ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Год 2014-й

История донского казачества

Полковник И. Г. Седов

5-я Донская Казачья батарея в германскую войну 1914-1917 гг.

5-я Донская Казачья батарея в момент мобилизации в июле 1914 года находилась в лагерях под Межибужьем, Подольской губернии.

Состав батареи: Командир батареи Войсковой Старшина Илья Григорьевич Седов, старший офицер и заведующий хозяйством батареи Есаул Мелетий Иванович Егоров, младшие офицеры: Подъесаул Петр Иванович Кострюков, подъесаул Владимир Иванович Тарасов и адъютант Командира дивизиона Сотник Иван Владимирович Титов. Вскоре после выступления батареи в поход, прибыли в батарею и провели всю войну в ее составе Хорунжие: Георгий Андреевич Бирюков, Владимир Григорьевич Попов и Борис Павлович Трояновский.

Батарея состояла из 6-ти трехдюймовых скорострельных орудий образца 1902 г. и 12 зарядных ящиков с соответствующим обозом. Лошадей имелось на 6 орудий и 6 зарядных ящиков. Недостающие до комплекта лошади поступали в батарею по мобилизации реквизиционным путем.

5-я Донская Казачья батарея вместе с 4-й Донской Казачьей батареей составляла 2-й Донской Казачий артиллерийский дивизион. Командовал дивизионом Полковник Яков Петрович Антонов.

Дивизион входил в состав 12-й Кавалерийской дивизии, состоявшей из 12 Драгунского Стародубовского полка, 12 Уланского Белгородского, 12 Гусарского Ахтырского и 3 Оренбургского Казачьего полков.

Начальник дивизии Генерал-Лейтенант Алексей Максимович Каледин. Штаб дивизии, а также и наш дивизион имели стоянкой в мирное время г. Проскуров, Подольской губернии.

Немедленно, по получении приказа о мобилизации, все части дивизии разошлись по своим стоянкам и мобилизовались.

15-го Июля (ст. ст.) дивизия в полной боевой готовности вытянулась из Проскурова по направлению на Волочиск. От 5-й батареи остался в Проскурове, для окончания мобилизации, Есаул Егоров.

Вскоре по выступлении дивизии начались столкновения наших передовых отрядов с разведывательными частями неприятельской конницы, перешедшей нашу границу. Разведывательный эскадрон Белгородских улан загнал австрийскую кавалерию в болото, частью изрубил, а частью взял в плен. В числе пленных был раненый офицер. Он, в автомобиле, проследовал в тыл мимо нас и мы с большим любопытством смотрели на первого пленного офицера. Он держался гордо, прямо и не смотрел по сторонам.

Почти беспрепятственно дошли до Волочиска. Он сказался занятым противником. Батареям было приказано выехать на позицию и обстрелять Волочиск. Мы, командиры батарей, я и войсковой старшина Крюков с Командиром дивизиона полковником Антоновым и с разведчиками поскакали на рекогносцировку. По нас был открыт ружейный и цулеметный огонь. Мы должны были спешиться, оставить лошадей за склоном и пешком выбрать позиции. Лихо выехали батареи на открытую позицию и дружным огнем заставили замолчать противника, который был вероятно в небольшом количестве и ночью эвакуировал Волочиск.

На следующий день дивизия перешла границу. Казаки и солдаты уничтожили пограничные столбы. Дивизия двинулась по направлению к Тарнополю.

Противник отходил и мы 9-го августа беспрепятственно подошли к Тарнополю.

Город и вокзал расположены в долине и нам сверху было видно большое оживление на вокзале. Город явно эвакуировался. Начальник дивизии приказал всему дивизиону спешно выехать на открытую позицию и открыть интенсивный огонь по вокзалу.

Не успели мы выпустить по несколько снарядов, как на нас с нескольких сторон навалилась неприятельская артиллерия разных калибров. Батареи были забросаны шрапнелями и бомбами. Стрелять и наблюдать не было возможности. Казаки быстро вошли в землю и прикрывались щитами. Мы могли вести только редкий огонь. Сразу же появились раненые, которых нельзя было вынести из огня, а лазаретная линейка не могла подъехать. Неприятельский огонь не умолкал ни на минуту. Я находился при правом орудии. Управлять огнем и командовать не было возможности в таком адском шуме и грохоте.

