ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Год 2012-й

Политические репрессии

В. А. БОНДАРЕВ
А. П. СКОРИК

ГОРЬКАЯ ПАМЯТЬ НОВОЧЕРКАССКА

К 50-летию новочеркасской трагедии 1962 года

1-3 июня 1962 года в тихом провинциальном городе произошли трагические события, которые являлись прямым следствием политики коммунистического руководства во главе с Н. С. Хрущёвым . Была расстреляна мирная демонстрация рабочих, протестовавших против ухудшения условий жизни, вследствие одновременного снижения оплаты труда и повышения цен на продукты первой необходимости. Погибли и получили ранения десятки жителей, а после подавления стихийных волнений многим из выживших дали большие сроки тюремного заключения.

Новочеркасские события накрепко запечатлелись в памяти современников и потомков, а имя донского города превратилось в один из ярких, отчасти нарицательных, символов советской эпохи.

В пятидесятую годовщину тех событий будут по-христиански помянуты жертвы трагедии и воздана хвала людям, нашедшим в себе силы и мужество воспротивиться давлению государственного монстра, чтобы не допустить ещё большего кровопролития. Вместе с тем, в канун очередной годовщины есть повод задуматься не только о произошедшем в 1962 году, но и о том, насколько сегодня российское общество преуспело в осознании случившегося.

Казалось бы, в наши дни «новочеркасский расстрел», ранее тщательно замалчивавшийся, уже не составляет государственной тайны; более того, мы располагаем о нём относительно исчерпывающей информацией. Действительно, ныне на месте трагедии в Новочеркасске имеются памятные знаки (камень скорби на Дворцовой площади и музейная экспозиция в Атаманском дворце), о ней повествуется в учебной литературе, во множестве газетных и журнальных публикаций, в документальных фильмах, в исследованиях, среди которых необходимо отметить работы И. Б. Мардарь и В. А. Козлова [1]. События 1962 года признаны и осуждены на самом высоком государственном уровне, им дана развёрнутая юридическая оценка. Это немаловажно, ибо, как писала ещё в 1992-м Мардарь, «принятие политической оценки, касающейся Новочеркасских событий, – это в какой-то степени гарантия от повторения аналогичных трагедий впредь» [2].

Однако пятидесятилетие трагедии мы встречаем с чувством горечи. Во-первых, даже сегодня нам далеко не всё известно о ходе и результатах того давнего конфликта, и тут вина не только историков, но и представителей власти. Во-вторых, в обществе нет единства взглядов по поводу расстрела демонстрации. Поэтому о тех событиях необходимо напоминать вновь и вновь. И знать все детали происшедшего в далёком 1962-м.

1 июня жители Новочеркасска, как и все граждане СССР, узнали о повышении цен на мясомолочные продукты в среднем до 30 %. Несмотря на правительственные декларации о необходимости преодолевать трудности ради строительства коммунизма, население Советского Союза встретило новость без энтузиазма. Не вызвала она понимания и у рабочих Новочеркасского электровозостроительного завода (НЭВЗа), которые и без того не могли похвастаться удовлетворительными условиями ни на производстве (труд в цехах тяжёл, а забота о трудящихся – минимальна), ни в домашнем быту. Их недовольство стократно усугублялось тем, что накануне повышения цен администрация НЭВЗа, зная о последующем удорожании продуктов питания, объявила об увеличении норм выработки на производстве на те же 30 %, то есть, фактически – о снижении зарплаты. По замечанию В. А. Козлова, «ничего более глупого в то время сделать было нельзя» [3].

Неудивительно, что рабочие отреагировали на повышение цен более нервно и бурно, чем многие сограждане. Уже утром на заводе стали собираться группы рабочих, возмущённо обсуждавших последние инициативы заводской администрации и руководства страны. В принципе разговорами всё могло бы и закончиться. Но так уж судьбе было угодно, чтобы врождённое хамство и бюрократическая тупость заводских управленцев окончательно дестабилизировали ситуацию.

Директор завода Б. Н. Курочкин, узнав о беспорядках, с представителем парткома прибыл к пролетариям, после чего события пошли по типичному заводскому сценарию. Очевидцы вспоминали: Курочкин и парторг даже не пытались вникнуть в проблемы рабочих, а в приказном тоне распорядились возобновить производственный процесс. Фраза Курочкина: «не хватает денег на мясо, ешьте пирожки с ливером», стала крылатой. Очевидцы утверждали, что именно она уподобилась зажигательной искре, взорвавшей пороховую бочку рабочего гнева: «уж слишком много чиновного, «толстопузого» высокомерия и презрения скрывалось за цинизмом директора» [4].

