ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Год 2011-й

Генеалогия. Семейная история

См. также раздел: Этнические группы

См. также: Из истории семьи Сарандинаки. Часть 1,

Из истории семьи Сарандинаки. Часть 2.

Е. П. Высоцкая

ТРИ КАПИТАНА

Из истории семьи Сарандинаки

Часть 3

К 235-летию заселения греками Северо-Восточного Приазовья.

В кампанию 1790 года боевые действия на суше первыми начали союзники – австрийцы. Осенью гребная флотилия генерал-майора де Рибаса вошла в Дунай. На морском переходе её должен был страховать Ушаков с Севастопольской эскадрой, но он запоздал и присоединился близ устья Дуная. 19 ноября отряды де Рибаса и капитана 2 ранга Ахматова подошли к крепости Измаил. Турки под руководством француза Де-Лафит-Клове и немца Рихтера превратили её в неприступный оплот.

Командующим осадной артиллерией с очень широкими полномочиями Потёмкин назначил Суворова. 2 декабря генерал-аншеф прибыл к крепости. 10 декабря провели артподготовку. Днём 11 декабря взвилась первая сигнальная ракета, войска построились в колонны и двинулись к назначенным местам. После третьей сигнальной ракеты начался штурм. К четырём часам следующего дня город был окончательно взят. 26 тысяч оборонявших крепость турок и татар было убито, 9 тысяч попало в плен. Потери мирного населения никто не считал. У русских – 1879 человек убитыми и 3214 ранеными.

Взятие Измаила потрясло Османскую империю. Султан в сердцах казнил великого визиря Шериф-Гассан-пашу и выставил его голову перед дворцом. Наградой герою Измаила Суворову стал чин подполковника Преображенского полка, полковником которого была сама Екатерина [4].

***

Новая встреча капудан-паши Хуссейна и адмирала Ушакова произошла в конце июля 1791 года у мыса Калиакрия. Севастопольская эскадра из шестнадцати линейных, двух бомбардирских кораблей и двух фрегатов обнаружила, стоящую на якоре у румелийского (румынского) берега вражескую эскадру из восемнадцати кораблей, семнадцати фрегатов, сорока трёх мелких судов. В неё входили турки, тунисцы, алжирцы и триполийцы. Мусульмане под прикрытием береговых батарей беспечно отмечали Курбан-байрам, и появление Ушакова застало их врасплох.

Несмотря на численное преимущество неприятеля, Ушаков прошёл между берегом и его кораблями походным строем из трёх колонн, вышел на ветер и атаковал. Это был новый тактический приём. Ответные ядра с береговой линии полетели с опозданием. Не имея времени поднять якоря, противник принялся рубить канаты и наскоро вступать под паруса. Из-за спешки и сильного ветра корабли сталкивались между собой и ломали рангоуты.

Капудан-паша растерялся, командование на себя взял алжирский паша Саид-Али, назначенный после Тендры младшим флагманом оттоманского флота. Опытный капитан не проиграл до этого ни одного боя. В 1790 году ему удалось очистить Эгейское море от греческих корсаров под Андреевским флагом. Двести пленных было повешено. Находившегося в плену капитана В. Ф. Тизделя турки вывели из тюрьмы, чтобы он наблюдал экзекуцию. 5 декабря 1790 года капитан писал Потёмкину из заточения: «Бербересы праздновали победу целых 5 дней беспрерывною пушечную пальбою и в пятый день отрубили шестерым человекам головы в присутствии самого султана, повеся при том по всем судам на реях двадцать человек, имея перед ними повешанной Всероссийской державы флаг <…> Не довольствуясь и сим, на другой день взяли из тех же новоприведённых из сей тюрьмы двадцать человек и отрубили им головы» [8].

В этот раз султану хвастливый Саид-Али пообещал привезти Ушакова в железной клетке. Поначалу фортуна алжирцу улыбалась, и он смог построить часть разметавшихся кораблей на левом галсе. Несколько русских судов в схватке пострадало и покинуло боевую позицию. В ответ Ушаков быстро перестроился в линию и, сомкнув дистанции между кораблями, опять атаковал. Корабль «Рождество Христово» под адмиральским флагом вступил в бой с кораблём Саид-Али и сбил у него фор-стеньгу и грот-марcа-рей. Затем, не давая ему опомниться, адмирал прошел под его кормой и новым залпом разбил бизань-мачту. От верной гибели Саид-Али заслонили два других корабля.

Русские начали стрелять с короткой дистанции, турки дрогнули и окончательно смешались. Капудан-паша, опомнившись, попытался восстановить строй огнём по собственным судам, но только усилил панику. Окружённого врага били без промаху по мачтам и парусам. Турки отстреливались, не целясь. За час противник был полностью разгромлен и бежал в темноту. Некоторые суда, не добравшись до Константинополя, затонули, другие укрылись у берегов Анатолии и Румелии. Разбитый Ушаковым, флагман Саид-Али дотянул до бухты Золотой Рог и ушёл под воду на глазах у обитателей Сераля. Жителей столицы охватил страх – поползли слухи о скором появлении в Босфоре непобедимого Ушак-паши.

Потери русских в этой баталии составили 17 человек убитыми и 27 ранеными. «Совершенной победой» назвал битву у Калиакрии князь Потёмкин-Таврический. Это было торжество ушаковского военно-морского искусства над старой тактикой. Через семь лет приём, впервые применённый Ушаковым, повторил адмирал Горацио Нельсон при Абукире. За сражение Ушакова наградили орденом Александра Невского: более победоносного адмирала в русском флоте в то время не было.

В баталии у Калиакрии Евстафий Сарандинаки командовал линейным 50-пушечным фрегатом «Апостол Андрей» с экипажем из 364 человек. После боя его корабль крейсировал у Варны, а в конце июля вернулся в Севастополь.

Екатерина мужество, проявленное капитаном 2 ранга Е. Сарандинаки у Тендры и Гаджибея, оценила: «Усердная Ваша служба и храбрые подвиги, оказанные Вами в сражениях и победах, одержанных флотом Нашим Черноморским над Турецкими превосходными силами в 28 и 29 день августа 790 года, обратили на себя Наше внимание и милость. Мы в изъявление оных ВСЕМИЛОСТИВЕЙШИ пожаловали Вас в 9 день февраля 791 года Кавалером ордена Нашего Святого Равноапостольного Князя Владимира <…> тщитесь продолжением ревностной службы вятше удостоиться Монаршего Нашего благоволения» [2], а 31 августа 1792 года императрица подписала указ о его награждении за участие в битве у Калиакрии: «Храбрые мужественные подвиги, оказанные Вами во время знаменитой победы в конце последней кампании, одержанной под предводительством Контр-Адмирала Ушакова над Турецким флотом, который с великим поражением из среди моря был загнан в самую близость столицы Аттоманской, где Вы, командуя кораблём Святого Андрея, содержали оный в линии с отличной неустрашимостью, произвели бой с неприятелем, учиняют Вас достойным ордена Нашего военного Святого великомученика и Победоносца Георгия» [2].

***

О 28-м Османском султане Селимее III Екатерина написала: «Испуганный при виде своих кораблей, лишённых мачт и совершенно разбитых <…> он стал мягок и сговорчив как телёнок» [27].

Победа русской армии на Дунае и штурм крепостей Анапа и Суджук-Кале заставили Высокую Порту 31 июля, в день сражения при Калиакрии, подписать предварительные условия договора с Россией. Мирный трактат был заключён в Яссах 29 января 1791 года. По нему Турция уступала России земли между Южным Бугом и Днестром и подтверждала Кючук-Кайнарджийский договор.

***

В планы императрицы, занятой польскими и турецкими делами, война со Швецией не входила. Взошедший в 1771 году на королевский трон Густав III считал иначе. С первых минут царствования он начал подготовку к войне с Россией [28]. И попытался срежиссировать спектакль, в котором главную роль отвёл себе. Для самого масштабного в истории Швеции завоевательного похода был собран флот, насчитывавший 430 вымпелов, и экспедиционный корпус (45 тысяч человек). По конституции король не имел права начинать войну первым, поэтому, как метко заметила Екатерина, «Король Шведский в намерении имеет нас задирать». Несколько лет у Густава ушло на создание мифа о русской угрозе, а в 1788 году шведы подтянули 36-тысячную армию к границе с Финляндией и, осадив русскую крепость Нейшлот, сделали первый шаг к войне. В дальнейшем король Густав планировал нанести сокрушительный удар по русскому флоту у Кронштадта, а затем высадить 20-тысячный корпус под Петербургом. Захват русской столицы казался ему делом недалёких дней. Екатерина по началу беспокойства не проявляла и в письмах к приближённым называла шведскую войну «дурацкой».

Взять крепость Нейшлот шведы не смогли до самого конца войны, зато воспользовались отплытием эскадры Самуила Грейга к берегам Турции и начали провокации на море. К несчастью для короля, Грейг не успел далеко отойти от Кронштадта. Развернувшись, адмирал стал спешно готовиться к бою. Недоукомплектованные экипажи пополнились рекрутами, писарями, мастеровыми и даже петербургскими арестантами. К флотилии присоединились остававшиеся на Балтике фрегаты.

