ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Год 2006-й

Политические репрессии

В. И. Афанасенко

«ПРЕДАВШИЙ ПАРТИЮ И ЛИЧНО ТОВАРИЩА СТАЛИНА»

полковник Максим Гаврилович Кириллов, военный комендант Ростова (1938-1942), командир 38-й Донской дивизии

Его расстреляли на рассвете 5 сентября 1942 г. в Бутырской тюрьме НКВД. Через тридцать пять дней, в разгар уличных боёв в Сталинграде, был упразднён институт военных комиссаров. Войны выигрывают профессионалы, и Верховный Главнокомандующий сделал ставку на военных...

Во второй половине мая 1941 г. из Персиановских лагерей по ночам уходили на запад эшелоны. Вагоны были задраены, платформы укрыты брезентом. Почти пятнадцать тысяч ростовчан, таганрожцев, новочеркасцев, жителей донских хуторов и станиц, составлявших личный состав 38-й ордена Ленина Морозовско-Донецкой Донской Краснознамённой стрелковой дивизии имени Анастаса Ивановича Микояна, скрытно перебрасывались на Украину. Им объявили «Едем на учения!». Они знали: «Едем на войну».

Выгружались на глухих полустанках в Томиловском лесу, под Белой Церковью. В лесном лагере у села Трушки днём и ночью занимались боевой подготовкой, здесь утром 22 июня им сообщили о нападении Германии, отсюда ушли на Дон письма. Эти письма в довоенных почтовых конвертах со штампом «Белая Церковь» для многих семей остались единственной весточкой от сыновей, мужей, возлюбленных.

Командовал прославленным соединением полковник Максим Гаврилович Кириллов. Полвека замалчивалась судьба этого незаурядного человека, блестящего организатора и воспитателя, ставшего отцом-командиром для тысяч наших земляков.

Из послужной карты известно, что родился Максим Гаврилович 5 мая 1896 г. в деревне Беляиха Калининского района Ивановской области, работал прокатчиком и литейщиком, с 1916 г. воевал на Западном фронте в учебной команде 179-го пехотного полка. В июне 1918-го вступил добровольцем в Рабоче-Крестьянскую Красную Армию. В этом же году принят в партию большевиков. В годы Гражданской войны был начальником пулемётной команды. В 1921-1924 гг. Кириллов — слушатель Высшей тактической школы имени III Интернационала. Прошёл все командные ступени — от взвода до полка. В апреле 1938 г. приказом наркома обороны назначен командиром 38-й Донской дивизии. В том же голу за двадцатилетнюю безупречную службу награждён орденом Красного Знамени и медалью «20 лет РККА».

По итогам инспекторской проверки наркомом обороны осенью 1940 г. Донская дивизия была признана лучшей в Северо-Кавказском военном округе. Талантливого комдива в конце октября откомандировали в Москву на курсы усовершенствования высшего начальствующего состава при военной академии имени Фрунзе. 4 мая 1941 г. Максим Гаврилович сдал последний экзамен и на следующий день вместе с другими выпускниками академий слушал доклад Сталина о международной обстановке и задачах армии, а вечером выехал в Ростов.

...19-я армия генерал-лейтенанта И. С. Конева была сформирована в СКВО и по довоенным планам предназначалась для действий на юго-западном направлении. Война перечеркнула все планы Генштаба РККА. Трагическое положение на Западном фронте заставило высшее командование перебрасывать на смоленское направление с Украины 16-ю и 19-ю армии. Соединения и части прибывали в разные пункты выгрузки и прямо из эшелонов вводились в бой...

16 июля штаб дивизии со спецподразделениями и батальоном 29-го Новочеркасского полка выгрузились на станции Вышегоры, в семидесяти километрах восточнее Смоленска. Кириллов полагал, что находится в глубоком тылу, а оказалось — на острие танкового прорыва немцев. Здесь, у маленького районного центра Ярцево, сходились автомобильная и железнодорожная магистрали Москва — Минск и Москва — Орша. Сюда, давя тылы наших войск, прорвалась 7-я танковая дивизия барона фон Функа. До Москвы оставалось триста километров — десять часов ходу для моторизованных соединений вермахта.