Можно ли было сгладить возникшее на НЭВЗе напряжение? Будь Курочкин человечнее, или хотя бы поумнее, он вполне мог бы вникнуть в проблемы рабочих и уже одним только проявленным вниманием успокоить их: ведь «рабочим нужен был разговор с властью. Уважительный разговор» [5]. Но такого рода возможность представляла собой не правило, а исключение из правил в условиях советской системы. Хотя пролетариат официально был объявлен основой социальной базы коммунистического режима, нужды рабочих не очень-то беспокоили большевиков, стремившихся в первую очередь к укреплению собственного режима и к реализации амбициозных планов по осуществлению «мировой революции». Требования рабочих об улучшении жизни чаще всего, трактовались функционерами как «антисоветские вылазки», «рвачество», «саботаж», и пр.

Приведём один пример из великого их множества, который любопытным образом перекликается с новочеркасскими событиями. Во время Гражданской войны, в июне 1920 года, в отбитом у белых Ростове была созвана первая Донская областная партконференция. На ней выступал видный деятель большевистской партии А. И. Рыков, инспектировавший положение на Юге России. В своём выступлении он заявил: «Во время поездки [местные рабочие] мне предъявляли безобразные требования: 2 ф.[унта] хлеба и повышение тарифных ставок» (то есть примерно то же, чего потребовали спустя сорок лет и рабочие Новочеркасска). Далее Рыков рассказал, как он отреагировал: «это следы Деникинского тыла и его разврата. Я видел рабочих, которые получали по 2000 р.[ублей] в сутки. Я распорядился их арестовать и водить на работу под конвоем. Такие люди саботажники[…], изменники и предатели Советской власти» [6]. Нет нужды комментировать эти высказывания большевистского лидера (который, напомним, характеризуется как «правый», умеренный коммунист; чего уж говорить о «левых»!).

Итак, фраза о дешёвых пирожках с ливером стала детонатором бунта. Рабочие ворвались на компрессорную станцию завода и включили гудок на полную мощность. Производство встало, на площади перед заводоуправлением собралась толпа. Запоздалые попытки властей подавить бунт силами милиции и военных лишь подлили масла в огонь. Возмущение рабочих было настолько велико, что у них хватило запала продолжить акцию протеста и на следующий день. Именно этот день стал венцом кровавой драмы.

Утром 2 июня рабочие НЭВЗа, к которым примкнула часть рабочих других заводов (электродного, № 17, «Нефтемаша»), двинулись в центр города. Мост через реку Тузлов, через который толпа намеревалась попасть в город, блокировали танки и военные автомашины, но демонстранты перебрались через них при бездействии солдат. Получив распоряжение атаковать надвигающихся демонстрантов, заместитель командующего СКВО генерал М. К. Шапошников заявил, что не видит перед собой объекта для танковой атаки, и приказал военнослужащим сдать боеприпасы. Партаппарат не простил генералу столь вызывающего поведения: в 1966 году его отправили в отставку, исключили из КПСС и завели уголовное дело по обвинению в антисоветской агитации (он написал анонимное письмо с резкой критикой новочеркасского расстрела).

Рабочие шли в город под красными флагами и портретами В. И. Ленина. Наличие в толпе коммунистических «оберегов», по ироничному замечанию В. А. Козлова, свидетельствовало: рабочие не собирались выступать против советской власти, их негодование вызывали только партийные чинуши, жиревшие за счёт народа.

Демонстранты направлялись к зданию Новочеркасского горкома КПСС (бывший Атаманский дворец, ныне переданный Музею истории донского казачества). Здесь, как надеялись рабочие, с ними встретятся и поговорят представители власти. В город, действительно, срочно прибыла и разместилась в горкоме группа высокопоставленных партийных функционеров: члены Президиума ЦК КПСС Ф. Р. Козлов, А. И. Микоян, А. П. Кириленко, Л. Ф. Ильичёв, Д. С. Полянский, секретарь ЦК КПСС А. И. Шелепин. Однако, узнав о том, что демонстрация беспрепятственно преодолела мост через Тузлов и приближается к горкому, партийные бонзы из Москвы срочно ретировались. Забастовщики фактически захватили горком (одновременно группа демонстрантов ворвалась в близлежащий отдел милиции на улице Московской). Здесь и наступила развязка трагедии: солдаты попытались воспрепятствовать «бунтовщикам», дав залп поверх голов, а затем начали стрелять на поражение. По официальным данным, 24 человека были убиты на площади перед горкомом (ещё двое погибли вечером того же дня при невыясненных обстоятельствах), свыше 80 ранены. И хотя волнения продолжились до 3 июня, исход конфликта был предрешён.

