ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Год 2013-й

История войска Донского

ЭЛИТА ВОЙСКА ДОНСКОГО в 1738 ГОДУ: БОРЬБА ЗА ВОЙСКОВУЮ НАСЕКУ

Часть 1

Одной из заметных вех в истории Войска Донского как военно-политического объединения является 1738 год, отмеченный весьма важными событиями: появлением в Войске после четырёхлетнего перерыва «настоящего войскового атамана» и «главного командира» с армейским чином.

Обычно в исторической и краеведческой литературе эти факты рассматриваются через призму персональной истории, как важнейшие эпизоды биографий двух выдающихся представителей донского казачества – Данилы Ефремовича Ефремова и Ивана Матвеевича Краснощёкова. Несмотря на широкую известность этих деятелей, их жизненный путь до сих пор малоизучен. Имеющиеся жизнеописания слишком конспективны, а позднейшие представляют собой компиляции, лишённые каких-либо элементов научной новизны [2. С. 41–47; 3. С. 41–47; 4; 5. С. 413–414; 6. С. 135–139; 142–149; 7. С. 18–22; 8. С. 21]. Попытаемся немного приоткрыть завесу и рассмотреть в комплексе перемены, произошедшие в 1738 году как в жизни Д. Е. Ефремова и И. М. Краснощёкова, так и в системе управления Войском Донским, используя малоизвестные документы, сохранившиеся в фондах Российского государственного архива древних актов и Российского государственного военно-исторического архива. Содержащиеся в этих источниках данные не только сообщают ряд новых подробностей о закулисной борьбе между донскими старшинами за желанный атаманский пост, но и позволяют понять мотивировку и подоплёку правительственных решений, а также по-иному взглянуть на элиту Войска Донского тех лет.

Корни событий 1738 года уходят в 1734 год, когда умер войсковой атаман Войска Донского Андрей Иванович Лопатин – первый войсковой лидер, назначенный на эту должность императорским указом в 1723 году [9. Л. 184, 191 об.–192]. За два дня до смерти престарелый атаман совершил чрезвычайно важный политический шаг, до сих пор не привлекавший внимание исследователей: 2 ноября 1734 года [46] он позвал к себе старшин и станичных атаманов городских станиц Черкасска и объявил им приказ о поручении команды над Войском Донским своему зятю Ивану Ивановичу Фролову до указа императрицы Анны Иоанновны. А. И. Лопатин умер 4 ноября, и на следующий день войсковой круг приговорил исполнить предсмертную волю атамана, после чего новоиспечённому войсковому наказному атаману были вручены инсигнии – насека[47] и войсковая печать [10. Л. 1033–1033 об., 1034 об.–1035 об.]. Так впервые в истории Войска Донского власть войскового атамана была фактически передана по наследству (ранее в донской историографии считалось, что первым это сделал в 1753 году Д. Е. Ефремов, оставивший атаманский пост в пользу своего сына Степана [11. С. 158– 160; 6. С. 146–147]).

В начале 1735 года произошёл беспрецедентный за всю предшествующую историю взаимоотношений Войска Донского с российским правительством случай: Кабинетом министров императрицы Анны Иоанновны был проведён негласный конкурс на замещение вакансии донского войскового атамана. По распоряжению кабинет-министров Военная коллегия подобрала четырёх кандидатов. Перечислим их в том же порядке, в котором они представлены в экстракте Военной коллегии, подготовленном для рассмотрения в Кабинете министров.

1) Наиболее влиятельным и авторитетным кандидатом являлся 65-летний Иван Матвеевич Краснощёков – старейший войсковой старшина, находившийся на действительной службе в качестве походного атамана всех донских казачьих полков в составе Персидского корпуса, размещённого в Прикаспии. О пожаловании И. М. Краснощёкова в войсковые атаманы ходатайствовал командующий Персидским корпусом генерал-аншеф В. Я. Левашов.

