ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Год 2015-й

Донские краеведы

С. П. ЧИБИСОВА

«ГОРОД СВОЙ МЫ ОТСТОЯЛИ»

Свидетельства казака Харитона Попова, участника обороны Таганрога в 1855 году

Сообщение на Чтениях «У истоков донского краеведения» (Ростов, 30 сентября 2014 г.).

Вторая половина XIX века стала временем бурного расцвета краеведческого движения в России. Среди замечательных учёных-подвижников нашего края особое место принадлежит Харитону Ивановичу Попову, первому директору Донского музея.

Православный воин и патриот, он был донским казаком. В год, когда началась Крымская война, ему исполнилось девятнадцать – призывной возраст.

В Государственном архиве Ростовской области хранится двадцать пять писем Харитона Ивановича, написанных с 11 мая 1854 года по 14 марта 1856-го (в 1854 году – семь писем, в 1855-м – семнадцать и в 1856-м – одно) [1]. Адресованы они родителям – «батиньке Ивану Авдеевичу и маминьке Софии Ивановне» (семнадцать), жене Надежде Васильевне (пять), затем, по всей видимости, родителям жены – «батиньке Ефиму Ивановичу и маминьке Татьяне Николаевне» (два), учителю Максиму Павловичу (одно).

Биография Попова, опубликованная при его жизни в сборнике «Донцы XIX века», сообщает об отсутствии у него школьного образования. Церковно-славянской и русской грамоте он учился под руководством деда по матери, человека «умного и начитанного». Однако письма его написаны чётким правильным почерком, без ошибок и помарок. Образованием вместо обычной школы с пятнадцатилетнего возраста стала для Харитона Попова четырёхлетняя служба письмоводителем «…у двух местных дистанционных заседателей, совмещавших в себе и полицейских чиновников, и судебных следователей, что дало молодому человеку возможность ознакомиться как с делопроизводством вообще, так и с законами, касающимися этих двух отраслей службы» [2, c. 408]. Но всё-таки начальную или церковно-приходскую школу Харитон Попов, видимо, посещал. В марте 1855 года он отвечает из Таганрога своему учителю Максиму Павловичу прочувствованными строками: «Я рад, что Вы и до сего времени не лишаете меня Вашего добродушия, за что я премного обязан Вам благодарностию, и благодарность эта запечатлена в душе моей на всю жизнь» [3, л. 33].

Несмотря на молодой возраст автора, возникает образ человека сложившегося, с твёрдыми принципами, с пониманием жизни, осознанным стремлением послужить родине, к тому же глубоко благочестивого и набожного.

Он регулярно пишет домой. «Не получая от самого отхода моего на Царскую службу от Вас ни одного письма, я до крайности убит грустию и не знаю причины такого долгого молчания Вашего ко мне…» [3, л. 22]. Первую весточку Харитон Попов получил почти через четыре месяца после отъезда, в конце июля 1854 года. Он полностью погрузился в хозяйственные проблемы своего семейства, которому предстояло переселение на Бузулук, давал советы через своего знакомого – дьяка в Войсковом правлении [4, л. 7–8]. Тоска по дому проявляется в описании разных сведений, касающихся повседневной жизни казачьей семьи, её экономического благосостояния. Например, в письме от 27 мая 1854 года из слободы Новобатайской он сообщал: «Конь мой карий, слава Богу, поправился на хороших кормах. Здесь с самого прихода нашего идут часто дожди, травы невылазные, хлеба тоже хороши, только полагают, если будут и далее дожди, то, когда бы, не повредились. Покос начался, косари в день по 50 коп. сер., на овечью шерсть цены вовсе плохие, так что в Троицкой ярмарке в г. Екатеринодаре за пуд платили по 4 р. Это в Черномории, от нас не очень близко, а расспрашивал я у торговцев» [4, л. 6]. В августе 1855 года из Таганрога писал: «И здесь тоже урожай незавидный, в настоящее время наши покупают овёс до 4 руб. серебром за четверть, а сено по 12 копеек серебром пуд; здесь к довершению плохого урожая местами посетила и саранча» [3, л. 16 об.].

Почти в каждом письме он просит родительских молитв и благословения, передавая своё «истиннейшее сыновнее почитание», кланяется «милым родным»: дядинькам, дедушке, бабушке, перечисляя их поимённо, братцам Кузе, Степаше и Федоточке, сестрице Паране. За два года отсутствия старшего брата в семье происходят перемены: умирает младший брат Федот, выходит замуж сестра [3, л. 32 об.]. Особенно тяжела разлука с женой Надеждой Васильевной. «Милая Надинька! <…> Вот, душа моя, какой несчастный наш рок… но что же делать, на всё воля Божья. Прости и прости, мой друг, будь верна и не забывай меня…» [4, л. 11].

Но главное содержание писем – служба. Крымская война началась в октябре 1853 года, сначала противником России выступила одна Турция. Харитона Ивановича призвали 6 апреля 1854 года, – вскоре после того, как Великобритания и Франция объявили войну (15 марта) и Россия ответила аналогичным заявлением (30 марта).

Предвидя ввод англо-французского флота в Азовское море, русское командование предприняло меры по укреплению побережья. Уже в феврале в Приазовье установили военное положение. Донское войско, как и в 1812 году, было мобилизовано почти поголовно, выставив 87 полков и 14 конно-артиллерийских батарей – всего 82 000 человек [5, с. 123].