После усмирения «бунта» началась расправа с его участниками. 122 человека привлекли к суду. Семерых активных «бунтовщиков» приговорили к смертной казни, большинство получили сроки заключения от 10 до 15 лет в колонии строгого режима. (Василий Гладченко нашёл в себе силы даже на лесоповале верить в будущее, не забывал о жене и сыне, отправлял им открытки с собственноручно собранными цветами, ягодами и растениями Севера, подписывая «целую вас крепко-крепко. Ваш папа») [7].

Одним из невыясненных вопросов трагедии – причина стрельбы по демонстрантам. Согласно официальной версии, солдаты были вынуждены открыть огонь по «бунтовщикам», когда кто-то из них попытался разоружить одного из военнослужащих. В таком случае, действия солдат выглядят правомерными: им пришлось защищаться от агрессивной толпы. Однако существуют иные предположения: во-первых, военнослужащие внутренних войск получили приказ открыть огонь на поражение и, во-вторых, с крыш близлежащих зданий по людям вели огонь снайперы и пулемётчики. Если это так, то должны существовать документы о действиях спецподразделений, которые не рассекречены и поныне. Следовательно, в процессе освещения новочеркасской трагедии ставить точку пока рано.

Что же касается устроенного властью судилища – «судебный процесс должен был не только напугать жителей Новочеркасска, но и доказать им, что танки в город вводили правильно, что у власти не было иного выхода, как расстрелять толпу «хулиганствующих» и кровавых бандитов и т. п.» [8]. Однако, обвинения подсудимым и неоправданно жестокие приговоры лишь усиливали в сознании граждан СССР нежелательные для коммунистических правителей исторические параллели с созданным ими режимом.

Коммунистическая пропаганда прославляла вождей рабочего движения, боровшихся в начале XX века против царя и капиталистов. Но рабочие Новочеркасска выступили практически под теми же лозунгами и действовали по сходным сценариям. Например, в материалах суда в отношении некоторых обвиняемых было указано, что они «силой выводили рабочих из цехов и заставляли присоединяться к ним» [9]. Примерно так же увеличивали численность забастовщиков и рабочие Ростова-на-Дону в 1905-м. Тогда группы зачинщиков врывались в цеха, стреляя из револьверов и зычно выкрикивая требования бросать работу (об этом сюжете, в частности, рассказывает С. Швецов в его «Старом Ростове»: «перекрывая моторный гул, раздался сигнальный выстрел из револьвера, а затем громкий голос: «Забастовка! Бросай работу!») [10].

Тем не менее, немало наших соотечественников не только не желают слышать о трагедии 1962 года, но ещё и оправдывают палачей. Усердствуют сталинисты, возглашающие хвалу «отцу народов», при котором не наблюдалось такого рода волнений и был «полный порядок». А ведь истина проста: новочеркасский расстрел стал естественным результатом противостояния коммунистического режима и советского общества, и режим этот был уже подчинён партийно-советской бюрократии именно в ходе сталинского «великого перелома». Декларируя приверженность «народной демократии», существовавший в СССР политический режим бдительно следил за народом, подавляя малейшие проявления опасной для него общественной самодеятельности. Оправдывать сегодня ту трагедию – значит отказываться от принципов народовластия (сколь бы ущемлёнными они ни являлись) и надевать на себя рабское ярмо.

Ещё в начале 1990-х юрист Геннадий Марков, анализируя трагедию Новочеркасска, заметил: «Сегодня вся наша страна пришла в движение. И если так подходить к народу, как в 1962 году, то надо миллионы расстрелять и миллионы изолировать от общества» [11].

Жестокое подавление демонстрации – так ответила народу власть на его требование вступить с ним в диалог.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Мардарь И. Хроника необъявленного убийства. Новочеркасск, 1992; Козлов В. А. Массовые беспорядки в СССР при Хрущёве и Брежневе. 1953 – начало 1980-х гг. М., 2010.
2. Мардарь И. Хроника …С. 3.
3. Козлов В. А. Массовые беспорядки …С. 351.
4. Козлов В. А. …С. 352.
5. Бочарова Т. Расстрелянный город // Крестьянин. 2002. 16–22 мая.
6. ЦДНИРО. Ф. 4. Оп. 1. Д. 4. Л. 108.
7. Ионова Л., Елисеева А. С лесоповала он каждый день посылал ей цветы // Комсом. правда-на-Дону. 2002. 31 мая.
8. Козлов В. А. Массовые беспорядки С. 418.
9. Исторический архив. 1993. № 1. С. 126.
10. Швецов С. В старом Ростове. Ростов н/Д., 1971. С. 277.
11. Крытый двор : художеств.-публицист. журн. 1990. № 2. С. 20. (Спец. вып.)

Начало. Продолжение см.: Приговор осужденных по уголовному делу