ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Год 2016-й

Генеалогия. Семейная история

Е. П. ВЫСОЦКАЯ

ПАВЛОВИЧИ И МАРГАРИТОВИЧИ

Этой статьёй я заканчиваю серию публикаций, посвящённых владельцам села Маргаритово и их потомкам. Изначально главной героиней нового рассказа мне виделась государственная крестьянка села Кагальник Наталия Лисенко, ставшая законной женой потомственного дворянина подполковника Георгия Маргаритовича Сарандинаки. Название напрашивалось само собой: «Барыня-крестьянка». По мере работы с материалами российских и украинских архивов круг героев расширился, обнаружились ранее неизвестные факты. Найденные документы дали возможность лучше узнать нравы и склонности обитателей села. Основатели двух ветвей рода, помещики Маргарит и Павел Сарандинаки, были типичными представителями класса крупных землевладельцев XIX столетия и в штыки восприняли Манифест 1861 года. Среди их детей были консерваторы и либералы по убеждениям. Внуки вступили в жизнь на рубеже веков, когда помещичье землевладение теснили новые капиталистические отношения и в сознании молодёжи укоренялись революционные идеи. Надеюсь, читатель сможет разобраться в хороводе лиц, мест и событий.

НАСЛЕДНИКИ

Собранные в конце XVIII века предприимчивым выходцем из Греции премьер-майором Маргаритом Блазо обширные земли вдоль побережья Азовского моря перешли по наследству к его дочери Марии [1]. По 5‑й ревизской переписи, Блазо владел 688 крепостными крестьянами. Мария Маргаритовна, в первом замужестве Перичева (Перич), во втором Сарандинаки, проживала в собственном доме в Таганроге, доверив поместье управляющему. Скончалась она 17 февраля 1827 года в возрасте 38 лет от апоплексического удара [2, л. 44]. Её смерть застала мужа и сыновей «в далёких краях»: капитан Фёдор Сарандинаки по отставке жил в Севастополе, старший сын Маргарит учился в Москве. Через два года после кончины Марии Маргаритовны наследники согласовали «раздельный акт» [2, л. 31–42] и 15 февраля 1836 года вступили в свои права.

Список доставшегося им «родового и благоприобретённого имущества» выглядел внушительно: более 20 тысяч десятин удобной и неудобной земли, не менее 530 крепостных душ, двор в Таганроге с каменным и деревянным домами по соседству со Свято-Троицким монастырём. Земельные угодья включали деревни Марьевку и Маргаритовку, Некрасовский участок, урочище Круглое Крестище, Черкасову пустошь, Очаковскую косу [2, л. 31–31об.]. Движимое имущество было оценено в 15 тысяч рублей.

При разделе муж получил седьмую часть недвижимого и четвёртую движимого имущества, сыновья – недвижимого по три, а движимого по полторы части. Для решения хозяйственных споров и уплаты долгов покойной наследники временно передали имение в полномочное хозяйственное управление отцу. Продажа Круглого Крестища Степаниде Похваснёвой и половины Некрасовского участка статскому советнику Павлу Васильевичу Шабельскому позволила расплатиться с кредиторами. Крестьянам, которые теперь переходили к новым владельцам согласно разделительному акту, предстояло в течение двух лет переселиться. На период их обустройства отец и сыновья на равных правах пользовались доходами от питейного дома в Маргаритовке. «Поговоря между собой дружелюбно, – записали наследники в разделительном акте, – мы согласились, чтобы каждый из нас по разделе принял свою долю в собственное своё владение и распоряжение без малейшей к кому-либо из нас обиды» [2, л. 32 об.].

Капитан Фёдор Сарандинаки получил три сотни десятин удобной земли при деревне Марьевке «в узлу между речками Самбек и Бирючьей», почти две тысячи десятин удобной и неудобной земли Черкасовой пустоши, которую, не откладывая в долгий ящик, продал П. В. Шабельскому (будущее село Семибалки), 82 крепостных обоего пола и часть двора в Таганроге со всеми строениями, отдав 500 рублей сыновьям за излишек.

Обосновавшись в городе, Фёдор Павлович взял в дом хозяйку, но брак оказался недолгим: в 1832 году жена Софья Васильевна, 50 лет, скончалась от горячки [3, л. 65]. Дважды вдовец «капитан флота 2‑го ранга Фёдор Павлов сын Сарандинаки» умер 28 апреля 1834 года в возрасте 65 лет от простуды и был погребён «на градском кладбище» Таганрога [2, л. 50]. Его имущество отошло к сыновьям.

СТРАСТЬ К ПИСАТЕЛЬСТВУ

В современной исторической литературе прочно сложился образ Маргарита Сарандинаки (1804 г.р.) как прижимистого помещика-крепостника, строчащего бесконечные жалобы на своих и соседских крестьян. Действительно, врождённый литературный дар маргаритовский помещик растрачивал на письма к мировым посредникам с требованием призвать крестьян к порядку.

При разделе материнского наследства Маргариту досталось немало: 7167 десятин земли, 227 душ крестьян и средняя, недостроенная, часть таганрогского подворья. Перешедшие в его собственность земли состояли из участка при селе Маргаритовке, Некрасовской пустоши и доли при деревне Марьевке.

Образование Маргарит Фёдорович получил превосходное. Юношей был послан родителями в только что открывшийся Ришельевский лицей в Одессе, лучшее учебное заведение юга России. После лицея поступил в Московский университет и закончил его со степенью кандидата.

В Москве студент Сарандинаки не на шутку увлёкся поэтическим творчеством. Редактор литературно-политического журнала «Вестник Европы» университетский профессор М. Т. Каченовский счёл сочинения Сарандинаки достойными, и в 1828–1829 годах Маргарит Фёдорович опубликовал 11 стихотворений и несколько эпиграмм. Одно из них, «Развалины Пальмиры», посвящённое «памяти покойной матери М. М. С.» [4], начиналось строками:

Скрываясь в пурпурных волнах,

Уж солнце яркое на запад свой сходило:

Едва в багряных полосах

По горизонту гор сияние скользило;

Луна по тверди голубой

Восходит, полная, Евфрата над брегами,

И небо чистой пеленой

Подёрнулось кругом над спящими водами.

На всё творение здесь воздух навевает!

Какой пленительной красой

Бледнеющий закат тьму ночи растворяет!

Вышедшие из-под пера молодого автора строфы дышали модным духом романтизма. Эпиграммы указывали на его склонность к иронии.

В поэзии Маргарит подражал французам – Фенелону, Вольнею и Ласепеду. Выбор имён, известных ныне узкому кругу литературоведов, не случаен. Сарандинаки восхищался поэтическим мастерством и разделял убеждения сторонников просвещённого абсолютизма. Живший в XVII веке богослов и писатель Фенелон написал трактат «О воспитании девиц», взятый Екатериной II за образец при создании Смольного института, а прошедший путь от революции до реставрации Вольней предлагал европейцам объединиться в «Генеральные штаты Европы» с французами-законодателями во главе.

По примеру просвещённых французов Сарандинаки написал трактат «О нравственных и умственных свойствах писателя и о пособиях, ему необходимых». Сей многостраничный труд содержал размышления о роли и задачах литераторов. По мнению автора, произведения писателей «…могут иметь неотвратимое влияние на нравы наши, могут служить орудием к распространению в мире власти разума и добродетели, обуздывать глупости, исправлять пороки людей». Литературные творения следует «…употреблять в общественное благо, всячески надлежит пользоваться ими как самым лучшим средством к достижению священной цели – водворять народное просвещение и образование нравов как единственную основу благоденствия народов» [5].

Когда университетская пора подошла к концу, Маргарит Сарандинаки вернулся в родные места. Службу начал в 1832 году с должности канцеляриста в Таганрогском градоначальстве. Чиновничьи обязанности он выполнял «с должным усердием и рвением» [3, л. 108]. Через три года Таганрогу предпочёл Ростов и десять лет отдал делу народного образования. С 1843‑го по 1851‑й исполнял обязанности почётного смотрителя Ростовского уездного училища [6] и делал ежегодные пожертвования на его нужды. Продвигаясь в чинах, дослужился до коллежского асессора. Будучи сам человеком просвещённым, Маргарит Фёдорович хотел видеть сыновей людьми образованными и полезными отечеству. Лето он проводил в имении и самолично руководил сельской страдой, въедливо вникая во все хозяйственные мелочи. Занятия литературой продолжил, но теперь из-под пера помещика Сарандинаки выходили не высокопарные вирши, а жалобы и кляузы. Адресатами его посланий являлись мировые посредники 4‑го участка Ростовского уезда – Хоментовский, Можневский и родной племянник Ипполит Павлович.

С крестьянами Маргариту Сарандинаки не везло. Людьми они были строптивыми, «худо расположенными к повиновению своему владельцу» [7], а узнав про Манифест 1861 года, вовсе от рук отбились. В селе имелись люди, которые «превратно и произвольно изъясняли Положение и дурно влияли на крестьян» [7]. Мужики, почувствовав дух свободы, стали требовать лучших земель для посевов и отлынивать от барщины. В ярмарочные дни самочинно уезжали в Кагальник, не выделяли под барские нужды повозки, не пахали «всеми своими волами» помещичью землю [8, л. 29 об.], «упорно отказывались идти к плугу в поле и оставались на гумне вопреки приказаниям старосты» [8, л. 30], «выкашивали самую лучшую траву в местах, оставленных для господского сенокоса» [8, л. 106]. Сарандинаки утверждал, что от своеволия крестьян «беспрестанно терпел одни только убытки» [8, л. 30 об.].

Мужикам Маргарит Фёдорович не доверял и во всём видел подвох. Крестьяне и правда при удобном случае норовили перехитрить прижимистого помещика. Купил Сарандинаки десять душ на вывод в деревне Петельне Раненбургского уезда Рязанской губернии. Новые мужики стали доказывать, что в метрических книгах ошибки: они-де старше или моложе, чем записано [8, л. 38]. Чтобы вывести их на чистую воду, вынужден был Маргарит Сарандинаки вступить в переписку с благочинным города Раненбурга.

«Виновные в преступлении, причинившем кому-либо убытки, вред или обиду, сверх наказания, к коему присуждаются, обязаны вознаградить за сей вред, убыток или обиду из собственного имущества по точному о том постановлению суда», – взывал Маргарит Фёдорович к уездному начальству [8, л. 28 об.]. Маргаритовским крестьянам возмещать «убытки» было нечем. Порой они хлеба на посев не имели, и мировой посредник вынужден был выделять в посевную пору особо нуждающимся «хлеб из магазинов» [8, л. 66].

Зачинщиков и подстрекателей среди крестьян Маргарит Фёдорович выявлял и приравнивал к преступникам уголовным: «Прошу ваше высокоблагородие поступать с явно и упорно неповинующимися крестьянами… по статьям уложений о наказаниях уголовных и исправительных» [8, л. 29].

