ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. ГОД 2019-й

История Войска Донского

ПИСЬМО КАЗАКА ПЛАТОВУ

Полученное во время кампании 1812 года письмо графом Матвеем Ивановичем Платовым, атаманом войска Донского, от казака, Серединской станицы, Ермолая Гавриловича, с Дона.

Отец ты наш, Матвей Иванович. Давно мы от тебя, отца, грамотки не видели; уж не гневен ли ты, родимый наш? Лишь пронеслась у нас весть весёлая, что победил ты, государь, рать силу неверную, что нестолько-то их в полон побрал, сколько нанизал их на наши Донския копья булатныя, мы старики, государь, от той вести ожили, и Спасу с Пречистой поклонилися, за тебя и за детей своих им помолилися. Даруй, Господи, победу Царю русскому, помогай Ты его воинству, нам казакам дай потешиться в поле чистом со злодеями... Вот тебе, батюшка наш, Матвей Иванович, наша тёплая молитва; научило ей нас сердце казацкое.

Государь ты наш. Есть у нас горюшко, хоть не горе, а лишь смех один. Наш Макар Фёдорович ездил с Дона в ближнюю губернию и привёз нам весть, что в каких-то бусурманских бумагах писано, что дивится француз, как мы, мужики вишь простые, с бородами и в кафтанах долгополых, за всегда ему ребра пересчитываем. О, мои, дескать, люди умные, изо всех народов самый храбрый и велики, разумеет-де и построить крепость и приодеться, перед бабами задать выпляску, и мост навести, и в цель стрелять.

То-то, государь мой, пословица не даром есть: на всякого мудреца есть много глупости. С крепостями да с их плясками не далеко залетят они. Мы, отец наш, и простой народ, а бывали уж в Турции, были в Пpyccии и в Персии, у Цесарца и в Швейцарии, а что Польша у нас казаков на ладоночке. Были мы и в Тальянской земле; мы повидали их болванов точёных. Не защитить вас, окаянные, идол пакостный, если вы забыли Царя небеснаго. Мы с бородками и долгополы, а Отцу Богу мы веруем; от Него нам ведь и помощь-то. Как ударим мы на врага, думаешь, что это не ты, батюшка наш Матвей Иванович, на борзом коне впереди летит, а что Сам Бог нас на войну ведёт. Ах, вы, глупые люди, неразумные. Ну чему же вы дивитесь нам, что дерёмся мы без трусости? Эка притча. Мы дерёмся ведь и за дом, и за детей, за Царя и Веру православную. Вы дерётесь за звёздочку, за золото, да за Боба Королевича. Глянь-ко, француз, как живём мы на святом Дону! у те волосы поднимутся. Будешь ты болтать дураком одним, что загонишь Русь во холодную Сибирь. Проговаривал ты, что нельзя нас, ни наших обычаев ни в какой умной земле терпеть. Да земель-то ваших нам ненадобно: нам мила земля казацкая; широка, длинна земля русская. Вот сказал ты, француз, правду истинную: не любы вам наши обычаи, что мы любим Царя, веру и отечество. Ты привык видеть только трусов, да изменников; притупилось твое жало острое о твёрду грудь закалёную.

Глянь-ка, изверг, как живут у нас. Лишь подымется парень на ноги, уж сидит он на коне борзом, ездит по нолю забавляется и российскою землёю любуется. Ах, Ты, Господи, дай силы крепости на коне скакать, разгуляться, донским копьям с неприятелем поразведаться, умереть за землю русскую. Придёт время молодцу обабиться; девки знают парней всех по пальчикам: тот румян идёт, как маков цвет, тот лишь поступью молодецкою четырёх французов в полон возьмёт; а под тем и конь его лихой словно как осиновый лист дрожит; у того копьё булатное и седеличко черкаское, и подпруга шёлка яркого. Наши девки парней любят не на день и не на ночь одну, они любят их до гробовой доски. Придёт время молодцу, по приказу Царя белого, собираться в путь против извергов, наш казак того лишь только ждал. Молода жена коня его ведёт, дети саблю и копьё его тащат, а старик-то со старухою, Бог избави, чтоб заплакали. Заведут сына в зелёный сад, перекрестят его до Троицы, и дадут ему ангела хранителя. «Ты служи, сын, верой и правдою; добывай себе ты почести, ты утешь нас стариков седых». У старухи всё уж приготовлено: сшита сумочка из бархата, Из того самого, который муж ея сорвал с плеча паши турецкого, и повышена та сумочка на шёлковом, тонком поясе красной девушки черкешенки. Старик, взявши горсть сырой земли, кладёт в сумочку бархатную, говорить сыну:  «Вот тебе, сын, благословение, вот тебе земля Дона тихого, с ней живи и умирай на ней».

Не прогневайся, отец наш, Матвей Иванович, что пишу к тебе такую речь простую казацкую. Все мы знаем, отец батюшка, что и ты изволишь носить на твоей груди богатырской корешки из твоего сада зелёного. Корешки ведь с Дона тихого, а мы с тобою там родилися.

