ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Год 2015-й

История донского казачества

Н. А. МИНИНКОВ

ГРАМОТА ВОЙСКУ ДОНСКОМУ 1615 ГОДА

К 400-летию пожалования грамоты Войску Донскому (1615). Статья выполнена при финансовой поддержке РГНФ. Проект № 13-01-00173 «Южные границы России второй половины XVI–XVIII в. и трансформация пограничных сообществ».

Сентябрём 1615 года датирована грамота Войску Донскому от нового русского царя Михаила Фёдоровича Романова, избранного в 1613 году на Земском соборе. Первая её публикация имела место в 1864 году в сборнике царских грамот Войску Донскому, составленном И. П. Прянишниковым [1, с. 23–24]. Следующая публикация последовала в 1867 году при первом издании труда В. Д. Сухорукова «Историческое описание Земли Войска Донского», вышедшем без упоминания имени автора [2, с. 123–124]. Последняя по времени публикация содержится в издании этого же труда, подготовленном донскими историками Н. С. Коршиковым и В. Н. Королёвым [3, с. 116].

По оценке В. Д. Сухорукова, грамота явилась результатом того, что «казаки захотели приобрести прочное право на свободную и беспошлинную торговлю во всех украинных городах» и просили нового царя Михаила Романова, чтобы он «дал на неё жалованную грамоту за царскою красною печатью». По грамоте устанавливалось, что казаки могли торговать «всеми товарами, приобретаемыми в добычу от неприятелей», а также было «добавлено», что «для свидания с “родимцами” казаки могут ездить свободно по всем украинным городам» [3, с. 116]. Таким образом, Сухоруков подчёркивал, что грамота устанавливала некоторые важные для донских казаков положения, которые прежде всего относились к их торговле в русских городах. Но на какой-либо политический её смысл, выходящий за рамки казачьей торговли и свиданий казаков с родными, историк не указывал. Ещё меньшее внимание уделил грамоте 1615 года донской историк начала XX века Е. П. Савельев. Он лишь отметил, что «донские казаки получили от царя право на свободную и беспошлинную торговлю всякого рода товарами по всем украинным городам» [4, с. 317].

Крупный историк казачества, русского права и освободительного движения в России С. Г. Сватиков, связывая значение грамоты 1615 года (в его труде – «1613 года» – опечатка. – Н. М.) с предоставлением казакам права «свободного приезда с Дона в русские “украинные”, т. е. пограничные города к “родимцом” с товаром и без товара», в то же время отметил, что в ней содержалось решение нового русского правительства «о снятии с Дона объявленной в 1600 г. блокады» [5, с. 63], имея в виду меры в отношении донского казачества при Борисе Годунове. Он указывал, что впоследствии «цари много раз подтверждали Войску эти его права на приезд «ко племяни», к «родимцам», а также на богомолье, и на беспошлинную продажу и покупку товаров» [5, с. 96]. Но о политическом значении грамоты Сватиков ничего более не говорил.

Между тем, казалось бы, эта грамота по форме своего утверждения красной печатью и по своему содержанию в полной мере соответствует общей концепции донской истории, сформулированной С. Г. Сватиковым. Он утверждал, что с 1614 года Смута в России вступила в стадию своего завершения, наступил новый период в политической истории Дона, который учёный характеризовал как «период вассалитета (1614–1671)». В этот период, по словам историка, Дон «сохраняет и развивает своё народоправство, но вступает добровольно в регулярные отношении с метрополией» [5, с. 2]. Он обратил внимание на посылку на Дон в 1614 году царского знамени, имевшего смысл как «своего рода инвеститура» [5, с. 65], которую получал вольный слуга, вассал, от своего сюзерена. Но на роль грамоты 1615 года в оформлении подобных отношений С. Г. Сватиков не указывал.

По словам Н. С. Чаева, в 1615 году «казакам была пожалована важная привилегия – свободно и беспошлинно торговать в южных городах всеми товарами» [6, с. 266]. Таким образом, за рамки донской торговли грамота, с точки зрения историка, не выходила.