Не ленился помещик бороться с немощными и больными. Крестьянин Пётр Тарасов, признанный Ростовским уездным судом «к производству тяжёлых работ действительно неспособным», к искреннему возмущению Сарандинаки, «…вовсе отказывался исправлять какую-либо издельную повинность в пользу помещика, отговариваясь болезнью; но болезнь эта не препятствовала ему, Петру Тарасову, отправиться в начале октября сего года [1861. – Е. В.] на ярмарку в местечко Кагальник» [8, л. 29–29 об.].

Полицейские меры результатов не давали. Кнута и розог маргаритовцы не боялись, острога не пугались. Жёны порой оказывались строптивее мужей. Как-то раз отправил на ток Трофим Кочерга вместо себя жену Ольгу. «Когда же жена моя сказала упомянутой Ольге Кочерге то, что она не может заменить своего мужа, потому что она не может крыть то строение, которое мы поручили тому Трофиму крыть, и приказала ей возвратиться домой, то дерзкая и наглая Ольга с обыкновенным своим буйством кричала при всех на току в ответ госпоже: Не пойду, не пойду, – чем оскорбила мою жену», – писал М. Сарандинаки мировому посреднику [8, л. 29 об. – 30].

Не раз Маргарит Фёдорович призывал сельского старосту воздействовать на крестьян и «прекращать всякое буйство и насилие в сельских обществах, оказывать помощь и защиту как самому владельцу, так и всем проживающим в имении лицам в случаях зажигательства, разбоя, грабежа» [8, л. 130]. Староста Василий Тарасов с мужиками был заодно и, к возмущению помещика, имел наглость отправиться за правдой в Ростов на мировой съезд «за 100 вёрст от места жительства» [8, л. 134].

С самими крестьянами найти общий язык Маргарит Сарандинаки даже не пытался. Крестьянский сход, по его образному выражению, «походил на скопище буйных» [8, л. 132].

«Захват» маргаритовцами «двух улиц или двух дорог, названных г‑ном посредником [Хоментовским. – Е. В.] проулками» вызвал у него особое негодование [9, л. 38]. Отчаявшись найти понимание у мирового посредника, он обратился с требованием «войти в рассмотрение» сначала к уездном мировому съезду, а потом к министру внутренних дел. Свою непримиримую позицию Сарандинаки объяснял стратегическим значением захваченных проулков: «По второй улице или дороге смежной с большею почтовою дорогою, проходящей чрез село Маргаритовку, нередко проходят государственные почты и обозы. И потому эти дороги ни почему не должно застраивать» [9, л. 38 об.]. Как радетельный хозяин Маргарит Фёдорович пёкся о всеобщем благополучии: «Дороги, проезжие проулки и прогоны для скота должны оставаться свободными для всеобщего употребления, а потому крестьяне не могут их запахивать, засаживать и застраивать», – и мастерски живописал возможные ужасы: «Крестьяне, завладев проулками, завалили их быстровоспламеняющимися веществами, как то соломою, сеном и хлебом, подвергая себя и других страшным пожарам» [9, л. 40].

Неудовлетворённый действиями местных властей, Сарандинаки напоминал чиновникам об их долге: «Всякий служащий должен поставить себя в непременную обязанность ведать все уставы и законы государственные и содержать их в ненарушимой сохранности, яко первый и главный предмет, от которого зависит правое и благонамеренное управление всех дел» [9, л. 45]. По свидетельству самого Маргарита Фёдоровича, нервы у представителей уездной власти при встрече с ним порой сдавали: «В сентябре 1867 года мировой посредник Можневский прибыл в мой дом и, едва успев прийти, он тот час завёл со мною спор. А потом, выйдя из себя от сильного гнева, он, мировой посредник, укорял меня в присутствии бывшего с ним землемера Лыкова за то, что я будто бы присвоил себе часть крестьянской усадебной земли, застроив её моими господскими усадьбами, тогда как эти усадьбы выстроены на моей собственной земле до образования положения о крестьянах 19 дня февраля 1861 года» [9, л. 42].

Поднимая планку всё выше и выше, в феврале 1871 года Маргарит Фёдорович решил направить жалобу по спорному делу с крестьянами Семибалок лично государю императору Александру II. Литературное мастерство позволило ему официальный документ превратить в увлекательное повествование из 61 главы на 25 листах [10]. Нарушители закона, соседские крестьяне, по мнению Сарандинаки, вспахали и засеяли межу, разделявшую Маргаритовскую и Семибалковскую дачи. Изложение возмутивших его фактов автор перемежал собственными размышлениями, статьями закона, экскурсом в исторические документы, прямыми диалогами и сводкой погоды. В письме Маргарит Фёдорович безжалостно разоблачил непрофессионализм землемера, уличил его в лености и пригвоздил к стене позора за якобы имевший место сговор с управляющим Семибалок. История, начавшаяся в 1860 году при землемере Житовском, получила продолжение спустя десять лет. «1870 года июня 16 дня землемер Мурахин явился в моё имение и, посетив меня, тотчас же заговорил о невозможности измерять вышеозначенное пространство моей земли по причине низового ветра! “Я де не могу ходить, – говорил землемер, – по морю аки по суху”», – передавал в письме к императору дословный диалог Маргарит Фёдорович [10, л. 51]. Отказавшийся исполнять в непогоду профессиональные обязанности Мурахин потерял доверие Сарандинаки. Как ни бился землемер последующие десять дней, не смог убедить помещика в том, что обнаруженные им межевые ямы не «ложные», а «починные» и семибалковские крестьяне не запахивали разделительную межу.

Некоторое время спустя землемера поддержал Николай Маргаритович, осторожно в письме возразив отцу: «Оказалось то, что от ямы, которую вы признаёте фальшивою, идёт межа вплоть до обрыва горы на протяжении 149 саженей. <…> Действия землемера Мурахина во всём оказались верными» [10, л. 104–104 об.].

Помещик Маргарит Сарандинаки ушёл из жизни скоропостижно 26 сентября 1872 года, не оставив наследникам завещания. Верный идеям просвещённого абсолютизма, он ратовал за образование среди людей своего сословия и не мог мириться со свободой, объявленной Манифестом 1861 года.

После его смерти вдова осуществила давнюю мечту – построила в Маргаритовке новую каменную церковь во имя Благовещения Пресвятой Богородицы. Глафира Григорьевна Сарандинаки скончалась 22 октября 1897 года на 84‑м году жизни «от старости» [11] и была упокоена рядом с мужем на кладбище села Маргаритовка.

ПРОТОИЕРЕЙ

2 мая 1837 года «Ростовского уезда помещик коллежский секретарь Маргарит Фёдоров сын Сарандинаки венчался с девицей города Ростова соборной Рождества Богородичной церкви протоиерея и кавалера Григория Никитина сына Щербинского дочерью Глафирою Григорьевою» [2, л. 105–106].

Тесть Маргарита Сарандинаки был в Ростове человеком не просто известным, а почитаемым. Григорий Никитович Щербинский (1778) происходил из Малороссии. Выходец из семьи священнослужителей, он получил блестящее богословское образование: в Екатеринославской семинарии обучался риторике, в Киевской духовной академии слушал философию, в Переяславской духовной семинарии познавал богословие [12]. В 1805 году молодого священника назначили протоиереем старейшей в Ростове Покровской церкви, именуемой «крепостной». Долгое время её прихожанами были военнослужащие.

Титул протоиерея отец Григорий получил в возрасте 27 лет как награду за личные отличия. Через полгода службы в Покровской церкви он был переведён в купеческую Рождества Богородицы. В 1822 году храм «у старого базара» получил статус соборного. В нём протоиерей Щербинский священствовал полвека. С 1810 по 1828 год службу в храме Григорий Никитович совмещал с должностью приходского смотрителя, позже – смотрителя уездного духовного училища. С 1821 года он состоял первоприсутствующим в Ростовском духовном правлении и благочинным почти над всеми церквами Ростовского уезда [12]. Епархиальное начальство представило протоиерея Г. Н. Щербинского к ордену – случай не частый.

Семья Щербинских была большая: согласно записям в исповедной книге Рождество-Богородицкой церкви за 1821 год, у отца Григория и матушки Иулиании (Ульяны Григорьевны) было пятеро детей: сын Аполлон шести лет, дочери Олимпиада одиннадцати лет, Александра девяти лет, Глафира восьми лет, годовалая Анастасия [13]. В 1822 году родилась дочь Ольга. Глафира Григорьевна, как известно, стала женой Маргарита Сарандинаки, Александра Григорьевна вышла замуж за первогильдийного купца из Керчи Александра Козьмина (Кузьмина).

Родственные связи Щербинские и Сарандинаки поддерживали. К тестю Маргарит Фёдорович относился с должным почтением. Григорий Никитович был восприемником почти всех его детей. Глафира Григорьевна взяла на себя опеку над осиротевшей племянницей.

Собор Рождества Пресвятой Богородицы за полвека обветшал, число прихожан постоянно росло. К середине XIX века потребность в новом соборном храме Ростова стала насущной. Григорий Никитович приложил много усилий, чтобы приблизить день закладки собора. К сожалению, увидеть новый храм во всей красе ему было не суждено. Он скончался в год начала его строительства, 28 октября 1854‑го, в возрасте 77 лет от «удара» [14]. Отпевали отца Григория торжественно, согласно чину; в последний путь провожали под погребальный перезвон. Местом упокоения пастыря стало приходское кладбище.

«В течение многолетней своей службы умом, безукоризненным поведением, честностью и редкой справедливостью заслужил общую любовь жителей Ростова и подчинённых своих, а равно большое доверие своего начальства и особые отличия. Он дожил до глубокой старости и ушёл в мир иной, оплакиваемый как жителями Ростова, так и подчинёнными» [12].

СЫНОВЬЯ

Двое сыновей Маргарита и Глафиры Сарандинаки пошли по военной стезе, трое – по стопам отца и поступили в Московский университет.

Названный в честь деда, капитана флота, Фёдор (1838 г.р.) в 1855 году состоял фейерверкером 4‑го класса 3‑й лёгкой батареи 19‑й артиллерийской бригады [2, л. 138–139 об.]. В Маргаритовку по отставке он вернулся поручиком. Умер в возрасте 45 лет от апоплексии лёгких [15, л. 81 об. – 82].

Второй сын, Григорий (1841 г.р.), получивший имя в честь деда-протоиерея, был крещён в ростовской Рождества Богородичной церкви. Его восприемниками стали родственники со стороны матери – сам дед Григорий Никитович Щербинский и тётка, жена керченского 1‑й гильдии купца Александра Григорьевна Козьмина [16, л. 4]. В возрасте 13 лет мальчик был отправлен отцом в Одессу, где поступил во 2‑ю гимназию. Через шесть лет юноша окончил курс учения с «хорошим успехом» и «признанием советом гимназии вполне способным к университетскому учению» [16, л. 2] и подал прошение на имя ректора Московского университета для зачисления на отделение естественных наук физико-математического факультета своекоштным студентом [16, л. 1].

