ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Вып. 28-й

Власть и управление на Дону

О. М. АНТОНОВ

ГОЛОД В ПЕРВОМ ДОНСКОМ ОКРУГЕ

(1921–1922 гг.)

Одной из трагических вех 1920-х годов является голод на территории РСФСР, унёсший миллионы жизней. Эти события не обошли и Донскую область [1].

Возникновение голода здесь связывают с рядом причин.

Во-первых, с сокращением трудоспособного населения, прежде всего мужского, в результате его мобилизации в период Первой мировой и Гражданской войн и политики расказачивания [2]. В сравнении переписей населения 1897 и 1920 годов уменьшение числа мужчин в Первом Донском округе произошло на 20,4%, Сальском – на 12,2%, Черкасском – на 9,8%, Верхне-Донском – на 7%. Такое лидирующее положение убыли числа мужчин в Первом Донском округе обосновывается резким преобладанием казачьего населения над иногородним и участием преимущественно первых в Гражданской войне [3, с. 42‑43].

Во-вторых, сокращение посевных площадей, которые в сравнении 1920–1921 годов с 1917-м уменьшились в Первом Донском округе на 81%, Верхне-Донском – на 78,6%, Донецком – на 49,8%, Ростовском – на 18,7% [3, с. 107]. Этому способствовало два обстоятельства: убыль скота и продовольственная развёрстка. Методам продразвёрстки придаётся главное значение [4; 5, с. 81–82; 6; 7, с. 110–112; 8; 9, с. 202–207; и др.].

Самое большое уменьшение количества скота из всех округов Донской области на 1922 год пришлось на Первый Донской, тем самым произошла замена тягловой силы, как правило, на молочный скот, что повлекло за собой не только снижение показателей производительности молока, но и плохую обработку земли, и в результате – сокращение площади засева и урожайности [3, с. 108, 131, 132]. Наряду с потерями огромного количества лошадей на фронтах войны, угоном скота частями Белой армии с территории области [10] новым бедствием в середине 1920 года стала чума крупного рогатого скота.

К сентябрю в Донской области почти все округа, за исключением Сальского и Хопёрского, были заражены чумой; наиболее пострадал Второй Донской [11, л. 84 об.].Очагом эпидемии в Первом Донском округе оказались хутора Аксёнов и Бударин станицы Нижнекурмоярской.«Чума в двух пунктах Нижнекурмоярской станицы выразилась в следующем: из наличного числа животных в июне месяце заболело 20,5%, выздоровело 8%, из числа заболевших пало 14%; в июле заболело 21%, выздоровело 37% и пало 25%. Из таких данных видно, что как процент заболеваемости, так и напряжённость болезни (процент смертности) очень умеренная и не является сильно прогрессирующей. Докладчик объясняет это с одной стороны серьёзным отношением населения к эпизоотии, а с другой стороны энергичной деятельностью местных властей и ветеринарного состава.<…> Так как врачей нет, в командировании их Донземотделом отказано, по борьбе с чумой видимо будут работать только фельдшеры» [11, л. 50].

Хутора Аксёнов, Бударин, Ильинский были признаны чумными пунктами, юрты станиц Нижнекурмоярской, Ефремовской, Чертковской, Филипповской, Терновской, Цимлянской, Кумшацкой, Романовской, Каргальской и Баклановской – зачумлённым районом; юрты станиц Камышевской, Мариинской, Николаевской, Богоявленской, Константиновской и волости Зазерская, Мартыновская и Орловская – неблагополучными по чуме [11, л. 52].

16 июля в станице Константиновской при Окружном исполкоме учреждается Окружной противочумной комитет [11, л. 53], а в августе при Нижнекурмоярском станичном исполкоме – противочумная районная комиссия [11, л. 77]. Состав персонала в количестве пятидесяти человек из служащих Окружного земельного отдела и гражданского населения, окончивших ветеринарно-фельдшерские школы, институты или прошедших соответствующие курсы, утвердили в августе. В декабре добавился ещё один ветфельдшер [11, л. 4-а, 57, 67, 68, 79, 122]. С первых дней Окружной противочумной комитет столкнулся с отсутствием дезинфекционных средств в округе. Они поступили в распоряжение комитета лишь в октябре, и то в меньшем количестве, чем предполагалось [11, л. 84-а, 101 об.].

