ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Год 2014-й

История донского казачества

ф. Валь Э. Г.

Кавалерийские обходы генерала Каледина

ГЛАВА 1.

Солдаты инстинктивно чувствовали силу личности ген. Каледина, слепо доверяли ему и любили его, несмотря на суровый вид и строгость. В офицерской среде он пользовался еще и в мирное время исключительным уважением. Но командиры полков и высшее начальство недооценивали его. В начале войны 12-ая кав. дивизия под начальством Каледина показала себя с лучшей стороны. В бою под Демния 27-го августа 1914-го года Ахтырский гусарский полк был брошен в фронтальную атаку на австрийскую пехоту, чтобы спасти положение разбитого 24-го корпуса Цурикова. С огромными потерями, проявив высшую доблесть, гусары исполнили свой долг. Но и эта жертва не наложила отпечатка славы на имя ген. Каледина. В штабе 8-ой армии в частности представление о нем пострадало от неладов с его начальником штаба полк. Кульжинским - его товарищи по генеральному штабу разделяли его точку зрения. Когда должность нач. штаба 12-ой кав. див. стала вакантной, полк. граф Гейден, хорошо знавший состав офицеров генерального штаба 8-ой армии, не счел возможным в дружеской беседе с новым кандидатом посоветовать ему принять этот пост, считая его "тяжким испытанием".

Как Геркулес, чтобы проявить себя в полной мере, должен был попасть в распоряжение злого Эрисфена, дававшего ему неисполнимые задачи, так и гениальность Каледина проявилась ярко, лишь когда он попал во власть Цурикова.

В начале сентября 1914-го года наступление крайнего левого фланга всей русской apмии было доведено до линии Добромил-Хыров-Стара-Соль-Самбор. Здесь стал 24-й корпус Цурикова. В Перемышле противник оставил гарнизон. Для преследований арьергардов aвстpийской армии 12 кав. див. Каледина была двинута на Ольшаницы-Лиско, а 10 каз. див. гр. Келлера на Санок. Противник спешно отходил, без боя оставляя большое число холерных и тифозных. В некоторых избах лежало до 40 больных и мертвых. Наши кавалеристы, напротив, редко заболевали. Вдоль дорог лежало много трупов лошадей. Все ценное имущество австрийцы, несмотря на быстроту отхода с широкого фронта по немногим дорогам, представляющим собой горные ущелья, с удивительным искусством убирали, не оставляя преследующим частям никаких трофей. Австрийские штабы работали превосходно. На счет исполнения отходов и сами войска были мастера. После незначительного боя у Лиско австрийцы остановили преследованиe нашей кавалерии и дальше Болиграда нас не пускали. Штаб 12 кав. див. остановился в замке Ольшаницы.

Каледин прекрасно организовал разведку дивизии. Он требовал от полков присылки наилучших офицеров-разведчиков в Ольшаницы, лично с каждым беседовал и зачастую сам диктовал им задачу, всегда определенную и ясную; офицер выступал с разъездом, точно зная, что именно он должен доставить начальнику и что важно установить при данной обстановке. Во всех полках дивизии имелись офицеры, зарекомендовавшие себя уже по предшествующей работе, как отважные разведчики и как выдающиеся начальники разъездов, на точность донесений которых можно было, безусловно, положиться. Каледин их знал лично, знал и их особенности. В зависимости от задачи он выбирал подходящего человека. При самых рискованных и важных случаях он требовал к себе двух баронов Ган, офицеров Ахтырского гусарского п., которые совершали чудеса храбрости и для которых не существовало ничего неисполнимого. Оба впоследствии были убиты. Поучительно, что у этих бар. Ганов были усадьбы в Курляндской губернии, где гражданские власти делали по доносам крестьян неоднократно обыски в то время, как Ганы совершали исключительные подвиги на фронте.

Благодаря интенсивному личному интересу к делу, которое занимало все мысли Каледина, он с удивительным чутьем попадал в те точки неприятельского расположения, которые могли отвечать на возникшие вопросы и обеспечивать сведения о самом важном для нас. Таким образом, начальник дивизии бывал точно ориентирован в том, что происходило у противника, знал о ходе их подготовки к новому наступлению, о подходе новых частей и укомплектований. Разъезды иногда захватывали целые партии австрийцев в плен, что тем более достойно изумления, что это происходило в горах, где конные люди поставлены в невыгодное положение по сравнению с пешими. Сами австрийцы бывали по своим качествам удобной добычей. В Ольшаницы однажды на двух подводах приехало 20-30 вооруженных австрийцев разных частей и вследствие недосмотра и случайности вошли во двор Штаба. Начальник штаба дивизии и ординарцы нач. див. бросились с револьверами к окнам замка. Оказалось, что наш разъезд захватил их в плен, был атакован противником и, отстреливаясь, приказал пленным, у которых не успели отобрать оружие, пойти в Ольшаницы. Все люди разъезда были нужны для боя. Партия пленных, устав от движения, сама реквизировала подводы и приехала в Штаб без конвойных.

Такое положение продолжалось около 3-х недель, после чего оправившиеся австрийские армии оттеснили нашу кавалерию назад на оставшуюся в 100 верстах сзади линию пехоты.

При отступлении ген. Каледин показал блестящие тактические приемы. Отступление кавалерии в горах перед массами пехоты противника - маневр сложный. Достаточно незначительной пехотной части с пулеметами опередить по параллельной дороге или недоступной кавалерии тропинке колонну конницы, идущую в горном дефиле, и выйти на командующий гребень, чтобы уничтожить ее. Между тем задача передовой конницы состоит в том, чтобы задерживаться возможно дольше.

Спешенные части кавалерии могут сбить такиe, обошедшие их отряды, но за это время колонна будет расстреляна, так как лошади не могут примениться к местности, имея с одной стороны реку, а с другой - утес, как в данном случае. Каледин выдвигал по главному пути части, которые на ближайших перекрестках заворачивали в сторону и останавливались в виде заслонов, до тех пор, пока не пройдет вся колонна. Ни одна тропинка не оставалась не изученной. Горный хребет 491 - 511 - 536 - 702 не был перерезан крутыми скатами. Получив об этом сведения от разъезда. Каледин послал небольшой отряд, который взобрался наверх и шел параллельно пути следования нашей колонны, сильно растягиваясь и несколько отставая. Эти люди, видные на большое расстояние, явно озадачивали и волновали противника, подозревавшего движение более значительных сил по горе, что угрожало его движению по главной дороге в глубокой долине реки Стрвиаж. Начальник Штаба был выслан Калединым в Устржики Дольны для выбора и разработки оборонительной позиции на ближайших высотах.

Этими мерами отступление конницы было растянуто на 4 дня. Перед фронтом наступающей австрийской армии оперировали всего две кав. дивизии. Граф Келлер также действовал превосходно, судя по результатам. Донесения Каледина точно соответствовали неприкрашенной действительности, чем он отличался от многих других начальников. В этом можно было убедиться, сравнивая донесения соседей.

Распоряжения Каледина по своей обдуманности и ясности были понятны всякому исполнителю. Любой чин дивизии убеждался, что начальник дивизии все предвидел, все принял в расчет и всякое его распоряжение оправдывалось обстановкой. Подчиненный, рискуя своей жизнью, интенсивно думает о том, действительно ли жертва требуется не зря. Часто приходилось слышать, как чины дивизии, разговаривая между собой, удивлялись дальновидности Каледина. Одновременно это служило для всех беспрерывными уроками войны.

Как бы прекрасно ни была организована описанная задержка противника, всякий отход действует на психику. Закаленная в боях конница, несомненно, лучше переносит такие периоды, все же настроениe у всех к концу отхода на Хыров было скверное, чему содействовала наступившая гнилая погода. Ген. Каледин, вообще хмурый, боролся против накопившейся злобы.

Проявляя всюду и всегда неумолимую строгость, он бывал особо суровым с обозами, куда, известно, сплавлялись наихудшие люди.

При отступлении кавалерии по дефиле строжайший порядок движения повозок имеет особое значение. Никто не должен идти посередине дороги, свободной для быстрого сообщения конных людей. Однако несмотря на то, что начальники обозов лезли из кожи, некоторые подводчики то и дело засыпали в теплой одежде, а лошади шли, где им было удобнее. Ген. Каледин их называл "мертвыми душами" и приходил в ярость, когда отставшая повозка попадалась ему на середине дороги. Подходя к Хырову, конечному пункту отдыха, штаб наткнулся на отставшую повозку. Подводчик с закутанными башлыком ушами не услышал криков сзади, потом медленно повернулся. Пока смысл слов дошел до его мозгов и произвел нужную эволюцию, в течение которой он раскрыл рот, вытаращил глаза и дал лошадям идти в прежнем направлении. Каледин взбешенный выхватил шашку и размахнулся, чтобы ударить его по голове. Штабные успели ухватить его за руку. Гениальные вожди тоже подвергнуты психологическому влиянию длительного отхода.

Из Хырова оттянули 12-ую кав. дивизию за фронт пехоты в резерв в дер. Максимовцы. Это мирное передвижение участникам его показалось более отвратительным, чем предшествовавший отход. Важная дорога в ближайшем тылу армии была приведена в такой вид, что конные люди рисковали жизнью, двигаясь по ней. Ямы на шоссе были залиты водой, а на дне их лежали трупы утонувших в них лошадей и развалившиеся повозки. Неоднократно случалось, что материалы для починки путей привозились лишь незадолго до нашего отступления и попадались в руки благодарного противника. Позицию у Хырова подготовляли в течение 20-ти дней, а дорогу не починили.

12-ая кав. дивизия простояла 3 недели в Максимовицы, слыша лишь издали на пехотной позиции раскаты орудий. Австрийцы проявили значительное упорство. Когда же на нашей стороне стала слабеть надежда на удачу, они "утекли" обратно за горную завесу. При первых признаках частичного отхода ген. Каледин с дивизией был вызван спешно "для преследования разбитого противника" в направлении на Старое Место.