Учился Григорий отлично и через четыре года получил степень кандидата и разрешение поступать на гражданскую службу 10-м классом.

Г. М. Сарандинаки неоднократно выбирали мировым судьёй 6‑го участка, он был непременным участником Ростовского-на-Дону съезда по крестьянским делам, председательствовал в Ростовской земской управе и избирался ростовским окружным предводителем дворянства. Скончался титулярный советник Григорий Маргаритович Сарандинаки от порока сердца в Москве 2 сентября 1889 года [17]. Отпевали ростовского предводителя дворянства в московской Крестовоздвиженской церкви. По разрешению генерал-губернатора Москвы тело усопшего перевезли на родину. Похоронили Г. М. Сарандинаки в Маргаритовке.

История его сына Григория (1878 г.р.) короткая и печальная. Григорий Григорьевич Сарандинаки приехал в 1895 году в Москву поступать в реальное училище Мазинга и остановился в Большом Афанасьевском переулке в доме Чулковых [18, л. 1]. Сына сопровождала мать Александра Петровна. Выбор училища был не случаен: его основатель инженер Карл Мазинг слыл человеком передовых убеждений и занимался в Москве вопросами городского водоснабжения, канализации и телефонизации; будучи гласным Московской городской думы, настаивал на строительстве в городе метрополитена.

Интересуясь родовыми корнями, молодой человек отправил прошение в Департамент герольдии о предоставлении копии с семейного герба и поколенной росписи. Однако герб рода Сарандинаки в числе высочайше утверждённых гербов не значился [18, л. 4–5 об.]. Ответа из Правительствующего Сената Григорий не дождался: 15 сентября 1896 года в припадке душевного расстройства он покончил с собой выстрелом из револьвера [19]. Горе подорвало здоровье матери. «Вдова титулярного советника, из дворян Ростовского округа Александра Петровна Сарандинаки, 53 лет, скончалась 16 июня 1900 года от паралича сердца» в Маргаритовке [20].

О замечательном человеке Николае Маргаритовиче Сарандинаки (1843 г.р.), педагоге и учёном, известно более других [21]. Н. М. Сарандинаки отличали доброта души и высокие нравственные качества. Его ценили коллеги из Русского географического общества, любили маргаритовские крестьяне и глубоко уважали ученики Ростовского реального училища.

Младший сын Яков Маргаритович (1850 г.р.) по склонностям был более других близок отцу. Он увлекался гуманитарными науками и поступил на историко-филологический факультет Московского университета. Особенно интересовался Яков Сарандинаки греческим языком и на семинарах «показывал в этом предмете значительные успехи» [22]. Окончив курс классической филологии со степенью кандидата в 1872 году, он начал преподавать латинский и греческий языки в частной гимназии Креймана. Правда, педагог из него не удался. Инспектор, присутствовавший в 1873 году при переводе Яковом Маргаритовичем с учениками «Метаморфоз» Овидия, посчитал, что «ученики этого класса, по-видимому, достойны лучшего учителя» [23]. Спустя три года Сарандинаки ходатайствовал перед советом университета о командировании за свой счёт за границу – в Германию и Италию для подготовки к профессорскому званию. Возвратившись в Россию в 1879 году, Яков Сарандинаки преподавать больше не стал. В Москве, в переулке Сивцев Вражек, он приобрёл два земельных участка – один с каменным двухэтажным домом для жительства [24], другой, по соседству, для устройства типографии «Русская печатня» – и занялся издательским делом. Яков Маргаритович был влюблён в свою кузину Юлию, дочь родной сестры матери Александры Григорьевны. Юлия Кузьмина отвечала ему взаимностью, но против близкородственного брака восстала семья. Твёрдо решив не расставаться, 21 июля 1876 года молодые люди тайно обвенчались в Одессе в полковой церкви 60‑го пехотного Замосцкого полка [25, л. 11].

Я. М. Сарандинаки был убеждённым монархистом и придерживался крайне консервативных взглядов. Под впечатлением от революционных событий 1905 года он стал издавать реакционную газету «Русский стяг» [26]. В Маргаритовке бывал редко, предпочитал на лето уезжать в семейное имение Бельбек под Севастополем. Юлия Николаевна умерла в 1911 году [25, л. 1–2]. После судебного разбирательства её собственное движимое и недвижимое имущество, доставшееся в наследство от отца, богатого купца, за неимением детей перешло к родным племянникам и мужу. От революционных событий в столицах Яков Маргаритович в 1917 году уехал на родину. При Деникине жил в Таганроге и оказывал помощь пострадавшим от войны. Затем перебрался в Крым, где скончался, не дожив до конца гражданской войны.

Четвёртый сын Маргарита Фёдоровича, Георгий (1846 г.р.), заслуживает особого рассказа. По желанию отца он поступил на военную службу. Из послужного списка Г. М. Сарандинаки [27, л. 2–5] известно, что по окончании 2‑го кадетского корпуса в 1863 году Егор (так его звали дома [28, л. 3–3 об.]) поступил юнкером в 1‑е Павловское училище.

В 1865 году, сдав экзамены, Георгий Маргаритович был произведён в прапорщики 7-го драгунского Кинбурнского Его Высочества Великого князя Михаила Николаевича полка. Спустя два года по собственному желанию ушёл из драгун и был прикомандированк 4‑й резервной артиллерийской бригаде. В 1870 году получил первого Станислава, через два года Анну. Рос в чинах и в 1876‑м был произведён в капитаны. В следующем году Георгий Маргаритович получил назначение командиром формирующегося 1‑го отделения 13‑го подводного (от слова «подвода») парка в Тифлис. За отличия в походе против турок в апреле – мае 1877 года в составе Кобулетского отряда Сарандинаки представили к Станиславу с мечами. Об участии Г. М. Сарандинаки в русско-турецкой войне 1877–1878 годов напоминала бронзовая медаль. Приказом по артиллерии Кавказского военного округа в 1878 году Георгий Маргаритович был прикомандирован к 41‑й артиллерийской бригаде, где и закончил службу. В отставку вышел подполковником.

На гражданской службе с 1883 по 1895 год Г. М. Сарандинаки четырежды избирался участковым мировым судьёй, с 1889 по 1892 год почётным мировым судьёй, председательствовал на съездах мировых судей Ростовского округа в 1892–1895 годах, трижды с 1895 по 1904 год избирался «по выбору дворян войска Донского депутатом Областного Дворянского Депутатского собрания».

Надо заметить, что члены семьи Сарандинаки, включая женщин, очень ответственно относились к своим дворянским обязанностям. Сохранились письма Елизаветы и Зинаиды Григорьевны, адресованные ростовскому окружному предводителю дворянства, с просьбой передать их голоса на съездах избирателей по выбору гласных дяде Георгию Маргаритовичу и двоюродному брату Николаю Николаевичу Сарандинаки соответственно [29]. Как человек с активной гражданской позицией, Георгий Маргаритович в преддверии выборов в 1‑ю Государственную Думу возглавил в крае партию октябристов. «Союз 17 октября» возник в ответ на революционные события 1905 года и объединял в своих рядах крупных землевладельцев и предпринимателей на платформе праволиберальных взглядов. Октябристы имели на Дону широкую поддержку.

Георгий Маргаритович Сарандинаки прожил бы типичную для человека его сословия и достатка жизнь, если бы не одно событие…

БАРЫНЯ-КРЕСТЬЯНКА

6 февраля 1884 года отставной подполковник 4‑й батареи 41‑й артиллерийской бригады Георгий Маргаритович Сарандинаки, 37 лет, венчался с девицей села Кагальник государственной крестьянкой Наталией Трофимовой дочерью Лисенко, 30 лет, в церкви Благовещения Пресвятой Богородицы села Маргаритовка [15, л. 59 об. – 60]. Венчались молодые торжественно, в присутствии четырёх шаферов. Поручителями по жениху были поручик и кавалер Иван Петрович Коваленский, сосед, и титулярный советник Макар Матвеевич Печинский. По невесте – титулярный советник Фёдор Павлович Калита и титулярный советник и кавалер Николай Феофанович Третьяков.

Путь к алтарю жениха и невесты был долгий. Знакомство их состоялось в канун нового 1876 года, когда Георгий приехал в отпуск на Рождество. При каких обстоятельствах – мы можем только гадать. Возможно, артиллерийский капитан отправился по какой-либо надобности в соседний Кагальник, а может быть, кагальницких девок прислали с поручением к маргаритовским помещикам. Очевидно одно: молодой офицер пленился двадцатилетней крестьянкой. Знакомство прервалось надолго – Георгий уехал в часть. Совместный плод любви не замедлил появиться на свет 18 октября 1876 года [27, л. 5]. Дочь назвали Марией.

Старейшее в Приазовье село Кагальник, откуда родом Лисенко, было основано беглыми крестьянами, со временем перешедшими в разряд государственных, и потому считалось казённым поселением. «Поток беглых переселенцев шёл преимущественно из Украины – из Полтавской и Черниговской губерний, а также отражал миграционный процесс внутри Екатеринославской губернии (сюда переселялись крестьяне из Бахмутского и Славяно-Сербского уездов); некоторая часть беглых поступала из Слободской Украины» [30]. Лисенко, судя по характерной фамилии, бежали из Малороссии. Крестьянских семей по фамилии Лисенко в Кагальнике проживало несколько, но родственные связи между всеми ними не установлены. В ревизской сказке селения Кагальник Ростовского уезда от 31 июля 1828 года среди казённых поселян значатся дедушка и бабушка Наталии – Фёдор Антонов Лисенко, 37 лет, и жена Фёдора Ирина, 29 лет , её отец и дядя – сыны Фёдора Трофим и Никифор 13 и 10 лет от роду [31]. (Возраст сыновей Фёдор Лисенко уменьшил с умыслом, чтобы избежать рекрутчины. Двое его сыновей отбывали рекрутскую повинность. Внук умер на солдатской службе в 1839 году [32].) Женат Трофим Лисенко был дважды. Жена Татьяна Васильева, 29 лет от роду, воспитывала своих дочерей и дочерей Трофима от первого брака: семнадцатилетнюю Матрёну, четырнадцатилетнюю Феодосию, пятилетнюю Татьяну, годовалую Елену. На момент ревизской переписи 1850 года самая младшая, Наталия, ещё не родилась. В Кагальнике проживала также семья дяди будущей хозяйки Маргаритовки.

Обычная связь помещичьего сына с крестьянкой переросла в глубокое чувство, связавшее молодых людей на всю жизнь. Вторая девочка, Александра, родилась 8 октября 1880 года [27, л. 5]. Здесь следует дать пояснение. Известно, что у Георгия Маргаритовича была ещё одна дочь, Антонина [33], 1879 года рождения. (Метрическая запись не сохранилась, дата рождения известна со слов правнука, живущего ныне во Франции.) В послужном списке отставного подполковника Г. М. Сарандинаки при перечислении общих с законной женой Наталией Лисенко детей Антонина не упоминается. Версии две: Антонина была дочерью Георгия Маргаритовича от другой связи или в послужной список закралась ошибка.