Прошло 30 минут такого положения, когда ко мне приполз драгун и передал приказание начальника дивизии сняться с позиции и присоединиться к дивизии. Я послал разведчика к передкам с приказанием сниматься по-орудийно. Вижу подскакали передки к левому орудию, ближайшему к рощице, за которой были передки. Потом в разброд прискакали передки других орудий, забирали раненых и ускакивали. Осталось только правее орудие, где я был, а трубача с моею лошадью нет. Когда прибыл передок, я хотел сесть на лафет, но казак Митичкин упросил меня сесть на его коня, а он сядет па лафет. Но лошадь так вертелась и взвивалась на дыбы, что я сесть на нее не смог, а скорее вскочил на лафет отъезжавшего орудия и с лафета видел, как бедный Митичкин упал, пораненный осколком гранаты. Когда я со своим орудием перевалил за бугор, то увидел нашу батарею, сосредотачивающуюся под командой подъесаула Кострюкова, а в верстах двух дальше — дивизию в резервном порядке.

Оказалось 9 казаков раненых и 11 лошадей убитых.

Я привел батарею и явился Начальнику дивизии. Он спросил: "Ну что, жарко было?" Я сказал, что очень жарко.

Это был первый бой неопытных начальников. Не было произведено надлежащей разведки. Для батарей были хорошие позиции и закрытые, и маскированные за гребнем и было безумием становиться открыто, да еще на склоне к неприятелю.

На следующий день, Тарнополь был оставлен противником и мы двинулись по стопам отступавшего. Каждый день, с утра, приходилось вести бой с арьергардами противника, которые ночью уходили, чтобы к утру опять зацепиться и драться с нами, чем давали возможность своей армии отступать в полном порядке.

К 17-му августа подошли к реке Гнилая Липа. Здесь противник задержался и перешел в наступление. Нашей дивизии пришлось сдерживать натиск целого корпуса. Бой произошел у дер. Руда. Здесь генерал Каледин проявил свой талант военачальника, свою волю и храбрость. Дивизия выполнила задачу блестяще, правда с громадными потерями. Генерал Каледин за этот бой получил орден Св. Георгия 4-й степени.

5-я Донская батарея занимала позицию левее рощи, где бились и погибали герои Белгородцы. Кругозор был малый. Наблюдательный пункт - на деревянной колокольне, которая беспрерывно трещала от разрывов ружейных разрывных пуль. Противник наседал, а сзади река и единственный мостик. Об отступлении не могло быть и речи. У мостика генерал Каледин с револьвером в руках угрожал каждому малодушному. Сила воли генерала Каледина и геройство дивизии не допустили разгрома, а к ночи спокойно, постепенно мы отошли за реку, выполнив задачу.

Здесь противник задержался несколько дней и опять, начал свое отступление. Опять преследование и ежедневные аръергардные бои.

К 27 августа противник опять задержался и перешел в наступление. Против нашей дивизии, у д. Демпия, наступал целый неприятельский корпус. К этому времени в состав дивизии вошла конно-горная батарея полковника Богалдина. Три полка были в боевой линии и гусарский Ахтырский полк в резерве. Батареи расположились так: 5-я Донская Казачья батарея за центром, 4-я Донская Казачья батарея левее, а конно-горная правее за рощей.

Я занял закрытую позицию, с наблюдательным пунктом на гребне. Мне отлично были видны наступающие через долину цепи противника и их батареи по ту сторону долины. Целей было столько, что не знаешь, куда стрелять. Но цепи быстро стали наступать в направлении па рощу, поэтому я свой огонь направил на наступающую пехоту. По ней лее стреляли и остальные батареи, но цепи были длинные и их было несколько, так что наш огонь не смог остановить наступления. Цепи подошли настолько, что скоро могли войти в мое мертвое пространство. Я решил не допустить до этого. Вызвал по телефону передки па батарею, поскакал туда сам, взял на передки и карьером выскочил на гребень около моего наблюдательного пункта. Улсе по открытой близкой цели открыл беглый огонь и в это время увидел, что Ахтырцы развернулись и целым полком идут в атаку. Я усилил огонь, а, когда подскакали гусары, перенес огонь на резервы. Атака была блестящая, но стоила дорого. Погиб Командир полка, 2-й Панаев и много других.

