ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Год 2015-й

Рецензии

А. Н. ЧЕБОТАРЁВ

НУЖНА ЛИ УЛИЦА СЫРЦОВА В РОСТОВЕ?

Таким вопросом я задался, перевернув последнюю страницу второго издания книги С. А. Кислицына «Председатель Совнаркома Советской России Сергей Сырцов» [1]. Её герой – ключевая фигура и главный проводник политики расказачивания на Дону в марте 1919 года, заведующий Отделом гражданского управления при Реввоенсовете Южного фронта. Как известно, директива Оргбюро ЦК РКП(б) об отношении к казачеству была принята несколько ранее, 24 января 1919 года, а Отдел сформировали в соответствии с приказом № 317 по РВС Южфронта от 3 марта 1919 года.

Рассматривая свой труд «…как дань памяти Сергею Ивановичу Сырцову в год 120-летия со дня его рождения» (с. 14), автор свою главную задачу видит в его политической реабилитации. Книга пропитана нескрываемой симпатией автора к своему кумиру. Какими только характеристиками ни наделяет он Сырцова: «любимец шахтёров» и «главный противник казачьей власти» (с. 20), «недоучившийся студент» (с. 13) и тут же – «интеллигент» (с. 16). Правда, однажды во время задержания его полицией на улице тот «нанёс оскорбление действием» конвою городовых (с. 19). Ничего не скажешь, утончённая натура! И это «один из немногих интеллигентов, выдвинувшихся в годы гражданской войны» (с. 79). Зато подлинного интеллигента – Митрофана Богаевского автор перечёркивает одним штришком как «невзрачного на вид» (с. 23).

Наделяя Сырцова «личным мужеством» (с. 33), Кислицын утверждает, что тот «честно боролся за диктатуру пролетариата в казачьем крае» (с. 47) (здесь и ниже выделено мною. – А. Ч.). Зато казаки, по определению автора, не более и не менее как «потомственные кавалеристы-сабельники и профессиональные убийцы» (с. 46–47), в лучшем случае – «невинные овечки в казачьих бурках» (с. 62). Исходя из подобной оценки, нетрудно представить перспективу дальнейшего возрождения казачества, веками защищавшего рубежи Отечества от внешних врагов. Неудивительно, что сквозь призму «белого террора» ростовскому профессору мерещатся «расстрелы и повешения большевиков» на Дону в октябре 1917 года (с. 27). Однако автор не привёл здесь ни одного конкретного примера.

Его приёмы – хронологические передержки, тенденциозный подбор фактов, их передёргивание. Так, с лёгкой руки учёного неудавшаяся попытка революционного центра организовать съезд фронтового казачества в Воронеже, трансформировавшийся в совещание ввиду малочисленности делегатов (всего девять человек), превращается в «съезд Советов рабочих, крестьянских и казачьих депутатов Донской области» (с. 35). Но ведь такого съезда в Воронеже не было, а из тех девяти делегатов казаков представляли всего лишь Семён Кудинов и ещё один-два человека.

Скорее всего, такой взгляд автора стал возможен потому, что профессор к числу «полезных монографий» причисляет книгу П. А. Голуба «Правда и ложь о “расказачивании” казаков» [2], отвергающую сам факт политики расказачивания. А к вредным относит книгу В. В. Добрынина «Дон в борьбе с коммуной» [3], в тексте превращая фамилию автора в «Бобринина», а в ссылке – в «Бобрынина» (с. 43). Подобную транскрипцию видим и на странице 44. Что это – опечатка или продукт классовой неприязни?

Комментируя содержание директивы, направленной на физическое уничтожение казачества, автор подводит читателя к такой мысли: «Репрессивные меры в принципе логичны для гражданской войны и адекватны соответствующим мерам белогвардейского лагеря» (с. 54).

Интересно, что, оправдывая Сырцова и его сподвижников, С. А. Кислицын ссылается на их младые годы: «…члены Донбюро были в основном очень молодыми коммунистами, преданными утопическим идеалам мировой революции, горевшими на работе и в боях, не желавшими вдумываться в консервативную специфику казачьего региона…» И далее: «Они мечтали “землю в Гренаде крестьянам отдать”» (с. 63–64). А затем, стремясь обелить революционных романтиков, он начинает валить вину на А. Г. Белобородова, И. Э. Якира как автора директивы «о процентном уничтожении мужского населения» на Дону (с. 65) и других революционеров.

В заключительной 9-й главе, возводя своего героя в ранг «сознательных борцов против тоталитаризма», подобно искушённому адвокату, автор заявляет: «Сырцов виноват в расказачивании не более чем Ленин, Сталин, Троцкий, Свердлов и все остальные лидеры большевизма». И заключает: подобно прочим привилегированным слоям, именно «казачество виновато в обострении и пролонгации гражданской войны» (с. 246). То есть, надо полагать, виноваты те самые «невинные овечки в казачьих бурках».

А впридачу заявляет следующее: «Он осуждал постоянные нарушения прав советских граждан, преследование интеллигенции». И подытоживает: «Он был против масштабов насилия, но не против насилия, как метода» (с. 250).

В конце книги наставник студентов-политологов, подобно талантливому живописцу, решающим мазком пытается придать практическую направленность мысли, высказанной им во введении: «С. И. Сырцову не поставлен ни памятник, ни памятный знак, его именем не названа ни улица, ни переулок» (с. 14), и, апеллируя к письму старых большевиков в ЦК (1963 год), предлагает в память «замечательной личности Сырцова» (с. 244) «назвать его именем улицу в Ростове-на-Дону» (с. 245). Надо полагать, эта улица должна находиться по соседству с улицами, носящими имя Свердлова или других основоположников терроризма в России – Желябова и Халтурина.

Вот тебе и реабилитация репрессированных народов, а равно и казачества!

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Кислицын С. А. Председатель Совнаркома Советской России Сергей Сырцов : из истории формирования антисталинского сопротивления в советском обществе. Изд. 2-е, испр. и доп. М. : ЛЕНЕНД, 2014. 254 с. (История СССР: на пути к пониманию).

2. Голуб П. А. Правда и ложь о «расказачивании» казаков. М., 2009.

3. Добрынин В. Дон в борьбе с коммуной. На Донце и Маныче. Февраль – май 1919 г. Прага, 1922.