Первого сына, названного традиционным для семьи Сарандинаки именем Фёдор (Феодор), Наталия родила 3 августа 1882 года в родительском доме в Кагальнике. Мальчика крестили в сельской Свято-Троицкой церкви [28, л. 13]. Восприемниками при крещении стали местные – «отставной кандидат Михаил Захариевич Захарьев и сего местечка крестьянка Евдокия Васильевна Гостищева».

Несмотря на чувства, проверенные временем, и троих детей, женитьба потомственного дворянина Георгия Сарандинаки на государственной крестьянке по-прежнему представлялась невозможной. Хотя действующий в российской армии с 1866 года указ позволял офицерам брать в жёны девушек из семей различной национальной принадлежности, социального происхождения и достатка, на деле происходило иначе. По указу о браках офицеры в возрасте до 28 лет должны были заручиться разрешением начальника и предоставить имущественное обеспечение – реверс. Важным являлся пункт указа о благопристойности невесты. Решение по этому вопросу принимал непосредственно командир. Сослуживцы жениха также активно обсуждали достоинства избранницы: голос полкового сообщества звучал громко. Получив «добро» от командира и товарищей и внеся необходимую сумму для реверса, надумавший жениться офицер подавал рапорт с просьбой о вступлении в брак. В нём он указывал фамилию и происхождение невесты и прилагал свидетельство о достижении ею 16 лет, а также письменное согласие на женитьбу от своих и её родителей. Изучив рапорт, командир полка передавал документы для окончательного решения командиру дивизии. Учитывая перечисленные обстоятельства, для женитьбы на Наталии Лисенко у Георгия Маргаритовича был единственный выход – отставка.

Отставной подполковник Сарандинаки перешагнул через сословные различия и повёл крестьянку Наталию Трофимовну Лисенко к алтарю в феврале 1884 года. Через шесть месяцев после венчания, 26 августа, на свет появился второй сын Георгий [15, л. 35 об. – 36]. На этом дело не закончилось, и семья продолжала расти. 19 января 1886 года родился Григорий, а 4 октября 1887‑го – Николай [27, л. 5]. Рождённых вне брака детей Георгий Маргаритович признал законными. 23 марта 1887 года Феодор Георгиевич Сарандинаки, как и его братья, «определением Екатеринославского дворянского депутатского собрания был сопричислен к роду отца своего, утверждённому в дворянстве указом Правительствующего Сената по Департаменту Герольдии от 30 июня 1855 года за № 5411 со внесением во вторую часть Дворянской Родословной книги Екатеринославский губернии по Ростовскому уезду» [28, л. 14].

Супруги Егор (Георгий) и Наталия Сарандинаки прожили в согласии и воспитали порядочных и достойных детей.

САРАНДИНАКИ VS ДЖУРИЧ

При разделе наследства покойной матери Марии Маргаритовны Павлу (1809 г.р.) досталось 6173 десятин земли, 227 душ крестьян и незастроенная часть двора в Таганроге. Получивший сверх доли почти 500 десятин Маргарит расплатился с братом деньгами. Земли Павла Фёдоровича состояли из участка при деревне Марьевке, Очаковской пустоши и части Черкасовой пустоши. Своих крестьян Павел вывел на Очаковскую пустошь. Здесь он обустроил усадьбу, назвав её незамысловато Павловкой, впоследствии Павло-Очаково.

Сведений о том, где учился Павел Фёдорович, не сохранилось. Звёзд с неба младший из братьев не хватал. В 1828 году он поступил в Ростовский уездный суд канцеляристом, через два года «по выслуге лет награждён коллежским регистратором» и «уволен от дел оного суда 1832 [года] мая 15‑го» [3, л. 14 об]. «Вновь по выбору дворянства Ростовского уезда вступил на службу и продолжал оную без перерыва» [34, л. 52 об. – 53]: состоял попечителем хлебных запасных магазинов с 1835 по 1839 год, в 1844‑м – «посредником специального размежевания земель владельческих имений». (Специальное или полюбовное размежевания осуществлялось по согласованию между владельцами и за их счёт.) Проживал П. Ф. Сарандинаки с семьёй в «…портовом городе Таганроге в Александровской части в собственном доме» [34, л. 1 об.].

Прославился Павел Фёдорович в сердцах сказанной фразой: «Я полагаю одно только – бежать из имения, в котором личная безопасность не ограничена никем» [35]. Столь эмоциональное высказывание помещика Сарандинаки было вызвано конфликтом с крепостным Яковом Ковтуном, нанёсшим якобы личное оскорбление барину и не получившим по решению земского суда за свой проступок наказания. В чём заключалась ссора помещика и мужика, доподлинно не известно, но среди павло-очаковских крестьян бытовал рассказ о том, что помещик насильственно взял в дом жену Якова Ковтуна Евдокию Сергееву и имел от неё дочь Марию.

Не утруждая себя службой, Павел Сарандинаки занялся делами личными. В 1828 году он женился «…на девице Курской губернии Судоженского [Суджанского. – Ред.] уезда умершего артиллерии поручика Василия Ставицкого дочери Наталье. <…> При браке ручатели были статский советник и кавалер Павел Васильев Шабельский и помещик подполковник Казимир Иванов Норецкий» [3, л. 47 об. – 48]. Венчались молодые в соседнем «местечке Шабельске». За женой он получил 200 десятин и 35 душ крестьян [34, л. 15]. Через год родился первенец Ипполит (1829), следом Аделаида (1831), Николай (1837), Мария (1838) и, наконец, Орест. Аделаида и Орест умерли в младенчестве.

Отношения с крепостными крестьянами у братьев Сарандинаки всегда были напряжёнными. После объявления Манифеста 1861 года оба, Маргарит и Павел, пребывали в тревоге, постоянно ожидая крестьянских волнений.

По смерти Павла Фёдоровича сыновья и дочь затеяли продажу оставшегося в наследство имения. Скоро и гладко, однако, сделать это не удалось. Процесс затянулся на десятилетие и попал в классику российской цивилистики.

Купить землю вызвался Василий Джурич, князь Оттоманской Порты. Младший сын почётного гражданина Таганрога купца 1‑й гильдии Трифона Джурича был фигурой в городе заметной. Получив от правительства 200 тысяч рублей за проект перехода продажи водки и спирта от откупочной системы к государственной, он приобрёл у разорившегося румынского князька за 50 тысяч рублей право на титул и, заключив сделку с Сарандинаки, сделался владельцем 6000 десятин. Жил широко и по примеру богатых русских купцов вывозил иностранных гостей в санях, запряжённых тройкой, летом посыпав землю для имитации снега солью.

Наследники Павла Фёдоровича сделкой остались не удовлетворены. «Штабс-ротмистр Ипполит и Поручик Николай Сарандинаки и сестра их Сабо [фамилия Марии Павловны в замужестве. – Е. В.] заключили с Князем Джуричем в 1863 г. запродажную запись, по которой первые продали последнему деревню Павло- Очаково и хутор Страшной Екатеринославской губернии по берегу Азовского моря при Очаковской косе за 235 000 руб. серебром, из коих часть уплачена была при совершении запродажи, другую надлежало уплатить при совершении купчей крепости, а на остальную выдать закладную. Затем 2 Августа 1863 г. совершена как купчая крепость, так и закладная. Впоследствии по неуплате Князем Джуричем капитала и процентов по означенной закладной Сарандинаки представили оную ко взысканию в Таганрогский Окружной Суд и просили взыскать с Князя Джурича 147 162 руб. 783 коп.» [36].

Суд присудил Джуричу выплатить означенную сумму. Князь отдавать долги не спешил и предъявил встречный иск на сумму 149 000 рублей за убытки: проживавшие при прежних владельцах рыбопромышленники не хотели покидать обустроенную ими землю. Рассмотрев встречные иски, Таганрогский окружной суд 20 октября 1869 года принял соломоново решение: присудил Джуричу в пользу Сарандинаки взыскание по закладной и признал право Джурича требовать от братьев возмещения убытков.

На этом стороны не успокоились и опять направили иски. 18 февраля 1870 года Одесская судебная палата оставила решение Таганрогского суда о взыскании с Джурича по закладной в силе. Князь послал кассационную жалобу в Правительствующий Сенат. Сенат передал дело в Харьковскую судебную палату. Новый суд в 1872 году признал иск Джурича недействительным. Неутомимый князь опять направил жалобу в Кассационную палату. Правительствующий Сенат отменил решения Харьковской судебной палаты и передал дело в Саратовскую судебную палату. Конца тяжбе не было видно…

Точку в череде процессов поставила кончина князя Джурича и продажа имения с аукционного торга его вдовой. К. П. Победоносцев в своём «Курсе гражданского права» подвёл итог, подчеркнув, что продавцы перед продажей обязаны освобождать землю от арендаторов: «По силе 1427 ст. продавец должен очищать покупщика от вступщиков» [37].

ИППОЛИТ И НИКОЛАЙ

В отличие от старшего брата, желавшего видеть сыновей людьми просвещёнными, Павел Сарандинаки не стремился дать детям хорошее образование и ограничился для них военной службой. Ипполит Сарандинаки, окончив Полтавский кадетский корпус, поступил в 1848 году в Финляндский драгунский полк [3, л. 51, 73]. В «кампанию против турок и англо-французов» 1854 года 2‑я драгунская дивизия, в которую входил полк, находилась в Молдавии и Валахии. В мае 1855‑го она была переброшена в Крым, под Симферополь, и стояла в позиции при реке Бельбек поблизости от имения Сарандинаки. Полковой лагерь располагался против разорённого аула Зеленкой у дороги на Инкерман. Жизнь драгун разнообразием не отличалась: «Дежурство по дивизиону, лагерный караул, утром и вечером отправление на водопой, проездки, учения. Некоторые находили развлечение в картах, большинство же не знало куда деваться от скуки и невыносимого жара. Ни книг, ни общества – словом, тоска», – вспоминал один из участников событий [38]. Узнав о приказе послать пол-эскадрона для содержания аванпостов на перевале в Байдарскую долину, занятую французами, драгуны возликовали. Единственный раз драгунский полк вступил в бой у Чёрной речки. Союзники удачно отразили его атаку, но преследовать не стали.

Служил Ипполит Сарандинаки недолго, был произведён в штабс-ротмистры, в 1857 году вышел в отставку, вернулся домой и был утверждён в должности мирового посредника. Годы его гражданской службы в Приазовье пришлись на непростой период крестьянской реформы 1861–1862 годов. На 4‑м участке Ростовского уезда, где он исправлял свою должность, основную долю составляли большеземельные поместья, в том числе самих Сарандинаки. Среди помещиков царили панические настроения, крестьяне были решительно настроены не подчиняться. Улаживать конфликты и споры Коваленских, Шабельских, Норецких с мужиками помогал посреднику судебный исправник. Немало сил отнимал у Ипполита Павловича не идущий на компромиссы дядя Маргарит Фёдорович [8, л. 25–36, 51, 52, 66].