В Таганрогском градоначальстве был назначен военный губернатор, в должность которого с 16 марта вступил генерал-майор Г. П. Толстой. Для обороны Приазовья главный начальник Екатеринославской губернии распорядился создать отряды: первый для охраны побережья от устья Дона до Тамани и второй – до Крыма. В первый входили четыре донских полка и три конно-артиллерийские батареи, во второй – три донских полка, конно-артиллерийская батарея, Азовское войско, инвалидные команды, таможенная и карантинная службы.

Вместе с донским казачьим полком Краснянского № 68 Харитон Попов отправился на защиту побережья. Письма дают возможность подробно представить маршрут движения полка, в котором Попов был записан. Благодаря навыкам в делопроизводстве, 27 мая 1854 года, в самом начале похода, Попов был взят в штаб помощником писаря [4, л. 6], а 9 мая 1855 года официально произведён в полковые писари. Через его руки проходила вся служебная переписка, поэтому письма, кроме свидетельств его как участника событий, часто содержат описания с большим количеством подробностей и точных цифр.

Призванные станичники выступили из окружной станицы Алексеевской [6] в Новочеркасск, где «получили порох и свинец по расчёту на каждого казака по 40 боевых патронов и для обучения цельной стрельбе на 240 человек… В Новочеркасске я получил себе ружье из Войскового арсенала в 6 руб. 81 коп. серебром, и теперь совсем исправился, хоть зараз готов сражаться с неприятелем» [4, л. 9].

10 мая 1854 года полк выступил в станицу Аксайскую и затем в слободу Новобатайскую [7]. «Полк наш 12-го числа сего месяца прибыл в назначенное место и до сего времени дальнейшего похода не предвидится, только готовимся к выступлению в лагерь; напекли запасных сухарей на 4 дня, – на случай экстренного командирования; поделали патроны и более ничего; одна сотня полка нашего занимает посты и разъезды по берегу Азовского моря от устья Дона с левой стороны, а штаб полка от моря в 30 верстах в слободе Новобатайской на речке Кагальнике…» [4, л. 5]. 12 июля 1854 года полк перевели в селение Новониколаевское Екатеринославской губернии. «Слышим, что на Чёрном море иногда появляются Англо-Французские флоты, но у нас на Азовском море ничего нет, и опасности не предвидится, да и проход сюда невозможен. Полк наш помаленьку передвигается из прежнего расположения к морю, и 12-го числа сего июля переведён в слободу Новониколаевку; а в августе по уборке жителями хлебов думаем перейти в селение Кагальник [8] к самому берегу моря на устье Дона» [3, л. 23 об.].

В сентябре 1854 года англо-французский флот (89 боевых кораблей и 300 транспортных) высадил в Крыму экспедиционную армию – 62 тысячи человек, нанёс поражение русским войскам под командованием А. С. Меншикова и осадил Севастополь. В двадцатых числах сентября полк Попова отправили «в поход форсированным маршем, в город Тамань» [4, л. 10]. С 5 октября казаки полка занимали пост Андреевский, где «построили себе из камыша балаганы», но ночевать в них было уже холодно; провиант получали из Темрюка. В начале декабря полк расположился в станице Ахтанизовской [9], в Черномории [10]. Харитон Попов писал: «Служба наша пока продолжается спокойно. Неприятель на наш берег не появляется…» [4, л. 26].

В это время главные боевые действия происходили в Крыму. Харитон Попов сообщал: «Блокада города Севастополь со стороны неприятеля ослабла, и с 5 ноября было прекратился огонь, слышно, что снарядов недоставало. Донскими казаками отбито у неприятеля много скота, лошадей и баранов; отрядом генерала Ивана Никифоровича Краснова разновременно отбито: рогатого скота 1502, овец 37 552, лошадей 223 и верблюдов – 80 штук. Да татар человек до 30 забрато в плен, а много побито. С 2 на 3 ноября была буря и неприятели потерпели очень много: несколько судов выбросило на мель, берег на большом расстоянии был усеян множеством шлюпок с флота, сверх того прибило к берегу до шести тысяч человеческих трупов, много скота, овец и лошадей. После бури, бывшей 2 ноября, взяты нашими 16 ноября неприятельские суда, прибитые к берегу: между Севастополем и Бельбеком 1 линейный корабль винтовой, 2 паровых фрегата, 2 парохода колёсные и 5 транспортов. Эти после двухчасовой перестрелки сдались. Между Бельбеком и Евпаторией: 1 линейный корабль винтовой, 2 парохода, 6 транспортов трёхмачтовых купеческих; между Евпаторией и Акмечетью: 1 пароход двухтрубный египетский и 2 французских военных корвета; всего 22 судна» [4, л. 26 об.].

Полк Краснянского № 68 ещё два месяца маневрировал в Черномории. «16 декабря мы выступили из станицы Ахтанизовской и 19 числа прибыли сюда, в станицу Полтавскую [11], и расположены на квартирах. До 24 декабря здесь ежедневно были дожди и такая грязь, что не дай Бог, а с 24 числа началась зима, выпал снег, и с 5 числа сего месяца порядочные морозы, уже и не по нашей одежде; Кубань покрылась льдом, и мы теперь ожидаем к себе Закубанских гостей, поэтому объявлено нам передвижение 16 января вверх по Кубани к городу Екатеринодару, а штаб полка будет в станице Мышастовской [12], отсюда вёрст сорок» [3, л. 27]. В 20-х числах января штаб полка находился в станице Елизаветинской [13]: «Зиму, быть может, простоим в Черномории, по случаю опасности от Черкес, мы стоим теперь на самой Кубанской границе и ждём к себе Закубанских гостей, шашки уже навострили; впрочем, к счастию нашему, Кубань не укрепилась льдом…» [3, л. 38].

