ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Год 2006-й

Политические партии и движения на Дону

АВАНТЮРА ЛАГУТИНА

Выступления против советской власти на Дону в 1921 году

28 июля 1921 г. газета «Трудовой Дон» сообщала, что органы Дончека раскрыли контрреволюционный заговор по организации восстания на Дону и Кубани против советской власти. «Заговор подготовлялся белоэмигрантами, находившимися за границей, и контрреволюционным подпольем в Ростове» [1]. 3 августа 1921 года это сообщение повторили «Известия ВЦИК», добавив, что в боевом штабе отряда повстанцев насчитывалось до полутора тысяч человек. Во главе заговорщиков стояли князь Ухтомский, царский полковник Назаров и эсер Вишняков [2].

Офицер царской армии, в 1897 г. окончивший Академию Генерального Штаба, в Русско-японскую войну — командир батальона, в 1908-1910 гг. — представитель Генерального Штаба при российском посольстве в Японии, в Первую мировую — командир бригады и командир дивизии на Варшавском фронте, генерал-майор Константин Эрастович Ухтомский в ноябре 1919 г. оказался в Ростове-на-Дону.

Незадолго до этого в Киеве ему по ранению была сделана тяжелейшая операция, затем его погрузили в санитарный поезд на Екатеринодар. Не в силах выдерживать долгой и мучительной дороги — с остановками по несколько дней, почти без медицинского ухода, часто без пищи и воды, — Константин Эрастович, доехав до Ростова, отказался продолжать путь.

Перед сдачей города в госпиталь, где находился больной, явился капитан Маслов с конным отрядом. Ухтомского посадили на коня, но он потерял сознание и упал. Так он и остался в Ростове, который заняли красные 8 января 1920 г.

2 мая Ухтомского перевели (под именем Константина Ивановича Завяновского) в клинику профессора Богораза; в июле того же года — в клинику профессора Гутникова, в которой он пролежал до января 1921 г. Находясь в больнице, Ухтомский встречался с военными, которых знал раньше. От полковника Михаила Деребизова он узнал о существовании в Донской области военной организации, а Пётр Цыпляев указал ему и на явочную квартиру организации в Ростове по улице Екатерининской, 84 — там проживал Василий Иванович Кармаков, капитан старой армии, парализованный на левую руку. Кармаков стал его адъютантом и связующим звеном с товарищами.

После лечения Ухтомский скрывался в городском питомнике, где его приютила заведующая питомником Козловская. А фельдшер Кубарев передал Ухтомскому паспорт своего умершего отца.

В списке причастных к военной организации лиц, составленном в ходе следствия, из мужчин-военных, кроме Ухтомского, значатся Василий Николаевич Кудрявцев, бывший некоторое время комендантом Ростова, Владимир Александрович Давыдов, помощник коменданта, передавший Кудрявцеву дислокацию караулов в городе, Георгий Александрович Артамонов и Сергей Иванович Челымский, ещё не успевшие стать членами организации, поскольку только что прибыли в Ростов [3. — Л. 13]. Всего в списке двадцать человек, восемь из них — женщины. Ухтомский определил их роль так: «Дамы благотворительницы, которые вносили в дело лишь сострадание к гонимым и страдающим и снабжали необходимым для жизни всех, кого указывали…» [3. —Л. 103 об]. Имелись в виду белые офицеры, по каким-либо причинам оставшиеся в Ростове и вынужденные скрываться. Впоследствии эти женщины (за исключением М. С. Самодуровой), названные членами организации Ухтомского, были расстреляны. В причастности к организации были обвинены и священнослужители: Павел Владимирович Верховский — профессор Варшавского, а затем Ростовского университета (с сентября 1920 г. — священник кафедрального собора Ростова), и Куприян Матвеевич Дума — госпитальный священник [4].

О том, насколько интенсивной была работа организации, говорит тот факт, что накануне Пасхи скрывшиеся офицеры и их семьи получили продукты питания.

Однако к маю 1921 г. военная организация Ухтомского не успела как следует сложиться: убедительным аргументом в подтверждение этого является отсутствие у следователей вопросов о деятельности организации.