Первую жену, Анну Розальон-Сошальскую, Ипполит присмотрел в Слободской Украине, когда отправился на закупку фуража для полковых лошадей. Отцу её, полковнику Семёну Дмитриевичу, принадлежало имение Благодатное в Купянском уезде. Продав после смерти родителя Павло-Очаково, Ипполит Павлович перебрался в Харьковскую губернию и поселился по соседству с роднёй жены. Анна Семёновна родила троих детей: Марию (около 1857–58), Эпаминонда (1862) и Клавдию (1864). После кончины первой супруги Ипполит Павлович женился снова на Александре Владимировне Гордениной, дочери богатого помещика-коннозаводчика [39].

Младший сын Павла Сарандинаки Николай училище не оканчивал и в службу вступил в 1855 году унтер-офицером с выслугой трёх месяцев за рядового в 7‑й запасный батальон Замосцского егерского полка [40, л. 13]. В Крымскую войну батальон Николая непосредственного участия в боевых действиях не принимал и состоял в резерве. В 1856 году подпрапорщиком он был переведён в дислоцировавшийся в Крыму Охотский пехотный полк. В память о событиях русско-турецкой войны Николай Павлович Сарандинаки имел бронзовую медаль на Андреевской ленте.

В 1858 году Николай Сарандинаки был произведён в прапорщики Севастопольского пехотного полка, в 1859‑м поступил в 6‑й резервный батальон Дагестанского пехотного полка, в том же году прикомандирован к Кавказскому резервному стрелковому батальону, через год произведён в подпоручики и назначен коман­дующим ротой. На этом военная карьера Николая Павловича закончилась: со смертью отца в 1862 году он вышел в отставку.

Вслед за Ипполитом и замужней сестрой Марией он перебрался в Слободскую Украину. Урожайные поля и сочные сады манили радостной и богатой жизнью. В Люботинской Вознесенской церкви в 1863 году Николай Павлович обвенчался с Варварой Петровной Балавинской [40, л. 14], дочерью титулярного советника. Поселились молодые в Змиевском уезде Харьковской губернии. На доставшиеся от проданного Павло-Очаково деньги Н. П. Сарандинаки купил живописно расположенное на высоком берегу Северского Донца имение Геевку. У супругов Сарандинаки было шесть дочерей. По рассказам внука, хозяин из Николая Павловича был неважный, хотя и трудолюбивый. Он был горазд на идеи и выдумки по благоустройству хозяйства, а вложившись в очередное нововведение, обычно оказывался в проигрыше. В конце концов Геевку Николай Павлович продал, ушёл из семьи, оставив жене и двум незамужним младшим дочерям хутор Поляну. Скончался Н. П. Сарандинаки в Харькове в начале 1900‑х годов. Судьбам его дочери Надежды Николаевны Сарандинаки и её мужа Дмитрия Дмитриевича Бондарева, казака станицы Раздорской, ставшего одним из создателей первого русского автомобиля, посвящена статья «Огонь творчества» [41].

НАРОДОВОЛЬЦЫ

Жил Ипполит Павлович в Слободской Украине и не нарадовался. Имение – в 1874 году 515 десятин – доход давало приличный. В хлебосольном доме Сарандинаки часто гостила многочисленная родня жены. Жизнерадостные хохотушки-кузины и лихие кавалеристы-кузены наполняли усадьбу молодым задором. Длинные столы по праздникам ломились от всевозможной снеди. Особенно торжественно отмечали Пасху и вечер в канун Рождества – сочельник. В Купянском уезде были свои традиции. С Рождества до Великого поста разъезжал по уезду вертепный театр. Созданный дворовыми людьми отца Анны Семёновны, он пользовался успехом не только на ярмарках, но и в дворянских усадьбах. В спектакле «О царе Ироде» и комедии «О Запорожце» герои говорили на просторечии, а кукла царя Ирода лицом походила на самого полковника Розальон-Сошальского. «Зимой, 30 января, в имении Сарандинаки на хуторе Благодатном Староверовской волости Купянского уезда Г. Панасенко [внук основателя театра конюха И. Кнышевского, перенявший от деда мастерство. – Е. В.] показывал спектакль в двух частях. Представление проходило вечером при свечах. Хозяин вертепа – одиннадцатилетний Гаврила сидел за ящиком, водил фигурки и говорил за них разными голосами. Некоторые сцены – речитативом, некоторые пропускал вовсе, некоторые пел. Рядом с мальчиком сидел его помощник и сопровождал спектакль игрой на бандуре» – описывал впечатления один из зрителей в «Киевской старине» в 1884 году [42].

Печальные события последовали одно за другим. Сначала скончалась жена Анна Семёновна, потом умерла шестнадцатилетней дочь Клавдия. Ипполит Павлович остался с двумя детьми – Эпаминондом и Марией. Отличавшаяся самостоятельностью Мария по окончании гимназии решила переехать в губернский центр.

В 70–80‑х годах XIX века Харьков представлял собой интенсивно растущий промышленный город. После реформы 1861 года его население быстро пополнялось за счёт перебиравшихся в город на заработки крестьян. Курско-Харьковско-Азовской железной дорогой он был связан с югом и центром России. Старейший в Малороссии университет привлекал в город молодёжь. Зародившееся в столицах движение революционеров-народников имело в Харькове много последователей. Среди членов кружка «Народная воля» оказалась юная Мария Сарандинаки. Кружок собирался в доме доцента Харьковского университета Иосифа Сыцянко. В электротехнической мастерской, принадлежавшей отцу, сын Александр с товарищами хранили оборудование для будущих терактов и нелегальную литературу. По доносу к Сыцянко нагрянули жандармы. После обыска в середине декабря 1879 года участники кружка были арестованы. Член харьковской группы мещанин Евграф Лёгкий был арестован в Мариуполе в январе 1880 года.

Дело кружка Сыцянко рассматривал харьковский военно-полевой суд в течение 1879– 1882 годов. Большинство арестованных были людьми молодыми – самому юному, Евграфу Лёгкому, при аресте не было ещё восемнадцати. В надежде облегчить участь Евграфа Мария Ипполитовна согласилась вступить с ним в фиктивный брак.

Суд признал всех членов кружка виновными. Самому серьёзному наказанию подвергся Александр Сыцянко, за ним – Лёгкий. Однако ввиду несовершеннолетия каторжные работы им заменили на ссылку в Иркутскую губернию. История харьковской группы описана в романе Юрия Трифонова «Нетерпение». Мария Ипполитовна вместе с сестрой известного народника Льва Дмоховского Аделью по примеру жён декабристов отправилась осенью 1881 года в Сибирь [44, c. 105]. По дороге в Иркутск Мария Лёгкая (товарищи называли её Макка) «вошла в состав партии заключённых», следовавшей из Мценского централа. Дмоховская присоединяться не стала, хотя партию в пути из виду не теряла. «Общество женщин внесло некоторое оживление в жизнь партии и придало ей несколько семейный характер. У женщин, свободных от семейных уз, явились ухаживатели» [45]. По железной дороге партия быстро добралась до Тюмени, оттуда на тройках до реки, потом сплавлялась на баржах. «Настоящее странствование началось только со времени этапного путешествия. <…> Тюремное начальство признавало в то время привилегии политических арестантов и давало им подводы – по одной лошади на несколько человек. В телеги садились по три человека, кто с кем хотел. Партия двигалась шагом, так что было достаточно времени потолковать в пути о всевозможных вопросах» [45]. В Иркутске женщин ждало горестное известие: Лев Дмоховский скончался в тюремной больнице, заразившись по дороге на Кару оспой.

Есть другая заслуживающая внимания версия поездки женщин в Сибирь: они отправились готовить побег известного политзаключенного Порфирия Войноральского, находившегося в партии, к которой присоединилась Мария Ипполитовна. Один из главных организаторов «хождения в народ» Войноральский был приговорён по «делу 193‑х» к десяти годам каторжных работ в Карийской тюрьме (Нерчинские рудники). В 1878 году харьковские народники уже предпринимали неудачную силовую попытку освободить Войноральского во время перевозки его в место заключения. Побег Войноральского по дороге из Мценска в Иркутск без помощи извне был обречён на провал. За всё время пути этой партии была предпринята только одна попытка к бегству, закончившаяся поимкой беглеца. Интересно другое совпадение: вернувшийся после отбывания наказания Войноральский, не имея родни в Харьковской губернии, последние годы жил в Купянске по соседству с семьёй Тихоцких и умер на руках Марии Иполитовны.

В июле 1881 года Евграф Лёгкий в составе особой партии политических преступников был отправлен из Красноярска в Иркутск. В октябре того же года переведён на поселение в село Тункинское Иркутского округа, откуда предпринял побег, был пойман и «по обстоятельству этому заключён в Иркутский тюремный замок» [46]. Молодой и горячий революционер не смог мириться с заключением. Обладая недюжинной силой, он отломал ножку от кровати и убил ею надзирателя, за что был казнён. Повешение состоялось дважды: первый раз верёвка оборвалась. При этих трагических событиях Мария Лёгкая не присутствовала: вместе с Аделью Дмоховской она выехала из Иркутска в марте 1882 года.

Тяжёлые испытания лишь укрепили Марию Ипполитовну в её вере. Дальнейшую судьбу она связала с единомышленником, двоюродным братом Виктором Александровичем Тихоцким [44, с. 104– 105]. Венчание состоялось в Харькове в начале 1883 года. 18 января харьковский полицмейстер составил рапорт о том, что М. И. Лёгкая вышла замуж за В. А. Тихоцкого.

Родственные и дружеские узы связывали семьи Тихоцких и Розальон-Сошальских: мать Виктора Александровича приходилась Марии Сарандинаки родной тёткой.

Служение музе революции для братьев Тихоцких было делом жизни. Старший, Николай Александрович, блестящий гусарский майор, был обвинён в подготовке покушения на императора Александра III и сослан на 5 лет в Енисейскую губернию. Младший, Александр Александрович, получил обвинение в «бунте против власти верховной» и провёл сначала 2 года в харьковском тюремном замке, потом 5 лет в ссылке в Восточной Сибири. Средний, Виктор Александрович, окончил университет в Цюрихе и, вернувшись на родину, близко сошёлся с народовольцами – Львом Дмоховским и Александром Долгушиным. На средства В. А. Тихоцкого финансировалась подпольная типография в селе Сареево (Сарево) Звенигородского уезда. Подпольщики успели издать две прокламации и брошюру с программой по крестьянскому вопросу. В 1873 году кружок был разгромлен, участники арестованы. Тихоцкому удалось спасти, вывезти и припрятать в родовом имении на Харьковщине типографское оборудование. Следующим делом, которое взялся исполнить Виктор Александрович, была шестая по счёту подготовка побега Н. Г. Чернышевского. Он собирался предпринять её совместно с Дмоховским сразу после начала разгрома кружка, осенью 1873 года, но был арестован. Схваченный вместе с ним Лев Дмоховский получил за печатание и распространение антигосударственных прокламаций 10 лет каторги. Тихоцкому снова повезло: улик против него не нашли, и он отделался коротким арестом.