28 июля 1788 года вверенный Грейгу флот из семнадцати судов по указу императрицы «следовать с Божьей помощью вперед, искать флот неприятельский и оный атаковать» [5] снялся с якоря и двинулся навстречу шведам. На девятый день к югу от острова Гогланд показался противник. Его флот под командованием брата короля герцога Зюдерманландского шёл как на манёврах, правильной линией, сохраняя между судами равные интервалы. Русские, несмотря на сигналы адмирала, сопровождавшиеся пушечными выстрелами, держались ровно только в передовой части. И хотя отставшие корабли не прибавляли парусов, адмиральский «Ростислав» решил сблизиться со шведским адмиральским кораблём и открыть баталию.

У Гогланда пересеклись пути братьев Сарандинаки. Лейтенант К. Сарандинаки получил боевое крещение на фрегате «Брячислав» [13], мичман Ф. Сарандинаки участвовал в сражении на транспортном судне «Турухтан» под командованием капитан-лейтенанта М. П. Коробки [16]. «Турухтан» держался за линией боя, поскольку выполнял функцию госпитального судна. Со времён Семилетней войны госпитальные корабли сопровождали балтийские эскадры и предназначались для тяжелобольных и раненых. Екатерина поддержала организацию медицинского флота.

Наиболее энергично действовали против неприятеля восемь кораблей русского авангарда и кордебаталии (средней части флота). С. К. Грейг и контр-адмирал Т. Г. Козлянинов своим примером воодушевляли остальных.

Так описал этот бой швед Фредерик Ерта Ларссон, унтер-офицер с «Хедвиг Элдисабет Шарлота»: «Глаза ничего не различали. Пушки ужасающе грохотали, раненые кричали, летающие ядра, в зависимости от своей величины, издавали разнообразные шипящие звуки. Это был такой концерт, что даже самые мужественные могли прийти в отчаяние. Особенно страшно становилось в те моменты, когда одновременно несколько человек падали замертво, поражённые одним ядром. Мозги их разбитых голов разбрызгивались по сторонам, падали вместе с кровью под ноги живых. А осколки черепов разлетались с такой силой, что врезались во внутреннюю обшивку и застревали там. Руки и ноги в мгновенье ока отрывались от тел, убитых складывали в кучу или просто выбрасывали за борт. Подобные сцены обычны для морского сражения и могут быть ещё ужаснее, если корабль загорается, взлетает на воздух или тонет» [29].

Через полтора часа шведский авангард стушевался. Первым отступил за линию боя флагманский корабль, серьезно повреждённый «Ростиславом». Русская эскадра продолжала атаковать. Ночью пороховой дым плотно окутал оба флота, и баталия прекратилась. К полудню следующего дня шведские корабли скрылись из виду в направлении Свеаборга. Cражение у Гогланда закончилось ничьей; противники разменяли по кораблю. Однако русская эскадра 6 июля 1788 года, в день преподобного Сисоя, перечеркнула надежды шведов на быструю победу. С тех пор на протяжении почти ста двадцати лет в списках Российского флота значился корабль «Сисой Великий».

Грейг последовал за неприятелем к Свеаборгу, но энергичных действий против запертых в шхерах шведских кораблей предпринимать не стал. Во время блокады Свеаборга адмирал Грейг тяжело заболел и через месяц скончался в Ревеле.

***

В следующем году военные действия на Балтике протекали вяло и ознаменовались лишь Эландским сражением. Весной 1789 года Балтийский корабельный флот принял адмирал Василий Яковлевич Чичагов. По его указанию несколько отрядов крейсировали у входа в Финский залив. Среди них был фрегат «Надежда Благополучия», на котором под командованием капитан-лейтенанта Н. А. Бодиско служил теперь Фёдор Сарандинаки [16]. Получив в конце мая 1789 года в подкрепление из Кронштадта эскадру контр-адмирала Алексея Григорьевича Спиридова, среднего сына прославленного адмирала, Чичагов решил выйти в море.

Объединённая эскадра (двадцать кораблей, два бомбардира, два катеров, два госпитальных и два транспортных судна) 14 июля встретила превосходящий по количеству кораблей и фрегатов флот под командованием герцога Зюдерманландского [28]. На судах противника был недостаток экипажей из-за разразившейся эпидемии тифа. Инициированная шведами артиллерийская перестрелка продолжалась шесть часов и не принесла ни одной из сторон серьёзных потерь. Адмирал Ушаков называл подобные сражения ленивой баталией.

***

Такого разнообразия гребных судов, как в эту русско-шведскую войну, у России никогда не было. Боевые действия в балтийских шхерах требовали быстроходные суда повышенной манёвренности. Парусный флот с такой задачей не справлялся. К началу войны на ходу было только двадцать галер и несколько трофейных шебек из Архипелагской кампании. В 1788 году в Петербурге заложили восемь шебек. На следующий год строительство шебек и полушебек, вооружённых для быстрого хода нетяжёлыми пушками, было продолжено. К лёгким гребным судам русского флота относились также кайки, дубель-шлюпки и канонерские лодки.

***

Командование гребным флотом на Балтике, состоящему к лету 1789 года из 75 вымпелов, Екатерина поручила отличившемуся под Очаковым принцу Карлу Нассау-Зигену. Из-за плана сражения, предназначенного на 13 августа, между ним и командующим Резервной эскадрой вице-адмиралом фон Крузом произошла ссора. Императрица вняла просьбе принца и, отозвав Круза, перепоручила его эскадру обер-интенданту И. П. Балле. Вместе с принцем одержал победу его план действий: начать бой предстояло Резервной эскадре [24].

В августе 1789 года шестьдесят два боевых и двадцать четыре транспортных шведских судна под начальством обер-адмирала Аугуста Эренсферда находились в двух (Большом и Малом) Роченсальмских рейдах, недалеко от острова Котка. К неприятельским судам можно было подойти с двух сторон: с севера, через очень узкий пролив Роченсальми («Королевские ворота»), и между островами с противоположной стороны, по проходу шириной 850 метров. Одиннадцати большим и девяти малым судам Балле надлежало с юга отвлечь на себя шведов для прорыва главных сил Нассау через Королевские ворота.

В составе отряда Балле находилась шебека «Быстрая», за три месяца до этого спущенная на воду. 13 августа, в день сражения, её принял лейтенант Константин Сарандинаки [13].

Заметив Резервную эскадру, Эренсферд выставил большие суда, а малые и транспортные отвёл в глубину шхер. Сами Королевские ворота защищали четыре бомбардирских корабля и несколько специально затопленных в самом узком месте транспортных судов.

Началом сражения послужил раздавшийся в 10 утра выстрел с бомбардирского «Перуна». После завязался бой. С расстояния картечного выстрела превосходившие по силе шведы изрешетили эскадру Балле. Его суда стояли под обстрелом в линию, без резерва и подкрепления. Командиры шебеки «Летучая» Рябинин и «Перуна» Сенявин получили ранения, их команды уменьшились наполовину. Многие сигналом давали знать, что терпят бедствие. Пакетбот «Поспешный» с убитым командиром и почти уничтоженным экипажем понесло на шведов. Неприятель не упустил случая и пошёл на абордаж. Помощь, которую так ждал Балле, всё не приходила. Люди держались из последних сил.

В это время с другой стороны Королевских ворот эскадре Нассау никак не удавалось преодолеть баррикады. Сломленный неудачей принц впал в отчаяние. Капитан Слизов приказал матросам, солдатам и офицерам, стоя по грудь в воде, топорами, ломами и вручную, под огнём шведских батарей разламывать затопленные транспорты. К семи вечера ценой огромных усилий проход очистили, и с криками «Ура!» русские гребные суда бросились на помощь в самый критический для отряда Балле момент.

Галеры Нассау отвоевали захваченные шведами «Перун» и «Поспешный» и сами взяли на абордаж несколько шведских судов – гребной фрегат «Ав-Тролле», вооружённый двадцати четырьмя 12-фунтовыми пушками, три канонерские лодки, галеру, удему и три турумы. (В средине XVIII века мастер Ф. Х. Чапман разработал для шведского шхерного флота маневренные суда с малой осадкой, обладающие хорошей огневой мощью и способные ходить под вёслами и парусами. Боевое крещение удемы и турумы получили во время русско-шведской войны, но себя не оправдали.) В плен попало 37 офицеров и 1100 нижних чинов. Число убитых шведов превышало тысячу. Потери русских убитыми и ранеными составили 15 офицеров и 378 служителей.

Лейтенанту К. Сарандинаки командовать шебекой «Быстрая» суждено было недолго. Во время Роченсальмского сражения он был тяжело ранен осколком в ногу, но оставался на борту, продолжая отдавать приказы. Только 22 августа сдал шебеку Ф. П. Тимирязеву. Моряки перенесли раненого командира на подошедшее госпитальное судно. Ногу спасти не удалось: поползла гангрена. «По случаю лишения в сражении ноги, уволен со службы чином капитан-лейтенанта, с полной пенсией» [13].

«Принц Нассау был награждён орденом Св. Андрея, но заслужили его храбрые офицеры, – как Балле, Турчанинов, граф Литта, Слизов, Денисов, Рябинин, Кушелев, Болотников, Буксгевден, Олсуфьев, Сарандинаки и другие. С такими подчинёнными нетрудно было пожинать лавры господам иностранцам!» – вспоминал сын адмирала В. Я. Чичагова Павел Васильевич [24].