2) Достаточно прочные позиции в Войске занимал давний приятель и боевой товарищ И. М. Краснощёкова – 45-летний старшина Данила Ефремович Ефремов, сын казнённого булавинцами старшины Ефрема Петрова, также имевший богатое военное прошлое.

3) Имел шансы на успех и принадлежавший к знатному старшинскому роду старшина Иван Васильевич Фролов – внук и сын войсковых атаманов Фрола Минаева и Василия Фролова, пожалованный в старшины в 1730 году (по другим данным – в 1729-м) «за службы деда и отца», а не за собственные заслуги. Вероятно, он был намного моложе Д. Е. Ефремова.

4) Надеялся сохранить за собой пост на постоянной основе его двоюродный брат – войсковой наказной атаман Иван Иванович Фролов, тоже внук Ф. Минаева и зять атамана А. И. Лопатина, прекрасно осознававший шаткость своего положения. Это был совсем молодой человек – судя по тому, что он начал казачью службу всего шесть лет назад (в 1728 году – годом позже старшего сына И. М. Краснощёкова – Фёдора), можно предположить, что его возраст не превышал 22 лет [10. Л. 1040–1040 об, 1042 об. – 1046, 1048–1048 об., 1053, 1059–1059 об.; 12. С. 219; 13. Л. 5 – 5 об., 8; 14. С. 175].

Однако правительство воздержалось от принятия окончательного решения. Исполняющим обязанности войскового атамана Войска Донского «до указа» по-прежнему остался И. И. Фролов. В том же году началась война между Россией и Турцией, и все четверо претендентов на атаманский пост получили возможность проявить себя и заслужить милость со стороны верховной власти. Борьба за атаманство внутри старшинской корпорации обострилась и приняла затяжной характер. Помимо воинской доблести, не последнюю роль в ней играли высокие покровители, которые были не только у И. М. Краснощёкова. Так, президент Военной коллегии генерал-фельдмаршал граф Б. К. Миних повёл себя крайне непоследовательно, и в начале 1736 года рекомендовал Анне Иоанновне назначить атаманом сначала одного, а затем другого из братьев Фроловых. 8 января он отправил императрице челобитную «определённого до указу» войскового атамана И. И. Фролова и представление на пожалование его в «действительные войсковые атаманы» за заслуги, которыми он снискал расположение старшин Войска Донского. С донесением от 2 февраля фельдмаршал послал императрице челобитную старшины И. В. Фролова, просившего назначить себя войсковым атаманом «за службы» своих предков и свои собственные, и также ходатайствовал об удовлетворении его просьбы [15. Ч. 1. С. 1, 19].

Из четырёх кандидатов в качестве военачальников в этой войне особо отличились только И. М. Краснощёков и И. В. Фролов, возглавлявшие два крупных походных формирования Войска Донского. После взятия Азова в 1736 году Иван Матвеевич совершал походы на Кубань с калмыцким войском и в Крым в составе корпуса фельдмаршала П. П. Ласси, а Иван Васильевич сражался в Главной армии графа Б. К. Миниха, действовавшей в Поднепровье и в Молдавии [См.: 15. Ч. 1. С. 64, 75, 91; Ч. 2. С. 66, 128, 340, 382, 392; Ч. 3. С. 189, 198; 16. Л. 26, 36; 17. Л. 518– 518 об., 535 об.; 13. Л. 5 об –6, 7; 18. С. 82–83; 19. С. 2, 8, 20, 42, 47; 20. С. 147, 157, 164–165, 180–181; 21. С. 36; 1. Т. 2. Ч. 1. С. 185; 22. С. 138; 23. С. 46, 49; 24. С. 393, 480]. Д. Е. Ефремов хорошо зарекомендовал себя на дипломатическом поприще, так как с 1734 года почти постоянно находился при наместнике калмыцкого ханства, а затем хане Дондук-Омбо, и способствовал возвращению его улусов в подданство России. В кампаниях 1736–1737 годов Данила Ефремович участвовал на вторых ролях, в основном в качестве представителя российского правительства при калмыцком войске; лишь во втором Кубанском походе 1736 года он командовал одним из донских походных формирований [1. Т. 2. Ч. 1. С. 92–93, 106–108; 25. Л. 67 об., 79, 88 об., 89 об., 196, 176, 199 об., 200 об–201, 208, 210, 245–245 об., 249, 250–251; 16. Л. 15, 30].