В Харькове Виктор Тихоцкий участвовал в деятельности группы Сыцянко и, как другие члены кружка, был арестован в 1879 году. По свидетельству участника процесса В. А. Данилова, Тихоцкий на суде был очень осторожен [43]. В результате взвешенного, разумного поведения и отсутствия прямых улик приговором суда он был освобождён.

В последующие годы Виктор Александрович вместе с женой находился под постоянным наблюдением полиции. Мария Ипполитовна примкнула к Крестьянскому союзу партии эсеров. В. А. Тихоцкий в 1891–1893 годах преподавал в Харьковском институте благородных девиц музыку. Детей у них было шестеро. После смерти брата Николая Александровича Тихоцкого, проживавшего по окончании срока ссылки в Благовещенске, Виктор Александрович забрал с Дальнего Востока его гражданскую жену и шестерых детей, взяв на себя ответственность за них. Собственных средств для содержания многочисленного семейства у В. А. Тихоцкого было недостаточно, и основное финансовое бремя легло на плечи Ипполита Павловича Сарандинаки. За долгие годы он свыкся с революционными взглядами зятя, смелыми, неординарными поступками дочери, не препятствовал политическим увлечениям второй жены. Согласно хранящемуся в Государственном архиве Российской Федерации делу, на сходке, состоявшейся 11 января 1903 года в Харькове на частной квартире, присутствовала жена штабс-ротмистра Сарандинаки Александра Владимировна [47]. По словам хозяйки квартиры, 77 человек гостей собрались обсудить христианские взгляды Ницше. Однако накрывшие сходку полицейские заподозрили собравшихся «в обсуждении вопросов революционного характера».

В то время как Мария и Виктор Тихоцкие отдавали силы и время политической борьбе, брат Эпаминонд Ипполитович Сарандинаки (для простоты обращения знакомые и родственники называли его Иваном) добросовестно работал, созидая блага материальные. Иван – Эпаминонд занимался сельским хозяйством; ему принадлежал маслобойный заводик в деревне Благодатная, а отцу, Ипполиту Павловичу, мукомольная мельница на хуторе Благодатном.

Э. И. Сарандинаки проектировал ветряные двигатели, работал техником на железнодорожной станции Староверовка, в свободное время увлекался охотой и наблюдениями за птицами, печатал свои впечатления в журналах «Природа и охота» (1884), «Український мисливець та рибалка» (1927–1928). Но не только за пернатыми следил внимательный Эпаминонд Ипполитович. Согласно именной картотеке ГАРФ, Эпаминонд Сарандинаки проходит по делу «О производстве содержания чинам нештатного состава департамента полиции за 1914 год» [48]. (Само дело, к сожалению не сохранилось.)

Ипполит Павлович Сарандинаки скончался около 1912 года и был похоронен в Благодатном. Мария Ипполитовна умерла в 1925 году в Купянске, муж ушёл из жизни спустя четыре года. Решением советской власти прах зятя Ипполита Павловича Сарандинаки – «видного революционера-народника» В. А. Тихоцкого был торжественно перезахоронен на мемориале в центре Купянска. Последняя статья Э. И. Сарандинаки в ленинградском журнале «Охота и природа» была опубликована в 1929 году. Родственники рассказывали, что до войны он жил в Кременчуге.

СТУДЕНТЫ

В серии «Очерки по истории геологических знаний» опубликованы воспоминания известного палеоботаника, члена-корреспондента АН СССР А. Н. Криштофовича, близко знавшего семью Сарандинаки [49]. Студент Новороссийского университета Африкан Николаевич учился со старшими сыновьями подполковника Георгия Маргаритовича на одном курсе. Его дружба с Фёдором началась в павлоградской гимназии, куда Сарандинаки был переведён в пятый класс после нескольких лет обучения на дому. Летом 1903 года Африкан гостил у приятеля в Маргаритовке. Ребята наслаждались деревенским отдыхом, купались, читали книги. Увлечённый натуралист Криштофович раздобыл «…какую-то старую анатомию, по которой назубок выучил названия костей человеческого скелета, и дополнил полученные знания с помощью атласа Гейцмана» [49, с. 18]. Своим интересом к естественным наукам он заразил Фёдора и Юрия. (Домашние называли Георгия Юрием. Как известно, до 30‑х годов XX века производные от имени Георгий – Юрий и Егор не считались самостоятельными именами.) Последовав примеру Криштофовича, братья решили ехать вместе в Одессу поступать в Новороссийский университет на естественное отделение физико-математического факультета. Занятия на первом курсе начинались с 20 августа. Чтобы попасть в срок, будущие студенты доехали поездом до станции Самойловка, а оттуда до Павлограда. Там к ним присоединились друзья по гимназии. Радостную встречу молодёжь отметила распитием в вагоне бутылки донской шипучки. Дальнейший путь в Одессу пароходом лежал через Севастополь. Прибыв вовремя к началу занятий, новоиспечённые студенты облачились в форму – серую тужурку и зелёные брюки – и отправились на первую лекцию.

В личном деле Георгия (Юрия) Сарандинаки, находящемся в Одесском областном архиве, сохранились аттестат об окончании им в 1903 году Ростовского реального училища и кондуитная тетрадь (дневник поведения). Особенным послушанием реалист Георгий не отличался: в 6 классе он, «уклонившись от присутствия на церковной службе, гулял по Садовой»; в 7 классе «посетил театр без надлежащего разрешения, причём занимал место на галёрке»; в последнем, 8 классе «упорно» опаздывал и «ослушивался» преподавателей [51, л. 4].

По окончании первого курса, вспоминал А. Н. Криштофович, «в самом начале июня [1904 года. – Е. В.] мы решили с Ф. и Ю. Сарандинаки вернуться домой через Крым и Кавказ. На пароходе “Ялта” мы доехали до Севастополя. Отсюда прошли пешком до Байдарских ворот, где ночевали, и до Ялты. Из Ялты на пароходе доехали до Феодосии, где двоюродный брат Сарандинаки служил начальником порта. Погостив у него несколько дней и отдохнув, мы доехали до Керчи, осмотрели город, гору Митридат и на пароходе доехали до Нового Афона, откуда пешком прошли в Сухум, осмотрели его окрестности, пещеры и проехали пароходом же в Батум, а оттуда в Тифлис. Ночевали в татарских кофейнях, духанах, где и питались за гроши; от Тифлиса, тоже пешком, добрались до Владикавказа, осмотрели Минеральные Воды, и я, как и в 1903 году, остался погостить с месяц в Маргаритовке» [49, с. 25–26].

Учился Георгий Сарандинаки с увлечением. Участвовал в работе студенческого научного биологического кружка: собирал гербарии для университетского музея и вёл во время каникул в Маргаритовке зоологические наблюдения.

Летом 1905 года Африкан Криштофович снова приехал в Маргаритовку. К молодым людям присоединился университетский товарищ И. Хоменко. «Мы с Ю. Сарандинаки гербаризировали, а Хоменко занимался как геолог изучением обрывов у Азовского моря, собрав материал для небольшой работы, впоследствии напечатанной. В это самое время произошли бурные события – восстание на броненосце “Потёмкин”, которое нас привело в восторг. Всё это, равно наше различное отношение к событиям японской войны всегда приводило к резким столкновениям с отцом Сарандинаки, горячим патриотом и человеком старого уклада, которому наша точка зрения была чужда» [49, с. 28–29].

Начало осени 1905 года в Одессе не предвещало драматических событий. Учебный семестр шёл как обычно. В первых числах октября в городе началось брожение. В один из дней в университет ворвалась толпа и остановила занятия. Призывы преподавателей восстановить спокойствие оказались бесполезны. В следующие дни на улицах стали возводить баррикады, пошла стрельба, появились первые убитые и раненые. Студенты собирались на сходки: горячие дебаты захватили молодёжь. В день опубликования газетами Манифеста 17 октября начались братания с солдатами, город расцветили красные флаги и ковры, свешенные с балконов. Студенты в эмоциональном порыве двинулись на окраину Одессы к тюрьме освобождать политических заключенных, но опоздали – последняя подвода с недавними арестантами уже отъехала от ворот. Вернувшись в город, молодые люди узнали, что на Слободке, Романовке и Молдаванке произошли погромы. В университете спешно стали организовывать отряды самообороны. Криштофович вспоминал: «Вооружались кто чем попало, старыми саблями, обломками водопроводных труб. Погром приближался к Новому базару, туда ушёл отряд студентов. На углу Конной и Княжеской, откуда-то из-за угла, стали раздаваться выстрелы; все разбежались, и я остался один. Не зная, что делать, вернулся под выстрелами в университет и по дороге увидел, как на извозчике везут моего друга Юрия Сарандинаки, тяжело раненного. Как и других раненых, в том числе нескольких студентов, его поместили в только что отстроенной нервной клинике, где ими занялся доктор Дешин» [49, с. 29–30].

В последующие дни стычки между революционно настроенными студентами и погромщиками продолжались. Когда накал противостояния спал, начали собирать сведения о погибших и раненых. Убитых студентов оказалось 10– 12 человек. Все получившие ранения студенты выздоровели. В результате погромов погибло около 900 евреев. В семье Сарандинаки сохранилась история о том, как Юрий был ранен, спасая подругу-еврейку.

По окончании университета Георгий хотел продолжить образование в Германии, но, как один из самых способных студентов, был оставлен при университете для приготовления к профессорскому званию (1910) и получил отсрочку от воинской повинности. В 1912 году Георгия Сарандинаки пригласили в качестве помощника профессора Набоких в Харьковский университет для почвенных исследований по заказу губернского земства. Когда-то гимназистом Георгий выбирал между Новороссийским и Харьковским университетом, теперь ему предстояло здесь поработать.

В библиотеке Харьковского университета сохранилась редкая книга: Г. Сарандинаки, «Некоторые данные для орнитологии Ростовского-на-Дону округа Донской области» [52]. Во вступительной части Георгий писал: «Мои экскурсии происходили в западной половине Ростовского округа, и главным образом в окрестностях села Маргаритовки». Кроме того, «в конце августа истекшего года я пересёк всю южную часть Донской области с З. на В., т. е. от с. Екатериновки Ростовского округа до Новосёловки (Манычское поселение) Сальского округа» [52, с. 1]. Георгий Сарандинаки в одиночку проделал большой путь: преодолевая пешком километры просторов, часами вёл наблюдения из укрытий. Ему удалось опознать и описать 180 видов пернатых, обитающих в Приазовье! Вместе с книгой двоюродной сестры Веры Николаевны Сарандинаки, посвящённой растительному миру Приазовья, эта работа позволяет получить представление о природе края, какой она была столетие назад.