Особая проблема заключалась в том, что проводимая политика продовольственной развёрстки противоречила мероприятиям по предотвращению чумы.

Председатель исполкома станицы Филипповской Антон Михайлович Дьяченко вывозил зерновые хлеба из хутора Черкасов в зачумлённую станицу Цимлянскую. На общем собрании хутора 20 ноября участковый ветфельдшер Иван Николаевич Лапин заявил, что в хуторе чума.Дьяченко ответил: «это абсурд», «этим зачумлением тормозите выполнение госразвёрстки» [11, л. 125-а, 128].

Аналогичные ситуации происходили в хуторе Дубовой станицы Верхнекундрюченской, где заведующий сборным пунктом скота Антонов производил убой скота и отправлял сырое мясо в Ростов-на-Дону, а потроха – на колбасный завод, и в хуторе Севастьянов станицы Чертковской, в котором продовольственный агент Христенко отдал распоряжение провести ревизию скота и отправить его на скотоприёмники [11,л. 125-б, 134 об.].

Ситуация осложнялось и тем, что Продовольственный комитет Первого Донского округа организовал скотоприёмники, но не известил Окружной противочумной комитет об их количестве и местах нахождения.Последний высказался о прекращении проведения продовольственной развёрстки, пригрозив поставить вопрос о привлечении Окрпродкома к суду Революционного трибунала [11, л. 125-б, 135 об.].

Однако эти угрозы остались без внимания: над Донской областью висел дамоклов меч за срыв выполнения продовольственной развёрстки и занесение на чёрную доску [9, с. 203].

Все силы были направлены на исполнение государственного задания.

В сентябре 1920 года в области создаются дополнительные продовольственные отряды для успешного завершения продовольственной развёртки [9, с. 203]. На заседании президиума партийного комитета Первого Донского округа 8 ноября 1920 года принимается решение о создании Цимлянским районным комитетом продовольственного отряда в количестве ста человек [12; 13].

Карпов Александр Иванович – продоармеец по изысканию хлеба и охране ссыпных пунктов в районе 1 Донокруга. Из фондов Цимлянского районного краеведческого музея.

Продовольственная развёрстка опустошала индивидуальные и коллективные хозяйства, лишала их зерна, сельхозпродукции и семенного фонда. Хлеборобы не стремились расширять площадь засева из боязни потерять ещё больше [5, с. 81–82]. На плечи населения ложилось и бремя обеспечения фуражом, продовольствием частей Красной армии, отрядов повстанческого движения, уголовных банд.

За невыполнение норм продовольственной развёрстки в отношении населения принимались меры административного наказания – арест и конфискация имущества.

Из воспоминаний продовольственного агента: «В 1920 году я был… направлен в ст. Семикаракорскую…, где приходилось не спать по несколько ночей, разбирая вопросы не сдавших хлеб. Приходилось выезжать в хутора и проводить аресты. Были случаи арестов всех домохозяев, дабы добиться сдачи зерна и других продуктов» [14, с. 273–274].

За 1920 год в Первом Донском округе имущество конфисковали у 346 домохозяев. После продразвёрстки в станице Цимлянской не осталось запасов продовольствия. В станице Ефремовской арестовали 62 человека: из них у 32-х – конфисковали 50% имущества, у 20-ти – всё имущество; выявили сокрытие запасов хлеба (около 2000 пудов, из которых почти 1500 сгнило). В станице Кумшацкой арестовали 19 человек, конфискацию произвели у 22-х, и, как говорится в отчёте: «Скрытого хлеба не обнаружено. Ни один хутор развёрстку не выполнил, почему хлеб забирается дочиста» [9, с. 204]. В станице Екатерининской обнаружено сокрытие 1000 пудов хлеба и в Ермаковской – 78 000 пудов зерна [14, с. 274].