Картина была удручающая: по обеим сторонам Минского шоссе брели на восток тысячи беженцев, колхозники гнали скот, трактора тащили пушки без снарядов, группами и поодиночке шли бойцы без командиров и командиры без своих солдат. И ещё было много начальников из штаба фронта, перебазировавшегося под Вязьму. Много генералов и комиссаров — полковых, бригадных, дивизионных, корпусных — во главе с армейским комиссаром 1-го ранга Льном Захаровичем Мехлисом. Проскочив по шоссе на своих «эмках» и «паккардах» к Ярцеву, они наблюдали скорбный человеческий поток, текущий на восток под непрерывными ударами немецкой авиации. Видели раздувшиеся туши лошадей и коров, на обочинах дорог — трупы людей, горящие и разбитые грузовики, застывшие без снарядов и горючего танки. Встретив подтянутого полковника, хладнокровно руководившего боем со своего НП на крыше Ярцевской трикотажной фабрики, все эти высокие начальники требовали остановить, разбить, атаковать, отбросить врага. Истеричные требования перемежались матом, угрозами расстрела, разжалования, трибунала.

Полковник Кириллов не обращал внимания ни на мат, ни на угрозы. Он видел незащищённое направление на Москву и принимал все меры, чтобы хоть как-то его прикрыть скудными силами своей дивизии. В кровавой круговерти июльских боёв Максим Гаврилович, быть может, впервые осознал, что надеяться может лишь на себя, на свой опыт да на бойцов своей дивизии, на тех немногих, что оказались под Ярцевом — четыре батальона пехоты, пять дивизионов артиллерии, подразделения разведчиков, связистов, зенитчиков, медиков. С этими немногими Кириллов сумел сделать невозможное — остановить бронированный каток немцев на кратчайшей магистрали к Москве.

Именно здесь, под Ярцевом, впервые на всём советско-германском фронте противник перешёл к позиционной обороне. Это произошло на 39-й день войны. 30 июля Верховное Главнокомандование Германии директивой № 34 приказало войскам группы армий «Цент» «временно отложить выполнение целей и задач» и перейти к обороне. Блицкриг давал первые сбои, и в том была заслуга и наших земляков — воинов Донской дивизии под командованием полковника Кириллова.

В эти дни и ночи кровавых атак и контратак Максим Гаврилович понял, что война будет долгой, и скорого контрнаступления и переноса боевых действий на территорию противника ожидать не следует. Необходимо переходить к жёсткой обороне, глубже зарываться в землю, отказаться от довоенных уставов с их одиночными стрелковыми ячейками. Кириллов вспомнил свой первый боевой опыт на Западном фронте в 1916 г., где сплошные траншеи с ходами сообщений, с укрытиями, глубокими блиндажами и минными нолями гасили наступление превосходящего по силам противника, сберегали людей и боевую технику. И такую же оборону он пытался создать в полосе Донской дивизии. А сверху требовали — атаковать, отбросить, разгромить! В изнурительных схватках, именовавшихся «боями местного значения», перемалывались люди и техника с обеих сторон. Лишь во второй половине сентября поступил приказ перейти к обороне. Но время было упущено, потери невосполнимы. Однако и за десять суток напряжённого труда в полосе Донской дивизии, перехватывавшей шоссейную и железнодорожную магистрали на Москву, была создана такая оборона, что наступление двух вражеских пехотных дивизий на её участке в течение 2—5 октября в ходе операции «Тайфун» захлебнулось. Солдаты вермахта не сумели достигнуть даже переднего края 343-го Ростовского и 29-го Новочеркасского полков. В этом была большая личная заслуга командира дивизий. Уже тогда Кириллов зарекомендовал себя как волевой, самостоятельный командир, не допускавший вмешательства в свои дела малокомпетентных в военном деле людей в высоких званиях, пусть даже политических.