Дивизия на рысях прибыла: командовавший там ком. пехотной бригады прогнал ее обратно, вон из ущелья; он вел ожесточенный бой и признаков отступления не обнаружил. Распоряжение было ген. Каледину дано штабом армии на основании донесения Цурикова о победе. Подобное же донесение последним было 27 августа послано Брусилову непосредственно перед катастрофой на Щержеце, когда у Гуменца значительная часть артиллерии 24-го корпуса была захвачена австрийцами, и корпус в полном расстройстве был отброшен на 25 верст назад.

Узнав о прибытии 12-ой кав. див. в район корпуса, ген. Цуриков приехал и дал лично новую задачу ген. Каледину, который однако ответил, что находится в распоряжении штаба армии, и отправился с дивизией на ночлег в Торхановицы.

Ночью в 2 ч. утра раскрылись с треском двери хаты, в которой спал Каледин со штабом, и вошел Цуриков с телеграммой в руках, согласно которой 12-ая кав. див. передавалась в его распоряжение. Геркулес попал в руки Эрисфена.

ГЛАВА 2.

Хотя ген. Каледин и был крайне раздражен тем фактом, что попал в распоряжение генерала Цурикова, но данная дивизии задача была вызвана обстановкой и соответствовала свойствам конницы. Противник, оттягивая в горы фронт своей армии, выдвинул новые части на Дрогобыч в обход крайнего левого фланга нашего фронта. Охранявшая здесь пути через Карпаты сводная каз. дивизия Павлова была оттеснена с направления на Подбуж. Каледину было приказано в несколько переходов перейти в Дрогобыч и ликвидировать обход.

Дивизия в составе 4-х полков. Донского казачьего конно-арт. дивизиона и конно-горной батареи Багалдина на следующий день переправилась вброд через р. Днестр. Несмотря на сильное течение, переправа была совершена без потерь. Около Блажува во время привала над дивизией стал кружиться аэроплан, явление тогда редкое. Чины всех степеней, слезши с лошадей, с интересом следили за его эволюциями. Но вот он сбросил бомбу, упавшую в расположении штаба и ближайшего полка. Взрыв вреда не причинил. На воздух взлетело облако земли из вырытой крупной воронки. Солдаты подхватили взбунтовавшихся лошадей и открыли беспорядочную стрельбу. Эта первая бомба на нашем фронте произвела сильное впечатление. Аэроплан продолжал кружить над дивизией и во время ее дальнейшего походного движения. В тот же день были сброшены первые две бомбы во Львове. Около Мокржан 12 кав. дивизия встретила части Павлова, отходившие на Селец. Казаки везли на седлах значительное количество всякой добычи. Трое из них надели на плечи в виде бурок зеленые портьеры с розовыми попугаями. Каледин всегда хмурый не удержался от добродушной улыбки, сказав: "Ну и сукины сыны".

6-го октября дивизия наткнулась на головные части противника у дер. Нагувицы. После перестрелки на опушке леса, некоторые части Ахтырских гусар атаковали в конном строю небольшие партии конных австрийцев. Противник при нашем появлении всюду быстро отходил. Для преследования его пришлось выделить отдельные отряды. Каледин с штабом выехал на невысокий отлогий холм. Перед его глазами открылась необычайная в эту войну картина:

В 1-1,5 верстах стройными рядами стояла австрийская кав. дивизия, построенная под прямым углом. В первое мгновение казалось, с непривычки невероятным что это противник, но в бинокль ясно видны были красные чакчиры иностранных всадников. Под рукой у Каледина был, кроме 4 чинов его штаба и командира Бел. гус. полка п. Матковского, лишь эскадрон авангарда. Одна бригада разошлась во все стороны, а другая, тоже не полная, еще не подошла к авангарду.

Австрийцы не сдвинулись с места, надеясь, что Каледин поведет на них атаку. Перед фронтом австрийцев была глубокая канава. За рощей на фланге была расположена конная артиллерия противника, а сама роща была занята спешенной конницей с пулеметами. Русская конница, если атаковала бы, попала бы в ловушку.

В это мгновение австрийские пулеметчики сообразили, что перед ними в 800 шагах группа начальников, и открыли пулеметный огонь. Каледин и Матковский, державшиеся несколько шагов сзади, смогли сразу стать за склон, нач. Штаба и старшему писарю, стоявшим перед гребнем, пришлось принять неудобное горизонтальное положение на склоне, обращенном к противнику, откуда по стечению случайности оба присоединились невредимыми к начальству. Тогда с 1000 шагов артиллерия открыла огонь по холму. Предполагая, что австрийцы, убедившись, что мы их не атакуем, сами поведут атаку, Каледин послал нач. штаба за подходящей издали к горке бригадой с предписанием развернуть ее возможно скорее. Он решился принять атаку и одновременно послал с ординарцем приказание ген. Павлову спешно повернуть из Лишня в Унятиче и отрезать австрийской дивизии отход; других путей в болотистой местности у ней не было.

Столь блестяще придумав план уничтожения атакующего противника и приняв необычайно удачное расположение, австрийский нач. див. как бы исчерпал свою созидательную силу. Он не применился как в Аустерлицком сражении к непредвиденному случаю, что противник не поступит согласно его плану; 12 кав. див. выкатила всю свою артиллерию и разсаживала свои снаряды в стройных рядах развернутой конницы. Отчего австрийцы не повели атаки, можно угадать. Но трудно объяснить полученный от нач. Штаба ген. Павлова (полк. Снесарева) ответ, что Павлов не считает возможным пойти на Лишню!

Момент на войне и случай упущены. Здесь это подходит к обоим противникам. Вероятно одной возможности появления в Лишне нашей конницы, о которой австрийцы должны были знать, было достаточно, чтобы австрийцы, рискуя удалиться от этого пункта, не использовали возможности захватить 12 кав. див. врасплох. Обстрелянные артиллерией они укрылись в лесу и через Лишню ушли за Карпаты. Туда же оттянули свои обходящие части остальные войска противника, преследуемые отдельными отрядами 12 кав. дивизии.

Задача, данная Каледину, была исполнена с большой легкостью. Обход столь тревоживший командующего apмией и Цурикова, казался скорее демонстрацией, чем серьезным самостоятельным предприятием. Впрочем австрийцы зачастую без упорства отказывались от основательно подготовленных операций.

Характерно, для Каледина, что у него, когда он неожиданно оказался без достаточных сил непосредственно перед развернутой неприятельской дивизией, первая мысль была устремлена не на критическое собственное положение: он мгновенно определил ключ положения: "Павлова из Лишня в Унятиче", приказал он, еще не опустив бинокля, устремленного на необычайное зрелище. Такова была быстрота и легкость его стратегического мышления. В этот день чины 12 кав. див. убедились в несравненном превосходстве русской артиллерии над австрийской. Неизвестная часть, помимо нас направленная навстречу австрийскому обходу, заметив далеко перед фронтом конницу, направила свой губительный артиллерийский огонь на 12 кав. див. В начале войны австрийские шрапнели были плохи. Ранения бывали, по сравнению с числом выпущенных снарядов, ничтожны. Пули даже иногда не пробивали сапог, или амуниции. Австрийцы стреляли всегда в одну точку и легко можно было обходить опасное место, если то не было дефиле. Только через 6 месяцев были введены неприятные бризантные снаряды. Наши шрапнели в одно мгновение ранили значительное число людей и лошадей. Действительность огня во много раз превосходила все то, что нами было до этого испытано. Необычайное спокойствие при этом инциденте проявил ком. конно-горной батареи полк. Багалдин. Он показал себя впоследствии как человек со стальными струнами вместо нервов. Багалдин сразу определил в чем дело и удержал своих подчиненных от ответного огня, к которому они готовились с яростью.

Уже выше я указал на прекрасную организационную работу австрийского генерального штаба при отступлениях. Если принять во внимание отсутствие государственного патриотизма у 3/4 народов, населявших Австрию, и к этому прибавить столь поразительную разницу в мощности артиллерии нашей и австрийской, то надо отдать должное тем выдающимся заслугам австрийского генерального штаба, благодаря которым австрийская армия вообще оказала сопротивление. Мы часто удивлялись быстрому отступлению австрийцев без достаточного к тому повода. Правильнее было удивляться, как австрийское начальство вообще было в состоянии вести войну при таких обстоятельствах. Мы должны признать за противником большие организаторские таланты и поразительную работу офицерского состава.

Двигаясь но пятам за отступающим противником, 12 кав. див. подошла к Бориславу. В систему Каледина входило всегда быть при авангардах, а зачастую он выезжал со своим штабом и в головной отряд. Это давало ему возможность раньше противника делать распоряжения и навязывать ему свою волю. Однако такое выдвинутое место иногда приводило и к значительным неудобствам. Выехав у Борислава с головным взводом по небольшой дороге из Лиса (вероятно, разъезд шел не по этой дороге), Каледин попал в окруженное проволочным забором место, где стояли громадные нефтяные цистерны. Небольшой отряд противника, засев за ближайшими домами Борислава, открыл ружейный огонь. Пули, попадая в цистерны, производили необычайный шум и рикошетом летали со свистом и завыванием по всем направлениям; это разволновало лошадей. Ни вперед, ни в стороны забор не пускал. В это мгновение на рысях сзади наехал авангард и в одно мгновение заполнил мешок, прижав Каледина к забору. К счастью, удалось прорубить шашками не слишком толстую проволоку и открыть выход. Положение в течение нескольких минут казалось весьма критическим.

Из Борислава противник ушел без серьезного боя. Каледин, таким образом, вышел на крайний правый фланг австрийцев, ликвидировав обход. Намерение его войти в связь с ген. Павловым не увенчалось успехом. Посланный к нему старший адъютант штаба дивизии кап. Рот хотя и нашел его, но оказалось невозможным с ним переговорить, и он безрезультатно вернулся к Каледину.

ГЛАВА 3.