Эх! бывало в чужой земле приключится немочь лютая; разведёшь щепоть земли Дона батюшки в воде свежей, выпьешь, как ни в чём не был. А другого морят разными кореньями да лекарствами: лечит нас наш милый Дон. – Вспомнишь мать, отца, детей своих, хоть из мёртвых приподнимешься. Ах, бывало, пишешь грамотку на родимую сторону: „ты, отец мой, родной батюшка, ты родная моя матушка. Мне не надо ни золота, ни серебра, надо мне ваше благословение; вы, родимые, не шлите мне казны златой, а пришлите мне воды Донской; почерпните вы её хоть в скляночку, поклонитесь Дону милому". Смотришь, уж летит гонец, окунулся он в воде донской, заросли раны тяжёлыя, хоть опять берись за саблю острую. Вынимает скляночку из торбы он: „вот, Иван, тебе благословение. Отец, мать и дети живы все!" Не поверишь и ушам своим, не поверишь и глазам своим; чуть губами лишь приложишься к святой воде Дона милого, – ну иди теперь, супостате, сюда. Силён Дон и силён русский Бог.

Вдруг случится замирение – казаки наши на Дон пошли; в деревнях им поклоняются, в городах им удивляются. А нам, батюшка, ведь в зачесть то. Вот и к Дону приближаемся; пыль столбом и солнце скрылось, – только слышен стук саблей с копьями. „Едут, едут наши станичники!" все навстречу, все и стар и млад. Вот бывало и подъедем мы, не к родителям, и не к жёнам своим, а подъедем прежде к храму Божьему. Тут стоят уж и старики то все, с булавами и с хоругвями. Нам поклон – и мы поклон. В церкви Божией всё устроено: в потрахели и уж в ризах поп, а дьяки стоят но клиросам, запоют: Тебе, Бога, хвалим. Мы ко Спасу и к угодникам все пойдём, да в ноги им. Развернись казна от битв. Богу слава, ты, казна, Ему же в дар. А из церкви лишь домой идёшь: уж стоит мой конь у паперти, его держит молода жена; как падёт она коню на грудь, упадёт пред ним жена на землю: „уж спасибо тебе, верный конь дорогой, что донёс ты домой хозяина. Тебе есть овёс из моих лишь рук, на реку водить тебя одной лишь мне, не носить тебе. узды ремённыя, я сплету тебе, добрый конь, узду шёлковую". Смотришь, дети уж потешаются с дротиком и с булатной саблею, чистят их, да чем же ведь? чистым донским песком. Ну, бывало, ах, отец ты наш! прослезимся, хоть и совестно.

От чего же всё это держится, отчего мы любим тихой Дон? Ты, отец наш, ты наш батюшка, любишь Русь и любишь Дон святой. Ведь мы ведаем всё, что ты ни делаешь; знаем мы, что нет ни гонца, ни посла от вас, чтоб ему ты не приказывал: „поклонись Дону Ивановичу; ты напейся за меня воды его; ты скажи, что казаки его все служат верою и правдою". А ведь это-то нам, батюшка, слаще мёда, слаще сахара.

Ну да как же не любить нам нашу родину, не любить нам Дона батюшки? Супостаты нечестивые! не дивитеся вы этому. Дорогого у нас много есть: нам земля дороже золота, нам вода вкуснее ваших вин. Атаман у нас наш казак донской, на земле нашей родился он, и в воде нашей в купели был. Не под стать нам ваши выдумки. Вы умнее нас, ну так и быть люди умные. Вам мы не завидуем. Глянь-ко, что у нас недавно приключилося: молодой казак привёз дьявольския стёклышки, что зовут у вас кларнетами. Ну, на что нам дрянь эта? И без стёкол целить в вас мы научены. Засадили мы парня этого в тёмную, – пусть-ка смотрит он в стекло своё. Не ввози ты, молокососишко, к нам французских злых обычаев. А другого было дернуло нарядиться в ваше платьице кургузое: старики наши поосерчались, содрали с молодца платье похабное, да досталось и плечам его. Ай, спасибо тебе, отец наш, Матвей Иванович, что ты держишься старинушки. Помогай тебе, государь, Небесный Царь. – Ты нижи копьём заграницею, а щелчки давай молокососишкам, коль задумают стариков нас седых на французский лад перестроивать.

Да я долго уж закалякался; у тебя, отец, дела куча есть: ты злодеев бьешь, а нас казаков твоих верных всё милуешь: на чужой стороне, у врагов, города берёшь, а у нас на Дону ты строишь их.

Так прости же, государь ты наш, отец родной, – будь здоров и люби ты нас.

Затем писавый твой вирный слуга казак Ермолай Гаврилович низко кланяюсь.

Журнал «Русская старина», 1905, № 5. С. 460 – 463.