В мае об организации становится известно в Дончека, которая внедряет в неё своего сотрудника Бориса Александровича Бахарева. Вскоре Бахарев входит в доверие к Ухтомскому и становится его адъютантом.

Отдельно от организации Ухтомского возникает и тайная организация казаков в станице Елизаветинской. Почва для казачьего недовольства, несомненно, была. Тяжким бременем лежала на них продразвёрстка, отменённая решениями X съезда РКП(б) (март 1921 г.), но продлённая на Дону и Северном Кавказе (эти регионы оставались для Центра весной 1921 г. почти единственными источниками хлеба) [3. — Л. 5; 5. — Л. 49-50].

В мае 1921 г. в Елизаветинской появляются трое приезжих: бывшие военные Лагутин, Рудин и Миронов (у каждого из них были и другие фамилии), вынужденные скрываться от советской власти. Через Петра Дюжикова и его родственника, казака хутора Обуховка Захара Золотарёва Лагутин узнал, что и в Елизаветинской существует своя подпольная организация. Этот факт подтверждают и показания Ухтомского, ссылавшегося на поручика-елизаветинца Станкова, который сообщал ему в конце мая, что она «насчитывает довольно значительные силы, но действует нерешительно и оттягивает выступление до 29 июня, т.е. до сбора хлеба, когда предполагаются первые столкновения Советской власти с хлеборобами по поводу продналога» [3. — Л. 58 об.].

Лагутин решил объединить всех под своим командованием. К нему стали прибывать люди. На тайном собрании в хуторе Курганы присутствовали представители от станиц Елизаветинской и Кагальницкой, хуторов Обуховка, Шмат, Дугино, Городище, Бирючев, Степнянской волости и села Ново-Александровка.

Лагутин стал командиром отряда, Миронов — его адъютантом, Рудин — начальником штаба. Отряд базировался в камышах, максимальная его численность составляла сорок человек. Несмотря на тяжёлое время, местное население помогало ему продуктами.

В это время среди местного населения распространилась молва, будто Лагутин — это и есть полковник Назаров, возглавлявший десант, посланный на Дон Врангелем в июле 1920 года и разбитый под станицей Константиновской. И Лагутин не отрицал, что он полковник Назаров: это увеличивало его авторитет.

Через Власа Великова, кагальницкого казака, Лагутин узнал, что тайная организация есть и в Егорлыкской, и складывалась она при участии Бахарева.

В конце мая заговорщики собрались в Егорлыкской. На собрании был оформлен Задонский отряд. Командиром отряда избрали хорунжего — Говорухина. Он назначил командиров сотен: Василия Грунского, Никиту Пузина, Михаила Ткачёва и Боровкова. Адъютантом отряда стал П. М. Антонов, делопроизводитель военкомата станции Степной. Антонов дважды встречался с Лагутиным — в начале и середине июня (второй раз — при Бахареве, встреча произошла на хуторе Шмат близ Елизаветинской). А на следующий день Бахарев повёз Лагутина к Ухтомскому в Ростов. В результате переговоров Лагутин согласился войти в подчинение князя Ухтомского под именем полковника Назарова. Ухтомский отмечал, что, увидев будущего подчинённого, не поверил, что тот — Назаров. Однако это не помешало издать приказ о назначении полковника Назарова командующим 1-м Южным Донским военным округом с подчинением ему организации Говорухина.

Лагутин-Назаров намеревался открыто выступить против советской власти. Он был уверен: не только население поддержит восставших, но и красноармейцы. На вопрос следователя о составе организации, готовой к выступлению, он ответил: «сказать не могу, но станицы пошли бы все за исключением очень немногих».

Во время свидания с Ухтомским Лагутин заявил, что местность — в его руках. Он полагал, что занятие Ростова займёт около часа.

Ни разу не выехав на места, но представляя обстановку с подачи Бахарева, 26 июня Ухтомский пишет письмо руководителям отрядов, в котором требует установления связи друг с другом и соблюдения строжайшей военной тайны; сигналом боевой готовности назначается взятие Ростова. Письмо подписано: генерал-майор Ухтомский [6. — Л. 11].