Выше уже было указано на то, что действия в горах не соответствуют свойствам конницы. Стратегические задачи допустимы, но не тактические. Цуриков как офицер Генерального Штаба, и как бывший кавалерийский начальник, должен был это знать. Приказание, полученное Калединым в Бориславе от Цурикова, противоречило основным понятиям о задачах конницы. Оно было преступно, потому, что к тому времени уже подошли некоторые наши пешие части к Бориславу. Кавалерийская дивизия, могущая вести бой в горах лишь в пешем строю, по силе огня слабее одного батальона. Но так как спешенная конница в бою связана своими коноводами, то ее фактическая сила еще значительно меньше. Кавалерия связана в горах дорогами. Она может только по дорогам двигаться и вследствие этого постоянно находится в положении колонны в дефиле. Предположение, что всадник все же сохраняет по сравнению с пешим, преимущество быстрого передвижения, ошибочно: без артиллерии и обозов дальние движения в горах немыслимы (отсутствие пропитания в горах). Колонна кавал. с обозами по одной дороге представляет собой бесконечную кишку. Одна лошадь занимает на дороге больше места, чем трое пеших. Вследствиe этого движение рысью невозможно - части немедленно растягиваются, и наезжая, задние останавливаются. Собрать войска для боя нет места, они всегда остаются в виде кишки. Из такого расположения вызвать людей вперед для пешего боя, занимает то время, которое в начале столкновения предрешает исход.

Каледин получил приказание с 12-ой кав. и Сводной Казачьей Павлова, который ему подчинялся, идти на Сходницу-Исае и Турка, т. е. идти вдоль тыла частей австрийцев, стоящих против левого фланга Цурикова в предгорьях Карпат. Отчего эта задача не была дана пехотному полку, вдвое более сильному по огню, чем oбe дивизии вместе, и могущему лазить по горам и укрываться от огня за каждой складкой?

7-го октября Каледин выступил во главе 12 кав. дивизии. Павлову было приказано следовать по той же единственной дороге на расстоянии одного перехода. Когда Брусилов узнал об этой задаче, он приказал Цурикову немедленно ее отменить и вызвать обратно Каледина. Но было уже поздно. Втягиваясь в горы за Бориславом, дивизия была удивлена, увидеть на склонах большое число убитых кавалеристов, красные чакчиры коих пестрели между деревьями. Нам не было ничего известно о наших частях, которые тут могли вести бой, и приходилось допустить, что тут произошло недоразумение между самими австрийцами. Подойдя с головным полком около 5 часов вечера к Кропивнику, где передовой эскадрон вел перестрелку с противником, засевшим в деревне, Каледин был остановлен. Наша стрелковая цепь не могла подняться в гору. Австрийцы открыли apтиллерийский огонь по колонне, стоящей, как всегда, открыто и представляющей собой отличную мишень. Начинало темнеть. Что делать? Все смотрят вопросительно на начальника дивизии. В этом случае и он ничего не придумает?

Но вот Каледин вызывает к себе ротмистра бар. Бильдерлинга и приказывает ему с двумя эскадронами Стародубовских драгун рысью под пулеметным огнем проехать мимо фронта дер. Кропивник до перекрестка дорог на Смольна. Люди садятся на коней, и Бильдерлинг командует "рысью". Идут эти части на верную смерть. Как только они выходят из-за угла и попадают под прямой обстрел из деревни, противник открывает бешеную стрельбу. Раскаты в горах от трескотни снарядов, пулеметов и ружейной стрельбы оглушают нас. Горы мешают нам следить за судьбой этих смертников. За это время стемнело. Что делать дальше? Каледин подзывает полковника Хочетурова, храброго командира Стародубовского драгунского полка, и спокойным тоном, недопускающим возражений, приказывает ему ввести в поводу лошадей в деревню Кропивник, занятую австрийцами. Не шутка ли это? Нет, Каледин следит за началом этого движения, после чего отъезжает к главным силам в Сходницу. Начальник Штаба рискует спросить, как же так? "А что делать, не отступать же? Ночью видно будет: "они" не знают, что у нас нет пехоты и могут сами за ночь уйти".

На следующее утро след австрийцев простыл. Нервная стрельба по Бильдерлингу в сумерках, при неожиданности его появления и быстроте его движения, не причинила ему потерь.

Помимо чрезвычайно смелого решения мы можем проследить точный расчет Каледина. В горах и пехота сугубо чувствительна к сообщениям. Узел дорог Смольна-Кропивник-Исае - был самым чувствительным местом; за конницей ночью туда могла придти и русская пехота. А ночью драгуны входят в деревню! Положение кажется противнику отчаянным!! Он спешит уйти.

Обращает на себя внимание то, что Каледин, принимая во внимание всякие случайности, в эту ночь отъехал в Сходницу к главным силам, вопреки всегдашнему обычаю ночевать с авангардным полком.

ГЛАВА 4.

Если до Кропивника наступление Каледина; было рисковано, как всякая операция в непосредственном соприкосновении с противником в горах, то дальнейшее движение на Исае становилось отчаянным делом: от Кропивника шла дорога на юг, и по этой дороге австрийская пехотная дивизия и дивизия кавалерии отошли из Борислава, а отошли они почти без потерь... Не подлежало сомнению, что австрийское начальство не замедлит потребовать от отступавших войск занятия важного перекрестка Кропивник. Движение Павлова, который должен был к вечеру 8-го октября прибыть в Кропивник, обеспечивало некоторую безопасность, но Каледин высказал убеждение, что Сводная каз. дивизия не выполнит трудной задачи. Поэтому приказано было обозам дальше не двигаться за дивизией, а вытянуться по дороге на Смольна; у Крапивника был оставлен небольшой заслон, для наблюдения (а не для серьезного боя): разбрасывать дивизию при данной обстановке было недопустимо; надо было смотреть только вперед. Около Ластувки противник оказал сопротивление. Одновременно обозначалось обходное движение австрийцами нашего левого фланга. В то время, как части вели бой на фронте, Каледин выехал с двумя эскадронами Белгородскаго полка на левый фланг. Горсть спешенных улан (около 70 человек) рассыпалась в цепь и шла в контрнаступление. Каледин с начальником штаба стал на узкой дороге на южном берегу Стрыя, врезывающейся в небольшой холм, с которого открывалась панорама всей впереди лежащей местности. Откосы дороги были достаточно высоки, чтобы прикрыть стоящаго наблюдателя до плеч. В то время, как начальник штаба, наблюдая за ходом боя, стал за правым откосом, прислонившись к нему, Каледин стал по левую сторону дороги. Песок осыпался на местах падения пуль; в то мгновение, как начальник штаба обернулся к Каледину, 2 пули одновременно ударили в песок - одна в 1/2 дюйма перед грудью Каледина, другая в таком же расстоянии за его спиной. На просьбу перейти на другую сторону, откуда было столь же удобно наблюдать, Каледин не ответил, а лишь наморщился, оставаясь на месте. Зрителей тут не было и о пользе от подобного риска в смысле подъема духа войск не могло быть речи. Ниже будет указано на ряд подобных случаев.

Была ли у Каледина вера в неуязвимость или суевериe, или верил он в приметы? Несомненно то, что Каледин систематически становился там, где ранение его казалось наиболее вероятным. Когда стало темнеть, к недоумению обоих начальников поднялись со стороны реки, куда двинулась цепь спешенных белгородцев, 2 колонны большой длины. Так как стрельба, очень интенсивная сначала, уже 1/4 часа прекратилась, а донесений о ходе дела не поступало, то можно было опасаться, что горсть белгородцев перебита.

Оказалось, что эти части взяли в плен остатки двух батальонов (более 1000 человек), перебив остальных, и вели их к своему начальнику дивизии. Эти два батальона наскоро погруженные в Вене на повозки, по словам пленного австрийского солдата, профессора венского университета, и высадившиеся утром этого дня в Турка, должны были спешно двинуться на поддержку своих частей у Кропивника. Люди не были обучены, при них не было опытного начальства. Вместо тыла своих частей, они неожиданно попали в плен белгородцев, которых не остановил вид такой массы противника. Не оказывая серьезного сопротивления, батальоны стали отступать и попали на берег реки Стрый. Некоторые люди пошли в воду: она. была холодная! - а тут еще меткая стрельба белгородцев. Австрийцы, не зная численности атакующих, сдались. Потом оказалось по 6 улан на каждые 100 пленных! Профессор объявил, что он ничего не понимает, что тут верно было что то не по правилам!. Как это они, не начав войны, ее уже закончили? Этому он впрочем был явно рад. Другой пленный - его товарищ, - разделявший этот взгляд, интересовался "где и как они будут спать".

Спрашивается, какой логикой руководятся современные организаторы войны, отрывая от дела элементы, которые, будучи непригодными для военного дела. понижают до низшей степени боеспособность части и поглощают на свой призыв казну воюющего. А где логика при содержании в плену на истощенные средства, победителя таких людей, которые наносят явный вред армии противника, пока они в ней находятся!

Еще более рассудку вопреки такой образ действия в отношении отдельной личности. Всякий обязан жертвовать собой для спасения отечества. Но жертва осмыслена лишь, если она представляет ценность. При применении профессора, где его знания могли бы помочь делу, он в силу общей опасности должен был бы даже рискуя жизнью, как остальные граждане, исполнять свой долг. Но его послали в строй, где он ничего не умеет, не понимает и не может. По неспособности он делает обратное тому, что от него требуется - его постигает наказание. Это само по себе уже несправедливо. Но наказывает его, лишая свободы, не тот, в отношении которого он совершил преступление, а тот, которому он оказал услугу, не защищаясь и деморализуя своих товарищей. Между прочим, считат теперешний плен вместо истребления на поле сражения проявлением гуманности - заблуждение. Профессор и его товарищ имели мало шансов уцелеть после ожидавших их вшей, голода и сыпного тифа.