О Георгии Георгиевиче Сарандинаки сообщил вышедший в Харькове в 2008 году библиографический справочник «Орнитологи Украины» [53]. По мнению профессора В. П. Белика, «студенческие наблюдения и сборы птиц, сделанные Г. Сарандинаки на южном побережье Таганрогского залива, были важным дополнением к наблюдениям С. Н. Алфераки, который в 60–70‑е годы XIX века… коллектировал птиц в окрестностях своего имения у г. Таганрога [Лакедемоновка – Е. В.], а позже составил ретроспективный обзор авиафауны Северо-Восточного Приазовья» [53, с. 47–48].

Вернувшись из Харькова, Георгий поселился в доставшейся ему от родителя Некрасовке и занялся сельским хозяйством. В 1909 году он женился на Марии Васильевне Гудима [54, л. 60 об. – 61]. Венчались в Благовещенской церкви Маргаритовки. Через два года родился сын Олег. Восприемниками при крещении были дядя новорожденного Григорий Георгиевич и прабабушка Наталия Трофимовна [54, л. 230 об. – 231].

Старший брат Фёдор Сарандинаки после окончания первого курса ходатайствовал о переводе его в Московский университет на второй курс естественного факультета отделения «физ-мата» [28, л. 5]. Однако, приехав в Москву, он передумал учиться на «естественника» и осенью 1907 года перевелся на факультет юридический. Материальное положение позволяло молодому человеку заниматься поиском призвания. Из Москвы, со студенческой скамьи, в последний месяц 1910 года он отправился отбывать воинскую повинность. Через год в чине прапорщика Фёдор получил запасно-отпускной билет с пометкой о том, что «полный срок службы истекает 1 октября 1922 года» [55, л. 35]. Успешно выдержав испытания для специалистов по гражданскому праву, 1 июня 1912 года Фёдор Георгиевич Сарандинаки был удостоен диплома об окончании юридического факультета Московского университета 2‑й степени [55, л. 50] и вскоре зачислен помощником присяжного поверенного Новочеркасской судебной палаты [56]. Однако болезненное состояние, вызванное прогрессирующим склерозом сосудов, не позволило ему приступить к служебным обязанностям.

АВТОЛЮБИТЕЛЬ

Сыновья Георгия Маргаритовича различались наклонностями и характерами. Юрий и Фёдор тяготели к наукам, в студенческую жизнь влились с радостью, были легки на подъём и любили познавать мир пешком, с вещевыми мешками за плечами. Григорий обладал тонким вкусом, музыкальными способностями и учился в Императорской Московской консерватории. Николай слыл настоящим барином. Даже в эмиграции спустя годы в графе анкеты «профессия» он записал: «помещик» [57]. Военная стезя Николая Сарандинаки не прельстила: жёсткая дисциплина давалась с трудом. По окончании Одесского Великого князя Константина Константиновича кадетского корпуса – закрытого начального военно-учебного заведения с общеобразовательной программой, полным пансионом и полувоенным внутренним строем – он поселился в Таганроге и сразу сделался в городе фигурой заметной. Холёный аристократ с военной выправкой, привлекательной наружностью и большим состоянием слыл завидным женихом.

В 1916 году дворянин Николай Георгиевич Сарандинаки, проживавший по Греческой улице, 45, получил разрешение на право езды по Таганрогу на автомобиле [58, л. 23]. В объявлении Таганрогской городской управы «О порядке взимания сборов с велосипедов и автоматических экипажей и о порядке езды на оных» сообщалось, что сбор за право вождения и выдачу знаков, так называемых «жестянок», составлял 12 рублей в год. «Лица, выбирающие знаки на право езды на автомобилях, обязаны представить удостоверение полицмейстера об осмотре автомобиля и испытании шофферов на умение управлять ими» [58, л. 11]. Николай Сарандинаки владел модным французским «Берлие» 6 НР. В управу для подписания заявления он лично не пошёл, перепоручив оформление документов своему «шофферу», крестьянину Богучарского уезда Воронежской губернии Дмитрию Мордовцеву. К делу приложен протокол за подписью члена городской управы и полицмейстера об осмотре автомобиля и «проверке должных познаний в шофферском деле и в управлении автомобилем» водителя Мордовцева.

Избранницей Николая Георгиевича стала внучка известного российского геральдиста А. Б. Лакиера Елена Марковна. Венчались в Архангело-Михайловской церкви Таганрога. Образование Н. Сарандинаки продолжил в политехническом институте, но успел окончить только три курса: в дверь постучал 17‑й год. Когда карта России стала окрашиваться в кумачово-красный, Николай Сарандинаки вступил в Белую армию. Его первенец родился в разгар Гражданской войны, 4 июля 1919 года. В первые дни 1920 года Елена Марковна отправилась проведать мужа: прапорщик 8‑го дивизиона морской тяжёлой артиллерии Николай Сарандинаки [59] получил ранение и находился в санитарном поезде. Зима выдалась на редкость холодной, и маленького Александра мать оставила дома с няней. За неделю картина на фронте изменилась – в Таганрог вошли части 1‑й Конной армии и утвердилась власть большевиков. Родители и сын оказались разделёнными на годы. Подпоручик Николай Георгиевич продолжал воевать, был представлен к награде [60]. Окончательная победа Красной армии не позволила ему остаться в России. Елена и Николай Сарандинаки покинули Севастополь с последней эвакуацией. Через три года в Белград от знакомых из России пришло известие, что сын находится в Таганроге. По поддельным документам няня вывезла мальчика к родителям за границу. Виза для поездки в Сербию «к дочери» Елене Марковне Сарандинаки была выдана Марфе Савельевой, шестидесяти лет, с четырёхлетним «внуком», проживавшей в Таганроге в Депальдовском переулке, 39, при содействии российского консула в Белграде в сентябре 1923 года [61]. Вдали от родителей малыш чудом остался жив: трижды он был на волосок от смерти. Каждый раз няня одевала на мальчика крестильную рубашку и выхаживала его.

Жизнь в эмиграции у семьи Сарандинаки сложилась непросто. Боролись с невзгодами, меняли города и страны – Турция, Королевство сербов, хорватов и словенцев, Франция, Аргентина, Соединённые Штаты Америки. Из шести внуков выжили только трое. Сейчас внуки и правнуки Николая Георгиевича живут в США. Пётр Александрович Сарандинаки и его жена Мария Владимировна, правнучка Льва Николаевича Толстого, частые гости в России. Всех детей Сарандинаки крестили в счастливой сорочке Александра.

На стороне белых воевал Георгий Георгиевич; в чине подпоручика в 1919 году он состоял заведующим Николаевскими огородами Управления снабжением Новороссийской области правительства Деникина [62].

Григорий Георгиевич в гражданскую пошёл добровольцем в Отдельный Донской студенческий батальон [63]. В списке эмигрантов, прошедших через пограничный пункт на острове Эллис (Нью-Йорк), значится Григорий Сарандинаки, 37 лет, гражданин России, прибывший из Константинополя в 1923 году [64]. В США музыкант Г. Г. Сарандинаки работал плотником.

ВЕТЕР ПЕРЕМЕН

В 1907 году по смерти подполковника Георгия Маргаритовича, последовавшей 4 апреля [51, л. 2], решением Таганрогского окружного суда дети и вдова Наталия Трофимовна вступили в права наследства. Помимо них владельцами имения были дядя Яков Маргаритович, дети и внуки Николая Маргаритовича, дочери Григория Маргаритовича Зинаида и Елизавета. Большинство наследников желания заниматься сельским хозяйством не питали. Елизавета Григорьевна после смерти родителей уехала в Петербург. Зинаида Григорьевна вышла замуж за инженера-технолога Лебедева и тоже предпочитала сельской жизни городскую. Антонина Георгиевна, в замужестве ставшая Айкановой, жила с мужем в Таганроге. У молодёжи были свои планы. Поэтому 17 сентября 1913 года наследники подписали полюбовно составленный разделительный акт. В том же году некоторые из них обратились в Донское отделение Дворянского земельного банка с просьбой предоставить долговременную ссуду под залог принадлежавшей им земли.

По разделительному акту Георгий Сарандинаки получил во владение часть Некрасовской дачи в 238 десятин удобной и неудобной земли [50, л. 4–5, 19]. На его участке находился жилой дом, казарма (помещение для временных работников), конюшня и сарай; из техники – плуги, трактор, молотилка; имелся скот – лошади, быки, овцы и свиньи. Владелец самолично занимался сельским хозяйством. Заложенное имущество было оценено в 78 742 рубля. Ссуда, выданная ему сроком на 66½ года, составила 47 200 рублей. В 1915 году Георгий Сарандинаки был призван на военную службу, и переписку с банком продолжила его жена. В гражданскую войну (1919 год) он с семьёй проживал в Екатеринодаре по адресу: Крепостная, 45 [50, л. 38].

Николай Георгиевич после раздела имения владел второй половиной Некрасовской дачи в 234 десятины, частью Маргаритовской дачи, именуемой Чумбурской косой, в 16 десятин земли и «долей в общей усадьбе» [65]. Гасить кредит он собирался, сдавая землю в аренду. Его часть Некрасовской дачи была оценена в 75 225 рублей. Выданная под залог сумма сроком на 66 ½ года составила 45 100 рублей. В январе 1917 года Николай Георгиевич успел продать Чумбурскую косу таганрогскому купцу А. Д. Клочкову [66].

Примеру братьев последовал Фёдор. Его долю составлял свободный от построек участок Маргаритовской дачи в 238 десятин удобной и неудобной земли [67, л. 19]. Согласно специальной оценке, земля стоила 81 147 рублей. Способом извлечения доходов Фёдор Сарандинаки избрал «погодичную» аренду с ценой за среднюю десятину 20–30 рублей в год. За вычетом запрещений Фёдор Георгиевич получил в ссуду 27 800 рублей на тот же срок. Последний известный адрес его места жительства – Ростов, Большая Садовая, 27 [67, л. 1]. Дальнейшие сведения о нём не обнаружены.

Ссуду под залог земли оформила в 1917 году, в канун судьбоносных событий, бабушка Наталия Трофимовна Сарандинаки [68].

Наследникам Николая Маргаритовича достался в совместное владение самый большой участок Маргаритовской дачи. Сергей, Михаил, Мария и Вера поделили его с вдовой и детьми покойного брата Николая [69].

Вопрос о предоставлении им банковской ссуды сроком на 44 года под залог «1527 дес. 578 кв. саж. удобной с 49 дес. 175 кв. саж. неудобной при ней земли, составляющей западную часть Маргаритовской дачи» наказной атаман Области войска Донского передал на рассмотрение в Правительствующий Сенат, поскольку, по сведениям из окружной опеки, «из означенного участка 342 дес. 2099 кв. саж. принадлежат малолетним Вере, 15 л., Маргарите [ошибка: речь идёт не о девочке, а о мальчике. – Е. В.], 12 л., Александре, 10 л., и Всеволоду, 7 л., Николаевым Сарандинаки. <…> Опекуншей над малолетними состоит родная мать их Надежда Всеволодовна Сарандинаки» [70, л. 1].