Помимо моей воли, вышла обычная картина кавалерийской атаки, поддержанной своей артиллерией.

Пехота отхлынула, остановилась и начала двигаться осторожно. Наша артиллерия усилила по ней огонь, но я с батареей в дальнейшей борьбе почти не принимал участия, так как на меня навалилась вся неприятельская артиллерия и расстреливала меня, как хотела. Только счастье или недостаточное умение противника дали возможность мне простоять до вечера.

Мы закопались в землю на два аршина, так как на нас валились чемоданы. В самом начале было выбито одно орудие целиком и с прислугою, и с материальною частью, да в конце боя попала бомба в другое, но с меньшими результатами. Уже под вечер приполз ко мне адъютант 48-й Артиллерийской бригады и сказал, что подходит 48-я дивизия генерала Корнилова и что бригада сменит нас, но что моя позиция им не подходит.

В этом бою был ранен в ногу командир 4-й Донской Казачьей батареи войсковой старшина Крюков.

На следующее утро, когда генерал Каледин, по обыкновению, обгонял дивизию на походе, то поздоровался со мной за руку и сказал, что он представил меня к Георгиевскому оружию, которое я через несколько дней и получил.

В дальнейшем, дивизия двигается вперед, преследуя отступающего противника. Нужно отдать справедливость австрийскому командованию и армии, что отступление ими совершалось в полном порядке. Мало трофеев оставляли австрийцы и их арьергарды задерживали наше преследование с большим упорством. Как по расписанию, каждый день наша дивизия встречала более или менее укрепленную позицию. Приходилось разворачиваться и вступать в бой. Ночью они уходили с тем, чтобы на следующий день опять оказать сопротивление.

В начале сентября 1914 года наступление нашей 8-й Армии генерала Брусилова было доведено до линии Хыров-Самбор. Здесь стал 24-й корпус генерала Цурикова. Для дальнейшего преследования австрийской армии 12-я Кавалерийская дивизия была двинута на Олыпаницы-Лиске. Здесь австрийцы заняли крепкие позиции и нас дальше не пустили, а сами оправились и перешли в наступление.

Наша дивизия и правее нас 10-я Кавалерийская графа Келлера приняли на свои плечи весь натиск австрийской армии. Отход в горах под давлением превосходного противника был очень тяжел. Наша дивизия зашла за линию пехоты в д. Максимовцы на отдых. Но недолго он продолжался. Дивизии была дана задача ликвидировать обход нашего крайнего левого фланга у д. Дорогобыч и Борислав.

В виду предстоявшего движения в горах и уже наступившей дождливой погоды генерал Каледин приказал двигаться батареям в 4-орудийном составе без обозов.

6-го октября дивизия наткнулась на противника у д. Нагуевцы. Батареи стали на высотах севернее деревни, которая была внизу. А за деревней лес. После обстрела окопов у деревни, противник отошел. В это время, мы увидели двигающуюся по лесу большую кавалерийскую колонну. Расстояние до нее было версты 3. Мы не могли в бинокль различить, кто это, австрийцы или дивизия генерала Павлова. Большинство казаков уверяли, что неприятель, но мы воздержались от открытия огня, пока он сам не открыл огонь по генералу Каледину и его штабу, которые находились внизу. Тогда открыли огонь и мы. Противник снялся и ушел за Карпаты, сделавши перед нами безнаказанно фланговый марш. Дивизия прошла до Борислава, откуда вытеснила противника без особого труда.

Здесь же дивизия получила приказание идти на Сходницу. Исайе, Турка, вдоль тыла австрийцев. Деревни: Кропивник, Магура, Исаиа — это все деревни занятые противником и стоящие па дорогах, ведущих в горы, откуда и поступали к ним подкрепления. Я сейчас не представляю себе, как чувствовал себя генерал Каледин. Только его гений, его воля, могли дать ему возможность пройти с боем все эти деревни в горах, где кавалерия не могла развернуться. Очевидно, он сумел убедить противника, что двигаются большие силы. С большим трудом дошли до д. Исайе. Здесь целый день пришлось бороться с подавляющим противником, наседавшим с юго-запада из Турка и забрасывавшим нас тяжелыми снарядами.