Вооруженные народы - абсурд и анахронизм. Скифы, кимвры, тевтоны, гунны и монголы Тамерлана были таковыми. Но в нынешний век военный инстинкт в массах пропал безследно, а без него из европейца можно сделать искусного воина, только действуя годами на его психику - т. е. продолжительным сроком службы в годы, когда его личность еще не сформировалась. В грабителя он превращается мгновенно без подготовки. Только смолоду проникшиеся военным духом и дисциплиной могут быть полезны в строю. Все прочие портят дело, а не помогают ему. Несмотря на нынешнюю силу огня 70 молодых белгородцев убивают 500 и забирают 1.000 человек в плен. Это происходит оттого, что 200 австрийцев кадровых, способных сопротивляться, были задавлены 1.300 неспособными. Ничто не заразительнее массового заблуждения. Оно часто держится столетиями. И сегодня еще продолжают верить, наперекор стихиям, нелепости, выработанной в кабинетах. Война кондотьерами менее бессмысленна чем венскими профессорами.

ГЛАВА 5.

На следующий день десятого октября австрийцы дали серьезный отпор 12-ой кав. дивизии. Они заняли гору Магуру у Ясионка Maccиовa и закрыли ее дальнейшее движение.

Каледин приказал частям спешиться и атаковать гору. Задача невыполнимая - невозможная. Но что может удивить молодцов, которые накануне в числе 70 человек разбили 2 батальона? Цепи двинулись в гору, прикрываясь складками местности и отвечая метким огнем на огонь австрийцев. Однако вследствие превосходства расположения противника в окопах и на высоте, некоторые открытые пространства., настолько сильно обстреливались, что нельзя было продолжать перебежек. Понесши значительные потери, цепи наши залегли. Каледин стал под большим деревом на дороге в деревне Массиовки, весьма относительно прикрытый крышей одного из домов от огня из нижних окопов, но под прямыми выстрелами с вершины горы. Австрийцы стреляли разрывными пулями. Под вечер разрывы при ударах об сучья дерева были весьма живописны, как фейерверк на елке; стоявшие под ним этим все же не восторгались. Бой продолжался до ночи. К утру австрийцы снялись и ушли. Каледин же двинулся на запад в Исае, оставляя недалеко отошедшего на юг противника висящим на его коммуникационной линии. Так как в Кропивнике 2 дивизии австрийцев уже висели на ней, то это дело мало меняло.

11-го октября дивизия подошла к Исае, не занятому противником, но разъезды донесли о движении австрийцев из Турка на Исае. Позиция перед Исае была разделена на два боевых участка: левый к востоку от дороги на Турка заняли ахтырцы, переправившись вброд через Стрый, а правый участок был дан белгородцам, к западу от этой дороги. Артиллерия была поставлена в лощине за левым флангом правого участка к югу от деревни.

Австрийцы начали обстрел нашего расположения 4-х и 6-ти дюймовыми орудиями и скоро пристрелялись к нашим батареям. Было подбито одно орудие, а остальные не могли продолжать стрельбу. Дальнобойность наших конных орудий не отвечала разстоянb. до батарей противника. Был убит один из храбрых артиллерийских офицеров. Каледин ходил взад и вперед по окопам, вырытым на гребне перед позицией артиллерии. Никогда не думая о своей безопасности, он в этот день показал заботливость о целости личного состава своих помощников. На позиции была одинокая хата, в которую забрались и заснули на полу уставший до нельзя начальник штаба, старший адъютант и 2 ординардца. Каледин, считая, что "избушка послужит целью для тяжелой артиллерии, лично поднял всех на ноги.

Наше безостановочное движение до Исае, отход австрийских дивизий, обходивших крайний левый фланг русской армии, исчезновение 2-х батальонов, разстрелянных и взятых в плен в Дастувка, отступление отрядов, после упорного боя, из Массиова, ввели австрийцев в заблуждениe относительно наших сил. Один из наших разъездов перехватил 11-го октября донесение, посланное начальником одной из передовых частей противника, в котором доносилось, о занятии "одной пехотной и 2-мя кавалерийскими дивизиями" фронта от Исае до Кропивника. Сообразно с этим aвстpийскoe командование сосредоточило войска, по численности достаточные, чтобы ликвидировать такого противника, 12-го октября они повели наступление на весь фронт Кропивник-Исае и заставив ген. Павлова отступить, вышли на нашу коммуникационную линию. Из Исае вела дорога в Турже-Дзианна, по донесениям разъездов почти не проходимая для артиллерии - местами было сплошное болото. Дальше же из Дзианна путь вел на северо-запад в расположение австрийской армии или же обратно в дер. Смольна, находящуюся в 15 км от Кропивника, занятого противником. оттеснившим Павлова, и отстоящую от нее в 6 раз дальше по кружному пути чем от Кропивника. Таким образом, дивизия находилась "в мешке". Вне перечисленных дорог были крутые горы, недоступные лошадям, а тем более артиллерии. Из донесений разъездов было известно, что на Исае наступают крупные силы. Казалось, что обстановка диктовала необходимость немедленного ухода на Дзианну, где возможно было еще найти какой-нибудь непредвиденный случай. Несмотря на наступление противника широким фронтом на Исае, Каледин приказал держаться и принять атаку. Рассчитывал ли он на неспособность австрийцев вообще преодолеть геройские части дивизии, или же он решил погибнуть, не имея выхода? После жестокого боя 12-го октября вечером Каледин не приказал сняться, а на следующей день выехал на горку к западу от Исае, чтобы руководить дальнейшим боем, который он решил вести до последней крайности. Уже с утра с обоих боевых участков от командиров полков Кулжинского и Матковского получены были донесения, что части не могут держаться, и их отход неминуем, но Каледин категорически требовал сохранения положения. С отходом Матковского дивизия оказалась бы отрезанной и от направления на Турже и была бы прижата к горе.

Каледин пока с горки видит картину незабвенную по живописности: с горы к р. Стрый сбегают ахтырцы, садятся на коней и под розовыми дымками шрапнелей поэскадронно идут вброд, сохраняя примерный порядок. Противник переносит огонь на горку начальников и заставляет Каледина с штабом и командирами бригад спешно сесть на коней и отъехать. Левый боевой участок потерян. Удержится ли Матковский до прохода остальных частей дивизии за его расположением? Каледин выезжает к выходу д. Исае в сторону левого участка и ждет, чтобы последний всадник прошел бы назад до него. Матковский доносит, что его люди сброшены с позиции. Начальник штаба подъезжает к Каледину и просит его стать с ординарцами за дом, так как он на виду у подбегающих австрийцев, которые выкатывают орудия на оставленном только что ахтырцами участке. Каледин остается на месте. Но в ту же минуту шрапнели рвутся над его головой. Лошади бросаются в стороны... Ахтырцы проскочили! Каледин шагом едет за дивизией, вытянувшейся на Турже. Австрийцы вместо того, чтобы бегом спуститься на дорогу, заняв участок Матковского, дают нам время уйти за поворот и подставить вместо фланга тыл. Но наша артиллерия застревает в болоте. Весь день проходит в напряжении, чтобы добраться до Турже. Здесь Каледин становится на горке и ему открывается ясная картина на соседний бой: на юго-западе от Турже глубокая долина, а за нею на горе Матия идет атака. Австрийцы, ушедшие с гор севернее Исае, когда в их тыл проник Каледин, были преследуемы пехотными нашими частями с фронта. Одновременно же с нажимом на фронт Кропивник-Исае австрийцы и на них повели контратаку... Под вечер наши орудия, вытащенные из ям, открывают по ним огонь. Расстояние до них более 5-6 верст, но воздух чистый, видно ясно, что происходит на далекой, недоступной горе. Каледин посылает старшего адъютанта штаба для установления связи. Кап. Рот исполняет трудную задачу. Но обойденные наши батальоны на наших глазах отступают и частью попадают в плен, помочь им невозможно.

После 2-3 часов отдыха в Турже, Каледин будит начальника штаба и приказывает с 2-мя эскадронами гусар и кон.-горной батареей выехать вперед в Смольну и открыть выход дивизии, а если Смольна не занята, то организовать оборону до подхода главных сил. Дорога из Исае в Турже была почти непроходима, продолжение же ее от Дзианна до Смольна не поддается никакому описанию. Австрийцы целыми верстами проложили вертящейся неприкрепленные бревна поперек места предположенной к разработке дороги, пролегающей через болота. Может быть для пеших людей эти бревна были подмогой, но ноги лошадей скользили, а бревна расходились: упав, лошади не могли вытащить обратно ног. Местами были сплошные озера с вязким дном. Лошади поверх спины погружались в жидкую грязь, путаясь ногами на дне в каких-то препятствиях, горные орудия исчезали в воде. Никто из участников этого движения не испытывал когда-либо что-либо подобное. Ужасы этого перехода неописуемы. Противник однако не только не наступал на дивизию, но не выслал стрелковой цепи на возвышенность, отделяющую дорогу Кропивник-Исае от дороги Дзианна-Смольна. Последний пункт также не оказался занятым. На позиции перед Смольна приступлено было к лихорадочной работе на случай наступления, а дивизия между тем с напряжением всех сил, истощенная до крайности, преодолевала болото и к вечеру прибыла в Смольна, где к ней подошли и оставленные 5 дней тому назад обозы.

На следующий день Каледин отвел дивизию на 2-3-х дневный отдых в Подбуж.

Маневр Каледина вызвал переполох у австрийцев, расстроил их план, заставил принять контрмеры, крайне невыгодные для них. Обход на Борислав, предпринятый для отвлечения наших войск с фронта, был отражен, и значительные силы, столь нужные им на своем фронте, были привлечены в пустую на расположение конного отряда, который, задержав противника и введя его в заблуждение, сам благополучно ушел.

Первая половина этой удачи была достигнута благодаря блестящим способностям и неслыханной смелости Каледина. В благополучном уходе же дивизия обязана противнику. Нерешительность его являлась результатом переполоха, вызванного действиями того же Каледина, все же бывшиe в этом деле не могли не признать, что никакой гений не мог бы спасти положение, если противник проявлял бы хотя бы тень активности при фланговом отходе от Исае до поворота на Турже и из Дзианна на Смольна. Части, связанные барахтающимися в болоте лошадьми, по пояс или по горло в грязи помогая вытаскивать орудия, при отсутствии всякого пространства, чтобы оправиться, спешиться, принять боевой порядок, не могли оказать сопротивления. Однако отважному судьба улыбается.