Факты, подтверждающие высокие командирские качества Максима Гавриловича, неоспоримы. Непрерывные трёхмесячные бои обескровили дивизию, вышли из строя много командиров. На их место вставали другие: взводные принимали роты, командиры рот — батальоны, а комбаты и начальники штабов частей успешно командовали полками и возглавили штаб соединения. Это говорило о прекрасной подготовке командного состава всех ступеней, которая совершенствовалась в ходе довоенных учений и командно-штабных игр. Комдив 38-й постоянно думал о будущем и даже в это трудное время, 28 сентября 1941 г., добился откомандирования на учёбу в Военную академию Генерального штаба перспективных командиров — комбата 29-го полка капитана Д. Шилоткача, комбата 48-го Зерноградского полка старшего лейтенанта А. Ляшова, начальника штаба 343-го полка капитана М. Макарова. Или другой факт. В середине августа представители английской военной миссии во главе с генералом Макфарлейном, по согласованию с высшим политическим и военным руководством СССР, выехали на фронт, чтобы убедиться в боеспособности Красной Армии. Здесь была замешана большая политика — речь шла о помощи СССР со стороны Великобритании и США. Фактически это была инспекторская проверка: а стоит ли помогать, судя по воплям геббельсовской пропаганды, уже наголову разбитым русским? Сотни дивизий дрались на огромном фронте от Мурманска до Одессы. А повезли английских военных специалистов в 38-ю Донскую дивизию, как самую надёжную, на главном, московском направлении. Это говорило о многом. Не случайно приём делегации доверили полковнику Кириллову. Вскоре караваны с грузом стратегического сырья и поенной техники направились в Архангельск и Мурманск.

Был в Донской дивизии и приём писательского «десанта» в составе А. Фадеева, М. Шолохова, Е. Петрова, ростовских писателей А. Бусыгина, М. Штительмана, Г. Каца, работавших в армейской газете «К победе».

Словом, имелись основания у командарма-19 Ивана Степановича Конева 27 июля, в разгар боёв в Смоленске и Ярцеве, дать ёмкую характеристику Максиму Гавриловичу: «Командир 38-й дивизии полковник Кириллов. Храбрый, стойкий командир дивизии... Дивизией командовать может..»( ЦАМО РФ, Ф. 372, оп. 6629, д. 4. — Л. 93—94.).

12 сентября 1941 г. Конев получил звание генерал-полковник и был назначен командующим Западным фронтом. 5 октября, когда танковые клещи Гота и Гепнера были готовы сомкнуться у Вязьмы, Конев приказал генералу Рокоссовскому передать войска соседу, генералу Ершакову а самому со штабом 16-й армии прибыть в Вязьму, возглавить группу войск и не допустив окружения главных сил фронта. В состав этой группы включалась и 38-я Донская дивизия. Но вечером 6-го октября немецкие танки ворвались в Вязьму, замкнув стальное кольцо. Донская дивизия оказалась предоставленной сама себе. После двухнедельных боёв остатки дивизии, зажатые в болотистом леске у деревни Костери, предприняли последнюю попытку прорыва. Одной группой командовал начальник штаба Корней Панасюк, другую возглавил комдив. Часть группы Панасюка прорвалась сквозь вражеское кольцо, а группа Кириллов была накрыта миномётным огнём и рассеяна. Максим Гаврилович получил тяжёлое ранение и контузию. От гибели его спасла медсестра, оказавшая ему помощь и укрывшая в лесу, блиндаже...

Мне удалось найти след Ольги Петровны Орловой, — той самой медсестры, крепко и взаимно любившей Максима Гавриловича, и списаться с ней. «Максим Гаврилович был настоящим русским человеком богатырского сложения, — вспоминала она. — Голова была обрита наго (почему-то многие военные в то время так стриглись, видимо, модно было). Был добродушен, честен, не признавал никаких привилегий, относился ко всем ровно, но был требовательным и справедливым. В то время, когда хотели сказать о человеке хорошо — говорили: с ним можно идти в разведку. Таким был и Максим Гаврилович».