На наш взгляд, грамота 1615 года донским казакам стала прямым результатом событий на завершающем этапе Смуты в России и на самом Дону как на обширной территории вблизи южного российского рубежа и касалась казачества как вооружённого приграничного сообщества с войсковой организацией внутренней жизни. Что касается завершения Смуты, то донские казаки, как и другие казачьи сообщества, поддержали кандидатуру Михаила Романова на престол. Согласно преданию, на одном из заседаний собора подал «писание» «о природном царе Михаиле Фёдоровиче» некий «донской атаман» [7, с. 63]. Известный историк Смутного времени Р. Г. Скрынников был склонен считать рассказ о подаче этого «писания» легендарным [8, с. 309]. Но даже при этом активное участие донских казаков в поддержке кандидатуры Михаила Романова в историографии не ставилось под сомнение.

Уже в 1613 году новое русское правительство стало принимать меры для установления самых тесных отношений с донскими казаками и для ускорения процесса объединения всего казачества в составе единого Войска Донского. С того же года была налажена ежегодная присылка на Дон царского жалованья. В 1614 году казакам пожаловали царское знамя. Это означало признание их в качестве военных слуг царя и одновременно их заслуг на царской службе [9, стб. 69]. В Москве знали о том, что на Дону процесс объединения казачества в единое войско не был завершён. Но русские власти всячески стремились ускорить этот процесс, что отразилось в формулировках некоторых царских грамот. Так, в грамоте на Дон от 18 марта 1614 года власти обращались к казакам: «И вы б, атаманы и казаки, и всё ваше Войско нижних и верхних юртов и запольных речек» [9, стб. 66]. Аналогичная форма и в грамоте от 30 апреля того же года: «В нижние и в верхние юрты атаманом и казаком и всему великому Войску Смаге Степанову да Епихе Родилову» [10, л. 175].

Заинтересованность московского правительства в объединении разрозненных казачьих отрядов в единое Войско Донское была не случайной. Оно, во-первых, позволяло усилить казачество перед лицом Крыма и Османской империи. Во-вторых, благодаря такому объединению создавалась возможность подчинения общему войсковому центру отдельных казаков и казачьих отрядов, которые занимались промыслом на Волге, нападали на проходившие суда и грабили их. Подобные действия расценивались российской властью как воровские. Стремление Москвы к объединению донских казаков в единое Войско на всей обширной территории, где располагались донские казачьи поселения-городки, разделялось самими атаманами и казаками. Оно давало возможность им более уверенно чувствовать себя в военном отношении. Несомненно, что в стремлении к объединению сказывалось пограничное положение донского казачьего сообщества, добивавшегося максимальной консолидации своих сил.

Заинтересованности казаков во вхождении в Войско должны были способствовать права, утверждавшиеся по этой грамоте. Они чётко разделяются на права торговли в южных российских городах, на поездки к проживавшим в этих городах родственникам и на права казаков перед лицом местных российских властей, на основании которых они могли иметь защиту в южных городах от воеводского произвола.

Грамота объявляла о разрешении донским казакам ездить «в наши украинные городы со всякими… товары» и «торговати всякими товарами». В ней провозглашалось, что торговля казаков становилась беспошлинной, и от имени царя указывалось, что «у тех с товаров пошлин имать есмя за вашу службу не велели». Обращает на себя внимание, что установление права на беспошлинную торговлю связывалось в грамоте со службой казаков и выступало как своего рода дополнительное, помимо регулярного царского жалованья, поощрение за неё.

О праве на поездки для свиданий с родственниками, проживавшими в южных российских городах, в грамоте говорилось, что казаки могли не только с товарами, но и «без товаров к родимцом… ездить и с ними видетися повольно». Тем самым облегчались и оживлялись контакты казаков, проживавших в донских казачьих городках, с населением южных российских городов и уездов и на обширной приграничной территории, открывались дополнительные возможности для развития разнообразных связей на личностном и родственном уровне.

И, наконец, далеко не случайно в грамоте упоминалось о царском распоряжении «воеводам нашим и всяким приказным людем» в южных русских городах. Слова грамоты о том, чтобы местные власти по отношению к прибывавшим в город казакам «насильства б никому не чинили, и сильно ни кого ничего не имали», вполне отражали реальное положение. Войско Донское не раз указывало на случаи воеводского произвола по отношению к донским казакам в русских городах. Конечно же, воеводы в последующее время неоднократно нарушали чёткое указание грамоты на запрет подобного произвола. Поэтому в своих отписках и челобитных, направлявшихся в Москву после царской грамоты 1615 года, Войско Донское не раз жаловалось на действия администрации южных городов, на поборы с казаков на таможенной заставе в Коротояке, через которую шёл пропуск людей вверх и вниз по Дону, а также в Царицыне. Очевидно, что полностью пресечь воеводские должностные злоупотребления в отношении казаков грамота не могла. Но она давала достаточно надёжную правовую основу для борьбы с этими явлениями, что было очень важно для казаков, нередко посещавших южные русские города.