Затем полк «из Черномории выступил в поход 20 февраля из станицы Новомишастовской» и направился в Таганрог: «11 марта мы переправились суднами чрез Дон, на правую сторону, а в Таганрог прибудем 17 марта. 11 марта переправились в Аксай, где было две днёвки… 16 числа в селении Самбек… Слава Богу, избавились от гибельного Кавказа и Кавказские горы уже скрылись от глаз наших; но как долго пробудем в Таганроге, ничего не известно. Теперь же может и придётся быть, так как неприятели наши, Англо-Французы, угрожают напасть на все города, какие есть по берегам моря, впрочем, мы надеемся на милость Божию и на храбрость свою, а Вас просим молить о нас Бога» [3, л. 18].

Из письма к учителю Максиму Павловичу: «Мы уже, кстати, к походам привыкли: прошли всю Черноморию, узнали Кубань и Тамань, видели и Кавказские горы; а теперь, слава Богу, возвратились на свой край в город Таганрог, здесь как-то веселей, и теперь с 17 марта охраняем свою границу, грозно так, что неприятель боится и показываться к нам, а уж мы б ему задали жару, только беда наша, что нет артиллерии» [3, л. 33 об.].

Но радость перехода к родным очагам была омрачена: «На марше 9 марта мы получили печальное известие, что любимый наш Отец-Государь Николай Павлович с неимоверною быстротой скончался 18 февраля; весьма жалко и прискорбно для сердца верноподданных… Благодарение Богу ещё, что он нам даровал опять природного Государя Императора Александра Николаевича, которому мы с радушием присягнули на верность службы» [3, л. 4], «жалко для сердец наших, что любимый наш отец – Государь Николай Павлович скончался и оставил нас, но что же делать, на всё воля Божия» [3, л. 19].

Неприятель заглядывал в самые глухие части Азовского побережья, и его можно было ожидать везде. От устья Дона и до Азова растянулись постами полки 62-й подполковника Зарубина 2-го и 66-й подполковника Кострюкова, в Таганроге стал 68-й полк подполковника Краснянского, и вся эта линия была под начальством донского генерала И. И. Краснова [14]. Недолго простоял 62-й полк – его отозвали на Дунай. В Таганроге поставили две сотни полка Краснянского, а по всей линии до самого Ростова устроили сторожевые посты с сигнальными вышками. В Ростове располагался 59-й полк и небольшой отряд под командованием генерал-майора Карпова. Так одним казакам было передано дело защиты родного им Азовского моря. «О новостях Таганрогских: штаб и одна сотня полка нашего расположены в самом городе, а вот 22 числа пять сотен наших выступят для квартирования в окрестные селения; более войск здесь не имеется, кроме 400 человек пехоты. У нас слышно, что здесь от моря скоро будут строить батареи, но что-то медлят, не последует ли замирения, так как слышно, что переговоры о том продолжаются; а под Севастополем дерутся наши с неприятелем сильно и отважно, как рассказывают, и если не будет мира, то и мы не надеемся здесь долго стоять; в нашем 1-м отряде теперь три полка, два прибыли с Дону и расположены 1-й на Кривой Косе, а 2-й в городе Мариуполе, кроме того, один полк с Дону пошёл в Крым. Эти три полка выступили с 1-го, 2-го и 3-го округов; а бывший вместе с нами полк № 59 расположен теперь в м. Кагальнике» [3, л. 8].

Положение дел в Севастополе – главная тема писем в марте и апреле: «Севастополь им едва ли и придётся взять, наши одним словом в уповании на милость Божию положились во что бы ни стало, а Севастополь устоять. Слышно, что неприятели наши не хотят прекращать ни мало своих действий, пока заключится мир, дабы не совсем остаться в стыде; но Россия всегда молит: “Спаси, Господи, люди Твоя”. О, если бы скорее прекратили проливать кровь и убийство жалкое для человечества» [3, л. 2].

«Неприятели постоянно намереваются взять город и не раз шли на приступ, но наши так укрепились, что никогда нет им удачи; говорят, на первый день Светлого Воскресения Христова неприятели наши бросили в Севастополь три ядра с надписью “Христос Воскресе!” и потом французы с барабанным боем двинулись на приступ, а наши вышли им навстречу, и притом вступили в рукопашный бой, и завязалась сильная борьба, наши солдаты разгорячились до того, что не стали слушать уже командования и с мужеством сбили неприятеля в пух и прах, в это время, как говорят, легло с обеих сторон до 17 тысяч, только наших менее, также сильное сражение было на другой и на третий день. Но опять-таки наши отразили, что же далее происходило, ещё неизвестно; вероятно, неприятелям хочется взять Севастополь, но уже сами они сознаются, что невозможно» [3, л. 30–30 об.].

Стремясь сломить сопротивление Севастополя, союзное командование весной разработало план экспедиции англо-французского флота. Одной из главных задач было уничтожить русские южные опорные береговые пункты и военно-продовольственные базы в Приазовье. 12 мая шестнадцатитысячное войско – 57 кораблей, 11 плавучих батарей и десятки мелких судов – вошли в Керченский пролив. Береговые укрепления, созданные в основном с марта 1854 по апрель 1855 года, не были рассчитаны на долговременную оборону. Будучи открытыми со стороны суши, они не препятствовали противнику высадиться в стороне от укреплений и зайти в тыл.