Формы и методы продовольственной развёрстки изначально были сопряжены с циничным, враждебным отношением к населению. На общем собрании членов РКП (б) станицы Константиновской 7 июля 1920 года утверждается следующая неприкрытая наивная пошлость: «забирая у крестьян хлеб, и не давая ему взамен ничего, у крестьянина создаётся впечатление, что у него забирают всё, это его эксплуатирует городской пролетариат» [15, л. 33]. На том же собрании 11 июля: «И то, что казаки, не протестуя, выполняют государственную развёрстку, не показывает, что они на нашей стороне, а показывает только то, что они стали умны» [15, л. 32].

На девятой Окружной партийной конференции 18 ноября1923 года прозвучала достаточно взвешенная оценка произошедшего: «разразившая голодовка в 1921 году, главным образом в сильной форме отразилась на 1-[ом] Д[онском] о[круге], так как развёрстка предыдущего года до голода по прошлым данным, лишила крестьянское население окончательно всяких продпродуктов и тем самым усугубила вышеуказанную голодовку и, в 1922 г. результатом этого оказалось: среди крестьянства 1 Д. О. пошли сильные грабежи, а за ними как неизбежное следствие … кровавые расправы, самосуды. Советский административный аппарат, того будучи молодым и не окрепшим, не имел возможности такое явление предупредить своевременно, наоборот, своим опрометным постановлением усугублял его…» [16].

21 ноября 1921 года на заседании членов Окружного комитета РКП (б) Первого Донского округа докладчик Дорошев сообщил о бедственном положении округа: отсутствует хлеб, зафиксированы случаи смерти от голода или употребления суррогатов. Первый Донской округ признали голодающим, в связи с чем комитет поручил провести учёт количества продукции и сокращение кадров в подведомственных организациях [17].

Сведения о голоде в округе фиксируются в сводках ещё до официального его признания.Так, в июне 1921 года «в связи с голодом ожидались разгромы ссыппунктов, некоторые станицы округа объявлены на осадном положении» [18, с. 459].

На январь 1922 года положение Первого Донского округа выглядит следующим образом: «левобережная часть населения положительно голодает, детдома находятся в критическом (положении) состоянии – есть смертные случаи среди детей на почве голодовки, такая же картина наблюдается и среди взрослого населения…. Почти тоже можно наблюдать в правобережной части, где большинство населения, так же голодает за исключением 3-х станиц: Верхне-Кундрюческой, Нижне-Кундрюческой и Усть-Быстрянской, где продовольственное положение ещё сносно, но и там доедается последнее…» [19, с. 163].

Самой незащищённой социальной группой были дети. К марту 1922 года в округе закрыли 19 детских домов и 1020 детей остались без надзора. В оставшихся семнадцатидетских домах находилось 947 детей. Особенно тяжёлым их положение было в Семикаракорской и Золотовской станицах.

На заседании пленума партийного комитета РКП (б) Первого Донского округа 3 марта 1922 года сообщалось: «дети гибнут в полном смысле этого слова, и если Облкомпомголом не будут приняты экстренные меры помощи, то ясно, что дети должны погибнуть, а также полное отсутствие материалов против вшей, нет мыла, купить не на что спирта, отчего быстро портится бельё, и технический персонал от щёлока растирает до крови руки, на постелях детей вши кишат». В завершение выступления, докладчик безнадёжно констатировал: «много детей уже погибло, точных цифр под руками не имею, и много сейчас лежит детей пухлых» [20, л. 22 об., 23].

9 марта отмечалось: «Детские дома за неимением средств расформированы, и некоторые дети прикреплены к зажиточным, а некоторые по родственникам, но некоторые дети из этих домов после расформирования уже погибли. В станице Кумшацкой имеется детдом с численностью 26 детей, все пухлые, а приток всё увеличивается, число нищенствующих дошло до неимоверных размеров, школы в станицах левобережной части все закрыты…» [20, л. 8]. Приведены цифры беспризорных детей – 5100 человек, и голодающих по округу – 26 650.

На фоне голода распространяются эпидемии сыпного и брюшного тифа [20, л. 8].

В станице и хуторах Цимлянской умерли от голода 173 человека, в Романовской – 65, Каргальской – 87, Кумшацкой – 127, Камышевской – 72, Мариинской – 130, Николаевской – 95, Богоявленской – 263. Всего от голода к марту 1922 года умерли 1012 человек [20, л. 7 об.].