Как сообщалось в грамоте, все указанные в ней права донские казаки получили в ответ на их прямое обращение, которое содержалось в войсковой челобитной, доставленной в Москву донской станицей во главе с атаманами Исаем Мартемьяновым, Василием Черново и Семёном Смурлыгиным. В челобитной содержалась просьба о том, чтобы великий государь велел казаков «пожаловати», разрешил бы им выходить «в… украинные городы со всякими товары, которые вы доставляете своею службою, повально». Кроме того, казаки просили, чтобы им «по городом от воевод… и ото всяких приказных людей налогу и насильства не было, и продаж бы… не чинили ни в чем». Таким образом, формально грамота 1615 года представляла собой не более чем удовлетворение челобитной донских казаков на право свободной торговли в южных российских городах.

Вместе с тем в грамоте говорилось об основании для удовлетворения новым московским правительством просьбы донских казаков. Это была служба их русскому царю, о которой в документе было написано подробно и очень определённо. Со ссылкой на челобитную донских казаков в грамоте говорилось, что «вы (донские казаки. – Н. М.) нам, Великому Государю, служите, по шляхом разъезжаете, и по перевозом лежите, и ясырей отграмливайте и в наши украинные городы проводите, душ по сту и по двести, и струги и гребцов наймуете и корм про них покупаете, а наших послов и посланников встречаете и провожаете в Царь-город, и в Нагаи большие и в малые…» [1, с. 23]. В документе, таким образом, чётко обозначались действия казаков, которые признавались в Москве в качестве царской службы, подлежавшей вознаграждению, и содержалась своего рода иерархия казачьих служебных обязанностей. Одна часть этих обязанностей сводилась к освобождению русских пленных, «ясырей», которых захватывали крымские татары и ногаи. Другая относилась к проводам и охране русских посланников к турецкому султану, а также к большим и малым Ногаям. В этом состояла приграничная служба донских казаков, которая была очень важна для московской власти.

В свете концепции С. Г. Сватикова, между донским казачеством и Россией начиная с царствования Михаила Романова сложились отношения сюзеренитета‑вассалитета, в рамках которых формировавшееся Войско Донское становилось в положение вассала, тогда как сюзереном для казаков являлся московский государь. На существование такого рода отношений указывал также А. П. Пронштейн. Упоминая слова К. Маркса о существовании у казаков на Дону «христианской казацкой республики» [11, с. 154], он отмечал, что до XVIII века на Дону существовала «вассальная по отношению к Московскому государству “христианская казацкая республика”» [12, с. 213]. В таком случае подробная роспись в царской грамоте 1615 года прав, которыми наделялись по воле царя донские казаки, весьма напоминала обязательства старшей стороны, сюзерена, перед вассалом, принимавшим на себя добровольную обязанность службы своему сюзерену. Судя по грамоте, эти обязательства были исключительно чёткими и определёнными. Дополнительным и очень важным для казаков обязательством старшей стороны, на которое также указывалось в грамоте, было «наше царское жалованье», причём особо подчеркивалось, чтобы казаки на это жалованье «были надёжны». В свою очередь, перечисление служб, которые выполняли донские казаки и за которые они получали царское жалованье, не в меньшей степени напоминает вассальные обязательства. Подобные обязательства брала на себя младшая сторона в системе отношений сюзеренитета-вассалитета.

На особое значение, которое придавалось этой грамоте русским правительством, указывало утверждение её красной печатью, представлявшей собой малую государственную печать из красного воска [13, с. 130]. Как справедливо заметил В. Д. Сухоруков, это была первая царская грамота на Дон, которая оформлялась таким образом [3, с. 116]. Все предыдущие царские грамоты донским казакам начиная с первой, дошедшей до нас от 1570 года, не оформлялись с утверждением красной печатью. Значение, которое придавало русское правительство этой грамоте, не случайно. В ней устанавливались основы взаимоотношений его с Войском Донским. Ещё одним указанием на большую значимость этого документа являлось издание 30 декабря 1618 года ещё одной царской грамоты [14, л. 291], подтверждавшей положения грамоты от сентября 1615 года.

