ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. ГОД 2019-й

История власти, управления на Дону

О. М. МОРОЗОВА

КАЗУС ИДЕАЛИСТА ГОЛОВАЧЁВА

В ходе подготовки сборника документов «Дон в годы революции и Гражданской войны. Февраль 1917– март 1920 г.» обратили на себя внимание несколько листков протокола дознания по делу Петра Павловича Головачёва, исполнявшего должность судебного следователя 1-го участка Усть-Медведицкого округа [1]. Из документов становится ясно, что 1 июня 1918 года (по ст. ст.) у крыльца здания окружного суда состоялся разговор между несколькими судейскими чиновниками о ситуации в Новочеркасске после ухода большевиков. В ходе разговора Головачёв на реплику инженера И. В. Фарафонова, что в Новочеркасске теперь крепкий порядок, сказал, что Новочеркасск переборщил и северным округам Усть-Медведицкому, Хопёрскому и Верхне-Донскому придётся разогнать всю сволочь во главе с недавно избранным атаманом П. Н. Красновым [2, л. 16]. Все свидетели примерно одинаково описали состоявшийся разговор, причём земляки Головачёва выбирали более мягкие выражения и приводили детали, несколько оправдывающие резкие слова следователя как не относящиеся к персоне Краснова. Из показаний свидетелей становится ясно, что Головачёва возмутила кандидатура бывшего жандарма, назначенного на пост главы милиции. Он считал, что делегаты Войскового круга от северных округов, будь они в Новочеркасске, не допустили бы этого. Инженер Фарафонов, инициатор расследования, не являвшийся местным жителем, придал своему свидетельству обвинительный характер, расценив слова Головачёва как советскую клевету.

Показания самого Головачёва говорят о том, что до разговора в присутствии Фарафонова состоялась его беседа с П. М. Агеевым [3] и Верхне-Донским окружным атаманом полковником З. А. Алфёровым, что именно последний говорил, что надо новое правительство, назначенное (!) нижними округами, заставить учитывать интересы и северных округов, в частности, наделять должностями героев, например, есаула Гаврилова [4]. Якобы Алфёров выражал недовольство ст. 26 Основных законов Всевеликого войска Донского, имеющей формулировку: «Все декреты и иные законы, разновременно издававшиеся как Временным правительством, так и Советом народных комиссаров, отменяются» [5, л. 9]. Трудно сказать, что именно так взволновало полковника. Возможно, это была отмена мартовских правовых актов Временного правительства. Специальное постановление от 11 марта 1917 года и приказ военного министра А. И. Гучкова от 14 марта 1917 года отменяли все ограничения казачества в гражданских правах, разрешали выборы в образовывавшиеся высшие органы казачьего управления в виде традиционных казачьих областных войсковых кругов и реорганизацию местного управления в казачьих войсках «на началах самого широкого самоуправления».Особенно могло интересовать казаков обещание правительства рассмотреть вопрос об облегчении бремени казаков при их снаряжении на службу, как в военное, так и в мирное время, а также отбывание казаками воинской повинности на общих для всего населения страны основаниях [6].

П. П. Головачёв был членом всех кругов, начиная с мая 1917 года. Сведения о занимаемой им позиции сохранили протоколы многих собраний. Например, на заседании соединённой комиссии по реорганизации Войскового правительства 3 декабря 1917 года он продемонстрировал себя сторонником коалиционного правительства казаков и крестьян: «Сама жизнь заставляет нас устанавливать демократическую систему, жизнь штыками пододвинула нас к этому. В государственном строительстве нельзя игнорировать какие-либо группы» [7].

Но вернёмся к инциденту 1 июня 1917 года.

Для Головачёва расследование закончилось благополучно. Председатель Усть-Медведицкого суда М. Антонов благоразумно решил, что разговор носил частный характер, и что оскорбительных выражений в адрес войсковой власти в нём произнесено не было [2, л. 15 об.].