В то же время согласно государственной сводке к началу мая 1922 года по Донской области зарегистрировано всего 1043 случая голодной смерти [18, с. 614]. В источнике отсутствует полнота сведений или допущена ошибка. Эти данные, скорее всего, относятся к Первому Донскому округу, по динамике смертей самому пострадавшему в области.

Стратегия выживания населения была различна, но в основном сводилась к промыслу еды. Картины безысходности рисуют воспоминания очевидцев. Из рукописи Стефана Ивановича Мусатова, уроженца Богоявленской станицы: «Голод – это ужас ужасов. Человек абсолютно теряет своё человеческое обличье и становится диким, хищным зверем. Без преувеличения можно сказать, что ели тогда всё, что только разжёвывается и проглатывается» [21]. Так описывает 1922 год Г. С. Попов, казак хутора Мостовского Верхнекундрюченской станицы: «…голод небывалый, ели, что попало: калюку-перекатиху, древесную кору караичевую и тутовую и акациевую, скотину, кошек, собак и всякую падаль, народ умирал по улицам, и некому было предавать земле, потому что каждый был голоден и бессилен. Народ был опухший, каждый ожидал смерть, дерев(янные) дома отдавали за 1 пуд муки. Но в июле получили обильн(ый) урожай на все продукты, и стал народ постепенно поправляться. И власть не имела милосердия и опять всё забрала в налог» [22].

Председатель окружного исполнительного комитета Поляков сообщает 9 марта 1922 года на заседании бюро партийного комитета РКП (б) Первого Донского округа: «…были обследованы мельницы и ни на одной мельнице зерно не мелют – полное отсутствие хлебного зерна, а мелют солому и разные отбросы, собак и кошек поели, даже установлено воровство кошек и собак сосед у соседа. Воровство усиливается с каждым днём… Чуть ли ни в каждом станисполкоме и хутисполкоме сотрудники стремятся уйти из учреждений по сельскому хозяйству и за добычей продовольствия, сотрудники станицы Цимлянской употребляют в пищу кожу. Хлеба вовсе никакого даже не видят. Во всех милициях громадные недостатки, производятся конфискации неправильно, нет книг, по которым бы можно что-либо установить, масса заявлений от граждан о незаконных действиях милиции, но найти и проверить нет никакой возможности» [20, л. 8–8 об.].

Из информационного отчёта окружного Партийного комитета РКП (б) Первого Донского округа за март: «Целыми днями и ночами женщины возятся с приготовлением в пищу себе и детям: калюки, древесной коры и пр. Такие животные как кошки и собаки служат ещё лакомым куском – детям и матерям. Смертность детей с каждым днём увеличивается» [23, л. 19].

Жители округа, спасаясь, массово покидают нажитые места, бросают имущество и стремятся уйти туда, где по их ошибочным представлениям отсутствует голод – в Царицынскую губернию, Сальский округ Донской области, Ташкент, на Кубань [20, л. 6 об.]. Некоторые вступают в отряды повстанцев или в уголовные банды, участвуют в воровстве и грабежах [23, л. 20, 21].

Крайним (редким) способом выживания становится людоедство, которое различается в форме трупоедства (поедание умерших людей) и убийства лиц с целью их съедения [24]. Такие случаи были зафиксированы в Первом Донском округе [18, с. 592; 19, с. 164]. Документы не дают однозначного ответа на форму людоедства и указывают следующее: на февраль 1922 года выявлены случаи трупоедства (людоедства) в станицах Семикаракорской и Богоявленской [23, л. 12, 14], на март – случай «детоедства» в станице Семикаракорской [23, л. 19]. В станице Ермаковской наблюдались массовые случаи поедания умерших [25].

Со стороны властей принимались различные меры по стабилизации обстановки в Донской области. Попытка провести весеннюю посевную кампанию в 1921 году закончилась провалом в силу тех же принудительных методов, не учитывающих интересы населения, а достигнутый малый результат урожайности окончательно уничтожила засуха [5, с. 83; 26, с. 57–58]. В левобережной части Первого Донского округа погибло 3/4 хлебных культур, а в правобережной ещё больше [27].

