ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Год 2018-й

КРАЕВЕДЫ

К. Г. ПАШИНЬЯН

МОИ ВЕЛИКИЕ СТАРИКИ

К 100-летию со дня рождения

Б. В. Чеботарёва и А. А. Айрумяна

Б. В. Чеботарёв. 1950-е годы. Фото автора

Мы жили на соседних улицах.

Можно было зайти просто так, без дела, а выходило – с пользой и толком.

Глаза за толстыми стёклами очков смотрели ласково. Он много рассказывал, не меньше расспрашивал.

Однажды я принёс групповую школьную фотографию, сделанную в Ростове 27 августа 1931 года. На обороте рукой моей мамы подпись: «Золотое школьное время. Наша ударная бригада. Я – бригадир». И дальше – фамилии девчат, даже той (в скобках), которая не фотографировалась.

Борис Владимирович необыкновенно оживился. Оказалось, что и он сам учился «по бригадному методу», когда у доски отвечал один (Чеботарёв, конечно, по истории), а оценку получали все члены бригады.

К следующей встрече Борис Владимирович подобрал для меня сведения о Ростовской-на-Дону фабрично-заводской школе-семилетке № 1, в которой мама училась в 1929–1931 годах, и даже статистические данные о том, что в городе проживало 1576 юношей и девушек от пятнадцати до восемнадцати лет. Шутил: «В их числе бригада твоей мамы, включая ту барышню, которая не пришла фотографироваться».

Случалось, что, увидев в окно своей комнаты шагающего в университет Бориса Владимировича, я выскакивал на улицу и успевал присоединиться к нему. Мы шли к Большой Садовой (тогда Энгельса) от улиц белого генерала (Красноармейской, бывшей Скобелевской, где жил Чеботарёв) и ташкентского льва (Восточной, бывшей Черняевской, где располагалось моё общежитие).

Имена доблестных русских генералов Михаила Дмитриевича Скобелева и Михаила Григорьевича Черняева исчезли с карты Ростова, но сохранялись в памяти признанного знатока истории города – Чеботарёва.

Прогулки были интересны тем, что в границах современных улиц словно оживала девятиконечная крепость – звезда святителя Димитрия Ростовского, занимали своё место форштадты Солдатский и Доломановский, Инженерный и Артиллерийский дворы, деревянная Таранья пристань, слобода Полуденка, приглянувшаяся армянским переселенцам...

Борис Владимирович был блестящим знатоком истории Нахичевани и пяти армянских сёл по рекам Самбек и Чалтырь.

Он писал: «Армяне принесли на Дон не только ремесленные и торговые навыки, но и древнюю культуру. В 1791 году на территории армянского монастыря Сурб-Хач... была создана первая на Дону типография, в которой напечатана книга Степаноса Орбелиана "Вопли и вздохи". Всего в типографии было напечатано двадцать различных книг. Шрифты для типографии были получены из Амстердама, а сама типография Григория Халдаряна переведена из Петербурга. Так было начато типографское дело на Дону» [1, с. 12].

Это строки из главы, написанной Чеботарёвым для исторических очерков «Ростов-на-Дону» [1].

Он сетовал, что заданные объёмы не позволили в полной мере развернуть картину прошлого нашего города. И не без усилий с моей стороны всё же надписал : «На добрую память К. Пашиньяну. 17.12.1984», оговорившись, что он – один из авторов.

К спасению предназначенной к сносу церкви Сурб-Хач имеют отношение многие достойные люди. Среди них – Борис Чеботарёв и Аркадий Айрумян.

Как-то раз я сообщил Борису Владимировичу, что вместе с Надеждой Климовной Аистовой, заведовавшей отделом редкой книги библиотеки имени Карла Маркса (ныне Донской публичной), мы открыли для себя два уникальных фотоальбома: «Виды Ростовской-на-Дону набережной" Е. Г. Черепахина и «Виды Ростова-на-Дону» В. Ф. Петрыковского (последний, в весьма плачевном состоянии).

– Опиши их немедленно, – потребовал Чеботарёв, – от обложки до каждой фотографии. Обозначь все размеры, печати и штампы, подписи, а также особенности съёмки и фотопечати. И авторами займись.