Спустя неделю у крепости Нейшлот были захвачены пять шведских гребных судов и потоплены шведские лодки с десантом. Кампания 1789 года с участием гребного русского флота завершилась. В начале сентября эскадра вернулась в Кронштадт.

***

Зима не прошла для шведов даром. Они увеличили сухопутную группировку до 70 тысяч человек и гребную флотилию до 350 судов. С этими силами и корабельным флотом из сорока линейных кораблей Густав III вознамерился уничтожить зимовавшую в Ревеле эскадру Чичагова, а потом блокировать Кронштадт и, высадив десант у Ораниенбаума, захватить Петербург.

Русские в 1790 году предполагали сухопутные операции в Финляндии. Корабельный флот, занимавший посты у Гангута и Паркалауда, должен был помогать армии и гребным судам в Финском и Ботническом заливах [28].

Погода диктовала свои условия, и шведы сумели опередить русских с началом боевых действий. Когда в конце апреля лёд у Ревеля сошёл, наблюдатели на Суропском маяке заметили на горизонте два корабля и катер без флагов. Адмирал Чичагов приказал отправить несколько судов под командованием капитана Е. Е. Тета в море на разведку. Отряд состоял из лучших ходаков – корабля «Кир Иоанн» (74 пушки), фрегатов «Прямислав» (36 пушек) и «Надежда Благополучия» (32 пушки), в команде которого служил Фёдор Сарандинаки. Разведчики увидели шведский флот и немедленно сообщили об этом в Ревель.

На военном совете Чичагов убедил командующих и капитанов принять бой, стоя на якоре близ Ревеля и выгодно используя береговую артиллерию. 1 мая 1790 года, согласно его указаниям, в первой линии находились 10 линейных кораблей, включая адмиральский стопушечный «Ростислав» под командованием Чичагова-младшего. На флангах стояли бомбардирские корабли, а во второй линии у промежутков между кораблями четыре фрегата, в том числе «Надежда Благополучия». В третьей линии находились семь катеров. Правый фланг кораблей упирался в отмель, левый прикрывали батареи Ревельской крепости.

Шведским флотом из 22 линейных кораблей, 4 больших фрегатов и 4 мелких судов командовал герцог Зюдерманландский. Неприятель решил атаковать, не вставая на якорь. Около десяти утра передовой корабль, быстро двигаясь вдоль линии русских, сделал первый выстрел. Следом за ним мимо эскадры Чичагова пронеслись в сторону острова Вульф другие суда. Но небольшой крен и торопливый прицел подвели шведов: их снаряды не попадали в цель.

Действия русских были успешными. Из-под залпов ядрами и картечью шведские корабли выходили с повреждениями и большими потерями. Особенно пострадал корабль генерал-адмирала «Густав III», из-за технической случайности медленно продрейфовавший мимо «Ростислава». А после того, как на 64-пушечном «Принце Карле» взвился русский флаг, наблюдавший с безопасного расстояния за боем герцог Зюдерманладский распорядился прекратить баталию.

Двухчасовое сражение закончилось потерей шведов двух кораблей; в плен попало 25 человек экипажа, убито 150. У русских – 8 убитых и 27 раненых

За Ревельское сражение адмирал Чичагов получил Андрея Первозванного и имение в Белоруссии. Разменный фондом Петербургу служили земли, конфискованные у панов-конфедератов в ходе раздела Польши. 28 февраля 1790 года императрица распорядилась: «Флота капитану-лейтенанту Сарандинаки с тяжёлыми ранениями от службы отставленному повелеваем для содержания его по смерть дать в Белорусcии аренду до двухсот душ из законных деревень» [2].

***

Через два дня после Ревельского боя шведы сравняли счёт у входа в Фридрихсгамскую бухту.

В конце мая, несмотря на преимущество шведов в числе судов, артиллерии, количестве и качестве экипажей, эскадра вице-адмирала А. И. фон Круза после двухдневного сражения у Красной горки вынудила противника пуститься в бегство. Жители Петербурга вздохнули с облегчением: канонада была хорошо слышна в городе.

Результатом второго Красногорского сражения стала блокада шведского флота (сто парусных и двести гребных судов) под предводительством самого короля в Выборгском заливе [5]. И только разногласия между Чичаговым, возглавляющим парусный флот, К. Нассау-Зигеном, командующим гребным флотом, и недавно назначенным главнокомандующим сухопутными силами графом И. П. Салтыковым не позволили решительно покончить с врагом.

Окончательную точку в морском противостоянии России и Швеции поставили через месяц. В ночь на 22 июня 1790 года установился восточный ветер, который с нетерпением ждали шведы: их подлатанный флот готовился к прорыву из Выборгской губы. Расположившаяся на их пути русская эскадра состояла из 27 кораблей, 13 фрегатов и 10 мелких судов [28].

Идти неприятель решил северным фарватером, в котором находились наиболее слабые отряды контр-адмиралов П. И. Ханыкова и И. А. Повалишина. Чтобы не потерять ветер и уменьшить повреждения от русской артиллерии, противник подвязал нижние паруса. Люди были спрятаны в палубах. Пройдя огонь Повалишина, они выходили из укрытия, поспешно ставили паруса и … попадали под артиллерию Ханыкова. Шведы отстреливались в два борта, дым стоял непроницаемый, несколько кораблей сбились с курса и сели на банку.

За теми, кто смог миновать заслоны, двинулся с главными силами Чичагов. Его передовые корабли наседали на хвост неприятелю, спешившему укрыться в Свеаборге. Линейный «Ярослав», фрегаты «Слава» и «Надежда Благополучия», с одной стороны, и фрегат «Венус», с другой, атаковали шедший параллельным курсом шведский гребной флот и транспорты с 14 тысячами войск на бортах.

20 неприятельских гребных судов попали в плен. Всего шведский флот потерял под Выборгом семь линейных кораблей, в том числе контр-адмиральский «София-Магдалина», три фрегата и более пятидесяти малых судов. Пленено было 2000 и убито 5000 шведов. Русские понесли незначительные потери – 117 погибшими и 164 ранеными. Эскадра потерь не имела [5].

Мирный договор, подписанный Россией и Швецией 3 августа 1790 года в Вереле, сохранял довоенные границы и давал возможность Петербургу сосредоточиться на войне с Турцией.

***

После заслуженной победы над Османской империей Россия почувствовала себя в Чёрном море уверенно. Последние годы царствования Екатерины прошли мирно и спокойно. Приняв ещё в начале войны начальство над Севастополем, Ушаков занялся обустройством главной базы Черноморского флота. В 1793 году его вызвали в столицу и удостоили высочайшей аудиенции. Екатерина пожаловала ему вице-адмирала и одарила чудесным золотым крестом-складнем со святыми мощами.

Фёдор Сарандинаки до 1793-го служил на Балтике, в Ревельском порту при береговой команде, а затем был переведён на Черноморский флот. На фрегате «Александр Невский» он крейсировал у острова Тендра (старое название Тендровской косы) и Очакова, ходил на фрегате «Царь Константин» из Севастополя до залива Буюк-Дере, плавал на кораблях «Троица» и «Святой Владимир». Его командирами в эти годы были капитан 2 ранга Д. Н. Сенявин, капитан-лейтенанты И. Н. Тригони, И. С. Поскочин и Ф. П. Лелли. В 1799 году ему вверили брандвахтенное судно «Святой Николай», занимавшее пост при Керчи и Ени-Кале.

В ежегодных аттестациях начальство отзывалось о Фёдоре Павловиче как о человеке «поведения благородного, должность свою исправляющего с рачением, как долг требует, искусном офицере и к повышению чина достойном» [16, 30].

Константин, поправив в Севастополе здоровье после тяжёлого ранения, уехал в своё поместье, в Чериковский уезд Могилевской губернии, заниматься хозяйством.

Служба Евстафия Павловича вошла в спокойное русло, и следующие семь лет он провёл в морских компаниях, а иногда и «при береге».

В Севастополе греки селились по соседству с Петропавловской церковью, вдоль крутого западного склона. Новый двухэтажный каменный дом Сарандинаки на Балаклавской дороге (Екатерининская улица) [7] умело обустроили мать Елена Павловна и сестра. Отвыкшие за долгие годы от домашнего очага, спешили братья из плавания к столу, на котором их поджидала зарумянившаяся мусака, а в печке попыхивала баранья стуфата. В новом отечестве своих обычаев греки не забывали, кушанья хозяйки готовили по традиционным рецептам.

Ушаков, всегда тепло относящийся к грекам, особенно выделял Евстафия и нередко разделял трапезу с хлебосольными хозяевами.

Семьи своей Фёдор Фёдорович не имел, но воспитывал сына родного брата. Адмирал самолично обучал Ивана Ушакова «навигационным наукам, к мореплаванию принадлежащим», и брал его в море, при эскадре, волонтёром. Во время похода в 1798 году к Ионическим островам адмирал доверил племянника капитану Сарандинаки, который взял юношу адъютантом и продолжил его обучение на практике [31].

Молодые фруктовые деревца на дарованной императрицей земле у реки Бельбек обещали в скором времени порадовать щедрым урожаем.

