и 5-я мобилизованные Михайловские роты, 1-я и 2-я Старосельские роты, Себровская и 2-я мобилизованная рота 26-го отдела [15].

Смена власти в большевистских верхах на Юге проходила болезненно. Сказывалось губительное наличие параллельных властных структур. 20 июля военком Донской советской республики Е. Трифонов телеграфировал из Москвы: «Согласно распоряжению наркома Троцкого предлагаю т. Миронову пост военрука в военном совете армий Донского фронта. Ответ [о] согласии т. Миронова сообщить экстренно телеграфом [в] Москву, Кремль, Казачий комитет, Трифонову». На опубликованной телеграмме Трифонова стоит резолюция Л. Д. Троцкого: «Я Трифонову таких полномочий не давал. Всё дело поручено Подвойскому по общим указаниям В[ысшего] в[оенного] сов[ета]» [1. С. 71]. Вмешательство Трифонова в кадровые вопросы было неприемлемо для Сталина, как председателя Военного совета СКВО, да и Трифонова Сталин, видимо, считал человеком Троцкого. Ещё 10 июля он писал Ленину: «…Если Троцкий будет, не задумываясь, раздавать направо и налево мандаты Трифонову (Донская область), Автономову (Кубанская область)… и т. д., то можно с уверенностью сказать, что через месяц у нас всё развалится на Северном Кавказе, и этот край окончательно потеряем» [3. С. 120].

В целом Северо-Кавказский военный округ лихорадило. В Москву сыпались жалобы. Чтобы избежать разрастания конфликта в СКВО и в то же время сохранить в руководстве изгоняемых Сталиным военспецов, Высший Военный Совет 24 июля постановил: «...наркому Подвойскому совместно с наркомом Сталиным, военкомом Мининым организовать Военный Совет СКВО; СКВО разделить на районы – Донской, Черноморско-Кубанский и Бакинский, возглавляемые военными советами; наркому Подвойскому, если не встретится препятствий со стороны Военного Совета СКВО, назначить состав военсовета Донского района: военруком – Миронова и военкомом – Трифонова» [16]. Видимо, возглавляемый Троцким Высший Военный Совет считал, что из всех донских военачальников лишь Миронов имеет достаточно военного опыта для квалифицированного руководства советскими войсками на Дону.

В глазах же Сталина Миронов был обычным военспецом, выдвигаемым Троцким. Кстати, год спустя именно Троцкий предотвратит расстрел Миронова, когда, объявленный вне закона за самовольное выступление на фронт, он будет захвачен С. М. Будённым и тот приготовит всё для показательной расправы над бывшим войсковым старшиной.

Сталин не согласился с делением округа на районы и передачей Донского района Миронову. Первым приказом Военного Совета СКВО сохранялось прежнее деление фронта на боевые участки; командование Усть-Медведицким оставалось за Мироновым.

Вот как описывал войска Миронова один из красных командиров: «Отряды тов. Миронова, казацкого войскового старшины, прекрасного организатора, но часто теряющегося от вечно колеблющихся его полуказацких, полухохлацких частей, митингующих, оглядывающихся то на большевиков, то на Краснова, с кучкой провокаторов в своей среде, ласково напевающих казацкой половине о родственности с кадетскими (казацкими) бандами. Дивизия пополнялась вновь мобилизованными, неуравновешенными, нестойкими, недовольными мобилизацией… Вера в вождя неустойчивая, раскачиваемая провокаторскими элементами при отсутствии суровой дисциплины и твёрдой руки» [17]. И позже, когда на базе крестьянско-казачьей бригады Миронова была создана 23-я стрелковая дивизия Красной Армии, политработники характеризовали её так: «23-я дивизия формировалась здесь на Дону из местного элемента самостоятельно и до настоящего момента носит анархо-авантюристический характер, особенно командный состав, и очень важную роль играют родство, кумовство и сватовство…» [18].

Судя по этим характеристикам, у И. В. Сталина были основания для сомнений – доверять или не доверять Миронову командование всеми советскими отрядами на Дону.

25 июля началось описываемое Сталиным наступление [3], которое натолкнулось на мощный и неожиданный ответный удар белых. Бои на фронте вспыхнули с новой силой. Мобилизованные белыми верхнедонские полки атаковали бригаду Р. Ф. Сиверса, хопёрцы – дивизию Киквидзе. Миронов оказался под ударом усть-медведицких казаков и низовцев генерала Фицхелаурова.

25 июля Миронов доносил: «Против Арчады – Себряково действуют отборными частями. Имеются полки черкесов. Видна дисциплинированность частей. Части находятся в руках командного состава, видимо, обладающего боевым опытом...» [1. С. 72].

26 июля в боях произошёл перелом. В этот день наркомвоен Подвойский писал Ленину: «Неприятель значительными силами, часто безоружными, ведёт наступление. Противник после ожесточённого боя занял Провоторовскую, Луковскую, Тепикинскую и ст. Арчада. Части бригады Сиверса отошли к северо-востоку. На участке дивизии Киквидзе идёт бой. Намечается обход правого фланга с прорывом на Бударино. От командующего Себряковским участком (Миронова. – А. В.) и Северо-Кавказского округа сведений не поступало [19].

В тот же день полки Фицхелаурова захватили станции Лог и Арчаду. Прикрывавший их отряд Шамова был разбит, сам он с шестнадцатью всадниками прискакал в Михайловку к Миронову. Связь Миронова с Царицыном прервалась. Белые перевалили через железную дорогу и пошли к Волге. Военный Совет СКВО посылал отчаянные телеграммы в Высший Военный Совет, требуя помощи в количестве не менее дивизии.