Когда я выходил из комнаты, добавил:

– Взвесить не забудь!

На следующий день, вооружившись весами (альбом Валериана Фомича Петрыковского потянул на 7,5 кг), я пришёл в библиотеку и просидел за этой работой несколько дней.

Всякий раз, беря в руки свои тогдашние записи (датированы февралём 1989 года), с благодарностью вспоминаю Бориса Владимировича.

...Проезжая по улице Красноармейской мимо разрушающегося дома, в котором жил Чеботарёв, испытываю горькие чувства. Они сменяются воспоминаниями о ярком весеннем дне 29 апреля 1995 года, когда мы пришли сюда с бывшим студентом Чеботарёва и моим давним другом Александром Кожиным. Я фотографировал Бориса Владимировича за рабочим столом, на котором стояли старинный приёмник и часы с фигурами каслинского литья. Повсюду лежали книги, газеты, рукописи. Не подозревая о том, я почти повторял композицию старой любительской карточки, где молодой Борис Чеботарёв в круглых очках сидит за тем же столом с книгами и бумагами.

Потом мы вышли во двор, и я попросил его стать у ворот с мощными петлями и кованым крючком. Теперь Кожин – надеюсь, в шутку, – сказал:

– Ты его мучил, ставя кадр. Я же помню, что Борис Владимирович, прислонившись к старому, промытому дождями дереву ворот, позабыл обо мне, думая о чём-то своём.

В одной из рецензий на мои работы, кандидат искусствоведения Ольга Кривцова написала: «Самым замечательным... показался портрет историка Б. В. Чеботарёва. Почти с шекспировской глубиной показано столкновение таких особенностей характера, как скромность, присущая истинной интеллигентности и человеческая значительность, вбирающая опыт прожитых лет» [2].

Эти высокие строки – исключительно о нём, о Борисе Владимировиче Чеботарёве.

***

Иногда он обыгрывал первую букву имени, отчества и фамилии, подписываясь: А. А. А. Газетные и журнальные публикации подписывал иначе: Арк. Айрумян.

Аркадий Александрович Айрумян – историк, краевед, литературовед. Он жил в старинном доме в самом центре Ростова, на улице Суворова, занимая две комнаты большой коммунальной квартиры. Одна комната – гостиная-столовая-кабинет, другая – спальня. Обе вместе – огромный рабочий архив и библиотека. Папки по темам и именам содержали документы, выписки, газетные публикации, фотографии. Нужная папка находилась в считанные минуты.

Он прочитывал и резал кипы газет, месяцами просиживал в фондах музеев, в архивах и библиотеках. Его знания были поистине энциклопедическими.

В доме Аркадия Александровича можно было встретить замечательных людей. И тут же получить консультацию, помощь. У Нелли Григорьевны Фрадкиной – по костюму и бытовой истории донских казаков. У Шаэна Хачатряна, личного секретаря Мартироса Сергеевича Сарьяна и тогдашнего директора музея в Ереване, – по творчеству художника и фактам его биографии.

Любимым детищем Айрумяна-историка стала экспозиция Музея русско-армянской дружбы в церкви Сурб-Хач (ставшего филиалом областного музея краеведения).

А. А. Айрумян во время смены экспозиции с работами художника Сейрана Хатламаджияна. 1982 г. Фото автора

Он дотошно выверял и отчаянно боролся, отстаивая каждое имя и каждый факт. Эта работа подарила ему много радостных дней, поездку в Ереван, новых знакомых среди музейщиков, художников, искусствоведов. Экспозиция получилась на славу, с множеством мемориальных предметов, серьезной атрибуцией.

Через несколько лет было решено освободить пространство церкви от объёмных конструкций, а экспозицию разместить по стенам. Понимая, что спасти детище не удастся, Аркадий Александрович не мешкая организовал его подробную фотофиксацию. Пригласив меня как фотографа, сам стал идеальным ассистентом, ловко орудуя осветителями и штативами.

В круг его интересов входили имена и события из донской истории. Из имён первого ряда русской литературы – Пушкин и Толстой.

Писать о великих трафаретные статьи к памятным датам Айрумян не умел. Небольшой газетный материал о Пушкине становился итогом настоящего исследования.