5-я Донская батарея была разбита повзводно. Взвод подъесаула Кострюкова занял позицию на востоке д. Исайе. Позиция была неудачная, быстро была обнаружена противником и буквально была засыпана бомбами и шрапнелями. Несколько раз приходилось отводить прислугу за закрытие.

Взвод же есаула Егорова стал в долине юго-восточнее деревни для стрельбы вдоль долины. Спешенные колки заняли позиции впереди деревни. К вечеру было обнаружено наступление противника с востока из д. Кропивника. Положение создалось критическое. В это время, часов в 6 вечера, осколком бомбы в пах был смертельно ранен Есаул Егоров. Целую ночь провели у постели умиравшего. Ночью было получено приказание рано утром отходить на Турхе-Смолна. Смолна — это единственный путь отступления и находился ближе к противнику, чем к нам и мог быть занят им раньше нас. Поэтому генерал Каледин послал спешно отряд в Смолна с приказанием держаться до подхода дивизии.

Как было поступить с умирающим Есаулом Егоровым? Доктор сказал, что везти ни под каким видом нельзя. Поэтому было решено его оставить, а с ним по желанию остался доктор и фельдшер. Не отошли мы от Исайе и 5 верст, как нас догнал фельдшер с известием, что Егоров умер. Немедленно с этим фельдшером поскакала двуколка в Исайе и успела вывезти тело умершего. В Турже мы похоронили его в ограде местной церкви, а сами спешно двинулись к Смолно, которая еще не была занята противником.

Отсюда дивизия двинулась на Старый Самбор-Турка, но в д. Стржилки получили задачу пройти узкое горное дефиле у д. Ломка и в тыл австрийской позиции на высотах к северу от Ломка, Турка.

Как только дивизия дебушировала у Ломка, она была обстреляна слева, с фронта и справа. Стародубовцам приказано занять гору у Ломка, дивизия же втянулась по дороге на Турка и заняла позицию частью фронтом на север, против высот 830,875 и 933, а частью на юго-запад.

5-я Донская батарея заняла позицию у Ломка и открыла ураганный огонь по высотам. В это время обнаружилась атака австрийцев с юго-запада, а также прибыли подкрепления на гору у Ломка и Стародубовцы не могли держаться. На место прискакал сам генерал Каледин, восстановил положение и приказал умирать, а не уходить с позиции.

С наступлением темноты дивизия под прикрытием Стародубовцев вышла из дефиле.

Ночью австрийцы оставляют свои позиции и уходят на Турка за Карпаты. Для преследования противника наша дивизия двинулась на Ужокский перевал. Выло уже холодно, склоны Карпат покрыты снегом и льдом. Движение артиллерии было очень тяжело. Пришлось припрягать четвертые уносы. Дошли до д. Борыня. Дальше движение дивизии было остановлено броневым поездом. Дивизия спустилась с гор и отошла на отдых в д. Лутовиско. Здесь простояли спокойно до начала января. Оправились. Привели в порядок конский состав и материальную часть артиллерии.

9-го января австрийцы повели на нас наступление. Вечером 8-го января я позвал вахмистра Калинкина и отдавал ему приказание на следующий день-день бои. Калинкин был выдающийся по храбрости казак и уже имел три степени Св. Георгия.

"Завтра постараюсь заработать и 4-й Георгиевский крест", сказал он.

5-я Донская Казачья батарея стала на маскированной позиции фронтом на юго-запад, подставляя таким образом свой фланг обстрелу с юга. Противник наступал с юга и юго-запада. Батарея открыла огонь по наступавшим цепям с юго-запада. В это время с юга неприятельская артиллерия неожиданно открыла по нас ураганный огонь. После второй очереди вахмистр Калинкин, стоявший рядом со мной у правого взвода, упал раненый в голову. Через полчаса он умер. Не стало в батарее самого храброго, самого красивого и веселого песенника Калинкина.