Из письма к родителям от 17 мая 1855 года: «Расскажу о здешних новостях, которые не очень приятны: 12 числа сего месяца город Керчь взят неприятелем почти без боя, по той причине, что наших войск было только до 4 тысяч, а неприятель подходил морем и сухим путём, на воде было их 20 линейных кораблей и 50 паровых судов, а на суше десант составлялся из 20 тысяч, и когда начал бомбардировать с моря, наши сами предали Керчь огню, а войска отступили, осталось ли что в Керчи теперь неизвестно; затем город Бердянск подвергся той же участи, и неприятель уже разгуливается в Азовском море, мы теперь дожидаемся с часа на час, из Мариуполя получено от полка Кострюкова известие, что неприятельские суда уже появились в виду их; у нас ужасная тревога, полк наш весь выступил на бивуак, то есть в лагерь; а войск только и всего наш полк, да полубаталион пехоты, артиллерии же вовсе нет, говорят, что с Дону ещё придут сюда полки; в самом городе вот уже третий день суматоха, и выезжают и выходят, кто как успел, только мужчинам не приказано выезжать, впрочем, почти везде запустело, гораздо меньшая часть осталась в городе, Бог знает, что и будет. Полк Яковлева № 59, бывший в Кагальнике, на днях (слышно) двинут в Черноморию, говорят, что с той стороны взята Новороссийская крепость за Анапою. По этой тревоге генерал-адъютант Хомутов 14 числа, как получил донесение, отправился в Тамань, не заезжая к нам. Вот какая у нас идет тревога… Молите о нас Бога, чтобы он Всевышний подкрепил силы наши. А мы, если возможность дозволит, готовы пролить кровь до последней капли» [3, л. 42].

Главные усилия враг после взятия Керчи направлял на Таганрог, где сосредоточились продовольственные и сырьевые запасы: их захват облегчил бы снабжение англо-французских войск и флота. Во-вторых, Таганрог мог стать базой для дальнейшего продвижения по Дону в район Ростова, через который проходил кратчайший путь на Кавказ. Против неукреплённого Таганрога вражеское командование направило 18 боевых пароходов и 20 винтовых канонерских лодок и мелких судов. 22 мая 1855 года неприятель пошёл к городу. В этот день Попов впервые принял участие в активных боевых действиях.

Подойдя к Таганрогу на близкое расстояние, противник направил к местным властям парламентёров с требованием сдать город без боя. Несмотря на отсутствие в Таганроге артиллерии и наличие только двух казачьих полков, гарнизонного полубатальона и двухсот ополченцев из местных, командующий войсками Таганрогского отряда генерал-лейтенант И. И. Краснов «…приказал передать врагу, что военная честь запрещает войскам оставить город, что войска наши готовы умереть за своего Государя и предлагают выйти на берег и оружием решить, кому сегодня владеть Таганрогом» [5, с. 124].

Вражеские корабли вели обстрел шесть часов без перерыва – большей частью по территории бывшей крепости, на которой находились две церкви, слободка и госпитали, – где хорошо были видны жёлтые флаги.

Под артиллерийскую канонаду неприятель предпринял попытку захватить город. Первый десант высадился в районе набережной, у Крутого спуска. После короткой рукопашной схватки «гостей» сбросили с горы в море. Второй десант проводился у Каменной лестницы, отряд в сто человек пытался подняться по ней на Греческую улицу, но под ударом сотни 68-го казачьего полка отступил и вернулся на свои суда.

Одновременно ожесточённая схватка произошла на берегу у Лесной биржи. Здесь врагу противодействовали добровольцы под началом отставного капитана 1-го ранга Зигури. Лишь только десантники высадились на берег, ополченцы бросились на них в контратаку и сбили в море.

Главную атаку англо-французы предприняли в три часа дня в направлении Крутой горы, против Константиновской церкви (ныне Греческая, 54). Под прикрытием сильного корабельного огня на набережную высадился отряд из трёхсот человек. Стрелки роты гарнизонного полубатальона, возглавляемые отставным подполковником Македонским, открыли ответную стрельбу. Заметив замешательство в передовой неприятельской линии, таганрожцы пошли в штыковую атаку, «дружным ударом опрокинули десантников и принудили их опрометью побежать к своим лодкам». После провала десантной операции неприятельская эскадра удвоила огонь по городу. С наступлением темноты его прекратили, а на рассвете следующего дня корабли ушли в море.

Много позже английский офицер Берроу писал в мемуарах: «В плохо укреплённом Таганроге мы встретили неожиданное и отчаянное сопротивление русских. Сюда как бы долетел дух упорства, владевший защитниками Севастополя. Стойкость русских поражала» [15, с. 137].

В сборнике «Донцы XIX века» читаем: «В мае месяце 1855 года приказный Харитон Попов, командуя отдельным полувзводом, которому поручено было наблюдение за движениями неприятеля и доставление о том сведений непосредственно походному атаману И. И. Краснову, под сильнейшим огнём флота, в продолжение шести часов, отстаивал свой пост и делал требуемые донесения, не покинув занятой им позиции до конца сражения» [2, с. 408]. А сам Попов пишет жене: «Вот когда Господь привёл нам видеться с англо-французами, 22 мая, на день заговенья, они угощали нас смертоносными бомбами, ядрами, картечью, пулями и ракетами; под жарким артиллерийским огнём мы находились шесть с половиною часов, но Всевышний Создатель по милосердию своему сохранил нас, и я, слава Богу, остался благополучен. Город свой мы отстояли и врагу на поругание не дали; теперь уже неприятели к нам не показываются, а наши войска помаленьку собираются» [3, л. 36–36 об.]. В письме к родителям он сообщает новые подробности: «Наш поседелый вождь, увенчанный славою военных дел, сказал вражеским парламентёрам 22 мая, что военная честь запрещает уступить без боя город, вверенный нашему охранению, и действительно устояли на своём; неприятель, сознав, что русские войска невозможно испугать никакою канонадою, удалился со стыдом; Бог наша надежда, да не постыдимся вовек. А наш Батюшка Царь умеет ценить усердие верных сынов своих: во-первых, ныне по одному только донесению соизволил пожаловать Генералу нашему Ивану Ивановичу орден св. Владимира 2-й степени, одному штаб-офицеру золотую полусаблю, одному чин подполковника и одному орден св. Анны 2-й степени. Кроме того, для нижних чинов 8 знаков отличия Военного ордена, да всем участвовавшим в деле по 1 рублю серебром на человека, каковые мы и ожидаем; а ещё сделано отличное представление к наградам, из нашего полка представлено 4 офицера, 5 урядников в офицеры, 3-х к знакам отличия и 6 человек в урядники, в числе последних усчастливлен и я во 2-м номере» [3, л. 10].