К тому же изначально полученный семенной материал на область был распределён между Ростовским, Морозовским, Донецким и Черкасским округами [18, с. 614]. А в станице Ермаковской красноармейцы 3-й Кавбригады забрали все семена [18, с. 407].

Весенняя посевная кампания 1922 года изначально была обречена на крах.

Итоги налогово-заготовительной политики и достигший апогея голод почти не оставили посевного материала.

В левобережной части Первого Донского округа у населенияоставалось всего 20–25% рабочего скота, а конфискованный при продовольственной развёрстке и возвращённый тем же хозяевам во временное пользование скот был уничтожен почти полностью.

У станицы Кумшацкой полностью отсутствовала возможность посева. Станицы Терновская, Филипповская, Камышевская и Каргальская могли засеять всеми видами культур не более 10%.; правобережная часть Романовской – 7%, левобережная – 2%; правобережная часть Мариинской хлебными культурами – не более 5%, другими видами – не более 3%; правобережная часть Николаевской разными культурами – до 25%, левобережная хлебными – не более 5%, другими – 3%; Богоявленская – не более 2%. Только жители станицы Баклановской совместными усилиями сохраняли посевной материал [20, л. 6 об. – 7 об.].

Осознав последствия политики «военного коммунизма» и необходимость изменения экономического направления, руководство страны в марте 1921 года провозгласила переход к новой экономической политике с заменой продовольственной развёрстки на натуральный налог. Реальный переход к нэпу на Дону произошёл в 1922–1923 годах [26, с. 87], но по инерции применялись привычные методы экономического и политического прессинга [5, с. 84;7, с. 114;9, с. 207].

На секретном заседании ответственных работников Первого Донского округа 1 ноября 1921 года было отмечено, что продналоговая кампания «заставит население отнестись к нашей партии отрицательно. Прошедшая посевная кампания без надлежащей поддержки со стороны государства, также теряет авторитетное влияние нашей партии. <…> более обиженные на выполнение продналога с одной стороны, бедняки и середняки не имевшие возможности посеять озимый клин, с другой, при проявлении нашей слабости могут поддаться влиянию эсеровщины и меньшевиков, несомненно использующих тяжёлую обстановку… и в особенности в левобережной части Дона» [28].

Но отказаться на местах от старой модели общения с населением власти было сложно.

29 января 1923 года в окружной комитет общественной взаимопомощи Первого Донского округа поступает обращение Василия Сергеевича Краморенко, казака станицы Терновской. Он просит оставить в его или тестя собственности пару быков и корову, которые конфискованы у тестя Акима Маркина за невыполнение продразвёрстки в 1920 году и переданы обратно во временное пользование.

При продовольственной развёрсткев семье были конфискованы продовольствие, одежда и другие предметы. После демобилизации в 1922 году Краморенко с женой и сыном проживали у Маркина, так как за время Гражданской войны он потерял родителей и состояние. Те условия, которые ставит комитет крестьянской взаимопомощи, он считает невыполнимыми: за год пользования быками в пользу комитета обязаны засеять три десятины хлеба с полной уборкой и доставлением готового зерна по месту требования, а за корову сдать 7 пудов хлеба. Краморенко, участник Гражданской войны и ликвидации повстанческих отрядов Г. Маслака, Махно и других, завершает письмо с надеждой, что его просьбу удовлетворят: «я заслужил такого подарка» [29].

Насколько просьба была удовлетворена – неизвестно, но предлагаемые комитетом условия были кабальными. Помимо возложенных обязательств, семье Краморенко требовалось обеспечить продовольствием себя и содержать скот, что обрекало её на нищенствующее голодное существование.

В рамках борьбы с голодом государством санкционировалась кампания по изъятию церковных ценностей, которая дополнительно преследовала и уничтожение института церкви как чуждого элемента социального устройства.

Процесс изъятия церковных ценностей в Первом Донском округе с 1 мая по 20–21 августа 1922 года проходил без эксцессов, хотя имелись сокрытия ценностей в Цимлянской, Семикаракорской и Мариинской. Жители станицы Кумшацкой при неизвестных обстоятельствах вообще высказались о нежелании содержать церковь и её клир [см.: 19, с. 5–7, 33–36, 163–169].