***

Под напором дыхания нового столетия флюгер российской внешней политики изменил направление. Действия генерала Бонапарта разволновали и сплотили европейских монархов, сделав недавних врагов союзниками. Император Павел держался нейтралитета недолго. Весной 1798 года он отправил эскадру под командованием вице-адмирала Ф. Ф. Ушакова в Чёрное море для противодействия французскому флоту, по слухам готового напасть. Кораблям было предписано находиться в крейсерстве между Севастополем и Одессой и при первом же известии о появлении французской эскадры «немедленно, сыскав оную, дать решительное сражение». Балтийская эскадра совместно с англичанами крейсировала у берегов Франции и Голландии.

Поводов к войне становилось всё больше. В апреле 1796 года армия Наполеона вторглась в Италию и через год заняла Венецию. Французский десант на венецианских кораблях к лету 1797-го захватил Ионические острова. Населению под страхом смерти запретили контакты с Россией, на Занте французы арестовали российского консула, и, наконец, по пути в Египет Наполеон без боя занял Мальту.

Турок французы напугали ещё сильнее. Селим III посчитал действия французов в Египте нападением на Оттоманскую империю и повелел заключить с Россией союз. Из Петербурга навстречу просьбе султана поспешил проект будущего договора. Полномочиями для его заключения был наделён русский посланник в Стамбуле В. С. Томара.

Средиземное море вновь становилось ареной боевых действий. В тот день, когда русский император издал манифест о принятии Мальтийского ордена «в своё высочайшее управление», эскадра Ушакова соединилась с турками в Дарданеллах, и бывшие враги рука об руку двинулись громить французов [4]. «На адмирала Ушакова возлагалась особенно обязанность – отвратить от земель, союзникам подвластных, заразу, Французскую директорию, повсеместно распространяемую» [32].

***

Паузу в морских баталиях после смерти императрицы Ушаков использовал умело. Он следил за постройкой кораблей на Николаевской верфи, обращал внимание на качество артиллерийских припасов, парусного полотна и канатов, проверял условия хранения порохов и провиантские склады, интересовался жизнью морских служителей. Инспектор Черноморского флота вице-адмирал П. К. Карцов в 1797 году отмечал, что в Севастополе «казармы каменные, покрытые черепицей, а иные землёй, все вообще весьма сухи и чисты <…> Пороховых погребов не имеется, но порох удобно хранится в прибрежных пещерах, нарочно вырытых большей частью в Инкермане» [27].

Ушаков составлял расписания для стоянки на якоре, отрабатывал навыки у служителей в море, требовал от подчинённых дисциплины и чёткого выполнения команд. Офицеры, служившие под началом вице- адмирала, безгранично верили в его знания, опыт и удачу. И хотя командиров на корабли Ушаков себе не подбирал (Адмиралтейств-коллегия назначала их по старшинству и заслугам), через некоторое время все они становились одной командой.

***

Вышедшая 12 августа 1798 года из Севастополя к Босфору эскадра выглядела внушительно: 6 линейных кораблей, 8 фрегатов и брига с 746 пушками и 7132 членами команды, включая 1,5 тысячи морской пехоты. Провианта и прочих запасов на бортах должно было хватить до 1 декабря.

Как всегда, рядом с Ушаковым были греки: капитан 1 ранга А. П. Алексиано («Богоявление Господне»), капитан-лейтенант К. К. Константинов («Сошествие Святого Духа»), лейтенант А. Е. Влито (акат «Святая Ирина»), капитан-лейтенант Христофор Клопакис, поручик Егор Артакино. Лейтенант Егор Метакса был определён на «Святую Марию Магдалину». Очень скоро Ушаков заметил знающего три языка – греческий, турецкий, английский – исполнительного молодого человека и сделал его своим личным порученцем.

Выйдя в отставку в 1814 году в звании капитана 2 ранга, Метакса поселился в Николаеве и занялся крупной заморской оптовой торговлей. Хороший рассказчик и европейски образованный офицер, Егор Павлович был желанным гостем в салоне жены адмирала Грейга. Воспоминания Метаксы о средиземноморском походе адмирала Ушакова, написанные увлекательно и живо, опубликовал «Морской сборник», а в 1915 году они вышли отдельной книгой.

Флагманом шёл «Святой Павел» – 84-пушечный красавец, заложенный летом 1790 года по указанию Потёмкина [33]. Только в конце XVIII века люди строили такие большие и хорошо оснащённые парусные деревянные военные корабли.

Проект доверили опытному корабельному мастеру С. И. Афанасьеву. Больше года шла подготовка: составлялись рабочие чертежи, возводился новый эллинг в Николаевском адмиралтействе, заготавливались строительные материалы. В августе 1794 года гордость Черноморского флота спустили на воду. Три мачты возвышались над 55-метровым корпусом. Высота фок-мачты составляла 70 метров. Четыре прямых паруса на грот-мачте должны были обеспечивать хорошую мореходность и скорость. Таких современных орудий, как на «Павле», в Европе ещё не было. Именно на нём отрабатывал Ушаков знаменитое взаимодействие капитана, команды и корабля.

Летом 1798 года корабль принял капитан I ранга Е. П. Сарандинаки. В новом походе адмирал поднял на «Святом Павле» свой флаг, «ибо не раз он испытывал чёткость команд, понимание, слаженность экипажа, умение канониров на нём, ибо не случайно стал на нём капитаном бесстрашный русский грек» [27].

Эскадра торжественно подошла к Босфору тремя колоннами, приветствуя флагами султана. Впервые русские военные суда проходили Константинопольский канал по доброй воле. На холмистых берегах, поросших кипарисами и садами, белели изящные ялы; в зелени сверкали купола мечетей, в небо врезались копья минаретов; на волнах покачивались сотни больших и малых судов; резвились дельфины, гомонили птицы...

Встали, проплыв строгой линией за адмиральским кораблём, напротив Буюк-Дере – района, в котором издавна располагались резиденции иностранных посланников. На набережных собралась толпа: жители Стамбула хотели взглянуть на корабли страшного и непобедимого Ушак-паши. Вокруг судов запестрели лодки греческих и армянских торговцев. Первым на «Павел» прибыл русский посланник В. С. Томара, за ним с фруктово-цветочными дарами чиновник адмиралтейства.

Через некоторое время на десятивёсельном раззолочённом каике под балдахином вокруг корабля медленно проплыл одетый в боснийское платье знатный вельможа. Ушаков догадался: сам султан скрытно прибыл, чтобы лучше разглядеть союзника. По сигналу капитана Сарандинаки «Взять на караул!» вдоль бортов выстроились солдаты, и пушки грохнули салютом. Днём позже в знак одобрения Селим III прислал Ушакову через великого драгомана Оттоманской порты табакерку, осыпанную бриллиантами, и две тысячи червонцев для команды.

Несколько дней союзники обсуждали план кампании. В качестве военного комиссара при русской эскадре был поставлен каймакан Калфоглу, запасшийся фирманами к пашам и градоначальникам по пути следования для снабжения кораблей продовольствием. Ушаков вместе с капитанами осмотрел турецкую эскадру, стоящую в Бешикташе, и нашел её во всех частях исправною. Экипажи на ней были многонациональные: офицеры-турки и морские служители из невольников и наёмных греков. Перед отплытием «Святой Павел» посетили иностранные посланники союзных дворов и пожелали русским морякам удачи.

В ночь с 8 на 9 сентября при лёгком попутном ветре флот снялся с якоря, прошёл Белое (Мраморное) море и в Дарданеллах соединился с турецкой эскадрой из четырёх кораблей, шести фрегатов, четырёх корветов и четырнадцати канонерских лодок с экипажем в шесть тысяч человек под командованием опытного Кадыр-Абдул-бея. Турецкий адмирал был поставлен в полное подчинение Ушакову, которого именем султана ему было приказано почитать «как учителя».

***

Для начала военных действий Ушаков выбрал Цериго. Сложные чувства теснились в груди капитана Сарандинаки, когда в синеватой дымке горизонта стал угадываться знакомый горбатый профиль: здесь тридцать лет назад его семья нашла прибежище, здесь похоронили отца, здесь в бедности и лишениях несколько лет прожила мать. Теперь, закалённый в боях, он вёл корабль, чтобы вместе с адмиралом освободить земляков.

Жители Цериго с восторгом встретили союзный флот; французский гарнизон укрылся в крепости. Под обстрелом с корабля «Григорий Великия Армении» капитан-лейтенанта И. А. Шостака, фрегата «Счастливый» и брига «Панагия Апотуменгано» французы подняли белый флаг и вручили ключи от крепости. Победители были милостивы и позволили гарнизону возвратиться на родину с обязательством не участвовать в войне против России и Турции в течение года.

Баталия на острове Цериго положила начало русским войнам с Наполеоном, которые закончились шестнадцать лет спустя, в 1814 году взятием Парижа.

Следующие острова освободили по схожему сценарию. Капитан Шостак взял крепость Занте (Закинф), капитан 2 ранга И. С. Поскочин со «Святой Троицей» занял Кефалонию. Победителей встречали колокольным звоном и Андреевскими флагами, под ноги адмиралу бросали цветы и сладости, женщины плакали от счастья, дети целовали руки офицерам и матросам. К союзникам островитяне отнеслись настороженно. Напряжённость возросла, когда отпущенные на берег турецкие моряки занялись мародёрством. Только авторитет Ушакова смог остановить турок.