После штурма Таганрога 22 мая были приняты меры по усилению обороны. В соответствии с требованием Военного министерства «обратить всё своё внимание на обеспечение защиты берегов Азовского моря и в особенности устья Дона» штаб Войска Донского к середине июня сформировал шестнадцать казачьих полков, из них пять располагались между Сенявкой и Мариуполем, шесть – по берегам Дона и залива между Сенявкой, Ростовом и Ейском, два – по побережью между Ейском и Темрюком и три полка находились в резерве, вблизи Новочеркасска. «К нам теперь ещё прибыли: с Дону 4-го округа полк № 74, командир оного Михаил Борисович Леонов, и из Крыму с-под Севастополя Донская конно-артиллерийская № 2 батарея; а Учебный полк ушёл обратно в Новочеркасск 16 июня. Войска наши здесь расположены следующим порядком: в Таганроге лагерем наш и № 74 полки, Донская № 2 батарея, с 8-ю орудиями, резервная № 21 и запасная гренадерская батарея (в коих только 4 орудия), гарнизонный полубатальон и морской сводный батальон пехоты, да милиции до 200 человек; а начиная от Таганрога вниз полк Кушнарёва; далее на Кривой Косе Демьянов и в Мариуполе Кострюков; вверх: в Синявке 1 батарея Донская и 1-на Кавказской дивизии, с 18 орудиями, полки: Кирсанова и Ребрикова; а далее по гирлам Дона тоже есть полки и батареи; в случае нападения на нас, с Синявки должны прибыть на помощь, а также и полк Кушнарёва. Общее ополчение наше находится, как слышно, на Тузлове близ Черкасска и, кажется, два полка в станицах: Раздорской и Михалёвской [16], на непредвиденный случай. Если только Господь милосердый не откажется от помощи нам, можно теперь постоять против врагов. Слышно, что недавно в Севастополе была кровопролитная битва и неприятеля положили тысяч до сорока, это порядочно почистили им носы…» [3, л. 10–10 об.].

Весь июнь защитники Таганрога ожидали нападения: «В письме 28 июня я писал Вам, что мы ожидали к Празднику Святых Апостолов Петра и Павла неприятеля, но Бог миловал, проводили этот Святой Праздник и разговелись благополучно… только 29 июня они сделали до 10 выстрелов по Петровской станице азовского казачьего войска, это далее Мариуполя, и опять скрылись; а под Петров день здесь поймали двух неприятельских шпионов и доставили в полицию, – не слышал, что оказалось при допросе. Жители по-прежнему всё тревожатся, и по этому смятению мы ещё с 20 мая на квартирах не стоим. К нам на днях пришли два пехотных батальона Черноморских казаков, которые выпущены из Севастополя по случаю большой убыли людей, у них осталось не более 4-й части; они остановлены здесь на короткое время для роздыха и скоро пойдут на Черноморию, вместе с ними отправится в Екатеринодар находящийся здесь сводный морской баталион, также пойдёт на Кавказ резервная № 21 батарея, а запасная гренадерская батарея уже отправлена туда же, так как они принадлежат к Кавказской Артиллерийской дивизии; опять остаются здесь одни Донские полки и батареи, да гарнизонный полубаталион пехоты; не знаем, дадут или нет нам ещё помощь откуда, но, впрочем, с помощью Божией мы и одни постараемся отделаться. О Севастополе слышно, что продолжаются действия и наши недавно расчесали неприятеля порядочно; а в Керчи, говорят, никаких действий не принимают, стоят войска, да и только» [3, л. 25–26].

Ко времени июльских событий в гирлах Дона Таганрог получил значительные подкрепления: экипажи сожжённых в Бердянске кораблей флотилии контр-адмирала Н. П. Вульфа и 70-й Донской казачий полк. В середине июля на смену учебного казачьего полка, переведённого в Новочеркасск, в город вошёл 74-й Донской казачий полк. Из моряков Азовской флотилии был сформирован морской сводный батальон пехоты, а из охотников-милиционеров – два полубатальона. В это же время в Таганрог перебрасывается артиллерия: 2-я Донская батарея из восьми орудий и запасная гренадерская полубатарея из четырёх. Артиллерией усилили также участок между Таганрогом и донскими гирлами; тут находились две батареи, а также два казачьих полка.

Укреплялись, пополнялись воинскими частями многие другие населённые пункты Приазовья. Русское военное командование организовало строевую и боевую подготовку во всех вновь сформированных полках и отрядах.

В июле вновь развернулась борьба за донскую дельту. Англичане и французы усиленно готовились к операциям, о чём свидетельствовали совершаемые ими промеры и рекогносцировки при входе в гирла, которые проводились в том числе 8, 9 и 11 июля. 12 июля попытка противника прорваться канонерской лодкой и двумя баркасами к запрудам на Дону была пресечена пароходом «Таганрог» и двумя канонерскими лодками Азовской флотилии. «На протяжении июля, кроме срыва операций по захвату низовьев Дона, провалились десантные операции у Петровской станицы, Бердянска, Мариуполя, Кривой Косы» [15, с. 141].