Известно путешествие Пушкина с семьёй героя Отечественной войны 1812 года Н. Н. Раевского на Кавказ летом 1820 года. В письме к старшей дочери Екатерине генерал Раевский достаточно подробно описал маршрут, остановки, достопримечательные места. Из донских населённых пунктов он назвал Таганрог, Ростов, крепость Димитрия Ростовского, Нахичеван, Аксай, Новочеркасск и станицу Старочеркасскую.

Айрумян задался вопросом: все ли населённые пункты упомянул генерал Раевский? Нет ли «белых пятен» на маршрутной карте поэта? Ведь даже кратковременное пребывание Пушкина в каком-либо донском уголке нам сегодня интересно: оно могло оставить след в памяти поэта.

Аркадий Александрович обратился к специальному справочному изданию – «Почтовому дорожнику» [3]. Тщательно изучив его, он добавил к упомянутым генералом населённым пунктам новые (неизбежно «вытекающие» из маршрута и необходимости смены лошадей). Вот они: Самбек, Морской Чулек, Чалтырь, Кагальницкая, Мечётинская, Рассыпное, Летник….

Может быть, путешественники могли проследовать через некоторые из названных сел и станиц без остановки, транзитом?

Не могли. Лошади давались на один перегон.

Айрумян приводит строки из «Постановления, до всеобщего сведения относящиеся»: «Никто не имеет права принудить почтаря без перемены лошадей проезжать станцию».

Через девять лет Пушкин во время своего путешествия в Арзрум ещё дважды побывал на Дону.

Путешествие 1820 года в компании генерала от кавалерии Николая Николаевича Раевского и его семьи было особенным потому, что – первое.

Айрумян внёс свою лепту в наше знание об этом путешествии.

Скромно изданная в 1991 году Ростовским книжным издательством работа Аркадия Александровича «Лев Толстой: донские страницы» [4] стала итогом его многолетнего кропотливого исследования.

Блестящий знаток биографии и творчества Льва Толстого, он собрал уникальный материал, касающийся донских адресатов великого писателя, начала его литературной деятельности, проследил по своему любимому справочнику – «Почтовому дорожнику», изданному в Санкт-Петербурге в 1851 году (за три года до путешествия Толстого) маршрут из терско-казачьей станицы Старогладковской по почтовому тракту, включая земли Войска Донского, в Ясную Поляну.

Из книги «Лев Толстой: донские страницы»:

«Покинув Новочеркасск в середине дня 24 января 1854 года, Толстой к концу дня, после смены лошадей в хуторе Кадамовском, на почтовых станциях Константиновской и Гривинской, прибыл на станцию Клиновскую, откуда, «напившись чаю», в седьмом часу вечера, несмотря на добрый «совет смотрителя не ездить лучше, чтобы не проплутать всю ночь и не замёрзнуть дорогой», отправился дальше, держа путь на станцию Белогородцевскую» [4, с. 10].

Блуждание в снежной мгле, «в совершенно голой степи, какова эта часть Земли войска Донского», Толстой отметил в своём дневнике [4, с. 10].

Дневники Льва Николаевича Толстого, как и «насквозь» прочитанные его произведения, архивные и музейные материалы Ростова-на-Дону и Москвы позволяли Аркадию Александровичу быть предельно точным, скрупулёзно достоверным. Так учил его в институте любимый педагог Виталий Александрович Закруткин.

…Продолжая следовать маршрутом Толстого после «метельной ночи», Айрумян сверяет перечень станций в «Почтовом дорожнике» и на старых картах, в результате чего корректирует, уточняет названия двух из них – Нижнелозовской и Сестраковской [4, с. 11].

Из книги «Лев Толстой: донские страницы»:

«Прибыв в Ясную Поляну 2 февраля, Толстой, делая в тот же день новую запись в дневнике, отметил: “Ровно две недели был в дороге. Поразительного случилось со мной только метель”. А ещё через несколько дней, 6  февраля, снова: “Ехал дурно и плутал одну памятную ночь”» [4, с. 11].

«Метель» – первое произведение в творчестве Л. Н. Толстого, тематически связанное с нашим краем и Доном. Первое, но не единственное», – делает вывод Айрумян [4, с. 12]. И подробно исследует каждое обращение писателя к истории донского казачества.