На острове Святой Мавры гарнизон оказал капитану Д. Н. Сенявину («Святой Пётр») сопротивление. Русские десантники под командованием капитана 2 ранга графа Н. Д. Войновича («Навархия») вынуждены были построить три восьмипушечных батареи. Орудия тащили, надрываясь, по едва проходимым тропинкам. Артобстрел поддержали турки с четырёхпушечной батареи, установленной на албанском берегу в полуверсте от крепости. Два раза комендант на требование сдачи отвечал отказом. После подхода Ушакова с подкреплением французы вступили в переговоры и получили право почётного выхода из крепости. Офицерам оставили шпаги.

Потери союзников на «Святой Мавре» составили шесть убитых и шесть раненых, французов: тридцать четыре убитых и сорок три раненых. В качестве трофеев достались пушки, бочки с порохом, ядра и картечь. Император Павел за взятие Санта-Мавры объявил Ушакову монаршее благоволение, а Кадыр-бею пожаловал золотую с бриллиантами табакерку. Впереди ждал остров Корфу.

***

Одноимённый город охраняли две крепости – Старая, венецианская, на краю гористого мыса, и Новая, французская, укреплённая земляными валами, рвом с водой и высокими стенами. Бастионы имени Рока, Сальвадора и Авраама соединялись заминированными подземными ходами. Французский гарнизон под командованием генерала Шабо состоял из трёх тысяч человек; запасов провианта и вооружения у него было достаточно. «Ключом Корфы» Ушаков назвал небольшой остров Видо, с высоты которого хорошо просматривалась Новая крепость. Перво-наперво адмирал «запер» Корфу, расположив корабли полукругом за Видо [34]. Затем высадил в порту Гуино, в нескольких верстах от крепости, десант. К этому времени от берегов Египта и из Севастополя подошло подкрепление: эскадры капитана 2 ранга А. А. Сорокина и контр-адмирала П. В. Пустошкина. На турок надежда была слаба. Ночью сторожевые турецкие суда не только проспали французский корабль «Le Genereux», но даже и не попытались догнать беглеца.

С приходом русских местные жители воспряли духом, однако союзники-турки охладили их боевой задор. Помочь организовать отряд из греков вызвался инженер Маркати, служивший до того французам. Адмирал выделил ему десяток солдат и три орудия. Под руководством Маркати добровольцы за ночь возвели батарею. Спустя несколько дней противник предпринял вылазку, и отряд сопротивления был разбит. Попавших в плен русских обменяли на французов, пленных греков расстреляли.

Время шло, Ушаков нервничал, но не хотел рисковать: «Десантных войск со мной нет. [С Черноморской эскадрой была послана морская пехота. – Е. В.] А одних морских служителей к штурмованию крепости недостаточно, да и остров Видо, весьма укреплённый и снабжённый достаточным числом французских войск, нами ещё не штурмован…» [11]. Эскадре не хватало продовольствия: команды питались сухарями и мясом с материка. Турки не жадничали и делились последним. Изнуряли проливные дожди, одежда не просыхала, число больных росло. Спасли до «тысячи капотов» из толстой валяной шерсти и около «2 тысяч разных кож на обносившихся людей, бывших в самой крайности», которые адмирал велел закупить у албанцев.

Безвыходность заставила Ушакова обратиться за помощью к коварному и жестокому Али-паше Янинскому, всесильному правителю Эпира (северо-западной области Греции). Дипломатическая миссия была возложена на самых доверенных офицеров – лейтенанта Егора Метаксу, который уже показал себя хорошим «переговорщиком», и Евстафия Сарандинаки, личного представителя адмирала. Взвесив всё за и против, хитрый паша прислал четыре тысячи албанцев. Правда, польза от них оказалась небольшой. Высадившись на Корфу подальше от крепости, они занялись грабежом и разбоем.

4 ***

Военные действия на Видо начались 18 февраля 1799 года атакой с кораблей, ставших против каждой из пяти батарей противника. Крепкий ветер нещадно трепал залив и рвал на звенья цепи защитного бона, натянутого французами вдоль берега. Ушаков руководил со «Святого Павла», находясь на самых ответственных местах и показывая пример бесстрашия. Сперва адмиральский корабль обрушил всем бортом несколько залпов на первую батарею, а потом, пройдя близко от берега, засыпал ядрами и картечью батарею № 2. Встав на шпринт (на два разнесённых якоря) у третьей батареи, он продолжил громить неприятеля. Выгодная позиция позволяла наблюдать за результатами обстрела, чтобы точно определить время высадки солдат. Албанцы в решающий момент в бою участвовать отказались. Турки, по словам Ушакова, помогали по возможности. Французы храбро оборонялись. Егор Метакса, участник баталии, так описал штурм: «Беспрерывная, страшная стрельба и гром больших орудий приводили в трепет все окрестности; несчастный островок Видо был, можно сказать, весь взорван картечами <…> не осталось дерева, которое бы не было повреждено сим ужасным железным градом <…> В одиннадцать часов пушки с батарей французских были сбиты; все почти люди, их защищавшие, погибли, прочие же, приведённые в страх, кидались из куста в куст, не зная, куда укрыться; ядра и картечи тучами сыпались на них» [32].

По сигналу части, назначенные в десант, бросились в приготовленные у бортов катера и лодки. Первыми выскочили на берег «с невероятной скоростью» турецкие солдаты. «C азиатской запальчивостью, не дожидаясь полевых пушек и не доплыв до берега, по пояс в воде, держа кинжалы во рту, а сабли в руках, бросились они на батареи. Ожесточение турок не имело пределов: они хватали французов и, не смотря на жалостные крики «Пардон!» <…> влекли их к берегу и отсекали головы» [32]. Высадившимся русским батальонам полковника Скипора и майора Буаселя пришлось оборонять (!) неприятеля. «Офицеры, солдаты и матросы, забывая вражду и увлекаясь состраданием, кидали туркам последние свои деньги, прося о пощаде пленных» [32]. Жертвою разгорячённых кровью мусульман стали более восьмидесяти человек. Отчаявшись остановить кровопролитие, командующий союзным десантом майор А. Ю. Гамен, построил вокруг пленных каре из русских солдат и матросов и приказал стрелять по туркам, если они продолжат нападать.

На Видо в плен было взято 422 француза, остальные 380 погибли. Потери русских – 125 убитыми и ранеными. Пленных во главе с генералом Пивроном, командующим гарнизоном, благополучно доставили к Ушакову. Вечером за ужином на «Святом Павле» французский генерал «не мог держать ложку от дрожания рук и признался, что за всю свою жизнь не видал ужаснейшего дела» [32].

Высаженные заблаговременно на Корфу сухопутные войска были готовы к штурму Новой крепости. Местные жители, не веря в удачу, от участия в штурме отказались. Русские солдаты, преодолев рвы, с помощью штурмовых лестниц взяли укрепление Святого Рока. Французы, заклепав пушки и взорвав погреба, отошли в укрепление Святого Сальвадора. Через полчаса рукопашной схватки они бежали и отсюда. Ещё полтора часа ушло на штурм укрепления Святого Авраама. Новая крепость была в русских руках. Сопротивляться далее французы посчитали для себя бесполезным. Главный комиссар Директории Дюбуа и дивизионный генерал Шабо направили к Ушакову трёх офицеров с предложением принять сдачу и начать переговоры.

Из корабельного журнала «Захария и Елизаветы»: «Гарнизон французский через один день от подписания капитуляции при военных почестях выйдет из всех крепостей и ворот <…> и, будучи поставлен в строй, положит оружие и знамёна свои, исключая генералов и всех офицеров и прочих чиновников, которые останутся при своём оружии.

После сего оный гарнизон с собственным его экипажем перевезён будет в Тулон на судах наймом и содержанием российской и турецкой эскадр под прикрытием военных судов. Генералитет и весь французский гарнизон обязывается честным словом в течение 18 месяцев отнюдь не применять оружие против Империи всероссийской и Порты оттоманской и их союзников». Капитуляция была подписана на «Святом Павле» 20 февраля 1799 года. Печати приложили Кадыр-бей, вице-адмирала Ушаков, Дюбуа и Шабо [11]. Над крепостной башней развивались русский и турецкий флаги. Ушаков в храме святого Спиридона совершил благодарственный молебен.

24 числа пленные французские генералы «просили у адмирала позволения прибыть на корабль для отдания должного почтения. Они были приняты с особенною вежливостью и угощены обеденным столом, после коего начался разговор о действиях, происходящих перед Корфою» [23]. Шёл последний год «галантного» века.

Жители Корфу ликовали. Русских встречали как родных. Бело-голубые полотнища флагов спускались из окон и балконов. Густой перезвон колоколов сливался со счастливым «Ура!» и победными салютами. Смущённые солдаты, не зная греческого, кланялись и повторяли: «Здравствуйте, православные!». Первый день Пасхи, 27 марта 1799 года, встретили торжественно и светло. Улицы Корфу заполнили толпы верующих, прибывших из деревень и с соседних островов. Адмирал Ушаков вместе с офицерами обошёл крестным ходом весь город, поддерживая плечом раку с мощами небесного покровителя острова Спиридония Тримифунтского.

***

Сразу после Праздника адмирал занялся решением дел насущных. Старшим морским начальником на Корфу, фактически военным комендантом, был назначен Антон Павлович Алексиано [10]. Командир «Богоявления Господня» пользовался уважением: он отличился при овладении Цериго, Занте и Корфу, взял в плен 18-пушечную французскую шебеку и был произведён за заслуги в капитан-командоры.

