ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Год 2017-й

Рецензии на книги

В. П. ТРУТ

КАЗАЧЕСТВО И ВЛАСТЬ: ВЗГЛЯД ИСТОРИКА

Кислицын С. А. Указ и шашка. Политическая власть и донские казаки в первой половине ХХ века. Изд. 2-е, испр. и доп. М. : URSS, 2014. 348 с.

В течение многих лет занимаясь проблемой взаимоотношения государства и казачества, автор сформулировал свои позиции во многих работах [1]. Они и положены в основу монографии. В отличие от первого издания «Указ и шашка» (Ростов, 2008), во втором нижняя хронологическая граница изложения основного материала ограничена 1945 годом. Это связано с тем, что, во-первых, после войны и вплоть до распада СССР родовое казачество практически ничем себя не проявляло, во вторых, развившееся во время перестройки движение нового казачества имело мало общего с дореволюционным сословием-субэтносом.

Автор пишет, что власть и народ – основная тема книги. И расшифровывает название: Указ – символ политической власти: имперского самодержавия, коммунистической системы или современного  политического режима; шашка – символ казачества, специфического субэтноса-сословия, –значительной части населения донского края. В условиях кризисного развития России в первой четверти ХХ века взаимодействие казачества и государства вступило в полосу бифуркации, что привело к вооружённому противостоянию в годы гражданской войны и частично в Великой Отечественной. Формально-логически в работе С. А. Кислицына прослеживаются три основные темы: историография проблемы, отражённая во «Введении», аналитический обзор казачества в ХVП–ХХ веках, и наконец основная тема работы – «взаимоборьба» и взаимодействие казачества и советской власти в первой половине прошлого столетия.

Историографический раздел работы заслуживает внимания не только из-за традиционного обзора литературы. Автор доказывает, что методологические и теоретические основы изучения истории донского казачества заложены А. П. Пронштейном. Теоретические принципы исследования казачества, сформулированные этим учёным, позволяют осуществлять поиски новых подходов к теме. В частности, А. П. Пронштейн показал, что условия Российского государства в конце XV – первой половине XVI века способствовали росту побегов крестьян Центральной России от своих владельцев; были и «особые обстоятельства», которые сделали Дон одним из тех районов, куда беглецы устремлялись в первую очередь. По Пронштейну, в эпоху феодализма колонизация в России представляла собой «подчинённый вопрос по отношению к аграрному вопросу в центре страны». Процесс объединения казачества, селившегося на юго-восточной окраине Российского государства, продолжался на протяжении всей второй половины XVI века и окончательно завершился в ходе бурных событий крестьянской войны под предводительством Степана Разина, когда правительство признало казачество особым сословием Московского государства.

Однако автор, признавая заслуги А. П. Пронштейна, в первой главе стремится объяснить феномен казачества в российской истории на основе не социально-классовой, а цивилизационной методологии. Он пишет, что поскольку Российская цивилизация носит промежуточный евразийский характер и развивается под влиянием Запада и Востока, в России отсутствовали в чистом виде модернизация или традиционализация. Шло постоянное взаимовлияние этих достаточно противоположных процессов с доминированием того или иного элемента на каждом конкретном этапе, – что приводило к деформации как традиционных, так и модернизационных ценностей и тем самым непосредственно влияя на трансформации явлений и процессов исторического развития. Такая социокультурная инверсия произошла, например, со старообрядчеством, создавшим среду для взращивания предпринимателей; с российским «средним классом» – интеллигенцией, которая стала поставлять кадры для революционеров; с русской буржуазией, уступившей роль гегемона в буржуазной революции своему антагонисту – рабочему классу. Определённую социокультурную инверсию претерпел и специфический казачий субэтнос, испокон века защищавший свою свободу и военно-демократические ценности, но и ставший «шашкой» российской государственности. Бывшие вольные люди с традиционной русской общественной демократией (исследователи определяют её как русскую вечевую  или казачью круговую), которые принимали участие во всех смутах и казачье-крестьянских войнах России, постепенно становились субъектами общероссийской юрисдикции и были отнесены к категории иррегулярных войск страны. Освоив новые территории на Юге России и защитив пограничные рубежи от постоянных нашествий и угроз со стороны кочевников, мусульманской Турции и других претендентов на славянские земли, казачество выполнило функцию «китайской стены». В этом качестве казачество приняло непосредственное участие в создании самодержавием Российской империи.