90-томное полное собрание сочинений Толстого (в котором дневники занимают 13 томов) располагалось в тесной квартире-кабинете Аркадия Александровича на самом почётном, удобном для частого обращения месте.

Среди донских адресатов Толстого, упомянутых в книге, отмечу два имени: врача И. И. Горбунова и художника Х. К. Гусикьянца.

Об Иване Ивановиче Горбунове автор словно слагает притчу: «Жил-был на свете хороший, добрый человек. Был он искусным лекарем, врачевал людей на протяжении полувека <…> Состарившись, стал немощным и одиноким. Но немногие из тех, кого лечил, вспомнили о нём. Лишь сердобольные соседи покупали хлеб, бутылку молока, иногда приносили тарелочку супа. Умер он девяноста двух лет, пережив всех родных. Имущество его, состоявшее главным образом и книг, различных бумаг, рукописей и документов, оказалось «бесхозным» - всё это свезли как «макулатуру» на бумажную фабрику. Так распорядился шариков - не булгаковский, - современный» [4, с. 57–58].

Книга писалась, когда упоминание «современного шарикова» было весьма смелым.

После смерти Айрумяна его дочь Светлана Аркадьевна Меркулова передала в Ростовский областной музей краеведения большое количество книг, журналов, рукописей и других предметов, в том числе свёрток в серой бумаге с надписью «Ив. Ив. Горбунов» [5].

Хорошо помню этот свёрток с частью обширного архива Горбунова, хранившийся у Аркадия Александровича. Ещё помню его рассказы о чудесном докторе, который спас Светлану, «маленькую дочурку от страшной, а может, даже смертельной болезни… [4, c. 58].

Глава в книге Айрумяна, посвящённая письмам Горбунова к Толстому и ответам великого писателя выпускнику фельдшерской школы, имеет не совсем обычное название: «Для чего мы живём?».

Впрочем, оно передаёт суть переживаний и размышлений молодого думающего человека, увлечённого медициной и археологией, а более всего книголюба, потрясённого глубиной познания жизни и человеческой души, отражённых в произведениях Толстого.

«Глубокоуважаемый Лев Николаевич, ради всего святого для Вас, дайте толчок, указания, разъясните мне настоящую, чистую и святую цель жизни, выведите меня из путаницы понятий и, быть может, заблуждений…», – словно крик души – строки из письма Горбунова, датированного 17 марта 1906 года [6].

Три дня спустя, 20 марта («как завидно работала почта в начале века!», – замечает Айрумян [4, с. 60]) Толстой писал ответ взволнованному корреспонденту, добавив к письму свою брошюру «Для чего мы живём? Мысли о смысле жизни», выпущенную в начале того же года издательством «Посредник».

Из письма Льва Толстого к Ивану Горбунову: «Ваше письмо одно из тех немногих, на которые я считаю своим долгом и радостно отвечать, потому что чувствую в них серьёзность и искренность. На вопрос Ваш вы бы могли найти мой ответ во многих моих писаниях и, в особенности, в той книжке, которую посылаю Вам <…> Стремление к чему-то неизмеримому, высокому, сильному, прекрасному и самодовлеющему, о котором Вы пишете, не могут получить никакого удовлетворения и представляют из себя самое зловредное заблуждение гордости, если люди ищут своего удовлетворения во внешнем. Люди получают полное удовлетворение только тогда, когда они, смирившись, признав себя орудием высшей воли для достижения непостижимой им цели (если уже держаться человеческого понятия цели), стремятся исполнить эту волю в своем внутреннем духовном мире, всё более и более сливаясь в своей деятельности с этой высшей волей. В этом – в освобождении себя от заблуждения гордости и сознании себя рабом Божиим не только успокоения, но и неперестающее, постоянно растущее благо. Если у Вас есть изданная мною книга “Круг чтения”, то прочтите в ней как раз нынешний день 20 марта. Там ответ на Ваш вопрос.

Очень рад буду, если мои ответы удовлетворят Вас и дадут Вам то спокойствие, твёрдость и радость жизни, которые предназначены человеку, если он не ищет того, что ему несвойственно. 20 марта 1906 г. Лев Толстой» [7].