Через несколько недель, едва подлечившись, Кириллов связывается с местными патриотами окружениями, застрявшими в глухих лесных деревушках, и организовывает партизанский отряд «Северный медведь». В декабре — январе отряд уничтожал мосты и линии связи, полицейские гарнизоны, карал изменников. Слухи о смелом командире с боевыми наградами, с партбилетом облетели окрестности. К Максиму Гавриловичу потянулись окружении бежавшие из плена солдаты и командиры. Это привело к трениям с местными партийными и советскими районными органами в лице секретаря Семлевского райкома ВКП(б) М. Лукьянова и председателя райисполкома К. Бушекого, которые были оставлены в Смоленской области для организации партизанского движения. Они не доверяли окруженцам и бывшим военнопленным, считали их «врагами народа». Тогда партизанский отряд Кириллова количестве 150 человек передислоцировался на территорию Знаменского района, где обеспечивал высадку десанта майора Солдатова и капитана Суржика и готовил посадочные площадки у села Желанье для 4-го воздушно-десантного корпуса. 29 января 1942 г. в этом селе произошло объединение нескольких партизанских отрядов и групп. Сводная группа численностью около 3000 партизан под командованием Кириллова переформировывалась в полк в составе трёх батальонов и подразделений обслуживания. 2 февраля в подчиняя Максима Гавриловича в качестве 4-го батальона вошёл отряд диверсантов ГРУ Генеральной штаба РККА лейтенанта Черчикова.

30 января возобновил работу Знаменский райком ВКП(б) во главе с секретарём П. Шматко. Сам Шматко ещё в сентябре 1941-го был утверждён командиром отряда для действий в тылу врага, но после разгрома советских войск под Вязьмой занял выжидательную позицию, а отряд распустил. Когда же на территорию района вышли соединения 33-й армии генерал-лейтенанта М. Ефремова и 1-го гвардейского кавкорпуса генерала П. Белова, партийное руководство зашевелилось: предстояло давать отчёт о том, что сделано по организации партизанского движения в Смоленской области. А на поверку оказывалось: ни у Лукьянов ни у Шматко заслуг не имеется. Реально действует лишь отряд Кириллова, но к его организации и акциям районные партдеятели не имеют никакого отношения.

Если бы убрать Кириллова и возглавить созданный им отряд — тогда все партизанские заслуги автоматически перешли бы к Лукьянову и Шматко. А заслуги у Кириллова немалые: в течет февраля его партизанский полк во взаимодействии с частями регулярной армии освободил большую территорию южнее Вязьмы. «Слабое звено» в биографии Кириллова имелось: он принимал в отряд «врагов народа» — окруженцев и бежавших из плена солдат и офицеров. За это и ухватились партийные работники и чекисты особых отделов. От Лукьянова и Шматко в Москву, где находился Смоленский обком ВКП(б), и в приёмную Сталина посыпались жалобы. Лукьянов в записке, адресованной Сталину, писал о Кириллове, что «он вреден для партии и народа». Благодарным слушателем доносов оказался заместитель начальника особого отдела НКВД особого (чекистского) партизанского отряда майор В. Жабо, который в докладной записке на имя начальника особого отдела Западного фронта писал: «У Кириллова нет ни одной положительной черты, присущей советскому человеку. Он вреден для партии и всего советского народа. Он лично виновен в окружении дивизии, которой командовал, которую впоследствии бросил, лично виновен в гибели многих солдат и офицеров дивизии, лично виновен в дезорганизации партизанского движения в Знаменском и Семлевском районах Смоленской области».

Доносы достигли цели. По приказу штаба фронта полковник Кириллов 1 марта 1942 г., получив назначение на должность командира 238-й стрелковой дивизии, передал командование партизанским полком майору Жабо и политруку Лившицу, — ловушка, чтобы «выманить» комдива-38-й из партизанского края. 8 марта, по прибытии в штаб фронта, Максима Гавриловича арестовали сотрудники НКГБ. Арестовали и Ольгу Петровну Орлову.