Письмо Ухтомского дошло до Задонского отряда с припиской: «Настоящий приказ принят к сведению, руководству и точному исполнению». И подписи: командир отряда хорунжий М. Говорухин, командир 1-й сотни подъесаул В. Грунский, командир 2-й сотни сотник (фамилия не прочитывается), командир 3-й сотни хорунжий Боровков, командир 4-й сотни подхорунжий Пузин, адъютант отряда корнет Антонов [6. — Л. 11].

Приказ был получен сразу же и в ЧК. Учитывая настроение населения, которое, по выражению самих работников следственных органов, «сидело и ожидало только приказа», было принято решение об аресте князя Ухтомского [5. — Л. 3 об]. В тот же день, 26 июня 1921 г., Ухтомского арестовали. В ходе следствия было заведено «Дело о контрреволюционной повстанческой организации, возглавляемой бывшим князем Ухтомским, под названием «Армия спасения России». К «Делу» было привлекли 257 человек [3].

На допросе князь Ухтомский отрицал существование организации «Армия спасения России». В «Деле» нет документов, подписанных Ухтомским как руководителем этой организации. Единственный документ, где Ухтомский назван председателем комитета «Армии спасения России», — рапорт корнета Антонова, адъютанта Задонского отряда (документ датируется 29 июня, когда К. Э. Ухтомский уже был арестован). Рапорт вызывает настороженное к нему отношение не только датировкой, но и тем, что в нем описываются события месячной давности — с 29 мая: выход Антонова на связь с Лагутиным, а также о силах и планах последнего. Кто поручал адъютанту одного из отрядов писать рапорт на имя председателя комитета «Армии спасения России»? Какую цель преследовал этот рапорт адъютанта, содержавший сведения о планах Лагутина? Ведь Лагутин ко времени написания Антоновым рапорта дважды встречался с Ухтомским и мог сам посвятить последнего в свои планы.

Рапорт Антонова — единственный в «Деле» документ, в котором говорится о связях отряда Лагутина, якобы со слов последнего.

14 июля был арестован вызванный в Ростов Лагутин-Назаров. В этот же день произвели массовые аресты. Лагутин-Назаров пишет обращение к казакам станицы Елизаветинской, призывавшее их сдать оружие.

Как развивались события в отряде после ареста Лагутина, мы узнаём из показаний В. Ф. Миронова. В день, когда Лагутин уехал в Ростов, в камыши «пробрались какие-то два типа, должно быть, агенты Дончека, и вызвали меня и Осатчего, якобы на совещание в ст. Гниловскую. Было это ночью. Когда мы приехали в Гниловскую, нас хотели захватить, но им это не удалось, т.к. мы были вооружены» [7. — Л. 253-254]. Миронову и Осатчему удалось бежать. К вечеру следующего дня Миронов пробрался в лагерь, сжёг все бумаги, хранившиеся при штабе. Обсудив сложившуюся ситуацию, присутствующие в отряде решили выждать. Вскоре из Ростова приехал З. С. Золотарёв, арестованный вместе с Лагутиным, и передал обращение. Казаки отнеслись к посланцу с недоверием и арестовали его. В результате последующих переговоров с особым отделом СКВО, обещавшим от лица Советской власти прощение, казаки решили сдать оружие и прекратить сопротивление.

В Елизаветинской было сдано около 200 винтовок, 11 пудов пироксилина и револьверы [5. — Л. 3].

Для ликвидации повстанческого движения при оперативном отделе СКВО создали главный штаб ликвидации повстанческого движения. К работе привлекли самих участников, пользовавшихся авторитетом среди станичников и односельчан. Начальником штаба был назначен начальник штаба СКВО Тишковский, от повстанцев в штаб вошли Миронов, Антонов и Сыроватский.

В станице Мечётинской и в Степнянской волости были созданы районные штабы по ликвидации повстанческого движения. Начальником степнянского штаба был назначен участник повстанческого движения К. Ф. Сыроватский, в штаб вошёл представитель особого отдела СКВО В. М. Костин. Район степнянского штаба распространялся на Елизаветинскую и волости Батайскую, Койсугскую, Кулешовскую, Самарскую, Кагальницкую, Ново-Николаевскую, Весёло-Побединскую, Ильинскую, Полтавченскую и Степную, и на другие хутора и сёла Ростовского округа [7. — Л. 253-254].