Автограф письма Толстого к Горбунову на листе размером 21,6х26,5 см хранится в фондах Государственного музея Л. Н. Толстого в Москве. Там же и письмо Горбунова к Толстому (так же тщательно сохранённое и измеренное, включая конверт).

Есть ещё одно письмо Горбунова к писателю, – от 15 сентября 1906 года. На конверте рукой Толстого значится: «Без отв.». Слишком велик был к нему поток писем и обращений читателей, мыслящих людей, искателей истины.

Примечательную рекомендацию Толстого Ивану Горбунову – обратиться к сборнику «Круг чтения», с подзаголовком «Избранные, собранные и расположенные на каждый день Львом Толстым мысли многих писателей об истине, жизни и поведении», Аркадий Александрович Айрумян не мог обойти вниманием.

Резонно предположив, что некогда очень популярное издание может быть незнакомо современному читателю, Айрумян опубликовал изречения рекомендованные Толстым Горбунову (на «как раз нынешний день 20  марта») [4, с. 62].

Другого адресата – художника Христофора (Хачатура) Кирилловича Гусикова (Гусикьянца; 1840–1910) следовало бы именовать дарителем, автором подарка к 80-летию великого писателя.

Биографические данные Гусикьянца Айрумян отыскал и опубликовал первым в донском краеведении [4, с. 66].

Образование будущий художник получил в одном из престижных учебных заведений Москвы – Лазаревском институте восточных языков. В 1859–68 и 1873–86 годах, с перерывами по материальным причинам, обучался в Императорской Академии художеств.

В 1874 году получил малую серебряную медаль за проект театра в городе Рыбинске. В 1886‑м – звание неклассного художника за портрет академика архитектуры К. Я. Соколова (масло), в 1891 – свидетельство на право преподавания рисования в средних учебных заведениях.

Вернувшись в Нахичевань, стал работать в Екатерининской женской гимназии, оставив добрый след в памяти многих выпускниц как замечательный педагог. Само же здание гимназии, существующее и поныне, в начале XX века было реконструировано по его проекту.

Акварель «Интерьер», исполненная Гусикьянцем в 1970 году, хранится в Государственном Эрмитаже.

Он же – автор графических портретов И. С. Тургенева (Саратовский художественный музей), Т. Г. Шевченко, Ф. М. Достоевского, князя В. А. Барятинского, французского актёра Коклена.

Имя Христофора Гусикова (Гусикьянца) можно встретить в 37-томной энциклопедии мирового искусства, изданной в Лейпциге в 1907 году.

Среди источников Айрумяна – сведения членов семьи художника (внучки М. Х. Закиевой и правнука В. В. Ипекджияна), а также информация из редких изданий и указателей выставок, в которых упоминается имя Гусикьянца.

Владимир Ипекджиян, мой старинный товарищ, отыскал листок, напечатанный Айрумяном на его пишущей машинке с таким узнаваемым мелким шрифтом. На нём со всеми библиографическими тонкостями собраны страницы отчётов Императорской Академии художеств за 1873–1874 и 1885–1886 годы, изданные в Санкт-Петербурге и содержащие сведения о художнике, «Указатель сочинений и произведений искусства, относящихся к жизни и деятельности Ф. М. Достоевского», составленный А. Г. Достоевской и вышедший в 1906 году (Гусикьянц – автор графического портрета писателя), указаны и другие редкие издания, вплоть до газеты «Одесский вестник» от 16.09.1889 года… Всё точно и достоверно. Иначе Айрумян не умел.

В свою очередь, В. Ипекджиян предоставил ему фотографический портрет своего деда Христофора Гусикьянца, выполненный известным нахичеванским фотографом и художником Е. Черепахиным. Айрумян поместил его в книге с указанием «публикуется впервые».

В технике «мелкого писания» текста (по определению С. А. Толстой) художник создал портреты Льва Толстого, Рафаэля Патканяна, Микаэла Налбандяна.

Портреты Патканяна и Налбандяна хорошо известны, издавались немалым тиражами. «Портрет Л. Н. Толстого, выполненный из букв текста его рассказа «Бог правду видит, да не скоро скажет», к сожалению, не сохранился», – пишет Айрумян [4, с. 66].