«Определённый до указу» войсковой атаман И. И. Фролов находился на Дону и руководил Войском. При нападении кубанских ногайцев и казаков-некрасовцев на донские городки в июле 1737 года он проявил оплошность и не принял никаких мер по его упреждению, несмотря на то, что был заранее проинформирован о готовящемся набеге, чем вызвал «великое удивление и неудовольство» императрицы [26. С. 1–12, 20–21; 20. С. 153–156; 18. С. 97–98, 119–121].

К тому времени И. М. Краснощёков и Д. Е. Ефремов консолидировали свои усилия в противостоянии сплотившимся братьям Фроловым. При организации войсковым наказным атаманом осенью 1737 года третьего Кубанского похода эти старшины грубо нарушили субординацию и воинскую дисциплину, отказавшись принять в нём участие. Данный инцидент может служить примером проявления в Войске Донском такого реликтового социального явления, как местничество. Свой отказ честолюбцы мотивировали тем, что в прежних походах они всегда были походными атаманами, а теперь И. И. Фролов уравнивает их с прочими младшими по службе старшинами. На собрании всех старшин Краснощёков с Ефремовым потребовали, чтобы атаман разделил войско на две части и передал под их начало, с наименованием их походными атаманами. Разумеется, Иван Иванович, сам собиравшийся возглавить экспедицию, не пожелал удовлетворять амбиции своих соперников. На их непослушание он пожаловался генералу В. Я. Левашову, но тот не дал делу хода. Согласно ордеру фельдмаршала П. П. Ласси от 2 ноября, в случае если Краснощёков или Ефремов не смогут участвовать в Кубанском походе, войсковой наказной атаман должен был оставить одного из них «при Черкаском главным» на время своей отлучки в поход. Но неприязнь и недоверие атамана к конкурентам были столь велики, что вопреки приказу Ласси он поручил исполнение своих обязанностей старшине Ивану Яковлевичу Ханжонку (Ханжёнкову). Отсутствие Краснощёкова и Ефремова в походе не осталось незамеченным. 26 ноября 1737 года находившийся при калмыцком войске гвардии капитан-поручик Андриан Лопухин донес Левашову, что хан ДондукОмбо сильно удивился и сожалееет об этом: «…они (И. М. Краснощёков и Д. Е. Ефремов. – П. А.) де люди старые и заобыкновенные в военных делах и в советах», а выступивший в поход наказной атаман хотя и «добрай человек, да ещё молод, столка знать в походе и в войне незаобыкновенен». По словам Лопухина, хану был известен именной указ императрицы, согласно которому походным атаманом должен быть Краснощёков, и он «тому рад был; а ныне стал сумнителен что ево нет з Данилой в войске…». Капитанупоручику пришлось обнадёжить хана, что Краснощёков с Ефремовым «в войске будут», и в связи с этим он просил Левашова «оных старшин ради… желания Дунду Омбина в войска их выслать». Однако этого не произошло. Полководческие потуги Фролова оказались безуспешны: совершённый под его командованием в конце 1737 года карательный поход на Кубань не принёс желаемых результатов [16. Л. 58–63 об., 76 об.; 21. С. 39–40; 26. С. 27–34; 18. С. 132–133, 136–140; 24. С. 439–440].