В этот же день английская канонерская лодка «Джаспер», неоднократно обстреливавшая Таганрог и прибрежные деревни, села на мель у Кривой Косы. Случилось это после того, как вехи, ранее установленные ею на глубоких местах, неизвестным николаевским рыбаком были переставлены на мелкие, в результате чего канонерская лодка и засела на мелководье. Казаки выбили экипаж, сняли орудия, паровую машину, а судно взорвали. Весть об этом событии быстро облетела всё Приазовье, подняла и укрепила моральный дух защитников. «Вторая новость та, что неприятель, долго беспокоивший нас, с 27 июля скрылся, и хотя и всегда ожидаем его, но покамест не видим. Англо-Французские пароходы злодействовали здесь с 8 июля, под Таганрогом было 3, которые нередко и ежедневно подходили к городу и пускали к нам смертоносные орудийные выстрелы, в довершение своего злодейства с одного парохода (канонерской винтовой лодки) направили выстрел на соборную церковь во время самого служения вечерни, – это было 9 июля, и ядро 96 фунтов весу вдарило в наружную стену алтаря, и так сильно, что всех богомольцев привело в ужас, однако, стену не пробило и Богослужение не прекратилось; за то Господь наказал врагов наших: эта самая канонерская лодка 11 числа отправилась в море и ночью набежала на мель у Кривой Косы в близком расстоянии от берега, а поутру лишь только заметили казаки полка Демьянова № 70, немедленно явились туда три сотни и рассыпавшись по берегу пешие открыли по пароходу ружейный огонь, чем не давали неприятелю возможности снять судно; пароход долго отстреливался своими орудиями, ему вспомоществовал другой, подбегший пароход, но, наконец, видевши сильный натиск казаков и невозможность устаивать, они посваливали в воду пушки и, бросив пароход, люди едва успели на шлюпках к другому пароходу, а удалые Донцы немедленно бросились на оставленное судно и под картечными выстрелами другого парохода начали разбирать, что могли, но во-первых взяли два английских флага и достали две медных пушки, которые доставлены были сюда и отправлены в Новочеркасск; кроме того, разобрана часть машины и разных вещей и снарядов возов на 7, всё это привезено сюда; для освобождения парохода этого приходило ещё 10, но восстановить его не могли, а в отмщение только сожгли хутор Кривокосский, ибо у нас не было там артиллерии; пароход же, севший на мель, при взятии был зажжён, но сгорела только верхняя палуба до воды, а остатки будут надолго памятником наказания. По случаю разорения хутора Кривокосского наш полк и 4 орудия командировались 18 числа летучим отрядом в экспедицию к Кривой косе для охранения прибрежных селений и пробыли там дней 6, а 23 числа 6 пароходов двинулись к Таганрогу, и мы за ними шли на рысях всю ночь, а к утренней заре успели опять на защиту своего города» [3, л. 17].

На утренней заре 24 июля три английских парохода с двенадцатью судами разного размера вновь приблизились к Таганрогу и стали на якорь напротив Воронцовской пристани. Для отражения десанта таганрогское командование расположило в скрытых местах добровольческую милицию, сводный морской и гарнизонный полубатальоны, четыре сотни спешенных казаков 68-го и 74-го Донских полков. Остальные казачьи сотни и 2-я Донская лёгкая артиллерия находились в резерве. В шесть вечера противник открыл ураганный огонь, который продолжался два часа. За это время неприятель, стреляя ядрами, бомбами, картечью и ракетами, сделал более трёхсот выстрелов. Под прикрытием корабельного огня вражеские лодки с десантниками несколько раз подходили к берегу, но всякий раз метким ружейным огнем отгонялись назад. «24 числа, в Воскресенье, неприятель с трёх пароходов бомбардировал 4 часа до самого сумерка, но вреда нам большого не нанесли; я был в пеших застрельщиках на крепостном валу и по милости Божией остался благополучен. 25 числа пароходы стреляли по селению Бенардаки и сожгли несколько строений, 26-го возобновляли свои действия и, наконец, скрылись. Теперь мы укрепляем Таганрог: поделали батареи и почти кругом от моря окопали траншеями для стрелков. К нам на днях пришла 3-я бригада 15-й пехотной дивизии, в которой более 4 тысяч войска, а в самом Таганроге до 2 тысяч пехоты, ещё ожидается два полка гусар и пехота. Слава Богу, собираемся силами, молите Бога о преподании нам помощи, а мы готовы к защите» [3, л. 17 об.].

Этой неудачей закончились июльские операции неприятеля у Таганрога. В начале августа письма Попова содержат в основном бытовую информацию, а также рассуждения о скором роспуске некоторых казачьих полков на зиму домой. Так, в письме родителям от 1 августа 1855 года он сообщал: «И здесь тоже урожай незавидный, в настоящее время наши покупают овёс до 4 руб. серебром за четверть, а сено по 12 копеек серебром пуд; здесь к довершению плохого урожая местами посетила и саранча. А теперь ещё открылась у нас холера, но действует, впрочем, не жестоко; у нас в полку умерло уже человек 10; более же выздоравливают; она началась в слободе Платовой Еланчинской, и существует также в Старочеркасске. …Кажется достоверно, что полки, находящиеся здесь по берегам Азовского моря, будут спущены на зиму в дома; с правой стороны останется только один полк Зарубина, который будет занимать линию от Мелитополя до Мариуполя, и, как говорят, об этом уже составлен проект во избежание излишних издержек казны» [3, л. 16 об.].