Слава Каледина понеслась по всей армии, по всей Poccии... а Цуриков получил Георгиевский крест.

Но геркулесу предстояло после первых подвигов еще и спустится в ад. Самое тяжелое испытание было впереди.

ГЛАВА 6.

В Подбуже Каледин получил от Цурикова новую задачу: вернуться к корпусу через Блажув и двинуться по направлению Старый Самбур - Турка. Дойдя в несколько переходов до дер. Стржилки, колонна дивизии была неожиданно повернута, новым приказанием Цурикова, на Головецко, с тем, чтобы совместно с двумя батальонами под командой генерала Катовича, который подчинялся Каледину, пройти через узкое горное дефиле Головецко-Ломна в тыл австрийской позиции на высоте к северу от Ломна-Жукотин-Турка. Если некоторое оправданиe для применения вместо пехоты, 12-й кав. дивизии от Борислава до Исае может быть уловлено в большом отдалении этого района от остальных частей армии, то настоящая задача была равносильна посылке на убой при наличии пехоты и непосредственной близости нашего фронта. Каледин так оценил положение, взглянув на карту. Все же приходилось исполнить безумное приказание начальника, не считающегося с пользой дела, а руководящегося соображением иного порядка.

Придя к ночи в Головецко. Каледин получил донесения от разъездов о пролегающей местами между отвесными скалами дороге на Ломна и о крутой горе на перекрестке у этого пункта, закрывающей выход из гор. От Ломна до Волче местность более открыта, представляя собой долину между австрийской горной позицией и цепью к югу от дороги. Всякий легко отдает себе отчет в том, что такая обстановка не годится для направления конного обхода. Движение в гору от дороги Волче-Ломна в тыл противника на высоте 830-875-933 для лошадей было невозможно из-за крутых скатов.

На следующее утро до рассвета Каледин выступил и около 9-10 час. дивизия дебушировала из ущелья между крутых гор в Ломна. Немедленно начался обстрел ее слева, с фронта и справа. Снаряды рвались над авангардом так, что они перекрещивались под углом 180° и 90°. Стародубовский драгунский полк был спешен и ему было приказано занять вышеупомянутую гору на перекрестке у Ломна.

Через выход шириной в 4 сажени вытягивалась дивизия, и через него же она должна была уйти, как единственной точки, выводящей из мешка. С потерей этой горы отряд запирался. Каледин приказал командиру полка умирать с полком, но не уходить. Однако гора оказалась столь крутой, что драгуны на нее не могли взобраться. Тем временем и остальные полки и пехота спешно выдвигались вперед и последняя вырыла окопы и открыла стрельбу в тыл позиции австрийцев 830-933. Конные части стали фронтом на восток и на юг. Так как главная задача, была удар по тылу позиции 830-933, то Каледин со штабом стал у северо-восточного фронта этого каре. Генерал Катович был распорядительным и храбрым начальником. Он спокойно, толково отдавал приказы в этой сложной обстановке. В это время прискакал ординарец с донесением, что австрийцы ведут наступление цепями с востока и под прямым углом с юго-запада т. е. в тыл расположенной фронтом на северо-восток пехоты Катовича, фронтом на наши конные части.

Каледин и начальник штаба садятся на коней, чтобы поскакать на фронт, обращенный к юго-западу. Австрийцы взяли под обстрел выход полевой дороги на шоссе. Иначе как через мост в этом месте выехать нельзя. Нужно проскочить между двумя очередями шрапнелей. Лошади пускаются вскачь, но в то мгновение, как Каледин подскакивает к перекрестку, над его головой рвется шрапнель. Его лошадь падает на колени, и он вылетает на ее шею, сзади наскакивает начальник штаба. Через мгновение Каледин однако вновь в седле и скачет дальше. Только успел начальник дивизии приблизиться к юго-западному фронту, как подлетает ординарец от стародубовского полка с известием, что большие цепи австрийцев безостановочно двигаются с четвертой стороны на Ломна, и что стародубовцы не могут держаться. До темноты еще 2 часа. Дотянуть до ночи, чтобы уйти, кажется невозможным. Ключ нашего расположения у Ломна; туда и бросается теперь Каледин. Уже издали виден ураганный артиллерийский огонь, направленный на выход из дефиле. Десяток снарядов рвется ежесекундно. Одновременно трещат пулеметы и идет ружейная стрельба. В этот раз австрийцы верно оценили обстановку и направляют главный удар в самое слабое место. Каледин приказывает умирать, на месте, не отступая ни на шаг. Положение безнадежное, так, как наступают густые цепи на спешенных стародубовцев. Стоя за забором из тонких досок, Каледин смотрит через него на готовящуюся катастрофу. Пули пробивают доски и превращают его в щепки. Каледин не ложится как остальные офицеры, не отходит за постройку. Кажется, что он ждет от судьбы, чтобы она освободила бы его от дальнейшего. Он диктует начальнику штаба приказание для отхода дивизии с наступлением темноты. И темнота, наконец, наступает раньше, чем стародубовцы, сбитые в кучу, смяты окончательно.

Каледин выходит на шоссе, где проскакивают назад наши части: пули барабанят по телефонным столбам. Вот уже некоторые части исчезли в дефиле. Последним отходит Каледин. Пехота задерживается на высотах. Ночью австрийцы снимаются с высоты 830-933 и уходят одновременно с отходом всего их фронта армии. То было незабвенное 28 октября 1914 года.

Дивизия под Исае и Ломна была послана на убой, но противник не сумел отрубить подставленную голову. Из описанного периода видно, как нe следует применять кавалерию. В период вооруженных народов однако горсть настоящих воинов, уже в мирное время спаянных дисциплиной и военным духом, может делать чудеса, имея талантливого начальника. Как такового следует упомянуть командра Белгородского полка полковника генерального штаба Матковского, не только храброго человека, но быстро и верно разбирающегося в обстановке. С ним было легко работать. Настоящий кавалерийский начальник с нужным образованием и привычкой решать тактические задачи. Командирам бригад, напротив, прекрасным солдатам, Каледин не мог давать самостоятельных задач без прикомандирования к ним понимающего офицера, несмотря на их храбрость. В 12-ой дивизии Каледин распоряжался за них и доказал что должность эта лишняя. Начальниками кав. див. должны назначаться лишь такие люди, которые способны распоряжаться непосредственно 5-ю подчиненными (4-мя командирами полков и нач. арт. дивизиона). Когда два полка действуют вместе, общее начальство принимает старший командир. Что же касается должности командиров кав. полков, то на них должны были бы выдвигаться лишь, те, кто докажут, что они не только вообще выдающееся офицеры, но и тонкие знатоки тактики конницы. На войне только тот может действительно, командовать кав. полком, кто способен сразу охватить всю обстановку, умеет оценить местность и обладает большой распорядительностью и инициативой.

ГЛАВА 7.

После вышеизложенных испытаний Каледин с дивизией пошел в Жукотин и Турка, преследуя отступающую австрийскую армию.

Смененная в Турке пехотой, дивизия пошла на отдых в Жукотин. Наша армия была утомлена и укомплектовывалась. Происходили лишь местные бои, причем австрийцы иногда отходили на перевал Ужок, иногда вновь выдвигались несколько вперед. На несколько дней, уже во время сильных морозов, дивизия была вызвана для движения на Борыню, но бронированный поезд австрийцев, действовавший у перевала, делал дальнейшее продвижение невозможным, и нас вернули в Лутовиско. Этот поход памятен участникам по мятели в высоких горах; лошади скользили по крутым подъемам дороги, пролегающей местами над обрывами. Приходилось слезать с коней и ходить пешком. Каледин, как и все участники, шел в валенках с закутанной в башлык головой и притаптывал ногами, чтобы не замерзнуть от ледяного ветра при 15° ниже нуля.

В Лутовиско Каледин был назначен начальником конного отряда в составе 12 кав. дивизии и только что сформировавшейся кавказской туземной дивизии Великого Князя Михаила Александровича. Элементы там были своеобразные, и население постоянно безпокоило Каледина жалобами. Конный отряд высылал лишь передовые эскадроны и до начала декабря пользовался относительным отдыхом. В декабре Каледин был спешно вызван в Волковые. Бой начался у дер. Горжанка, лежащей в узкой горной долине. Каледин со штабом выехал в голову колонны, которая не имела места развернуться, стесненная домами, прилегающими к возвышенностям с двух сторон дороги. Австрийцы, заметив группу начальников, открыли по голове колонны усиленный шрапнельный огонь, но так как перед нами была гора, то мы оказались, в мертвом пространстве. Шрапнели рвались непосредственно над нашими головами, но разрывы не причиняли потерь.

Зато несколько более назад в колонне было убито в этот день больше лошадей, чем за все периоды боев до и после этого боя.

Так как пробираться вперед не удавалось, то отряду пришлось уйти обратно, оставаться в лощине Горжанка было немыслимо. Весьма необычайными показались чинам дивизии, некоторые особенности кавказцев, впервые бывших совместно с нами в соприкосновении с противником. В то время, как во всех армиях существует стремление одевать воинов так, что бы они были по возможности незаметны на фоне местности, туземцы по белому снегу шли в стрелковую цепь в широких черных бурках. После ночи в Волковые у чеченцев оказалось значительное число заводных лошадей. На вопрос Каледина откуда они, его стали уверять, что чеченцы в темноте забрались к противнику и оттуда их увели. Насколько это соответствовало действительно истине, трудно было проверить. Но несомненно, что в расположении отряда из католического костела в Волковые в эту ночь были взяты все церковные драгоценности, несмотря на меры внутренней охраны.

В то время, как Каледин был в Волковые, Великий Князь со своим штабом переехал в помещение штаба 12-ой кав. дивизии. Накануне оба начальника встретились. Каледин, не привыкший к обращению с особами Царского дома, показал, однако, при этом не только свое обычное спокойствие, но и большой такт.

Обе дивизии вновь занялись сторожевой службой, высылая ежедневно свои эскадроны далеко вперед до соприкосновения с противником.

ГЛАВА 8.