Особым вниманием Ушаков окружил раненых: «Больные и раненые, до того находившиеся в порте Гуино, были немедленно переведены в главный гошпиталь в Корфу <…> Постели были содержимы с крайнею чистотою, и больные, при необыкновенном присмотре, снабжены были, как нужными лекарствами, так и лучшей пищею» [32].

Фёдор Федорович следил, чтобы никто из лиц, заподозренных в «якобинстве» и приверженности французам, не подвергался притеснениям или гонениям. Непростой оказалась задача по отправке пленных на родину. Французы после подписания капитуляции оставались ещё месяц на полном содержании союзников.

И самое главное, требовало реформирования государственное устройство Ионических островов. Греки мечтали о самостоятельности, хотели прочных связей с Россией, остерегались турков-османов. Многовековая венецианская власть ушла в небытие, французские порядки просуществовали недолго. Безвластие, как известно, порождает насилие. Рядовые участники недавних военных баталий всё чаще стали конфликтовать с нобилями (знатью). Долгожданный мир грозил обернуться новым кровопролитием. Искренне любя единоверных греков, адмирал не мог оставаться в стороне. Энергичный и решительный, Фёдор Фёдорович встречался с аристократами, представителями простых сословий, священниками: примирял, объяснял, убеждал. Верный друг и единомышленник Сарандинаки был рядом: переводил, участвовал в обсуждениях, помогал дельным советом [35]. Ведь кто, как ни Евстафий Павлович, понимал чаяния греков.

При личном участии Ушакова появилась на свет конституция, по которой избирательное право получали не только наследственные дворяне, но и представители второклассных сословий. По ней управлял каждым из островов Главный совет, а верховным органом республики провозглашался Cенат Семи Соединённых Островов

В мае 1799 года прошли выборы. Президентом Сената по предложению Фёдора Фёдоровича утвердили графа Орио, в прошлом контр-адмирала венецианского флота. Умелый дипломат, он приветствовал реформы в политике. Свободно вздохнула церковь: был восстановлен епископат. Впервые со времён падения Константинополя национальная греческая идея, соединённая с православием, обрела жизнь.

Приверженец монархии адмирал Ушаков помог рождению республики под протекторатом России и Турции. Император Павел одобрил учреждение на островах самостоятельного государства с выборной формой правления.

***

Европа была потрясена: флот взял сильнейшую крепость! «Великий Пётр наш жив! Ура! Русскому флоту! <...> Я теперь говорю самому себе: зачем я не был при Корфу, хотя мичманом!», – поздравил Ушакова Суворов [11].

Павел I и Селим III воздали победителям по заслугам. Ушаков был произведён в полные адмиралы, награждён бриллиантовым орденом св. Александра Невского, командорским крестом св. Иоанна Иерусалимского и пожизненной пенсией в 2000 рублей в год, морским служителям «особенную храбрость показавшим», из Петербурга прислали триста орденов св. Анны. Султан Оттоманский подарил адмиралу табакерку в бриллиантах, тысячу червонцев и «челенгу – перо, осыпанное алмазами, которое у турок почитается самым большим знаком отличия». 3500 червонцев получили моряки и солдаты.

***

Но возвращаться на родину время не пришло. Перед Ушаковым император поставил ещё одну задачу – помочь Южной Италии освободиться от французских войск. Дипломатические отношения, закреплённые «Трактатом дружбы, мореплавания и торговли» между Россией и Королевством обеих Сицилий, нарушила Французская революция. С лозунгом «Смерть роялистам!» неаполитанцы cожгли родовые книги, посадили Древо свободы и неуклонно втягивали королевство в войну. Надежды на восстановление прежних порядков королевская чета Фердинанд – Мария-Каролина связывала с Россией, конкретно – с находящимся недалеко Ушаковым. Суворов в это время отвлекал силы Французской Директории в Северных Альпах.

В конце 1798 года в Петербурге был подписан договор между Россией и Королевством двух Сицилий о совместных действиях против Франции. В апреле следующего года направленный Ушаковым отряд капитан-лейтенанта Г. Г. Белли стремительным броском прошёл по югу Италии и вышел к Неаполю. С приходом русских наступил порядок. Очевидец прибытия русского флота 7 сентября 1799 года писал: «Лишь русским войскам возможно было сотворить такое чудо. Какое мужество, какая дисциплина, какие кроткие и любезные нравы! Их [русских] здесь боготворят…» [27]. Белли был сторонником перемирия и пытался избежать кровопролития, дав возможность республиканцам сложить оружие и погрузиться на корабли. На беду появился адмирал Нельсон; нарушив обещания, он выдал республиканцев монархистам и открыл тем самым одну из самых кровавых страниц конца XVIII века.

24 июля 1799 года Ушаков с эскадрой из 18 кораблей покинул Корфу в направлении Сицилии. Через месяц в Палермо он соединился с Балтийской эскадрой вице-адмирала Карцова. Здесь же с Нельсоном обсудил ход кампании. Команда «Святого Павла» тщательно подготовилась к встрече с английским адмиралом и его спутниками – английским посланником Гамильтоном с супругой. Морские служители блеснули выправкой и слаженным выполнением команд; букеты цветов преобразили строгую адмиральскую каюту.

Во время пребывания в Палермо турецкие команды окончательно вышли из повиновения своему начальству: поводом случилось побоище между ними и сицилийцами. Ушаков разрешил Кадыр-бею вернуться Константинополь: уставшие от тягот дальнего похода, турки становились балластом для русской эскадры.

26 августа Ушаков стал на якоре в Неаполе и, как обычно, погрузился в кипучую деятельность: налаживал работу военных учреждений, производил смотры неаполитанским войскам, начал формировать отряд из десантников и неаполитанцев для похода на Рим. Поскольку силы Римской республики были на исходе, адмирал в успехе не сомневался.

Ушакова переиграл капитан Трубридж, командир английского корабля, стоявшего вместе с русскими на неаполитанском рейде. Снявшись с якоря под предлогом похода в Палермо, англичанин поспешил в Чивитавеккью, морские ворота в 80 верстах от Рима.

Новость о том, что союзники-англичане приняли капитуляцию гарнизона в Риме, пришла, когда русский десант в 800 человек и 1,5 тысячи неаполитанцев уже вышел в поход. Гнев Ушакова был справедлив. Англичане принесли с собой террор и беспредел. Римляне с нетерпением ждали русских.

И когда 30 сентября на улицы Вечного города церемониальным маршем под корабельными флагами вступили десантники лейтенанта Балабина и морской полк полковника Скипора, толпа зарукоплескала: «Eviva Paolo Primo! Eviva Mascovito!». Заняв ключевые посты, русские умиротворили политические страсти, остановили грабежи и похищение античных ценностей. «…иметь наистрожайшее наблюдение, чтобы французы, в Чивита-Веккии и Риме находящиеся, ограбив все редкости и сокровища из Рима, не ушли с оными и не увезли во Францию или на Корсику, предписываю все неприятельские суда ловить и брать в плен», – отдал Ушаков приказ капитан-лейтенанту Эльфстону, командиру фрегата «Поспешный» [27]. Король Фердинанд в письме к адмиралу отмечал, что воцарившимся в королевстве и Римской области спокойствием он обязан только Ушакову. Все эти месяцы, как и прежде, самым близким к Ушакову оставался Евстафий Павлович Сарандинаки. Ему как другу Фёдор Фёдорович доверял свои мысли и сомнения, вместе они обсуждали сложившиеся коллизии и отрабатывали план действий.

Блестящие победы Суворова в Ломбардии не оставили шансов Директории в Северной Италии.

В октябре к адмиралу обратился Нельсон с просьбой помочь в штурме Мальты. Ушаков поддержал неожиданное предложение и 20 декабря выдвинулся из Неаполя на 16 крупных и мелких судах с двумя тысячами десантников на бортах. Перед ним был последний оплот республиканской Франции на Средиземноморье; до окончательной победы было рукой подать. Но, как когда-то турок от капитуляции под натиском молниеносного Суворова спас посланный из Петербурга приказ, так и Ушакова на пути к Мальте остановил императорский пакет, предписывающий спешно возвратиться в Севастополь. Секретное распоряжение адмирал получил в Мессине.

Путь на родину лежал через Корфу. На торжественном заседании по случаю визита русской эскадры Сенат островов «единогласно возгласил Ушакова отцом своим» и преподнёс золотой, усыпанный алмазами меч с надписью «Остров Корфу – адмиралу Ушакову» [32].

26 октября 1800 года эскадра вошла в Ахтиярскую бухту. Уставшие от дальнего похода моряки пытались угадать в шумной толпе на причале родные лица. Адмирал возвращался на родину, исполнив одно из главных дел своей жизни.