По воспоминаниям С. М. Будённого (он в то время исполнял должность заместителя командующего СКВО), в Елизаветинской приняли решение провести съезд повстанцев, чтобы «обойтись без кровопролития, а все вопросы решить коллективно на съезде». На съезд, как писал Будённый, прибыло не 63 делегата, а тысяч семь казаков, казачек, стариков и детей.

Представителями Советской власти на этом съезде были Будённый и Трушин — полномочный представитель ВЧК на Юго-Востоке России, начальник особого отдела СКВО. Резолюция съезда обязывала повстанцев сдать оружие [8] Арестованным объявили амнистию и выдали от имени полномочного представителя ВЧК на Юго-Востоке России удостоверения в том, что они зарегистрированы органами ВЧК, амнистированы и без ведома ЧК не подлежат аресту [9. – Л. 293-294].

24 июля «в районы, охваченные повстанческим движением», ввели войска полномочного представителя ВЧК. В этот же день издали секретный приказ № 1 полномочного представителя ВЧК штабу и отряду особого назначения станице Елизаветинской, предназначенный для командного состава. Приказ рассматривал расположение войск в станицах как во вражеском окружении. Населению объявили, что войска введены для учений.

26 июля в Особый Отдел СКВО направили «Народную грамоту», принятую «Совещанием всех представителей Задонья и Кубани. 26 июля 1921 г.». В грамоте говорилось: «Мы, трудовые казаки и крестьяне, обращаем к вам свое народное слово. На ваше предложение сойтись мирным путем охотно отзываемся. Мы не хотим кровопролития. Но не сдадим оружия до тех пор, пока Вами и Вашими представителями не будет подписано мирное условие… и когда вы всенародно объявите уступки, удовлетворяющие желание народа… Егорлыцкая. Черкасский округ. Совещание всех представителей Задонья и Кубани» [9. — Л. 426].

В начале августа в «центрах повстанческого движения» прошли собрания, целью которых власти ставили сбор оружия у населения, а местные жители пытались решить на них свои насущные вопросы, получить гарантии безопасности.

На свободе участники движения оставались недолго. В ночь на 19 августа, «согласно словесного распоряжения начальника оперативной части по борьбе с бандитизмом СКВО т. Тишковским производились аресты организаторов восстания» [9. — Л. 73].

Повторный арест многими вначале был воспринят как недоразумение. «Представление по делу Ухтомского» объясняло аресты «невыполнением условия амнистии — сдачи гражданским населением и организациями оружия и тем, что «главари продолжали среди населения агитацию, ведущую к восстанию» [5. — Л. 1-3]. На самом деле эти люди уже выполнили свою роль, помогли органам власти ликвидировать повстанческие отряды.

Постановлением чрезвычайной тройки ВЧК к высшей мере наказания было приговорено 58 человек, расстреляно 56, 32 из них принадлежали к повстанческим отрядам Лагутина-Назарова и Говорухина, 18 человек отправили в концлагеря. Некоторые дела передали на доследование, 63 человека освободили.

Ухтомского, приговорённого к высшей мере наказания, препроводили в Москву, в ВЧК. Туда же доставили Верховского. Арестованный по делу Ухтомского 12 июля 1921 г., он был освобожден 19 сентября. В приговоре его имя не фигурирует. Но 7 декабря 1921 г. Верховского вновь арестовали и доставили в ГПУ, где он содержался под арестом до 23 июня 1922 г., когда был освобождён под подписку о невыезде из пределов Москвы. Но 21 сентября 1922 г. его вновь арестовали.

Третьим человеком, проходившим по делу Ухтомского и отправленным в Москву, был Д. И. Беленьков. Он заинтересовал КРО ГПУ, т.к., по показаниям Ухтомского, являлся профессиональным разведчиком. Ухтомскому расстрел заменили десятью годами строгой изоляции. Отсидев в тюрьме двенадцать лет, он был выпущен из заключения и отправлен в Вятку.

В заключении Ухтомский в течение, по его словам, «шести с половиной лет усиленного и сосредоточенного труда» составил «Стратегический очерк мировой войны 1914-1918 гг.» в двух томах, использовав предоставляемые ему немецкие и русские источники. Но работа так и не была издана.