Наступала 24-я венгерская дивизия. К вечеру мы понесли большие потери, да к тому же получили сведения, что противник стремится отрезать наш путь отступления на Чарна. Поэтому дивизия отошла к Чарна, куда подходила 4-я стрелковая дивизия генерала Деникина. Позиции у Чарна заняли стрелки, а ваша дивизия отошла в резерв. Нас же, все батареи дивизии, потребовали на позиции и весь бой под Чарна до 2-го февраля мы провели в составе стрелковой артиллерии и были свидетелями безумной храбрости стрелков.

Здесь столкнулись две лучших дивизии: 24-я венгерская и 4 стрелковая "железная". Упорство боя было бесконечно. Чуть не ежедневные штыковые атака с обеих сторон. И та, и другая сторона принимали атаки и переходили в контратаку. Если стрелки были отбиты, то они, как правило, не возвращались в свои окопы, а залегали ближе к противнику, окапывались и таким образом линии сближались. Кончилось все ночной атакой стрелков, которые перед рассветом без крика "ура" ворвались в неприятельские окопы, часть перебили, часть взяли в плен, а остальные должны были отступить в Лутовиске и дальше.

Наши батареи присоединились к своей дивизии. Ей была дана новая задача по ликвидации обхода нашего левого фланга в районе г. Калуша. Дивизия вместе с Туземной дивизией вошла в состав конного корпуса Хапа Нахичеванского.

14-го февраля прибыли в Калуш. Калуш лежит на р. Быстрица, проходимой в брод. Противоположный берег был занят противником. Туземная дивизия была рассыпана по берегу и вела перестрелку с противником.

5-я Донская батарея получила неожиданное приказание занять позицию на шоссе восточнее Калуша. Когда я прискакал на рекогносцировку, то увидел, что батарея может стать лишь па шоссе, т. к. наш берег гористый и почти отвесный и шоссе пролегало недалеко от речки.

Батарея вылетела и снялась прямо на шоссе, передки пришлось услать на фланги. Батарея еще не успела сняться, как очередь шрапнели побивает лошадей. Следующая заставляет прислугу укрыться за щитами. Окопаться на шоссе невозможно. Начался ад. В этом положении стрелять не было возможности и пришлось думать лишь о спасении батареи.

С наступлением темноты батарея на вновь высланных лошадях снялась. Как чудо, потери в людях оказались ничтожны, лошадей же погибло много.

Зачем генерал Каледин вызвал батарею на такую ужасную позицию и без разведки, мне осталось непонятным.

На следующий день 16-го февраля дивизия перешла р. Быстрицу у д. Бабинцы и заняла позицию. 5-я Донская батарея стала на закрытую позицию, имея хороший наблюдательный пункт. Генерал Каледин стал за деревом левее меня, шагах в тридцати. Я же сидел на телефонном аппарате и вел стрельбу. Около меня был старший телефонист и два разведчика рыли для меня окопчик около дерева. Противник сразу заметил движение на нашей высоте и открыл по нас огонь. Я неожиданно почувствовал страшный удар в левую ногу и упал навзничь. Ко мне бросились разведчики и подняли меня. Я думал, что у меня оторвало ногу. Поддерживаемый казаками, я оправился и увидел, что ноги мои целы, но левая нога болит и из сапога течет кровь. Разрезали сапог, наскоро перевязали рану. Я сказал по телефону на батарею: "Командир батареи ранен, подъесаулу Кострюкову прибыть на наблюдательный пункт". Генерал Каледин услышал мои слова.

"Кто ранен?" — Я, Ваше Превосходительство. И он разразился ругательствами, что командиры батарей не окапываются.

Меня усадили на коня и повели в д. Бабинцы, где был наш доктор. Он положил меня на кровать и вынул шрапнельную пулю, а рану залил йодом. Рана оказалась легкая, но нога болела, так что я не мог встать.

В это время слышим ответы ахтырцев, стоявших здесь в резерве: "Ради стараться, Ваше Превосходительство, покорнейше благодарим". Фельдшера выскочили и сообщили нам, что повезли раненого Начальника дивизии.

Я был эвакуирован, по моему желанию, в Проскуров. Там помещен в госпиталь подольских помещиков. Месяц спустя я гулял по Проскурову с палочкой, а в начале апреля вернулся в батарею.

(Седов И. Г. 5-я Донская Казачья батарея в германскую войну 1914-1917 г.г. // Военная быль. – Париж, 1960. - № 42 (май). – С. 10-13.)