Вспомнить и обеспокоиться о судьбе Петра Павловича Головачёва заставило повстречавшееся в Государственном архиве Ростовской области дело члена Войскового круга Головачёва, расстрелянного по постановлению Военно-полевого суда [8].

Это был другой Головачёв – Василий Иванович, 26-летний старший урядник 18-го Донского конного полка, до этого служивший в лейб-гвардии Атаманском полку.

В январе 1918 года Головачёв был назначен комендантом станции Дуванной, и перед ним была поставлена задача воспрепятствовать продвижению советских эшелонов к Лихой. Но он пропустил их, и именно эти отряды вступили в бой с отрядом В. М. Чернецова, оказавшийся для того фатальным. По материалам дела Василий Головачёв прилагал усилия для отправки казачьих отрядов, находившихся в ближайших к станице Гундоровской хуторах, на борьбу с чернецовцами. После возвращения советской власти на Дон он служил под командованием Смирнова.

Тем не менее, он был избран в Большой войсковой круг от 18-го Донского конного полка. Но в августе 1918 года он стараниями столь же бдительных (как и в случае с другим Головачёвым) станичников был разоблачён и лишён депутатского звания.

В материалах дела Василия Головачёва присутствуют сведения о произошедших с ним событиях за последний год.

Отец показал следователю о своём сыне, что он вышел в полк в 1913 году, на фронте служил хорошо, был награждён двумя Георгиевскими крестами и Георгиевской медалью за храбрость. Историю со службой сына на станции Дуванной и в советских отрядах отец изложил в типичном для представителей народа жанре игрушки обстоятельств. Он объяснил факт того, что казаки пропустили советские эшелоны, тем обстоятельством, что для них не подвозили довольствия, а без довольствия – какая служба. То, что сын остался с большевиками, объяснил следующим стечением обстоятельств: сотня, не сообщив ему, убыла домой, оставив его без коня, находившегося при сотне пока он служил комендантом. А большевики его «залучили» и забрали с собой. В Каменской его назначили командиром конвойной сотни при штабе. Служба была не тяжёлая, он только распоряжался, получал довольствие на свою команду, деньги и отчитывался. На вопрос отца: «А чего домой, как все, не поехал?» – ответил, что уехать было невозможно. Во время первого неудачного антисоветского восстания казаков он был арестован, но после возвращения советской власти решил, что пора ехать домой. Стал узнавать, куда ходят поезда, сговорился с другими станичниками ехать вместе. Вернувшись в хутор, работал по хозяйству и исправно ходил в храм.

Когда Ф. К. Миронов объявил мобилизацию в красные отряды, хуторские казаки отказались, но Василий был сторонником путаной линии: прийти к Миронову, потребовать у него оружие, а потом и разоружения Красной гвардии! За свою активную позицию он был избран на съезд в слободе Михайловке. Когда была объявлена мобилизация, поступил в 18-й конный полк, выступивший против Миронова. От этого полка был избран в Войсковой круг.

Рассказав всё это «честно и благородно», старик Головачёв просил иметь снисхождение к его сыну и не оставлять его малых дочек сиротами [8, л. 5–6].

Ещё до опроса отца Василия Головачёва, состоявшегося 5 сентября 1918 года, следователю поступил рапорт командира 18-го полка от 28 августа 1918 года, сообщавшего о подрывной деятельности урядника Головачёва и хорунжего Попова, которого при советах избрали станичным атаманом в Берёзовской.

Завершает дело переписка войсковых структур, относящаяся к ноябрю 1919 года. Канцелярия Войскового круга вспомнила о своём бывшем члене и сделала запрос в Донской войсковой военно-полевой суд о состоянии дела. В ответ Новочеркасский гарнизонный военно-полевой суд сообщил, что урядник Головачёв по приговору суда был расстрелян 28 августа 1918 года, то есть за неделю до допроса его отца, который просил о снисхождении к нему.

Итак, почему Пётр Павлович Головачёв назван идеалистом?