«Находились мы в Барвихе, под Москвой, в подвале какого-то красивого высокого дома, — пиала мне Ольга Петровна 15 апреля 1999 г. — Из горбыля были наскоро сделаны сараи-камеры, а между ними коридор. В конце коридора стоял стол для охранников, а в углу на небольшой подстилке сидела овчарка на цепи. Подметать коридор выпускали нас, девчат. Как-то подошла моя очередь. Меня выпустили, и я сразу увидела, что собаки нет, а на её подстилке на цепи лежит Максим Гаврилович. Я бросилась к нему, меня сразу схватили и затолкали обратно в камеру. А потом нам устроили очную ставку из-за какой-то мелочи в показаниях. В кабинет меня привели первой. Когда ввели Максима Гавриловича, сразу бросилась в глаза его безжизненная левая рука, а кисть была как сильно надутая синяя резиновая перчатка. Его подвергали пыткам, и не только эти два раза, которым я была свидетель...»

Следствие по делу Кириллова возглавил один из ближайших подручных Лаврентия Берии, начальник особого отдела фронта, комиссар госбезопасности 3-го ранга А. Цанава. Перед судом военного трибунала полковник, член ВКП(б) с 1918 года был исключён из рядов партии с формулировкой: как «предавший партию и лично товарища Сталина». Приговор трибунала Западного фронта осудил бывшего командира Донской дивизии по статьям 58-1«6» и 190-2«д» уголовного кодекса РСФСР. 21 июля Кириллова перевели в Бутырскую тюрьму НКВД, где он выдержал пытки и допросы.

И снова фрагмент из письма Ольги Петровны Орловой (написано 13 сентября 2000 г.). «Я содержалась в Новинской тюрьме. Мы не знали чисел, месяцев. Судили о времени года по одежде наших надсмотрщиков. У меня в справке о реабилитации написано, что суд был 14 июля и тогда же нам вынесли приговор. Максим Гаврилович содержался в Бутырской тюрьме, куда меня и привезли. Я не знаю, кто и что говорит о М.Г. — у меня нет связей ни с кем. Но перед этим человеком нужно низко склонить голову. Я видела его в тяжелейших условиях, но никогда на его лице не было отчаяния и упадка духа. Он держался достойно, даже когда лежал на цепи на месте собаки. Лежал он на левом боку, поддерживая голову левой, согнутой в локте рукой, ещё не изуродованной. Но на лице не было отчаяния, он смотрел спокойно и с достоинством, как будто возлежал на шикарном ложе. Когда второй раз я его увидела и просила: что у тебя с рукой? — он ответил, что споткнулся, и даже на лице мелькнуло что-то ироде улыбки. Говорил он с чувством собственного достоинства, чем и выводил из себя свору следователей.

На суде, когда зачитали нам обвинение, Максим Гаврилович стоял спокойно, говорил, обдумывая каждое слово. Точно не могу воспроизвести, но смысл в памяти остался. Он сказал, что честно выполнял свои обязанности, просил направить его на фронт защищать страну вместе с народом. Когда суд совещался, нас вывели в коридор и там он сказал мне: «Меня расстреляют».

На рассвете 5 сентября 1942 г. приговор к высшей мере наказания был приведён в исполнение... Вместо эпилога приведу выдержки из двух официальных документов:

1. Из заключения Главной военной прокуратуры РФ за № 3-4-5256-89 от 19 июля 1991 г. «Командира 38-й стрелковой дивизии 34-го стрелкового корпуса полковника Кириллова Максима Гавриловича, по приговору военного трибунала Западного фронта от 14 июля 1942 г. осуждённого по ст. 58-1«б» УК РСФСР к высшей мере наказания —расстрелу, — реабилитировать».

2. Из приказа министра обороны СССР по личному составу № 219 от 17 декабря 1991 г.: «Полковник Кириллов Максим Гаврилович исключён из списков офицерского состава Вооружённых сил СССР в связи со смертью».