Грамота на Дон от сентября 1615 года не предусматривала какого-либо оформления отношений между русским царём и Войском Донским в виде специальной церемонии. Во всяком случае, никакого указания на необходимость принесения донскими казаками присяги царю документ не содержал, ничего похожего на вассальную присягу в нём не было. Это означало, что если признавать характер отношений между донским казачеством и московским государем в качестве сюзеренитета-вассалитета, то вассалитет донских казаков был очень вольным и обеспечивал самую высокую степень независимости Войска Донского от сюзерена-царя, его политической самостоятельности. В дальнейшем такое положение донского казачества станет причиной значительных сложностей для московского правительства. В 1620-х годах в Москве будут всячески стремиться к миру в отношениях с Османской империей и Крымским ханством с целью подготовки к войне с Речью Посполитой за возвращение Смоленска, утраченного по Деулинскому перемирию 1618 года. Но донские казаки не выполняли требований русского правительства о поддержании мирных отношений. Они активно участвовали в походах против турецкого Азова, на турецкое и крымское черноморское побережье, несмотря на решительные требования московских властей [15]. В таких условиях в Москве попытались усилить свою власть над донским казачеством и привести Войско Донское в 1632 году к присяге. Но эта попытка окончилась неудачей, а возможностей для того, чтобы настоять на этом своём требовании Россия не имела.

Тем самым основы отношений между Россией и Войском Донским, заложенные по царской грамоте на Дон 1615 года, сохранились. И только после поражения Разинского восстания правительство царя Алексея Михайловича сумело привести донских казаков к присяге, усилить тем самым свою власть над казаками и превратить своеобразный донской вассалитет в подданство Дона российской монархии, обеспечить слияние Дона с политической системой Московского государства. Донское казачество в качестве вольного вассала ушло в прошлое, а донские казаки становились царскими подданными.

В значительной степени благодаря нормам в отношениях между Войском Донским и Россией, заложенных царской грамотой 1615 года, донское казачество могло оказывать заметное влияние на международную ситуацию в обширном пограничном регионе Приазовья и Причерноморья, сумело добиться самых больших военных успехов – взятия Азова в 1637 году и защиты его от турок в ходе Азовского осадного сидения 1641 года, оставив исключительно яркий след в российской истории и в истории международных отношений на юго-востоке Европы.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. [Прянишников И. П.] Материалы для истории Войска Донского. Грамоты. Новочеркасск : Войск. тип., 1864.

2. [Сухоруков В. Д.] Историческое описание Земли Войска Донского. [Новочеркасск], 1867.

3. Его же. Указ. соч. / коммент., доп., вступ. ст. Н. С. Коршикова и В. Н. Королёва. Ростов н/Д : ГинГо, 2001.

4. Савельев Е. П. История казачества с древнейших времён до конца XVIII века : ист. исслед. в 3 ч. Ростов н/Д, 1990. (Репринт. воспроизведение изд. 1915–1918 гг.)

5. Сватиков С. Г. Россия и Дон (1549–1917) : Исслед, по истории гос. и адм. права и полит. движений на Дону / Изд. Дон. ист. комис. Б. м., 1924.

6. Чаев Н. С. Донское казачество // Очерки истории СССР. [XVII в.] М., 1955.

7. Ключевский В. О. Сочинения в 8 т. Т. 3. Ч. 3. М. : Госполитиздат, 1957.

8. Скрынников Р. Г. Минин и Пожарский : хроника Смут. времени. М. : Молодая гвардия, 1981.

9. Донские дела. Кн. 1. / Изд. Археогр. комис. СПб., 1898. (Рус. ист. б-ка. Т. 18).

10. РГАДА. Ф. 127. Ногайские дела. 1613. № 5.

11. Архив Маркса и Энгельса. Т. 8 / Институт Маркса – Энгельса – Ленина при ЦК ВКП(б). М. : Госполитиздат, 1946.

12. Пронштейн А. П. Земля Донская в XVIII веке / Рост. гос. ун-т. Ростов н/Д : Изд-во Рост. ун-та, 1961.

13. Каменцева Е. И., Устюгов Н. В. Русская сфрагистика и геральдика. М. : Высш. шк., 1963.

14. РГАДА. Ф. 89. Турецкие дела. 1617. № 1.

15. Королёв В. Н. Босфорская война / Рост. гос. ун-т. Ростов н/Д : Изд-во Рост. гос. ун-та, 2002.