По материалам «Дела Ухтомского» ясно, что и в становлении «Армии спасения», и в раскрытии этой организации огромную роль сыграл секретный агент Бахарев. Однако в «Изложении по раскрытой на Дону подпольной контрреволюционной организации «Армия спасения России», возглавляемой генерал-майором князем К. Э. Ухтомским», представленном следствием, имя Бахарева не упоминается.

Князь Ухтомский не знал о реальной численности отрядов, не знал обстановки, ни разу не выезжал на места. 11 декабря 1922 г. он писал: «За полтора года одиночного заключения в Ростове и Москве, оставаясь один со своими образами и думами… ещё больше утвердился в следующем:

1) «Дело моё мне неизвестно. Кто-то, может быть, что-нибудь и сделал по этим 58, 69 и другим статьям, но я ничего фактически не совершил злостно-преступного;

2) 3/4 «Дела» совершено лицами, мне неизвестными, и в целях, для меня непонятных (предполагаю большую долю провокации со стороны Бориса Александровича (Бахарева. — Г. Б.).

3) Как я ни слаб был волей и умственно после тяжких болезней — такого бестолкового, чертовски непрактичного, чисто безумного плана восстания я бы не выработал и готового не принял…» [5. — Л. 118 об.].

Ничего не говорится и о том, что те немногие документы, которые находятся в деле, датированы 26-29 июня 1921 г., из чего напрашивается вывод, что они создавались специально, чтобы как-то показать деятельность организации.

В заключении по делу двадцати казаков Егорлыкской уполномоченный отделения по шпионажу и контрреволюции СКВО отмечал «почти полное отсутствие обвинительного, обоснованного на фактах, материала»

Материалы «Дела Ухтомского» не вызывают и тени сомнения в том, что Лагутин не являлся полковником Назаровым, руководившим одним из врангелевких десантов в 1920 г. Это зафиксировано в «Изложении» по «Делу», представленном следствием, и в смертном приговоре названо настоящее имя этого человека – А. А. Моисеев.

Но вернёмся к началу статьи, где было приведено сообщение «Известий ВЦИК», опубликованное в книге И. Я. Трифонова. В сообщении называется имя полковника Назарова без всяких оговорок или объяснений.

В «Известиях ВЦИК» говорится о полутора тысячах повстанцев боевого штаба. Но армии у Ухтомского и Лагутина-Назарова не было. Известно лишь о четырёхстах человек отряда Говорухина и сорока — отряда Лагутина-Назарова. У Лагутина была надежда, что с началом его выступления за ним пойдут все сёла и станицы, а в «Изложении Дела» утверждалось, что Лагутин-Назаров организовал 50% мужского населения, годного носить оружие [5. — Л. 3].

С ликвидацией отрядов Говорухина и Лагутина-Назарова выступления на Дону и в Приазовье против советской власти не прекратились. С наступлением новой продовольственной кампании (после сбора урожая 1921 г.) вновь возникает сопротивление. Резолюция IV Донской областной конференции РКП(б) «О борьбе с бандитизмом», принятая 7 августа 1921 г., констатировала: «признать борьбу с бандитизмом одной из ударных задач момента» [10].

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Очерки истории партийных организаций Дона. Ч. 2. Ростов н/Д, 1973 . — С. 25.
2. Трифонов И. Я. Классы и классовая борьба в СССР в начале нэпа (1921-1923 гг.). Ч I Л., 1964. — С. 236.
3.  
4. Архив ФСБ Ростовской области. Д. 53951, т. 1.
5. Дон и Северный Кавказ в период строительства социализма. — Ростов н/Д, 1988. — С. 66
6. Архив ФСБ Ростовской области. Д. 53951, т. 11
7. Архив ФСБ Ростовской области. Д. 53951, т. 6.
8. Архив ФСБ Ростовской области. Д. 53951, т. 9.
9. Молот. 1966. — 5 февр. (№ 30)
10. Архив ФСБ Ростовской области. Д. 53951, т. 5.
11. Восстановительный период на Дону (1921-1925): Сб. док. / Науч. ред. П. В. Барчугов. — Ростов н/Д, 1962. — С. 111.