…Дождливым днем минувшего лета, промокнув «до нитки», – так, что вода проникла в портфель, коснулась некоторых бумаг и «толстовской» книги А. А. Айрумяна, я добрался до здания фондов Государственного музея Л. Н. Толстого в Москве.

Радушный приём главным хранителем фондов Валентиной Владимировной Алексеевой и чашка горячего чая с шоколадом несколько смягчили ситуацию, но окончательно позабыл я о дожде, когда на вопрос о «буквенном» портрете Толстого услышал быстрый ответ: «Такой портрет есть, он находится в нашем музее!»

Привожу описание портрета, составленное хранителем коллекции графики М. А. Кончатовой: «Гусикьянц Хачатур Кириллович. Портрет Л. Н. Толстого. 1908 г. Картон, тушь, перо, акварель. 61,5х43,8 (картон); 41,3х30,3 (овал. портрет); 45,3х32,6 (прямоугольник, изображение); 8,9х14,5 (рисунок).

Все надписи и подписи являются авторскими, исполнены по принципу плаката. Составляют художественное единство с портретом.

Лицевая сторона: По центру верхнего края картона надпись прописными буквами акварелью: ИСТИННОМУ ХРИСТIАНИНУ и ВЕЛИКОМУ ПИСАТЕЛЮ-ПАХАРЮ/ЗЕМЛИ РУССКОЙ/ГРАФУ ЛЬВУ НИКОЛАЕВИЧУ ТОЛСТОМУ.

Портрет Л. Н. Толстого, написанный чернилами с помощью букв текста произведения Л. Н. Толстого, обведён автором в овал, затем в прямоугольную рамку. Внутри этой рамки, обтекая овал, в верхних углах надпись акварелью фигурными буквами с тенью: БОГЪ ПРАВДУ ВИДИТЪ (левый верхний угол)/ДА НЕ СКОРО СКАЖЕТЪ (правый верхний угол).

В правом нижнем углу, внутри рамы, изображён акварелью букет цветов.

Под прямоугольником, которым обведён портрет, в правом нижнем углу картона надпись чёрными чернилами: Отъ Художника Хачатура Кирилловича Гусикьянца /1908 г. 28 Августа Нихичеванъ н/д.

Под прямоугольником, которым обведён портрет, в левом нижнем углу картона исполнена акварелью неточная копия с картины И. Е. Репина 1887 г. «Пахарь. Лев Николаевич Толстой на пашне».

Оборот: значимых надписей и подписей нет» [8].

Почему Аркадий Александрович Айрумян считал портрет утерянным? Скорее всего, он искал его в яснополянском собрании…

Хорошо, что пропажа отыскалась накануне столетия со дня рождения автора небольшой, но удивительно содержательной книги «Лев Толстой: донские страницы».

ПРИМЕЧАНИЯ

Чеботарёв Б. В. Из далёкого прошлого нашего города // Ростов-на-Дону. Ростов н/Д, 1984. С. 5–13.

Кривцова О. «За расставаньем будет встреча…» // Дар. 1996. Окт. (№ 10–22). С. 6.

Почтовый дорожник Российской империи, по высочайшему повелению изданный Почтовым департаментом. СПб., 1852. IX, 524 с.

Айрумян А. Лев Толстой: донские страницы. Ростов н/Д : Кн. изд-во, 1991.

Лавриненко Е. М. Добрый доктор Горбунов (1885–1977) : по материалам лич. фонда краеведа Айрумяна А. А., хранящегося в РОМК) // Изв. Рост. обл. музея краеведения. Вып. 9. Ростов н/Д, 2001. С. 103–108.

Горбунов И. И. Письмо к Л. Н. Толстому. 17 марта 1906 г. Воронеж // Государственный музей Л. Н. Толстого. Ф. 1. Кп-9390. Инв. № 144/90/1

Толстой Л. Н. Письмо к И. И. Горбунову. 20 марта 1906 г. // Там же. Ф. 1. Кп-18600. Инв. № 10751.

Гуксикьянц Х. К. Портрет Л. Н. Толстого. 1908 г.  // Там же. АИГ-2542 КП 1224.