3 января 1738 года войсковой наказной атаман и его брат Иван Васильевич отправились в СанктПетербург просить у императрицы Анны Иоанновны «вечного атаманства». Атаман выехал с представительной делегацией из четырёх старшин, трёх походных есаулов и девяти казаков, и с татарским полоном. Официальной целью его поездки в войсковой отписке было объявлено донесение императрице о «войсковых самозаконных нуждах и тягостях» и получение по этому поводу «всемилостивейшаго определения». Кузена атамана в поездке сопровождала более скромная свита из двух походных есаулов, пяти казаков и базовых (донских) татар. Предлогом для его визита ко двору послужило ходатайство «о походных казачьих нуждах». Перед отъездом братья Фроловы хвастались, что «имеют у себе предстателей, чрез которых верно уповают, что из них один атаманом будет пожалован».

В столице они не теряли времени зря. Иван Васильевич 26 января подал кабинет-министру графу А. И. Остерману прошение о содействии в производстве его «в настоящие войсковые атаманы». Одновременно И. В. Фролов представил в Кабинет министров пространную челобитную из восьми пунктов аналогичного содержания, в которой описал свои подвиги и просил пожаловать его войсковым атаманом за многие верные службы деда, отца и свои, а также «за полонное терпение». Подобную челобитную 1 февраля адресовал императрице и И. И. Фролов. Прося, чтобы его назначили «непременным войсковым атаманом», он тоже ссылался на заслуги отца и особенно деда, который служил монархам «войсковым атаманом верно и безпорочно многия годы, и Войско Донское произвёл в доброе и к службе исправление и порядки». Иван Иванович подробно расписал в челобитной свои скромные боевые заслуги, с лихвой компенсируя нехватку военного опыта красноречием. В частности, он поведал о своём участии во взятии турецких Каланчей под Азовом в 1736 году, за которое не получил от командования никаких наград, в отличие от действовавшего совместно с ним генерал-майора Я. У. фон Спарейтера, награждённого орденом Святого Александра Невского. Гордился войсковой наказной атаман и своей административной деятельностью в ходе войны, а именно – оправкой по ордерам фельдмаршала графа Миниха «что куды повелено было – ко отаке Азова, и в Крым, и на Кубань, – из Войска Донскаго казаков при старшинах, и со всякою принадлежностью и успешностию…» [27. Л. 1; 13. Л. 1 об., 5–7, 8–10 об.; 28. Л. 134, 312 об, 336, 389а; 29. Л. 16– 16 об., 19 об.; 26. С. 34; 30. С. 431].

Общая опасность вынудила двух других претендентов прийти к компромиссу и также выступить единым фронтом. 5 и 6 января 1738 года И. М. Краснощёков и Д. Е. Ефремов послали фельдмаршалу П. П. Ласси письма одинакового содержания (эти письма ещё ни разу не публиковались, лишь С. М. Соловьёв приводил их содержание в пересказе). Ефремов писал «государю и отцу Петру Петровичу»: «… ныне старшина Краснощоков в пребызмерной дружбе находитца со мною, и склонен к тому, что ежели Ея Императорское величество… меня атаманам пожаловать изволит, того он в обиду себе не признавает. А буде ж из Фраловых хто атаманам будет пожалован, то он Краснощоков весма в обиду себе причитает…» Старшина сообщил об обиде, нанесённой войсковым наказным атаманом его сыну Степану, участвовавшему в Кубанском походе 1737 года в качестве походного полковника: Фролов отобрал у него знамёна и отдал их другим полковникам, а ему «яко арестанту» приказал ехать в Черкасск. Даниле Ефремовичу вторил Иван Матвеевич: «И ежели… хто из них (Фроловых. – П. А.) тем рангам будет пожалован, то мне ис того весма будет обидно, а я бы лутчше желал, чтоб оное атаманство по старшинству и заслугам Даниле Ефремову пожаловано было, а не Фроловым, и не поставлю того себе в обиду, понеже… от оных Фроловых… ныне несносные обиды мы претерпеваем. А буде же они получат себе вечное атаманство, то нам и житьё от них нужное быть имеет». Краснощёков упомянул и об оскорблениях, нанесённых наказным атаманом «по прежней злобе» его сыновьям Фёдору и Андрею, а также Степану Ефремову во время Кубанского похода 1737 года. К письмам старшин были приложены их отдельные записки без подписи и даты, по существу являвшиеся доносом на братьев Фроловых. В них Краснощёков и Ефремов рассказывали о военных просчётах, допущенных войсковым наказным атаманом и его кузеном в Кубанском походе 1737 года, в результате которых была упущена возможность взятия турецких крепостей Темрюк и Ачуев. Ласси переслал эти письма и записки графу А. И. Остерману, прибавив от себя, что, по его мнению, «Ефремов пред протчими во всех тамошних происхождениях и распорятках поискуснея» [29. Л. 15–21; 30. С. 431–432].