В середине января австрийцы новели наступление на фронт нашего кавалерийского отряда. Началось дело оттеснением передовых эскадронов и перестрелкой с авангардом конного отряда у деревни Ступосяны, которым командовал полк. кав. туз. дивизии принц Мюрат. Он хорошо разбирался в обстановке и распоряжался умело. "Настоящий военный человек. Так как бой принимал серьезные размеры, то в командование передовыми частями вступил ген. Хагандоков, выдающийся офицер генерального штаба.

Каледин решил дать главный бой на позиции перед Лутовиско. Так как кавалеристы не охотно исполняют окопные работы, а бой надо было принять на стрелковых позициях, то Каледин выслал начальника штаба для личного выбора места окопов и проверки исполнения нужных работ. В центре избранной позиции тянулся ров, из которого свеже выбошенная в сторону противника валом земля была далеко видна. Этот ров мог бы служить готовым прикрытием. Но ближайший обстрел закрывался складкой впереди лежащей местности. Вследствие этого стрелковая позиция была отнесена несколько назад и было приказано сделать новый окоп, причем землю прикрыли потом снегом.

Фронт был распределен на 2 участка. К востоку от Лутовиска должна была вести бой кав. туз. дивизия, к западу 12 кав. дивизия. Артиллерия этого участка стала на горке перед высотами, отделяющими Лутовиско от дер. Чарна. к которой дорога ведет через горное дефиле. Каледин в день боя выехал на эту артиллерийскую позицию, став впереди батарей. Отсюда открывался прекрасный кругозор на все поле сражения. Австрийцы значительными силами повели наступление, подготовив его сильным артиллерийским огнем. Туземная дивизия, попав впервые в серьезный бой, не оказала сопротивления и ушла, оставив на месте одну 12 кав. див. Каледину осталось неизвестно, куда она отступила и лишь через 2 дня удалось ординарцу найти князя Вадбольского, командовавшего левым участком, и собравшего туземцев за горной цепью. Между тем части 12 кав. дивизии, занявшие вышеупомянутую траншею повыше упомянутой канавы, сравнительно мало потеряли от артиллерийского огня, который весь был направлен на канаву, совершенно изрытую снарядами. Весь первый день австрийцы, введенные в заблуждение, забрасывали ее своей артиллерией. Только, когда цепь противника вышла на оставленную туземцами линию, обойдя этим фланг 12-ой кав. дивизии, наши части отступили на линию дер. Лутовиско.

В этот день Каледин спасся чудом от преждевременного взрыва шрапнели из стоявшего за ним орудия. На сохранившейся карточке, снятой адъютантом Ахтырского полка Псиолом, видна обстановка этого дня. Каледин стоял с биноклем на склоне, а нач. штаба, переутомленный, лег в снег и заснул. Разрывом плащ Каледина был пробит справа и слева от его туловища. Каледин же остался невредим.

На фронте 12-ой кав. дивизии наступала вся 24-ая венгерская дивизия. К вечеру мы понесли значительные потери. Надо было уходить, но тут от разъезда было получено донесение, что цепи противника двигаются вдоль горного хребта, отделяющего д. Скородне от Чарна, т. е. отрезают дивизию от ее пути отхода на Чарна - высокого перевала между крутыми высокими горами. Вследствие отхода туземцев, австрийцы успели отрезать нам другой путь на северо-восток, к востоку от Лутовиско. Положение казалось безнадежным. При такой обстановке Каледин приказал начальнику штаба с наступлением темноты в сопровождении корнета белгородского полка Пшецлавского и 2-х вестовых попытаться проскочить в Чарна, куда должны были на следующий день прибыть из Устржик пехотные части генерала Липовац, и организовать выручку 12-ой дивизии, если противник успеет занять гору в тылу дивизии.

Это поручение удалось исполнить, так как цепи австрийцев остановились, и дорога была ночью свободна. В Чарна действительно были авангардные батальоны с артиллерией дивизии ген. Липоваца. Личная рекогностировка начальника штаба и корн. Пшецлавского, с ординарцами от пехоты, утром следующего дня. выяснила, что ближайший район еще не занят противником. Были развернуты пехотные цепи для контр-атаки, а пешая артиллерия заняла позицию, чтобы поддержать отход Каледина. К обходу 12-ая кав. дивизия благополучно пробралась через дефиле и прибыла в Чарна.

ГЛАВА 9.

Сильное нервное напряжение в эти тревожные дни, когда спешенная конная дивизия. дающая по огневой силе едва 1 батальон стрелков, держалась против дивизии (16 бат.) храбрых венгерцев с новой артиллерией (стрелявшей бризантными снарядами в то время, как пехота венгерцев пользовалась разрывными пулями, причинявшими ужасающие ранения), подорвало несколько силы Каледина. Он впервые поручил начальнику штаба распоряжаться за себя, принял его план обороны и приказал дать соответствующие распоряжения генералу Липовац. Последний участвовал как уверяли, в 13 кампаниях: мексиканских, южно-африканских и многочисленных балканских. Он был принят на русскую службу, вероятно, зарекомендовав себя личной храбростью. Вид у него был свирепый, а на боку висела кривая, как колесо, шашка. Он своими движениями старался показывать, что он ни перед чем не остановится. Ему-то и пришлось на карте разъяснить обстановку накануне боя у Чарна. Он сразу остановил доклад словами: "Знаете, я Вам правду скажу, на местности я разбираюсь, но на этих планах? Вы бы лучше переговорили с моим начальником штаба". Последний, полковник Ростовцев, талантливый офицер Генерального Штаба, после этого и принял распоряжения.

План действий был принят на основании особых свойств местности. Как уже было сказано выше, перевал через высоты был узкий, горы крутые и высокие. Было весьма вероятно, что венгерцы, не имея перед собой противника, пойдут по дороге. Если же допустить возможность перехода широким фронтом, то это по обстановке казалось вероятнее через западную гору, вправо от дороги. Дорога, помимо дефиле, на перевал отличалась еще и той особенностью, что она поворачивала за перевалом почти под углом в 90° на запад и тянулась в этом направлении около одной четверти версты, имея крутой подъем слева и крутой спуск направо, исключающие движение артиллерии вне дороги. Этот участок дороги был ясно виден с высоты 620 у д. Чарна. Противник все это разстояние должен был идти флангом к Чарна. Поэтому вся наша артиллерия была сосредоточена за названной высотой у Чарна, и батареи пристрелялись с утра точно к выходу из дефиле дороги, там где она шла параллельно горе до поворота на Чарна. Вся пехота была поставлена вправо от артиллерии. 12 кав. дивизия вся стала в лощине влево от артиллерии против того места, где венгерцы должны были совершить фланговое движение. Кавказскую туземную дивизию еще не удалось разыскать, но ее предполагалось сосредоточить там же. Подходящая к Чарна с тыла железная стрелковая бригада Деникина, ожидавшаяся из Устржик, должна была выручить конницу, если, паче чаяния. венгерцы не сделали бы того, что ожидалось. Артиллерии было приказано после пристрелки огонь прекратить и дать вытянуться в нашу сторону стольким частям противника, скольким нужно было, чтобы голова их колонн повернула после флангового марша в нашу сторону фронтом на Чарна. Когда на следующее утро начальник штаба по приказанию Каледина выехал, чтобы проверить, все ли части на местах, он у дер. Чарна встретил ген. Липоваца с еще более воинственным видом, чем в два предшествовавших дня. Он показал ему рукой на местные предметы, имевшие значение. Но генерал остановил его, сказав: "знаете, если бы это по карте показали, то, конечно, легко бы проследить, - а так, - все эти горы, леса, - вы бы лучше начальнику моего штаба показали все это". Последний и сделал все нужные распоряжения от имени страшного генерала.

Противник в точности исполнил то, что от него ожидали. Орудия наши молчали. Венгерцы вытянулись густой колонной из дефиле и шли флангом. Когда голова повернула на Чарна, вся артиллерия наша открыла ураганный огонь по выходу из дефиле, по колонне и по голове колонны. Видно было, как вся эта масса сперва бросилась вперед, а потом назад. Но тогда наш огонь был весь направлен на выход из дефиле и обратно путь венгерцам был загражден. Полковнику Матковскому было приказано в конном строю подъехать к фланговому участку дороги и забрать в плен бросившихся вниз с дороги. Он скоро вернулся с 1500-2000 пленными. Все, что осталось на дороге, было уничтожено артиллерией. Мы не потеряли ни одного человека убитым или раненым. Массы противника приостановились, развернулись за горами и только на следующий день широким фронтом перешли через горы по обе стороны дороги. На конный участок был поставлен ген. Деникин, а 12 кав. дивизия стала еще левее, где удалось связаться с кав. туз. дивизией, далеко ушедшей назад после боя у Лутовиски. Но участия в бою она почти не приняла.

Венгерцы с большим порывом повели наступление с утра следующего дня. Каледин давал директивы подчиненным начальникам, оставаясь почти безвыездно в штабе отряда. Он лишь выслал начальника штаба на левый фланг к ген. Деникину. Последний с полковником Марковым стал в поле под австрийской артиллерией и проявлял необычайную настойчивость при руководстве боем. Его непобедимые стрелки уже с первого дня понесли большие потери. Некоторые части 12 кав. див. были спешены и пошли по глубокому снегу в атаку. Тут были убиты последний из героев братьев Панаевых и храбрый Ахтырский гусар корнет Синельников. Начальнику штаба показалось несправедливым, что полк. Марков тут в разговоре с ним высказался принципиально неодобрительно о достоинствах конницы вообще, а в частности был недоволен тем, что 4-ая стрелковая бригада подчинена Каледину.