Огромную роль в спасении жизней сыграла Американская администрация помощи, откликнувшаяся на призыв советской власти. 21 августа 1921 года стороны подписали соглашение в Риге. Первичный план включал питание детей, в последующем расширился до питания больных, кормящих матерей и голодающих взрослых, оказанием медицинской помощи и проведением вакцинации населения [30].

Донская область была отнесена к Царицынскому отделению Американской администрации помощи. Начало её деятельности на территории Донской области приходится на апрель-июнь 1922 года [31; 32,с. 38], в Первом Донском округе на май [20, л. 30 об.]. Открылись три пункта питания в станице Константиновской, два – в Цимлянской, по одному – в Нижнекудрюченской, Верхнекундрюченской и Семикаракорской [32, с. 40].

Завершение кампании по борьбе с голодом в РСФСР объявляется 15 октября 1922 года [30], но считать официальную дату днём фактического положительного разрешения ситуации на Дону не следует. В государственной сводке на январь 1924 года по Донской области указано, что местами наблюдается отсутствие семян и 20% населения Первого Донского округа обречены на голод [33, с. 180]. А на 1 июля 1925 года в Цимлянском районе голодающих – 10 421 человек, из них остро нуждающихся – 5992, что в среднем составляет 62% всего населения, количество голодающих детей приближается к 5000 [33, с. 333].

Итак, к моменту официального признания голода Первый Донской округ находился в худшем положении, чем другие округа Донской области по социальным и экономическим показателям. Приведшие к трагедии причины общие и характерны для всей территории области. Затянувшийся процесс перехода к новой экономической политике не мог не отразиться на динамике голода в округе, в связи с чем, окончание голода следует отнести не к 1922-му и не к 1923–1925 годам, а возможно, к позднему времени, хотя он и был меньше по масштабам и уровню трагизма.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Донская область просуществовала с 1920 по 1924 гг. К 1920 г. в неё входило 10 округов. В первой половине 1920 г. в состав Украины переданы Таганрогский округ, части Донецкого и Черкасского округов. В 1921 г. в состав Царицынской губернии переданы территории Второго Донского, Усть-Медведицкого и Хопёрского округов. В 1920–1921 гг. часть территории Первого Донского округа передана Сальскому (Ильинская и Мартыновская волости) и Морозовскому округам (ст-цы Генерал-Ефремовская, Ермаковская, Зазерская и Чертковская), ст-ца Екатерининская отходит к Донецкой губернии. В 1923 г. вместо Первого Донского округа образован Донской округ, но в документах фигурирует первое название. 4 июля 1924 г. Донская область упразднена. (См.: Административно-территориальное деление Ростовской области. Ч. 1. (Донская область 1920–1924 гг.) : справ. / Гос. арх. Рост. обл. Ростов н/Д., 1989. С. 11–13, 89–92).

2. Савицкая О. Н., Сатарова А. П. Голод 1921–1923 гг. в Хопёрском и Усть-Медведицком округах Царицынской губернии и Американская администрация помощи (АРА) // Грамота. 2017. № 8 (82). С. 171‑172.

3. Донской статистический ежегодник. 1922 г. Ростов н/Д. :Донполиграфтрест, 1922. (Тр. Дон.обл. стат. бюро).

4. Кондрашин В. В. Голод 1932–1933 годов : трагедия российской деревни. М. : РОССПЭН, 2008. С. 319.

5. Тикиджьян Р. Г., Панкова-Козочкина Т. В. Голод 1921–1922 гг. и 1932–1933 гг. на Юге России: сравнительно-исторический анализ // Историческая память населения Юга России о голоде 1932–1933 г. : материалы науч.-практ. конф. Краснодар, 2009.

6. Багдасарян С. Д. Продовольственный вопрос в повседневности аграриев Юга России в начале 1920-х гг. // Юг России и сопредельные страны в войнах и вооружённых конфликтах : материалы всерос. науч. конф….22–25 июня 2016 г. Ростов н/Д., 2016.

7. Рычнев Г. Голод на Дону: свидетельствуют документы // Вёшенский вест. № 4. Ростов н/Д., 2004.