***

Новый век в России начался с цареубийства. Взошедший на престол молодой император всех уволенных отцом немедленно вернул на прежнюю службу. Любимцы покойного Павла Петровича попали в немилость. Заслуг Ушакова Александр I не оценил и отправил адмирала на второстепенную должность командующего Балтийским гребным флотом и начальника флотских команд в Петербурге. Опыт боевых действий в дальнем морском походе Ушаков так и не смог никому передать. В 1807 году он уволился в отставку и поселился в своём поместье в Темниковском уезде, в трёх верстах от Санаксарской обители, основателем которой был его дядя Иван Ушаков, в монашестве Феодор. Жизнь Фёдор Федорович вёл тихую и богомольную, много жертвовал обездоленным и неимущим. «В Великий пост живал в монастыре в келье для своего посещения по целой седьмице <…> и всякую продолжительную службу с братией в церкви выстаивал неукоснительно <…> Ушаков молился усердно, поминая ушедших из жизни своих соратников, случайно встреченных на дороге людей, желал здоровья живущим и раздавал всё, что имел, всем, кто приходил к нему с просьбой, кто тихо надеялся, кто стоял с протянутой рукой на паперти» [27]. Последний раз он побывал на кораблях Черноморского флота, когда России грозил вторжением Наполеон. Поднявшись на 110-пушечную «Полтаву», вздохнул: «Вот если бы у меня были такие корабли…». Скончался великий адмирал 1 октября 1817 года в возрасте 74 лет. Известие о его кончине напечатал «Русский вестник».

Константин Павлович Сарандинаки женился на дочери коллежского советника Анне Васильевне и получил за жену в приданое 166 душ крепостных [2]. Белорусский народ оказался трудолюбивым, и поместье в Чериковском уезде приносило стабильный доход. У Сарандинаки было двое детей, Василий (1800) и Елена (1803) [7]. Василий Константинович дослужился до полковника и получил Георгия IV степени за выслугу. Детям своим он дал хорошее образование. Среди внуков капитана два генерала, юрист, известный петербургский архитектор.

Прасковья Павловна Сарандинаки вышла замуж за графа Анастасия Мочениго (Моцениго, Мацениго). Её муж происходил из закинфских греков. Молодые поселились в имении Аблан Евпаторийского уезда, принадлежащем Георгию Дмитриевичу Мочениго, дипломату, полномочному представителю России в Республике Семи Соединённых Островов в 1802–1807 годах. Сын Дмитрий родился в 1804 году, дочь Варвара – в 1806-м. Дмитрий Анастасьевич продолжил семейную традицию и поступил на морскую службу. Пройдя путь от гардемарина до капитана 1 ранга, он участвовал в русско-турецкой войне 1828–1829 годов, крейсировал в составе Абхазской экспедиции вдоль берегов Кавказа, оборонял Севастополь. Был награждён орденом св. Владимира 4 степени с бантом, св. Анны 2 степени и золотой полусаблей с надписью «За храбрость» [7]. Овдовев, Прасковья Павловна уехала на родину семьи Мочениго, остров Занте, и посвятила себя благотворительности. Её потомки и поныне в Греции.

Местом службы Федора Павловича Сарандинаки с 1802 года стал Таганрог. Помочь ему расстаться с холостяцкой жизнью взялась тётка Феодора Дмитриевна Алексиано (жена Антона Павловича). Её отец Дмитрий Ильич Алфераки, как и Сарандинаки, был выходцем из Мореи. Архонт и владетель родового замка Пиргос вблизи Миситры присоединился к экспедиции Орлова во время первой русско-турецкой войны. За то, что его отряд в шестьдесят человек отличился в боях при Лемносе и захватил Мителенскую крепость, он получил русское подданство, потомственное дворянство и чин капитана. Дослужившись до секунд-майора, Алфераки в 1784 году вышел в отставку и поселился в дарованном ему императрицей имении на берегу Миусского лимана Лакедемоновка, названном в честь его родного края.

В доме Алфераки капитана Фёдора Сарандинаки представили Марии, дочери премьер-майора Блазо. Маргарит Мануилович Блазо, уездный предводитель дворянства, был человеком сколь богатым, столь и уважаемым. Выходец с Балкан владел большими земельными угодьями у Таганрогского залива. Венчались молодые в Таганроге, в греческой Цареконстантиновской церкви. Медовый месяц провели на даче в Бельбеке.

В наследство Марии досталось огромное поместье. Несмотря на юность – она вышла замуж в пятнадцать лет – Мария Маргаритовна умело управлялась с большим хозяйством. Фёдор Павлович тяги к земле не имел и службу оставлять не торопился. В 1804 году он принял эстафету от участников ушаковского похода. Под его командованием закалённый в боях 60-пушечный фрегат «Григорий Великия Армении» доставил войска из Одессы на остров Корфу. В отставку Сарандинаки вышел в чине капитана 2 ранга в январе 1806 года. Его сыновья, Маргарит (родился в 1805 году) и Павел ( 1809-м), начинали со службы по гражданской линии. После смерти в 1827 году Марии Маргаритовны от апоплексического удара они вместе с отцом унаследовали: «1)деревню Марьевка на земле, лежащей между речками Самбек и Берючей (Бирючей), имеющей 2130 десятин удобной земли и 425 десятин неудобной, в деревне сей ныне находится налицо 57 душ мужского пола и 50 женского <…> 2) село Маргаритовка, при коем земли удобной 3250 десятин и неудобной 520 десятин, крестьян <…> мужского пола 223 и женского пола 219 душ; 3) пустопорожний участок, называемый Черкасовым, имеющий четверть тысячи 36 десятин удобной земли и 334 десятины неудобной; 4) пустопорожнее урочище, известное под названием Очаковской косы, 3143 десятины удобной земли и в количестве (неразборчиво) тысяч 240 десятин неудобной; 5) участок, слывущий под именем Некрасовского, состоящий из 6000 десятин удобной земли и ныне имеющий только половину сего количества…». Фёдор Павлович Сарандинаки пережил жену на семь лет и умер 28 апреля 1834 года в возрасте шестидесяти пяти лет от простуды [36].

Сыновья Павла Ипполит и Николай обосновались в Харьковской губернии. Наследника Ипполит назвал редким греческим именем Эпаминонд. Николаю Бог послал пятерых дочерей, младшая из которых, Надежда, и была моя прабабушка.

Маргарит, отец пятерых сыновей, управлял родовым поместьем. Повзрослев, маргаритовичи получали свою долю в имении, но не отделялись. Наибольшего расцвета хозяйство достигло при Николае Маргаритовиче.

Николай Маргаритович Сарандинаки

Учёный и педагог, он окончил естественное отделение физико-математического факультета Московского университета и защитил диссертацию. Однако посвятить себя полностью науке ему не удалось. Смерть отца призвала его на родину. Здесь он вскоре стал известен как образцовый хозяин [37]. Будучи человеком широко образованным, Сарандинаки старался внедрять в поместье последние достижения агрономии. Впервые в Приазовье на его угодьях начали выращивать кукурузу, сеять хлопок и культивировать новые прогрессивные сорта пшеницы, проса и ячменя; производили для патоки сахарный тростник. Маргаритовская станция по шелководству удостоилась серебряной медали Общества акклиматизации растений и животных. Полученные на конезаводе результаты по улучшению породы рабочей лошади использовали заводчики с Императорских Лимеровских (Лимаревских) конюшен. Культуры с опытной плантации экспонировались на сельскохозяйственной выставке в Чикаго.

***

Налаженный за столетие быт приазовских помещиков рухнул в октябре семнадцатого года. Большевикам с крупными землевладельцами было не по пути. Потомственное дворянство, помноженное на греческие корни, вину Сарандинаки перед новой властью усугубляло. Времени на раздумья было немного. Вместе с Добровольческой армией из Новороссийска уходила последняя надежда на прежнюю жизнь.

Феодор Георгиевич погиб в гражданскую. Другие дети Георгия Маргаритовича уготованным испытаниям на родине дети предпочли чужбину. Антонина с мужем, новочеркасским прокурором М. П. Айкановым, уехала во Францию. Георгий и Григорий эмигрировали в Соединённые Штаты. Николай с женой Еленой, урожденной Лакиер, и сыном Александром обосновались в Аргентине.

Старшему поколению пожить при новой власти не пришлось. Николай, Георгий и Федор Маргаритовичи скончались задолго до событий, изменивших ход истории, в 1894 году. Яков Маргаритович умер в 1917 году в имении в Бельбеке.

Детей Николая Маргаритовича судьба не слишком жаловала. Николай, юрист по образованию, ушёл из жизни в 1908 году, не дожив до сорока; Михаил, основатель и директор гидрометеорологической станции в Феодосии, поэт и увлечённый крымский краевед, скончался в ноябре 1917-го. Его сестра Вера Николаевна, известный ботаник, научный сотрудник Карадагской биологической станции, умерла в 1963 году в нищете. Внука Всеволода Николаевича Сарандинаки сотрудники НКВД разыскали в 1938 году в Москве. Его осудили по 58 статье и заключили в исправительно-трудовой лагерь.

***

Но вернёмся в далекое прошлое. Евстафий Павлович женился на Марии Манто, дочери майора Балаклавского греческого пехотного полка Афанасия Матвеевича [7]. Единственным их ребёнком была Елена, скончавшаяся, вероятно, в юные годы. После возвращения из похода Сарандинаки плавал недолго и в 1803 году вышел в отставку с патентом капитан-командора. [2]. Деятельный по натуре, увлекся сельским хозяйством, выписывал урожайные сорта фруктовых деревьев, занимался виноградарством. Уступив уговорам земляков, возглавил Совестный суд Таврической губернии [38]. В должности судьи Евстафий Павлович всегда руководствовался «человеколюбием, почтением к особе ближнего и отвращением к угнетению».