В то время, как Деникин отбивал в первый день атаки венгерцев, значительно уступающая его бригаде по боевым качествам дивизия ген. Липоваца лишь с трудом держалась да и то лишь благодаря личной храбрости Липоваца и распорядительности полк. Ростовцева. На следующий день с этого фланга стали поступать тревожные известия; в донесениях было указано, что и стрелки отступают, и что части ген. Липоваца не могут держаться. Каледин выслал начальника штаба проверить, действительно ли обстановка такова, что ген. Липовацу надо отходить. Нач. штаба поехал к генералу и увидел груды убитых в первый день боя венгерцев, когда колонна их расстреливалась фланговым огнем нашей артиллерии, не будучи в состоянии двинуться ни вперед, ни назад. Дивизия Липоваца несла значительные потери: венгерцы стреляли разрывными пулями и бризантными снарядами, для которых не было мертвых пространств - часть осколков летела при разрыве в противоположную траектории снаряда сторону. Раны от разрывных ружейных пуль и от осколков были ужасны и помимо потерь действовали на моральное состояние неустойчивой дивизии. Обстановка же не вынуждала отхода. Стрелки дрались, как львы, и не думали отступать. Об этом начальник штаба донес Каледину, который категорически приказал держаться. Бой продолжался еще несколько дней, после чего венгерцы, проявив большую храбрость, начали отступать. Если в 4-ой железной стрелковой бригаде во всех боях бывали такие потери, как под Чарна, то железными оставались ее начальник и полк. Марков - состав же бригады менялся. Так как она все снова оказывалась непобедимой, то основным фактором этого был Деникин сам. Отряд под Чарна одержал победу, благодаря геройской жертве стрелковой бригады. Обращает на себя внимание поведение Каледина в эти дни - совершенно иное, чем обыкновенно. Дивизия всегда видела своего начальника впереди, а тут он почти не покидает штаба и лишь в исключительные минуты высылает начальника штаба вперед. Такой образ действий всякий побывавший на войне сочтет единственно правильным поведением высшего начальника, так как нет большей ошибки старшего руководителя операцией, чем принятие личных впечатлений на том месте, где он сам видит события. Его решения попадают под влияние частного эпизода вместо ясной оценки общего дела. Кроме того, донесения должны сразу же попадать в руки руководителя, а не рыскать в пространстве в погоне за ним.

После боев у Чарна в этот район были направлены новые части. На нашем правом фланге стала 11 дивизия. В Лутовиско прибыл генерал Де Витт. Последний выслал в качестве "шпионов" во Львов значительное число местных жителей того района, где раньше стояла 12-ая кав. дивизия. В особенности подозрительным показался ему женский элемент. Такой образ действия должен считаться своеобразным, ведь население тут было не немецкое. За все время командования Каледина, он не заподозрил никого из местных жителей и строго запретил подчиненным притеснять людей, которых, как он считал, мы пришли освободить и которые десяток лет ждали нашего прихода. Они не были шпионами, пока тут стоял Каледин и, странно, что они стали таковыми, как только на его место появился начальник, иначе к ним относящийся. Когда 12 кав. дивизия была послана в Калуш, на ее место должна была стать в Чарна 10-ая кав. дивизия. В деревне в течение одной ночи должны были разместиться две кавалерийские дивизии - 10-ая прибывала вечером, а 12-ая лишь на следующее утро выступала. Каледин, зная резкость графа Келлера, не захотел лично с ним встретиться, чтобы условиться относительно расположения в деревне на эту ночь, и выслал к нему с этой целью начальника штаба. Келлер заявил последнему, что "раз его дивизия прибыла, то ей и надо очистить все квартиры. Кого его люди застанут в избах - того они выбросят на улицу". Рассчитывать на перемену его взгляда не было оснований, поэтому начальник штаба, взяв руку под козырек и сказав, что в таком случае произойдет ночной бой между дивизиями, вернулся к Каледину, которого ответ этот удовлетворил. Однако люди оказались более братски настроенными, чем их начальник, и мирно поделили места, за небольшими исключениями, которые сами уладились.

ГЛАВА 10.

Из изложенного выше видно, как австрийцы удлиняли к востоку свой фронт, что было при сравнительной слабости их армии ошибкой. Это и не входило в их первоначальный расчет. Они стремились обойти наш крайний левый фланг. В виде контрмер русское командование послало свои части для отражения обхода. Эти отряды выдвигались потом, преследуя отраженные обходные части противника, что вынуждало австрийцев во избежание обхода их фланга высылать новые войска. Промежуток между фронтом армии и обходящими войсками заполнялся с обеих сторон сплошной боевой линией. Таковы были последствия их обхода на Борислав. Теперь намечался новый дальний обход их на Калуш, имевший тот же результат. Каледина, отразившего первый маневр австрийцев, теперь перебросили далеко на восток.

В начале февраля 12-ая кав. Дивизия, вошедшая с кав. туземной дивизией в состав конного корпуса Хана Нахичеванского, была двинута на Калуш, находящейся в 200-х верстах от Чарна. Хотя было холодно и переходы требовались большие, все же люди шли охотно на новое дело; служба в предгорьях Карпат надоела, и перемена была всем чинам дивизии по вкусу. Мы с радостью вышли на открытую местность.

Дорога шла через Устржики-Дольне-Старый Самбор-Блажув-Стрый-Соколов.

Каледин был доволен, что кавказская туземная дивизия более не подчинялась ему. Отдавая должное ее своеобразным качествам, он тяготился ответственностью за нее. Назначение Хана Нахичеванского начальником конного корпуса было также встречено им с удовлетворением. Хан был спокойный, умный человек. Эти качества заменяли недостаток его тактических познаний.

Плутарх неизменно приводил в истории жизни великих людей предзнаменования. Гете своим могучим умом, глубоко проникший в сущность бытия, в своей автобиографии говорит о вере в "демонические силы". Человек, поживший на этом странном свете, знает, что в силу своеволия судьбы приметы подчас сбываются; не забываем ли мы просто все случаи, когда совпадение приметы и факта не имеет места. По полету хищных птиц древние предсказывали события. Когда Каледин подъезжал к Калушу, то в течение нескольких часов 2 ястреба летали перед ним. Они временами спускались на ивы, посаженные по обе стороны дороги, поднимались, когда подходила голова колонны, при которой следовал Каледин, кружились над ним, улетали вперед, чтобы на дальней иве обождать нового подхода и повторить этот маневр. Нельзя было не обратить на это внимания. Древние жрецы, не задумываясь, сказали бы, что ждет Каледина, но в 20-м столетии никто не мог его предупредить об ожидающем его несчастии. Да если его и предупредили бы, он вряд ли изменил бы свои поступки.

Прибыв 14 февраля в Калуш, Каледин с начальником штаба пошли к ген. Крымову, прибывшему еще до нашего прихода, чтобы узнать обстановку и сговориться насчет дальнейших действий. Крымов был болен и лежал в походной постели, чтобы "скорее отделаться от дрянной простуды". Он кратко и ясно дал обстановку.

Природа дала ему все необычайных размеров: тело, чувство, ум, талантливость, храбрость. Тот, кто мог убить или быть причиной смерти лучшего из лучших сынов отечества, должен был быть изменником родины и ее величия. Крымов был орлом.

Каледин, думая перейти 16-го февраля через реку Быстрицу, захотел накануне 15-го февраля посмотреть на место предполагаемой переправы. В это время части туземной дивизии вели перестрелку с австрийцами, засевшими на том берегу. По дороге в дер. Подгорка его встретил начальник посланного им предварительно к реке разъезда и конный артиллерист и доложил, что дальше по шоссе ему ехать нельзя: оно обстреливалось, как с фронта, так и с правого фланга. Было помимо этого нелогично въезжать в боевой участок чужой дивизии. С обычным упорством, следуя раз принятому решению, Каледин приказал вызвать 1 или 2 эскадрона гусар и конную батарею и. не останавливаясь, продолжал поездку до крайней избы д. Подгорка, расположенной на самом берегу узкой реки. Он под градом пуль слез на глазах австрийцев, лежавших в траншеях на противоположном берегу. Начальнику штаба удалось добиться разрешения отослать лошадей назад за мост в 300-500 шагах, находящейся сзади под огнем артиллерии, отлично к нему пристрелявшейся. Обратный переезд верхом не рекомендовался. После этого Каледин вошел в избу и приступил к разговорам по полевому телефону. Чины штаба стояли в дверях избы, обращенных назад, в ожидании неизбежных последствий такого риска. Противник, увидев с расстояния в несколько сот шагов все это, а также и подъезжающих ординарцев с донесениями, догадался, что в избе группа начальников, и направил на нее артиллерийский огонь. В это время подскочили эскадроны ахтырцев, слезли с коней и в стрелковой цепи по снегу, окутанные розовыми дымками австрийских шрапнелей, подходили к берегу. В несколько минут они понесли большие потери. На таком близком расстоянии пристреляться к избе было не долго: после нескольких перелетов шрапнели попали в соломенную крышу, части которой полетели на голову чинам штаба. Каледин, продолжавший разговор и после того, как граната оторвала угол избы, наконец, появился в дверях и, разговаривая с начальником штаба, вышел на шоссе там, где оно спускается к реке. Все живое давно исчезло с этого места, лишь белая лошадь с громадной раной в голове от попавшего в нее осколка гранаты, стояла, вытянув шею, обливаясь кровью и шатаясь на ногах. Рядом в крестьянском дворе за избами лежали раненые гусары; прислоненный к стене в судорогах корчился контуженный бар. Черкасов; на ступеньках избы, обращенной тылом к реке, сидела группа уцелевших офицеров в ожидании приказаний. Постояв несколько минут под пулями для осмотра того берега, Каледин медленными шагами пошел по шоссе к мосту, приказав гусарам, которым тут нечего было делать, отойти. В это время командир конного дивизиона полк. Антонов приехал за приказаниями, что делать вызванной батарее. Каледин приказал сняться по ту сторону моста и открыть огонь. На обратном пути через мост Антонов был ранен шрапнелью. Чины штаба установили очередь для перехода через мост, чтобы не попасть под разрыв всем одновременно. Каледин перешел первый. В то мгновениe, как прошли последние чины, шалашик, по ту сторону, в котором они ждали, пока не пройдут предшествующие, взлетел на воздух. На мосту лежали трупы и раненые лошади, брыкающие ногами. Когда все перебежали, вдоль обстреливаемого шоссе подлетала батарея. Очередь шрапнелей: часть лошадей падает, другие бьются в постромках: орудия прикованы к мосту. Люди пытаются направить их на противника. Новая очередь подбивает прислугу. Орудия, не успевшие дать ни одного выстрела, в бездействии, до темноты остаются на месте. Тогда их вывозят обратно на вновь высланных лошадях. Посланный с приказанием ординарец корнет Скачков, отличный офицер, всегда сопровождавшиий Каледина, попавший под разрыв, контужен. Каледин сумрачный с наступлением темноты возвращается домой. Окружающие его впервые осуждают. К чему нужно было вызвать гусар на чужой боевой участок? К чему было подвергать себя и своих помощников подобному риску, когда этого обстановка не требовала? Несомненно у Каледина была мысль, которую он не высказал. Он, вероятно, хотел облегчить задачу туземной дивизии, которая в этот день вброд переправилась через Быстрицу у Цу-Бабице. Не говорил ли он об этом с Ханом Нахичеванским по телефону с наблюдательного пункта в избе на берегу реки? Никто его не посмел спросить. В результате все же налицо была неудача: судьба впервые изменила ему. Полет ястребов обозначал недоброе. Следующий день был для Каледина роковым.