Автор утверждает, что цивилизационная защитная функция казачества не исчезла в связи с его переходом на службу государству, и с ликвидацией самостоятельности стала вновь проявляться в связи с целенаправленным созданием казачьих войск на границах расширяющейся Российской империи. Казачество выступало проводником геополитики Российской империи, осуществляя на новых местах оказачивание местного населения, в том числе неправославного, и распространяя традиционные качества казаков как представителей великорусского этноса – общинности, соборности, государственного патриотизма. Казачество воплотило в себе евразийский характер Российской цивилизации и по месту проживания, и по роду деятельности, и по объективному значению. В ХIХ веке огосударствленное казачество стало военно-служилым сословием, выполняющим как военные, так и полицейские функции. При этом сохранило этнографические признаки субэтноса, историческую память и обычаи, атаманско-круговое внутреннее самоуправление, культивирование кавалерийской службы и холодного оружия, разговорный диалект, фольклор, национальную одежду, которая включала в себя элементы государственной воинской формы, и самое главное – особый духовный склад, строптивый характер в сочетании с преданностью царизму и ксенофобией.

В следующих главах показывается, как в начале ХХ века донское казачество испытало на себе все кризисные последствия упадка военно-феодальной Российской империи. Расказачивание прервалось сначала империалистической войной, затем революциями, которые неожиданным образом способствовали временной активизации казачьего самосознания. Новая советская государственность, включая казачье-крестьянскую «Донскую советскую республику», не была признана большинством казачества, которое попыталось создать свою квазигосударственную белоказачью республику «Всевеликое Войско Донское». Это образование под атаманством Краснова стало уникальным, запоздалым и никому не нужным рецидивом средневековой казачьей государственности. Анализ  истории Красновской белоказачьей республики доказал, что будущего у казачьей государственности не было. Для обоснования этого тезиса, в частности, использован текст из работы М. П. Жакова «Донская контрреволюция», ранее не публиковавшейся (автор был репрессирован как «враг народа», а на этапе демократических реформ «репрессии» подвергся уже сам большевизм как историческое явление). К сожалению, некоторые современные авторы использовали материалы Жакова без ссылок на источник. В монографии также использована работа С. И. Сырцова «Вандея русской революции» [2].

Автор считает, что труды донских большевиков, несмотря на печать времени, позволяют глубже осмыслить взаимоотношения советской власти и казачьих структур в период гражданской войны и  на  других этапах истории. Вместе с воспоминаниями белых офицеров и атаманов эти источники могут позволить исследователям воссоздать более всестороннюю картину событий, происходивших в ХХ веке на Тихом Дону.

С. А. Кислицын подчёркивает, что «красный террор», террористическое расказачивание, «белый террор» красновского Всевеликого войска Донского и деникинских Вооружённых сил Юга России – явления, взаимно обусловленные. Молох гражданской войны крушил всех – и красных, и белых, и тех, кто пытался найти некий «третий путь».

В центре внимания автора – системный процесс расказачивания, протекавший в различных формах в течение всей первой половины прошлого столетия. В своём развитии политика большевизма в отношении казачества прошла несколько этапов: 1. Предоктябрьский период, когда были сформулированы теоретические предпосылки стратегии большевизма по отношению к казачеству как к «Вандее русской революции». 2. Октябрьская революция и начало гражданской войны, когда предпринимались попытки сотрудничества с казачеством в рамках Донской советской республики и др. 3. Период кульминации гражданской войны – расказачивание, остановленное на грани геноцида, подавление восстания верхнедонских казаков, борьба с Красновым и Деникиным; 4. Политическое и морально-психологическое давление на казачество как на контрреволюционное сословие при опоре на иногородних и ограничение гражданских прав казаков (1921–1924); 5. Поиск и реализация путей привлечения середняцко-бедняцких масс казачества к советскому строительству на основе широкой амнистии, использования казачьих традиций в целях закрепления нэповского успокоения казачества и установления сотрудничества с властями при сохранении установки на расказачивание сословных элементов (1925–1928; этап первой бухаринско-сырцовской реабилитации казачества). 6. Латентное расказачивание, преследование оппозиционно настроенных элементов казачества методами раскулачивания, борьбы с «вредителями» и «саботажниками» хлебозаготовок и прямыми репрессиями членов  казачьих «повстанческих организаций» (1929–1930-е). 7. С 1936 года проводилась политика использования военно-патриотических традиций казачества в интересах повышения обороноспособности страны, – сталинская реабилитация казачества, которое стало теперь стало вполне «советско-колхозным». В то же время в ходе «чистки кадров» (1937–1938) шли репрессии высших офицеров РККА казачьего происхождения. 8. Великая Отечественная война, когда, с одной стороны, советское казачество героически участвовало в  боевых действиях против нацистского вермахта, с другой стороны, возник феномен казачьего коллаборационизма как рецидив гражданской войны.