Похоже, в правительстве Российской империи к тому времени уже созрело решение вопроса о назначении нового главы Войска Донского. 5 января 1738 года, ещё до получения графом Остерманом старшинских писем от Ласси, Кабинет министров вызвал И. М. Краснощёкова ко двору. Иван Матвеевич выехал в столицу вслед за братьями Фроловыми со своими тремя сыновьями, двумя походными есаулами, походным писарем, сотником и шестью рядовыми казаками [27. Л. 1; 28. Л. 129–129 об., 143, 144]. Наконец, именным указом от 4 марта 1738 года «настоящим войсковым атаманом» Войска Донского был назначен Д. Е. Ефремов, находившийся в это время в Черкасске. Позже об этом сообщила газета «Санкт-Петербургские ведомости»: «Её Императорское Величество… соизволила на сих днях, войска Донскаго старшину, Данила Ефремова, за долговременныя, и верныя его военныя службы, чином действительнаго войскового атамана всемилостивейше пожаловать» [17. Л. 779 а; 31. Т. 10. № 7525; 32. № 24. С. 190–191]. Настоящим и действительным войсковым атаманом Ефремов был назван в отличие от И. И. Фролова, возглавлявшего Войско Донское в качестве временно исполняющего обязанности.

В историко-краеведческой литературе получила распространение неверная дата назначения Данилы Ефремовича атаманом – 17 марта 1738 года [11. С. 157; 2. С. 122; 26. С. 34; 6. С. 144; и др.]. Эта ошибка из года в год повторяется в исследованиях и учебниках по истории донского казачества, в многочисленных календарях памятных дат [33. С. 180; 34. С. 186; и др.]. Причину этой путаницы можно объяснить разве что невнимательной работой некоторых авторов с источниками, а также игнорированием ими специфики делопроизводства органов власти Российской империи XVIII века. Бюрократическая машина действовала следующим образом: первичные указы монарха или высшего правительственного учреждения дублировались указами и грамотами подчинённых им правительственных и административных органов, которые после этого рассылались адресатам. Так, указ императрицы Анны Иоанновны о назначении старшины Ефремова «настоящим войсковым атаманом», подписанный ею 4 марта 1738 года, 14 марта был получен в Правительствующем Сенате. 16 марта Сенат подготовил соответствующий указ Военной коллегии, которая, в свою очередь, отправила свой указ (грамоту) Войску Донскому. Кроме того, 14 марта Кабинет министров адресовал аналогичный указ непосредственно Ефремову [17. Л. 779а, 780; 20. С. 191; 27. Л. 2–3]. Грамоту Военной коллегии Войску Донскому от 17 марта ввёл в научный оборот А. И. Ригельман, труд которого вышел в свет в 1846 году. Повторно этот документ был опубликован в 1864 году в сборнике грамот, подготовленном И. И. Прянишниковым [11. С. 157–158; 20. С. 191]. Первичный именной указ Анны Иоанновны Сенату от 4 марта был напечатан лишь однажды – на страницах первого «Полного собрания законов Российской империи», в 1830 году [31. Т. 10. № 7525]. Однако большинству донских историков эта публикация осталась неизвестной, и они предпочитали ссылаться на грамоту Военной коллегии, не обращая внимания на её вторичный характер.

Продолжение см. Элита Войска Донского в 1738 г.: борьба за войсковую насеку. Часть 2