ГЛАВА 11.

В том месте, где накануне переправилась вброд через Быстрицу туземная дивизия, на следующий день и 12 кав. дивизия перешла на тот берег. Вода была мелкая, не выше колена, и переход представлял не больше затруднения, чем движение по дороге. На том берегу Каледин слез, чтобы выждать сбор всей дивизии. Зайдя в избу, он отшатнулся от луж крови на полу. Хозяин рассказал, что накануне здесь спрятались 2 австрийских офицера. Они на коленях умоляли туземцев о пощаде - но их зарезали на полу кинжалами.

Каледин поморщился и вышел на свежий воздух.

Когда батарея заняла позицию за отлогим холмом недалеко от дер. Бендарово, Каледин, оставил части дивизии в сборе, за участком, назначенным ему, сам же отправился вперед на наблюдательный пункт. Ехал он, как раньше часто случалось, впереди фронта позиции и свернул назад на батарею. Полковник Богалдин, который сделал все, чтобы его батарея стала на позицию незаметно для противника, увидев начальника дивизии с группой сопровождавших его чинов, слезших с коней и подходивших по снегу к батарее, выбежал вперед и сказал начальнику штаба: "неужели вы не можете его удержать от этого? Теперь будет обнаружена и батарея и мой наблюдательный пункт". К последнему Каледин и направился. Артиллерийские наблюдатели спрятались за деревьями рощицы, имевшей форму острого треугольника, обращенного в сторону противника. В 100 шагах от них стал Каледин с начальником штаба, командиром бригады ген. Франковским, старшим адъютантом Ген. Штаба кап. Рот, корнетом Скачковым и 2 вестовыми. Противник немедленно открыл огонь и уничтожил наблюдательный пункт, ранив сперва солдата-артиллериста, а потом и остальных наблюдателей. Тогда Каледин отошел на несколько сот шагов назад, и стал открыто, несмотря на просьбу начальника штаба, прислоняться к дереву. В это время через поле подъехал ординарец Хана Нахичеванского. Неоднократно приходилось наблюдать, что открытая передача донесений на местах, которые должны оставаться неизвестными противнику, приводит к несчастьям. И тут австрийцы направили огонь на то место, где слез ординарец. Стреляли они гранатами и шрапнелью. Много гранат попадали в глубокий снег и, зарываясь в грунт, не давали разрыва, другие взрывали столбы черной земли из под белого снега. Одна шрапнель дала присутствующим целое представление: она прыжками как плоский камень на воде, и настолько медленно, что отчетливо была видна глазами, шла по снегу.

Но вот новый разрыв шрапнели и Каледин падает на спину. Солдат ординарец и корнет Скачков его хватают подмышки и тащат в лощину, что была вправо и назад от рощи. Противник, замечая выход людей, открывает ураганный огонь по оставшимся, которые выбегают по очереди. Рощица превращается в ад. Над начальником штаба сваливается пробитая снарядом верхушка дерева, под которым он стоит. Две пули пробивают ему полушубок. Но вот все собрались в лощине, покрытой высоким кустарником, около лежащего бледного с стиснутыми зубами Каледина. К нему же подъезжает Хан Нахичеванский. Явившийся доктор устанавливает, что шрапнельная пуля попала в толстую стопу туалетной бумаги в кармане Каледина, пробила ее и проникли в ляжку. Его кладут на носилки и отправляют в Львов. Ястреб присел, но он вновь полетит еще и еще вперед по прямой дороге. Во Львов была вызвана и Мария Петровна, его жена. Пуля, скользнувшая далеко вниз по кости, остановилась повыше колена. Не будь она остановлена бумагой, она проникла бы дальше и, попав в сустав, вызвала бы необходимость ампутации. Таково было мнение врачей. Все же рана была очень серьезная. Через 2-3 недели Каледина посетил его бывший начальник штаба дивизии и нашел его выздоравливающим. У него была добрая улыбка, он был мягкий, сердечный. Начальник штаба рассказывает его жене француженке седой даме с молодым лицом, некоторые боевые эпизоды. Она с трепетом слушает об опасностях, которым Алексей Максимович подвергался. Он никогда ей о них не рассказывал. Каледину приятно, что жена узнает от постороннего об его подвигах, и, прощаясь говорит: "Вы бы написали то, что Вы запомнили".

Ему было обещано исполнениe его желания.

Через год, когда Каледин уже был командующим армией, к нему приехал обедать его бывший начальник штаба. Прощаясь, он ему напоминает обещание. Видно было, что он стеснялся. Такова была его скромность в личных вопросах.

ГЛАВА 12.

До сих пор было изложено лишь то, при чем пишущий эти строки присутствовал лично. Далее следует краткое изложение главных моментов дальнейшей судьбы Каледина.

Мы его видим в роли начальника дивизии. Он был тут в сфере соответствующей его кавалерийскому гению. Никто в русской армии не может сравниться с ним по глазомеру, по быстроте схватывания обстановки, оценке тактического ключа дела, быстроты решения, железной воли при приведении в исполнение намеченной цели, твердости и упорству в минуты великой опасности. Его успехи выдвинули его на должность командира корпуса и вскоре после этого командующего apмиeй. Был ли Каледин и тут столь же неподражаем? Люди хорошо знакомые с его деятельностью на этих должностях отрицают это. Если Зейдлица и Цитена засадили бы за рабочий стол Маршала Фоша или старшего Мольтке, то вся их гениальность им не помогла бы - они оказались бы не в своей сфере. Роль командующего армией требует иных качеств - их может быть и не хватало у Каледина. Но одно, несомненно, имело всюду одинаковую цену - его безукоризненная честность, его любовь к родине, его готовность жертвовать собой для пользы дела.

Брусилов в своих мемуарах говорит: "Я считал ген. Каледина замечательным начальником дивизии. Но уже в качестве командира корпуса он проявлял себя хуже. У меня не было достаточно оснований не считаться с предложением Царя и отстранить храброго и опытного генерала только потому, что по моему внутреннему убеждению он был слишком мягок и нерешителен для поста командующего армией. Впоследствии я жалел, что уступил. Опыт войны показал, что Каледин при всех своих заслугах не соответствовал тем требованиям, которые могут быть предъявлены к командующему apмиeй". Упрек в "мягкости" и "нерешительности", конечно, не может никак быть сделан в личном смысле. Командующий армией не имеет случая их проявлять. Это относится к принятию стратегического решения и категорическому отношению к подчиненным. Кто видел Каледина в сражении, не может себе представить справедливость такого упрека. Но не следует забывать разницы в работе в поле и за столом командующего apмией. Можно быть гениальным кавалеристом, но не быть в состоянии вести армию так, как это делали Щербачев и Гурко, наши неподражаемые главнокомандующие. В историю имя Каледина, как командующего apмиeй, все же войдет в качестве героя Луцкого прорыва.

Приехав с фронта в Новочеркасск, Каледин был 18/VI 1917 избран Атаманом Донского Казачьего Войска. В качестве такового он отстаивал общегосударственную точку зрения в противоположность к распространяющимся в этот период федеративным стремлениям. Его работа с первого же дня затруднялась революционными идеями, проникшими в массу фронтовиков, крестьян и рабочих Дона, превосходивших численностью станичных казаков.

На государственном совещании в Москве Каледин объявил свою декларацию. Казачество решило бороться со смутой. Керенский мобилизовал 2 округа против Каледина на основании слухов о его "бунте". Между Тем, Каледин никогда не думал идти походом на Москву. Требованию Керенского явиться к нему в Могилев, Каледин не последовал, так как войсковой округ объявил, что "с Дона выдачи нет". После октябрьского переворота и перехода нейтральной власти в руки большевиков, Донская область провозгласила свою независимость. Большевики сосредоточились на границе области. Казаки не исполнили приказа Каледина мобилизоваться для защиты. Партизанский отряд, набранный Калединым, подавил восстание в Ростове. Прибывшие в Новочеркасск ген. Алексеев и Корнилов вошли с Калединым в соглашение действовать совместно. Партизанский oтряд Каледина потерпел неудачу против большевиков: казаки впустили их, не защищаясь. Корнилов ушел на Кубань. 29 января 1918 Каледин объявил Войсковому правительству, что, не желая жертв, складывает с себя полномочия войскового Атамана. В тот же день он выстрелом в сердце покончил с собой. 12 августа 1919-го года в Новочеркасске скончалась Мария Петровна Каледина.

(Валь Э. Г. фон. Кавалерийские обходы генерала Каледина, 1914-1915 гг. Таллин, 1933.)

Каледин А. М.: биографическая справка и литература

Каледин А. М.: свидетельства современников. Часть 1-я

Каледин А. М.: свидетельства современников. Часть 2-я

Каледин А. М.: исследования военных историков. Часть 1-я

Каледин А. М.: исследования военных историков. Часть 2-я

Каледин А. М. в культуре: поэзия

Каледин А. М. в культуре: изобразительное искусство

Каледин А. М.: фотогалерея