Во второй половине августа англо-французское командование предприняло третье нападение. К этому времени Таганрог опоясывали траншеи, стояла артиллерия. В середине месяца сюда прибыла бригада пехоты в составе четырёх тысяч человек, а также две батареи по четыре 24-фунтовые пушки в каждой.

При появлении 19 августа трёх англо-французских пароходов воинские и другие части быстро заняли боевые позиции: четыре батальона в траншеях, отряд «охотников» на Лесной бирже, отдельные части в окрестных сёлах. Как только один из вражеских пароходов приблизился к берегу и открыл огонь, по нему тотчас же ударили русские пушки. Неприятельское судно поспешно возвратилось в море. В тот же день пароходы противника западнее Кривой Косы подошли близко к берегу и открыли огонь по посёлку Кирпичёва. После обстрела враги высадили на берег до восьмидесяти десантников. Лежащий в засаде отряд из шестидесяти казаков обстрелял их и бросился в атаку с шашками наголо. В бою казаки захватили двух офицеров и матроса. Несколько вражеских моряков получили ранения. Харитон Попов 23 августа писал жене Надежде Васильевне: «Англичане не перестают нас тревожить: молва носилась, что они будут к 20-му числу, и так случилось, утром 19 числа к нам явилось три парохода, и один из них, небольшой, подскочил было близко к Таганрогу, а потом, заметив недалеко от гирла две рыбацкие лодочки, и пустился туда на всех парах, рыбаки не успели уйти и их взяли неприятели, возвратясь, пароход этот к городу начал было стрелять; но наши из полевых орудий грянули ему в ответ, это для него показалось солно, и он зараз же повернул и покатил прямо к 2-м пароходам, а ночью они все три скрылись от нас, теперь же пароходы находятся у Кривой Косы и близ Мариуполя, местами нередко пытались высаживаться на берег, но удалые сыны Дона нигде их не допущают; всех этих пароходов там находится семь. Однако нет удачи врагам нашим: 19-го числа один пароход подошёл к посёлку Кирпичёву и более 10 человек вышли на берег с намерением зажечь посёлок и, действительно, зажгли одну хату, но тут вдруг казаки полка Кострюкова бросились к ним, завязали перестрелку, неприятели бросились на лодку и какие успели – ушли; а двух офицеров и одного матроса наши схватили в плен, тут с парохода открыли сильную пушечную пальбу, но наши успели отступить благополучно; вот казаки-молодцы как защищают свои родные берега. Пленников этих 21-го числа доставили сюда, и они до сих пор находятся здесь, ходят свободно, только под присмотром. Они рассказывают, что их правительство приказало истребить все города и деревни по берегам Азовского моря; поэтому мы ожидаем к себе уже сильный флот, ибо трём пароходам не придётся пообедать: у нас во всём строгость и всегда все начеку. Канцелярия наша теперь в одном доме с пехотною бригадною канцелярией, и теснота бедовая; но делать нечего, на то служба, и солдат тоже наш брат… Мы всё-таки не отчаиваемся зимовать дома, и, как по обстоятельствам видно, полки наши отсюда начнут спускать в последних числах сентября и в первых октября» [3, л. 20–21 об.].

История с пленением англичан описывается и в письме к родителям: «Между тем 19 же числа, один пароход, подойдя к посёлку Кирпичёву (отсюда далее 70 вёрст), остановился, и с него на лодочке подъехали 12 человек к берегу, 10 человек вышли на берег и хотели зажечь этот посёлок, но вдруг бросились на них казаки полка Кострюкова и завязали с ними перестрелку и притом взяли в плен двух офицеров и одного матроса английских, с парохода долго стреляли, однако, нашим вреда не нанесли; этих пленных привозили сюда, мы насмотрелись на них довольно, а отсюда отправили в Россию [17]. После этого 26 числа пришли сюда три парохода, один подошёл напротив города и, выбросив флаги, остановился, с которого съехали под белым флагом на лодочке два штаб-офицера и 4 матроса, они привозили для передачи пленным деньги и вещи, всё это от них принято, которые более двух часов стояли у берега, дожидались ответа, и почти весь город сбежался смотреть их, один из штаб-офицеров, как говорят, был отец пленному офицеру, или ближний родственник, потому, что был в трауре и даже плакал» [3, л. 32–32 об.].

Даже после падения 28 августа 1855 года Севастополя города Приазовья, расположенные в них русские войска и казачьи полки, отряды добровольцев продолжали сражаться против иноземных захватчиков. С постройкой в Таганроге батарей англичане стали осторожнее, и корабли их уже не подходили близко к городу. Последний крупный бой состоялся под Таганрогом 31 августа. Три корабля приблизились к городу и начали обстрел из крупнокалиберных орудий. Таганрогские батареи открыли ответный огонь. Орудийная дуэль закончилась тем, что корабли неприятеля вынуждены были уйти в море и больше в районе Таганрога не появлялись.

В сентябре Харитон Попов сообщает родителям: «Спешу разделить с Вами радость нашу: полку нашему объявлено, что Правительство предполагает распустить нас до весны в дома, а здесь останется только 2 полка: № 74 Леонова и Божковский. Командир наш получил уже предписание об этом, с тем, чтобы ничего не заготовлять для полка; а о времени выступления будет особое распоряжение наказного атамана, говорят, что в первых числах октября и распускаться будут полки… Итак, мы с нетерпением ожидаем увидеть скоро милую родину и уже приготовили всё к походу» [3, л. 31–31 об.].