Потому что как интеллигентный человек начала ХХ века верил в демократические принципы: что представительство во власти должно быть всеобщим; что существует свобода слова и мнений; что народ и его часть – казаки, должны распоряжаться своей судьбой.

Каково было мировоззрение второго Головачёва? Хорунжий Василий Иванович продемонстрировал типично народный стиль поведения: следования за обстоятельствами и приспособления к ним с главной целью – выживания. Сотни лет такая тактика оправдывала себя, а в ХХ веке в условиях глобальной политизации оказалась ущербной. Общество не поощряло безыдейность. Как оказалось, это было предосудительным не только в 1930-е гг., но и во время Донского правительства.

В данном тексте использован «казусный подход», названный так Полом Хайэмсом [9], который предполагает изучение контекста события – социальной среды и событий Большой истории.

Разность исходов следственных разбирательств для двух казаков Головачёвых может быть объяснена комплексом бытовавших на Дону массовых представлений.

Снисходительность донской юстиции к Петру Головачёву и жестокость к Василию может быть связана с принадлежностью их к разным образовательным группам. Интеллигент Пётр и простой казак Василий олицетворяли суть революционного конфликта так, как его видели представители интеллигенции: борьбу неграмотных против образованных. Оказывается, такой позиции придерживалась не только российская культурная элита, но и донские чиновники. Василий не казался им случайным попутчиком большевиков, он был олицетворением солдатской массы, поддержавшей советскую власть по неразумению, зависти или ненависти к белой публике.

Как причина расстрельного приговора Василию Головачёву в документах указаны его призывы к вступлению в отряд Миронова. Однако в откровенных показаниях его наивного отца, подробно рассказавшего обо всем случившемся с его сыном, сказано, что как раз сторонником Миронова сын не был, наоборот, он призывал казаков выступить против. По-видимому, роковым для Василия стало упоминание в доносе сотника Карпова, служившего с ним на Дуванной, имени уже возглавившего донской пантеон героев есаула Чернецова. Рапорт датирован 20 августа, а всего через неделю Головачёв был расстрелян. Любопытно, что основная масса документов этого торопливо законченного дела датирована после 28 августа, то есть после расстрела хорунжего. Обычное канцелярское дело наполнено перепиской, которая велась в соответствии с поговоркой «контора пишет». Казнь, вероятно, носила знаковый характер.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Дон в годы революции и Гражданской войны : 1917–1920 гг. : сб. док. : в 2 т. Т. 1 : Март 1917– май 1918 / науч. ред. д-р ист. наук, проф. О. М. Морозова. Ростов н/Д. : Альтаир, 2017. 458 с.; Сообщение на Третьих Коршиковских чтениях (Ростов-на-Дону, 3 октября 2017 г.).

2. ГАРО. Ф. 858. Оп. 1. Д. 15.

3. Агеев Павел Михайлович (1889–1939), директор Новочеркасской гимназии, в 1917–1919 гг. – член Донского войскового круга от Усть-Медведицкого округа, лидер «левой» фракции, сторонник социалистического по своему характеру земельного закона. Ранен в результате нападения ночью 1 февраля 1919 г. В 1920 г. эмигрировал в Грузию. Вернулся в СССР. Репрессирован.

4. Гаврилов Иван Захарович, бывший атаман Еланской станицы, в мае 1919 г. во время Вёшенского восстания возглавил объединённый казачий отряд.

5. ГАРО. Ф. 861. Оп. 1. Д. 46.

6. Сборник указов и постановлений Временного правительства. 27 февр. – 5 мая 1917 г. Вып. 1. Пг., 1917. С. 326–327.

7. ГАРО. Ф. 864. Оп. 1. Д. 20. Л. 2 об.

8. Там же. Ф. 861. Оп. 1. Д. 83.

9. Хайэмс П. Старинный случай с Томасом из Элдесфилда // Одиссей. Человек в истории. 1993. М., 1994. С. 161–174.