Изучение документов показывает, что в советское время проводились две противоречивые политические линии большевистской политической элиты: вовлечение казачества в современную жизнь и на военную службу в Красную Армию, и «формальное расказачивание» сословного пережитка прошлого, форсированная трансформация казачества в разновидность колхозного крестьянства. При этом в общей политике по отношению к казачеству советское государство, учитывая оба данных аспекта, основное внимание уделяло именно второму направлению. Капиталистическое расказчивание сменилось социалистическим на базе уравнивания всех сословий и этносов.

В монографии чётко показано: история казачества – это победы и поражения, подвиги и предательства, террор и мирное сотрудничество с властями, мудрость одних и глупость других, коварство и экстремизм третьих и так далее. Не было только геноцида казаков в прямом смысле этого понятия. Скорее надо говорить об общей геноцидальной ситуации в период обострения гражданской войны, величайшей трагедии нации, в которой виноваты обе противоборствующих стороны и, естественно, их политические лидеры, начиная с Николая II и Ленина, Краснова и Троцкого и заканчивая Мамантовым и Сырцовым. После казачество разделило судьбу российского крестьянства, став объектом повышенного интереса партийно-советской власти. Оно с честью  проявило себя в годы Великой Отечественной войны  в отличие от казаков-эмигрантов и казаков-коллаборационистов. Краснов и другие поборники новой казачьей государственности, так называемой «Казакии», не смогли понять, что в условиях войны такая идея – предательство интересов всего народа. Казачий национализм, как, впрочем, и любой другой, закономерно привел часть казаков в период великих испытаний к предательству многонационального Отечества. Участие казаков в карательных акциях против югославских, итальянских партизан и других борцов с фашизмом окончательно поставило крест на этой людей.

В заключение автор попытался совместить выводы исследования с обзором современного состояния казачьего движения, что мне представляется избыточным. Приведённый в качестве заключительного аккорда текст казачьей песни Александра Розенбаума не вполне отражает идею монографии. Есть и более содержательные дискуссионные моменты. Расказачивание всё-таки не всегда было главным во взаимоотношении российского государства и казачества на протяжении всей истории России. Автор сам в первой главе описывает продуктивное взаимодействие казачества и российской империи в ХIХ – начале ХХ века. Думается, что в этот период расказачивание носило стихийный социально-экономический характер и было скорее фоном этого процесса, нежели сущностью. Но, бесспорно, можно поддержать инновационные концепты автора о казачестве как авангарде российской евразийской цивилизации, о существовавшей протогосударственности донского казачества в первой половине ХVII века, о расказчивании как основной стратегии советского правительства в непосредственной или латентной форме. И считать монографию С. А. Кислицына заметным явлением в донской историографии.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Кислицын С. А. Государство и расказачивание. 1917–1945 гг.Спецкурс. Ростов н/Д.1996. 80с.; Его же. «Расказачивание» – стратегический курс большевистской политической элиты в 20-х гг. // Возрождение казачества : история и современность. Новочеркасск, 1994. С. 98–107; Его же. К вопросу об этапах осуществления большевистской политической элитой политики расказачивания  в 20–30-е годы // Проблемы истории казачества. Волгоград, 1995. С. 82–94; Его же. Эволюция и поражение большевистской элиты : учеб. пособие по спецкурсу. Ростов н/Д, 1995. 103 c.; Кислицын С. А., Дулимов Е. И. Государство и донское казачество. М. :  РАГС, 2000. 270 с.

2. Биография С. А. Сырцова и анализ его личного отношения к казачеству содержатся в книге С. А. Кислицына «Председатель Совнаркома советской России Сергей Сырцов» (М., 2013).