Войска, оборонявшие железную дорогу северозападнее Арчады, были подчинены Военному Совету Воронежской группы войск. Сам Подвойский со стороны Поворино руководил операцией по очищению дороги. От Миронова 26 июля он получил донесение: «Потеряны три орудия и семь пулемётов, действует не менее дивизии против Арчады... Противник настойчив, находится в опытных руках командного состава, есть полк черкесов» [1. С. 72–73].

Подвойский пытался успокоить: «Сил, налегающих на вас, не более 1800 (человек), никакого полка черкесов нет, а есть только русские...». Он отказал Миронову в поддержке живой силой («Сегодня живых сил дать не можем, так как восстанавливаем потрёпанный фронт Сиверса») и потребовал держаться ещё тридцать шесть часов [1. С. 72–73].

Миронов ещё два дня отбивал атаки на Михайловку и Себряково. Но 29 июля верхнедонские казаки под командованием генерала Ситникова с налёту захватили станцию Бударино, «после крепкого сна» одного из воронежских полков [20]. Группа Миронова таким образом оказалась отрезанной от войск Воронежского района. Удержать Грязе-Царицынскую железную дорогу своими силами было невозможно. 30 июля в приказании подчинённым ему войскам Миронов так оценивал обстановку: «Оставаться при таких условиях в сл. Михайловке, когда противник старается охватить её железным кольцом, ...немыслимо… в данный момент контрреволюция захватила некоторые станицы в тылу и производит мобилизацию десяти переписей» [1. С. 74]. И принял решение уходить из округа, прикрыть более растянутую, но всё же дающую связь с Москвой ветку Камышин – Балашов.

Уходил он вверх по речке Медведице. Красных казаков осталась у него одна сотня, «а остальные казаки, не желая отступать в Саратовскую губернию, под натиском белых разбежались по своим хуторам и станицам» [21].

Генерал Фицхелауров отдал своим войскам приказ № 55. «20 июля последние остатки мироновских банд изгнаны из пределов области и перешли границу Саратовской губернии. Ныне ни одного явного красногвардейца не осталось в Усть-Медведицком округе, с тайными врагами расправа будет твёрдая и быстрая... С вверенными мне войсками я имею честь проходить уже пятый округ, повсюду восстанавливая права казачьи на казачью землю и освобождая казаков от позорного рабства... За пять суток весь округ очищен от чуждой казачеству власти, и сам “непобедимый” Миронов едва спасся бегством за пределы области» [1. С. 71].

Действительно, к 3 августа части Миронова и дивизия Киквидзе, оторвавшись от противника и от соседей, вышли на железную дорогу и заняли оборону от станции Елань до Красного Яра. Манёвр оказался бесполезным: белые казаки ещё 1 августа вышли к Волге между Камышином и Царицыном. Положение последнего было критическим…

Так, судя по документам, складывались события на Севере Дона в описываемый Сталиным период [3]. Миронов один раз попадал в окружение (после неудачного наступления на окружную станицу) и один раз был охвачен противником и отрезан от соседей, после чего ушёл за пределы Области войска Донского. К нему присоединилась сотня казаков-добровольцев (на базе которой в сентябре – октябре 1918 года будет создана казачья кавалерийская бригада), а три сотни мобилизованных казаков разбежались, когда пришлось уходить с Дона в Саратовскую губернию.

Сталин описывает ситуацию с явным перехлёстом, преувеличивает количество окружений, говорит о разгроме «наголову», особо указывая на нестойкость войск. Видимо, определённую роль тут играет то, что перед ним – первый кандидат в военруки, рекомендованный Высшим Военным Советом, а Сталин хотел сохранить командование за нужными ему людьми. Не случайно в день написания этого письма, 4 августа 1918 года, военным руководителем СКВО назначили К. Е. Ворошилова, верного соратника Сталина на протяжении всех последующих лет.

И всё же Сталин оказался… провидцем. В последовавших осенних боях (уже и Сталина на Юге не было) Миронов действительно несколько раз и в окружения попадал, и поражения терпел. Но это тема специального рассмотрения.

ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА

1. Филипп Миронов. Тихий Дон в 1917– 1921 гг. : док. и материалы / под ред. В. Данилова, Т. Шанина. М., 1997.
2. Какурин Н. Е. Как сражалась революция. Т.1. : 1917–1918 гг. М. 1990. С. 213.
3. Сталин И. В. Сочинения. Т. 4. М. 1951.
4. Донская летопись. Т I. Белград, 1923. С. 277.
5. Протоколы заседаний ВЦИК 4-го созыва. М., 1920. С. 190.
6. РГВА. Ф. 1304. Оп. 1. Д. 481.
7. Там же. Д. 490. Л. 168
8. ГАРО. Ф 4071. Оп. 2. Д. 10.
9. РГВА. Ф. 1304. Оп. 1. Д. 431. Л. 94.
10. Там же. Д. 486. Л. 248–248 об.
11. Ветров П. Александровский партизанский отряд // Родимый край [Париж]. 1966. № 65. С. 17.
12. Известия ВЦИК. 1918. 24 июля (№ 155).
13. Боевой путь блиновцев : история боёв и походов 5-й Ставропольской им. тов. Блинова кавалерийской дивизии. Ставрополь, 1930.
14. РГВА. Ф. 1304. Оп. 1. Д. 493.
15. Там же. Д. 113. Л. 4–4 об.
16. Директивы главного командования Красной Армии. М., 1968. С. 75.
17. Бабин Е. На Дону // Правда. 1918. 24 авг.
18. РГВА. Ф. 192. Оп. 1. Д. 50. Л. 26–26 об.
19. Южный фронт (май 1918 – март 1919). Ростов н/Д, 1962. С. 92–93.
20. Правда. 1918. 31 авг.
21. Голиков Г. Е. 23-я стрелковая // В боях за Царицын. Сталинград, 1959. С.