8. Бочаров А. Н. Из истории сёл наших... 2-е изд., испр., перераб. и доп. Элиста :Джангар, 2017. С. 132–133.

9. Чернопицкий П. Г. Голод 1921–1922 годов на Дону // Исторические этюды. Вып. 4. Ростов н/Д., 2000.

10. Дон советский : ист.-экон. и соц.-полит. очерк. Ростов н/Д. : Кн. изд-во, 1986. С. 51.

11. ГАРО. Ф. Р-1775. Оп. 1. Д. 485.

12. 16 апреля 1920 г. коммунистические ячейки хуторов и станиц Первого Донского округа были прикреплены к четырём районам: Константиновскому, Семикаракорскому, Екатерининскому и Цимлянскому. К Цимлянскому районному подчинению отнесены станицы Цимлянская, Камышевская, Кумшацкая, Каргальская, Романовская, Нижнекурмоярская, Филипповская, Терновская, Ефремовская, Баклановская и Чертковская (ЦДНИРО. Ф. 6. Оп. 1. Д. 3. Л. 5 об.).

13. ЦДНИРО. Ф. 6. Оп. 1. Д. 6. Л. 3.

14. Градобоев В. А. Красный Дон. Ростов н/Д. : Альтаир, 2017.

15. ЦДНИРО. Ф. 6. Оп. 1. Д. 2.

16. Там же. Д. 27. Л. 1-б, 1-в.

17. Там же. Д. 8. Л. 14–14 об.

18. Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. 1918–1939 : док.и материалы в 4 т. Т.1. : 1918–1922. М., 2000.

19. Шадрина А. В., Табунщикова Л. В. Изъятие церковных ценностей в Донской области. 1922 год : сб. док. Ростов н/Д. : Изд-во ЮНЦ РАН, 2013.

20. ЦДНИРО. Ф. 6. Оп. 1. Д. 15.

21. Мусатов С. И. У плакучих курганов // Дон.временник. Год 2013-й. Вып. 21. Ростов н/Д., 2012. С. 148.

22. Власкина Т. Ю. Голод на Дону по устным свидетельствам // Историческая память населения Юга России о голоде 1932–1933 г. : материалы науч.-практ. конф. Краснодар, 2009. С. 155.

23. ЦДНИРО. Ф. 6. Оп. 1. Д. 23.

24. Багдасарян С. Д.Ассоциальные стратегии выживания в условиях голода 1921–1922 гг. (на материалах Юга России) // Власть. 2016. № 5. С. 169–170.

25. Скорик А. П. Милютинский казачий юрт: опыт исторической реконструкции :моногр. / Юж.-рос. гос. политехн. ун-т (НПИ) имени М. И. Платова. НИИ истории казачества и развития казачьих регионов. Новочеркасск : Лик, 2015. С. 474.

26. Скорик А. П.,Тикиджьян Р. Г. Донцы в 1920-х годах : очерки истории. Ростов н/Д. : Изд-во СКНЦ ВШ ЮФУ, 2010.

27. ЦДНИРО. Ф. 6. Оп. 1. Д. 7. Л. 26, 26-а.

28. Там же. Д. 9. Л. 10 об. – 11.

29. ГАРО. Ф. Р-243. Оп. 1. Д. 211. Л. 47–48.

30. Яковлева Л. Б. Исторические факты // Вести из архивов. 2018. № 23 (208). [С. 2.]. (Прил. к газ. «Грани культуры». (Волгоград). 2018. Декабрь. № 23 (208).

31. Итоги борьбы с голодом в 1921–22 гг. : сб. ст. и отчётов / Изд. Ц.К. ПОМГОЛ. М., 1922. С. 335.

32. Погромский В. А. Деятельность Американской администрации помощи в Царицынской губернии и прилегающих территориях в период голода 1921–1923 гг. // Вестн. Марийского гос. ун-та. Сер.: Исторические науки. 2016. Т. 2, № 1 (5).

33. Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. 1918–1939…Т. 2. 1923–1929.

Источник: Антонов О. М. Голод в Первом Донском округе (1921–1922 гг.) // Донской временник / Дон. гос. публ. б-ка. Ростов-на-Дону, 2019. Вып. 28-й. С. 5–11.