Однако лишь в конце года военные действия практически прекратились на всех фронтах. Россия пошла на заключение тяжёлого для неё Парижского договора, который был подписан 18 (30) марта 1856 года на заключительном заседании конгресса держав представителями России, Франции, Великобритании, Турции, Австрии, Пруссии, Сардинии.

В дни подписания договора Харитон Попов находился в своём полку в станице Алексеевской и хлопотал об увольнении [18, л. 1 об.]. Ровно два года провёл он вдали от семьи, защищая родную землю от врагов.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. ГАРО. Ф. 55. Оп. 1. Д. 967, 969, 971.

2. Донцы XIX века. Ростов н/Д : NB, 2003.

3. ГАРО. Ф. 55. Оп. 1. Д. 969.

4. Там же. Д. 967.

5. [Краснов П. Н.] Картины былого Тихого Дона : крат. очерк истории войска Дон. Т. 2. М., 1992.

6. Алексеевская станица впервые упоминается в 1700 г. В 1764 г. перенесена на левый берег Бузулука. До 1858 г. была окружной станицей Хопёрского округа Области войска Донского. С 1835 г. во главе округа стоял назначенный атаман, при нём действовали: казначейство, окружное дворянское собрание, канцелярия, тюрьма и караульная казарма.

7. Новобатайская слобода той же волости, Ростовского округа Войска Донского.

8. Кагальник – село в устье Дона, около 7 километров от Азова.

9. Ахтанизовская станица – Кубанской области Темрюкского уезда, при Ахтанизовском лимане, в 25 верстах от уездного города. В начале ХХ в. было дворов 216, жителей 2151, исключительно малороссы, православная церковь, почтовая станция, мужская школа, пристань нефтяного промысла, больница, 7 лавок, 8 мукомольных мельниц, войсковой мост и гребля с деревянным водопроводным мостом.

10. Черномория – земля Черноморского казачьего войска (1792–1861), была расположена в степной полосе, по правой стороне Кубани, от полуострова Тамани к востоку до станицы Калниболотской; северной границей служила река Ея, отделявшая её от Области войска Донского. В 1794 г. был основан город Екатеринодар, в котором сосредоточилось управление Черноморским войском. В 40-х гг. XIX в. Курени Черноморского войска были переименованы в станицы и всё войско разделено на три округа: Екатеринодарский, Таманский и Ейский. В 1861 г. к нему было присоединено шесть бригад образованного в 1832 г. Кавказского линейного войска и Черноморское казачье войско переименовано в Кубанское.

11. Станица Полтавская расположена на берегах Полтавского ерика (течёт в границах дельты Кубани, в 65 километрах северо-западнее Краснодара). Основанное в 1794 г. Полтавское куренное селение являлось одним из первых сорока поселений черноморских казаковна Кубани.

12. Мышастовское куренное селение основано в 1794 г. в числе первых сорока куреней Черноморского казачьего войска. Название перенесено с куреня Сечи. Переименовано в Старомышастовское в 1823 г. после отделения части казаков в Новомышастовский курень.

13. Станица Елизаветинская расположена на высоком правом берегу Кубани, в 7 километрах к западу от Екатеринодара. В конце XVIII в. На месте будущей станицы появился укреплённый пост черноморских казаков Елизаветинский, названный в честь жены Александра I императрицы Елизаветы Алексеевны. В 1821 г. на месте поста было образовано куренное селение Елизаветинское (с 1842 – станица). Население его составили днепровские казаки, переселённые на Кубань вслед за черноморцами в первой четверти XVIII в.

14. Краснов Иван Иванович (1802–1871), генерал-лейтенант, писатель, сын генерал-майора Ивана Кузьмича Краснова, сподвижника Суворова и Платова, воспитанник благородного пансиона при Харьковском университете. Начал военную службу в 1818 г. в лейб-гвардии Казачьем полку; через три года назначен адъютантом командира 2‑го кавалерийского корпуса графа В. В. Орлова-Денисова; в 1828–1829 гг. участвовал в турецкой войне и в 1831 г. в усмирении польского мятежа. В 1841–1842 гг. состоял походным атаманом донских казачьих полков на Кавказе. В 1843–1848 гг. был командиром лейб-гвардии Казачьего полка, а с 1849 г. служил преимущественно по выборам дворянства. В Крымскую кампанию, в звании походного атамана донских полков крымской армии, защищал от неприятелей Таганрог и его окрестности. С 1856 г. занимался общественной деятельностью, много сделал для устройства и преобразования Донского войска. Печатался в «Донских войсковых ведомостях», в «Военном сборнике» и др.

15. Цит. по: Карпов А. Н., Коган В. Г. Азовский флот и флотилии. Таганрог : Сфинкс, 1994.

16. Михалёвская (бывшая Верхне-Михалёвская) станица ведёт своё летоисчисление от первого упоминания о Михалёве городке (1593), после объединения с Нижнемихалёвской станицей с 1855 г. переименована в Николаевскую. Название получила в память императора Николая Павловича. Ныне Николаевская станица в Константиновском районе Ростовской области.

17. По данным Инспекторского департамента Военного министерства, за всю войну было взято в плен англичан – 595 рядовых и 47 офицеров, причём к концу 1856 г. из них вернулось на родину 556 рядовых и 47 офицеров. Таким образом, два английских офицера, взятых в плен донскими казаками под Таганрогом, вероятно, благополучно вернулись домой. (Бессонов В. Военнопленные Крымской войны (1853–1856 гг.) в Калужской губернии // Рос. история. 2010. № 5. С. 153–164).

18. ГАРО. Ф. 55. Оп. 1. Д. 971.