Его ближайшим соседом был дядя Антон Павлович. Вице-адмирал синего флага Черноморского корабельного флота, пожалованный Георгием за восемнадцать морских кампаний, владел дачами Аннинской (фруктовый сад, виноградник, участки мелкого леса, хлебопахотной и сенокосной земли, всего 2212 десятины) и, совместно с Евстафием Павловичем, Садовой при деревне Орта-Кисек [7]. Сады наследников Алексиано славились за пределами Крыма.

На кладбище в селе Фруктовое есть разбитые гранитные плиты, на которых угадываются имена: «вице-адмиральша Феодора Дмитриевна Алексиано», «Николай Антонович и Любовь Антоновна Алексиано».

Когда река Бельбек вырывалась из тисков каньона и, перепрыгивая через пороги, спешила напоить долину, когда берега покрывались сочной зелёнью с узором из диких пионов, а деревья набрасывали на плечи бело-розовые шали, на дачу к Евстафию Павловичу съезжались долгожданные гости. По саду рассыпался детский смех. С кухни дразнили аппетитные запахи слоеных пирогов и жаренной на вертеле баранины. На широкой веранде в тени навеса три седовласых капитана потягивали золотистое крымское вино и вспоминали минувшее: матушку-императрицу, князя Потёмкина, молодцов-удальцов Орловых, честного и прямолинейного адмирала Спиридова, справедливого и милосердного Фёдора Ушакова.

Скончался Сарандинаки в июне 1821 года. Не имея прямых наследников, он завещал имение «в большей части его стоимости на благотворительные цели в Греции». В топонимах города Севастополя до сих пор значится Сарандинакина балка.

Последний раз «Святой Павел» отправился в плавание из Севастополя в ноябре 1804 года, приняв на борт 1095 солдат для доставки на Корфу. Из-за густого тумана он не смог войти в Босфор и стал на якорь. Разразившийся шторм сломал грот- и бизань-мачты, фор-стеньгу и руль, вода через прорванную обшивку стала поступать в трюм. Мощные порывы ветра чуть не разбили корабль о скалы. Когда шторм прекратился, турецкие спасатели отбуксировали «Святого Павла» на рейд. Он больше был не годен к походам [33].

***

Род екатерининских капитанов не угас. Традицию служить во флоте продолжил правнук Георгия Маргаритовича, капитан флота США Пётр Сарандинаки. Проплавав более тридцати лет и выйдя в отставку, он основал в начале 1990-х фонд «S.E.A.R.C.H». Эта общественная научная организация поставила целью найти и объективно доказать подлинность останков детей императора Николая II. Совместно с российскими специалистами Пётр Александрович принял участие в четырёх поисковых экспедициях под Екатеринбургом и содействовал независимой генетической экспертизе останков в Великобритании и Соединённых Штатах. В прошлом году неутомимый капитан Сарандинаки организовал поисковые работы под Пермью, на месте гибели Михаила Александровича Романова.

Исследованию судеб членов семьи Романовых Пётр Александрович занимается неспроста. Он не только прямой потомок греческих капитанов, но и правнук колчаковского генерала Сергея Розанова, друга первого следователя по делу о злодейском расстреле в Екатеринбурге Николая Соколова. Собранные документы и доказательства тайно вывезла из России бабушка Петра Анна Сергеевна Нарышкина, урождённая Розанова. Большой патриот России, Пётр Сарандинаки, делает всё возможное, чтобы кровавая драма, разделившая в далёком восемнадцатом году родину его предков на два лагеря, как можно скорее закончилась упокоением и миром.

ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА

1. Monemvasia, Seventh – Fifteenth Centuries. Haris Kalligas. The Economic History of Byzantium : From the Seventh through the Fifteenth Century. Angeliki E.Laiou, Editor- in-Chef. Published by Dumbarton Oaks Research Library and Collection, D. C. 2002. P. 877–897.
2. РГИА Ф. 1343. Оп. 29. Д. 1092. Л. 13, 13 об, 20, 20 об, 43–52.
3. Зорин А. Русская ода конца 1760-х – начала 1770-х годов, Вольтер и «греческий проект» Екатерины II. // «НЛО». 1997. № 24. С. 30–44.
4. Широкорад А. Б. Турция. Пять веков противостояния. М. : Вече, 2009. 400 с.
5. Чернышёв А. А. Великие сражения русского парусного флота. М. ; Яуза : Эксмо, 2010. 416 с.
6. Собственноручный журнал капитан-командора (впоследствии адмирала) С. К. Грейга в Чесменский поход // Морской сб. 1849 Т.2. № 10–12.
7. Мосхури И. В. Греки в истории Севастополя. Ч. 1. Севастополь, 2006. 507 с.
8. Широкорад А. Б. Русские пираты. М. : Вагриус, 2007. 432 с.
9. Фрегаты, купленные за границей [Электронный ресурс]. URL: http:/russiaflot.ru/korparfr/print:page,1,131-fregaty-kuplennye-za-granicej.html. (Дата обращения: 29.06.2010).
10. Козюренок К. Л. Командиры линейных кораблей Ушаковской эскадры 1799 г. // Кортик. Спб. : Гангут, 2003. Вып. 3. С. 17–24.
11. Тарле Е. В. Российский флот в Средиземном море. М. : АСТ, 2009. 476 с.
12. Екатерина II О величии России / сост. И. Я. Лосиевский. М. : Око Эксмо-Пресс, 2003. 829 с.
13. Общий морской список. Часть 5. : Царствование Екатерины II. C – Ф. СПб., 1890. С. 25–28.
14. Веселаго Ф., Елагин С. Материалы для истории Русского флота. Ч. 12. СПб. : Тип. мор. м-ва, 1888. 797 с.
15. Фёдорова Т. Греческая гимназия в Петербурге // Сентенция : ист.-философ. альманах. 01. 02. 03. Homo Ludens. URL: http://www.mnemosyne.ru/spb/fedorova.html.( (Дата обращения: 29. 06. 2010).
16. РГАВМФ Ф. 432. Оп. 1. Д. 265. Л. 7. 12.
17. Не скажет ни крест, ни камень…: (опыт военно-мор. некрополя 1696–1917 гг.) // Генеалогический форум ВГД : [Электронный ресурс]. URL http://forum.vgd.ru/341/25571/ Гл. 14. Иностранцы на службе в Российском флоте. (http//:www.nekropolvmf.ru/inostranci.php).
18. Орлова З. С., Ратнер И. Д. История заселения Херсонщины : крат. справ. Херсон, 1993. С. 35–39.
19. Отрывки записок севастопольского старожила. [Сообщ. З. А.] // Морской сб. 1852. Т. 7. № 1. С. 33–47.
20. Шигин В. В. Короли абордажа. М. : Вече. 2009. 448 с.
21. Лопатин В. С. Суворов и Потемкин. М. : Наука, 1992. 288 с.
22. Скрицкий Н. В. Георгиевские кавалеры под Андреевским флагом. Русские адмиралы – кавалеры ордена Святого Георгия I и II степеней. М. : ЗАО Центрполиграф. 2002. 527 с.
23. Life of Reae-Admiral John Paul Jones, Chevalier of the Military Order of. Merit, and of the Russian Order of St. Anne. Philadelfia : Grigg & Elliot, 1846.
24. Чичагов П. в. Записки. М.: Ред. альманаха «Российский архив», 2002. 800 с.
25. РГАВМФ Ф. 197. Оп. 1. Д. 67. Л. 139.
26. Цебриков Р. М. Вокруг Очакова. 1788 год // Русская старина. 1895. Т. 84. № 9.
27. Ганичев В. Н. Адмирал Ушаков. М. : ИТРК, 2001. 512 с.
28. Широкорад А. Б. Швеция. Гроза с Балтики. М. : Вече, 2008. 432 с.
29. Смирнов А. Рассказы затонувших кораблей. Шведская история со дна морского. Стокгольм : Шведский институт, 2002. 212 с.
30. РГАВМФ Ф. 406. Оп. 1. Д. 13. Л. 1095–1096.
31. Морские сражения русского флота : Воспоминания, дневники, письма. / сост. В. Г. Оппоков. М. : Воен.изд-во, 1994. 560 с.
32. Метакса Е. Записки флота капитан-лейтенанта Егора Метаксы. Пг.: Тип. Мор. мин-ва, 1915. 243 с.
33. Чернышёв А. А. Российский парусный флот : справ. Т.1. М. : Воениздат, 1997. 312 с.
34. Гармаш П. Е. Штурм Корфу. М. : Воениздат, 1990. 110 с.
35. Станиславская А. М. Политическая деятельность Ф. Ф. Ушакова в Греции в 1798–1800 гг. М. : Наука, 1983. 302 с.
36. РГИА Ф. 1343. Оп. 29. Д. 1093. Л. 31–32, 49–50, об.
37. Памяти Николая Маргаритовича Сарандинаки / сост.М. Н. Сарандинаки. М. : Т-во скоропеч. А. А. Левинсона. 1897. 98 с.
38. Адрес-календарь : общ. роспись всех чинов. особ в гос-ве. СПб. : Тип. Имп. Акад. наук., 1807. С. 239.

См. также раздел: Этнические группы

См. также: Из истории семьи Сарандинаки. Часть 1, Из истории семьи Сарандинаки. Часть 2.