Для ведения хозяйства на полученной земле требовалось приобрести инвентарь. «Не имея свободных средств, наследники решили заложить участок» [70, л. 2]. Поскольку они планировали запахивать в год 1000 десятин, то им требовалось приобрести «живой и мёртвый инвентарь и возвести хозяйственные постройки на сумму 30–35 тысяч рублей», а также иметь в наличии не менее 50–60 тысяч свободных средств, чтобы больше не прибегать к кредитам. Предложенные банком 5½ % позволяли гасить заём без обременения хозяйства. «При нормальных условиях и среднем урожае годовой доход от посева и других хозяйственных статей должен быть не менее 30–40 тысяч рублей» [70, л. 5]. Чистый доход с этого участка в 1914 году составил 27 700 рублей.

На заметку современным фермерам: в тот год семья с помощью «срочных рабочих и работниц» посеяла на 984 десятинах пшеницу арнаутку, шестирядный ячмень, бессарабскую кукурузу, сицилийский лён, шведский овёс, петкусскую рожь (неприхотливый урожайный сорт), кормовое просо, ранний розовый картофель, кормовую свёклу, арбузы и травы на покос. Помимо этого, владельцы получили прибыль от сдачи в аренду фруктового сада и виноградников, производства кирпича, продажи 296 ягнят, 10 свиней и 10 «рабочих волов брак по старости» [70, л. 8]. Наследникам Николая Маргаритовича Сарандинаки в 1915 году была выдана ссуда в 100 000 рублей.

Дети Николая Маргаритовича в родном селе бывали редко, наездами. Последними хозяйками Маргаритовки были управлявшая поместьем вплоть до 1919 года вдова Надежда Всеволодовна Сарандинаки и бывшая кагальницкая крестьянка бабушка Наталия Трофимовна.

В НОГУ СО ВРЕМЕНЕМ

Нарождавшиеся капиталистические отношения затронули жизнь не только маргаритовских помещиков, но и потомков их крепостных крестьян. В Приазовье, как и по всей России, стала утверждаться кооперативная форма хозяйствования. Новые экономические отношения получили свежий импульс после Февральской революции. Созданный Южно-Донской союз учреждений мелкого кредита объединил малоземельных производителей сельской продукции. Маргаритовцы в стороне не остались.

К началу 1919 года в Маргаритовском ссудо-кредитном товариществе состояло 352 человека [71]. В феврале на чрезвычайном общем собрании члены объединения приняли новую редакцию устава. Товарищество ставило целью «содействие материальному и духовному благосостоянию своих членов, снабжение их денежными средствами путём кредитования для улучшения в их хозяйстве и удовлетворения хозяйственных нужд». Основной капитал формировался из паевых взносов и пожертвований. Предельный размер кредита для всех видов ссуд в совокупности не должен был превышать 5000 рублей. Если ссуда не обеспечивалась залогом, заёмщику выдавали не более 600 рублей. Товарищество имело право вести вкладные, ссудные, торгово-посреднические и комиссионные операции. Новый устав был зарегистрирован Ростовским окружным судом. На заявлении правления товарищества стояли подписи Д. и А. Тарасовых, Д. Михайлова, В. Сафронова и других жителей Маргаритовки.

В конце 1918 года по инициативе местных жителей Д. Никитина, Н. Гончарова, А. Серёгина и других в Маргаритовке было учреждено Культурно-просветительское общество [72]. Оно входило в одноимённый отдел Южно-Донского союза и декларировало развитие в селе кооперативных и культурно-просветительских начал для «использования праздничного и свободного от занятий времени» своих членов «на получение образовательных и разумных развлечений». Организаторы планировали поддерживать школу, библиотеку, читальню и оказывать моральную и материальную помощь местным кооперативам и больницам. Источниками существования должны были служить членские взносы и доходы от культурных мероприятий – спектаклей и кинофильмов. Один из пунктов устава позволял сдавать в аренду движимое и недвижимое имущество. К Рождеству в Маргаритовке намечалась постановка спектакля или проведение литературно-музыкального вечера.

Не все планы сбылись. Началась новая история села Маргаритово.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Высоцкая Е. П. Одиссея Маргарита Блазо // Дон. временник. Год 2014‑й. Вып. 22. С. 70–82.

2. РГИА. Ф. 1343. Оп. 29. Д. 1093.

3. ГАРО. Ф. 226. Оп. 21. Д. 646.

4. Сарандинаки М. Развалины Пальмиры. (Подражание Вольнею) // Вестн. Европы. 1828. № 18. С. 112.

5. Сарандинаки М. О нравственных и умственных свойствах писателя, и о пособиях, ему необходимых // Там же. 1829. № 14. С. 119–120.

6. ГАРО. Ф. 142. Оп. 1. Д. 72. Л. 21 об. – 22.

7. Литвиненко В. И. Расставанье с крепостным правом // Relga. 2000. № 17 (47). 08. 09. URL: http://www.relga.ru/Environ/WebObjects/tgu-www.woa/wa/Main?textid=1433&level1=main& level2=articles

8. ГАРО. Ф. 13. Оп. 1. Д. 2.

9. Там же. Ф. 99. Оп. 1. Д. 101.

10. Там же. Ф. 229. Оп. 2. Д. 22.

11. Там же. Ф. 803. Оп. 2. Д. 153. Л. 312 об. – 313.

12. Крещановский Л. Историческая записка о Покровской церкви в Ростове-на-Дону. Ростов н/Д, 1907. С. 83.

13. ГАРО. Ф. 226. Оп. 21. Д. 362. Л. 1–2.

14. Там же. Оп. 19. Д. 680. Л. 129 об. – 130.

15. Там же. Ф. 803. Оп. 2. Д. 148.

16. ЦИАМ. Ф. 418. Оп. 29. Д. 358.

17. ГАРО. Ф. 803. Оп. 2. Д. 150. Л. 228 об. – 229.

18. РГИА. Ф. 1343. Оп. 36. Д. 2215.

19. ГАРО. Ф. 803. Оп. 2. Д. 153. Л. 206 об. – 207.

20. Там же. Оп. 2. Д. 154. Л. 291 об. – 292.

21. Высоцкая Е. П. Дети магистра // Дон. временник. Год 2015‑й. Вып. 23. С. 65–66.

22. ЦИАМ. Ф. 49. Оп. 3. Д. 3279. Л. 2 об.

23. Там же. Ф. 418. Оп. 45. Д. 362. Л. 22.

24. Там же. Ф. 459. Оп. 2. Д. 3613. Л. 1–1 об.

25. Там же. Ф. 179. Оп. 63. Д. 8888.

26. Там же. Ф. 16. Оп. 95. Д. 251. Л. 1.

27. ГАРО. Ф. 301. Оп. 28. Д. 4073.

28. ГАОО. Ф. 45. Оп. 5. Д. 11726.

29. ГАРО. Ф. 413. Оп. 1. Д. 73. Л. 22, 25.

30. Литвиненко В. И. Из истории названий приазовских сёл. Ч. 1 // Relga. 2000. № 8 (38). 22. 04. URL: http://www.relga.ru/Environ/ WebObjects/tgu-www.woa/wa/Main?textid=162 3&level1=main&level2=articles

31. ГАРО. Ф. 376. Оп. 1. Д. 71. Л. 10 об. – 11.

32. Там же. Д. 684. Л. 78 об – 79.

33. Рындин И. Ж. Материалы по истории и генеалогии дворянских родов Рязанской губернии. Вып. 1. Рязань, 2006. С. 48.

34. РГИА. Ф. 1343. Оп. 29. Д. 1092.

35. Литвиненко В. И. Расставанье с крепостным правом // Relga. 2006. № 15 (137) 17. 08. URL: http://www.relga.ru/Environ/WebObjects/ tgu-www.woa/wa/Main?textid=1456&level1=m ain&level2=articles

36. Решения Гражданского кассационного департамента Правительствующего Сената за 1872. Екатеринослав, 1911. С. 1044.

37. Победоносцев К. П. Курс гражданского права. Т. 1. СПб., 1873. С. 293.

38. Григорович А. Исторический очерк Финляндского драгунского полка. 1806–1860. СПб., 1914. С. 56.

39. ГАХО. Ф. 14. Оп. 11. Д. 11. Л. 1–8.

40. ГАРО. Ф. 304. Оп. 1. Д. 5575.

41. Высоцкая Е. П. Огонь творчества // Дон. временник. Год 2009‑й. Вып. 17. С. 68–80.

42. Селиванов А. Вертеп в Купянском уезде // Киев. старина. 1884. № 3. С. 513.

43. Данилов В. А. Из воспоминаний : (Процесс Сыцянко 1879–1880) // Былое. Вып. 8/20. Петроград, 1907. С. 238.

44. Тихоцкий А. Тихоцкие. География Российской империи в истории одной семьи. Т. 1. Киев, 2012.

45. Пекарский Э. А. Рабочий Пётр Алексеев : (Из воспоминаний) // Былое. Вып. 19. М., 1922. С. 89.

46. ГАИО. Ф. 32. Оп. ОЦ. Д. 330. Л. 2.

47. ГАРФ. Ф. ДП ОО.1903. Д. 938. Л. 15.

48. Там же. Ф. 102. ДП 1. 1914. Оп. 2. Д. 4537.

49. Криштофович А. Н. Университет // Учёные геологического комитета. Вып. 13. М., 1971. С. 18–55.

50. ГАРО. Ф. 53. Оп. 1. Д. 655.

51. ГАОО. Ф. 45. Оп. 5. Д. 11725.

52. Сарандинаки Г. Некоторые данные для орнитологии Ростовского н/Д округа Донской области. Одесса, 1908.

53. Орнитологи Украины : биобиблиогр. справ. Вып. 1. Харьков, 2008. С. 47–48.

54. ГАРО. Ф. 803. Оп. 2. Д. 2250.

55. ЦИАМ. Ф. 418. Оп. 319. Д. 1194.

56. ГАРО. Ф. 41. Оп. 3. Д. 853. Л. 6–10.

57. ГАРФ. Ф. 5982. Оп. 1. Д. 20. Л. 43

58. ГАРО. Ф. 577. Оп. 1. Д. 440.

59. Гаврюшкин О. П. Вдоль по Питерской : (Хроника обыват. жизни). Таганрог, 2000. С. 210.

60. ГАРФ. Картотека по Белой армии. Ф. 4132. Д. 59. Ч. 1. 1920. Л. 222.

61. ГАРФ. Ф. 5942. Оп. 1. Д. 66. Л. 303.

62. ГАРФ. Картотека по Белой армии. Ф. 1487. Оп. 2. Д. 150. 1919. Л. 4.

63. ГАРФ. Картотека по Белой армии. Ф. 3407. Д. 14. 1919. Л. 223.

64. FamilySearch : [сайт]. URL: https:// familysearch.org/ark:/61903/1:1:JNFP-S6K

65. ГАРО. Ф. 53. Оп. 1. Д. 637. Л. 2–4, 7, 30.

66. Там же. Ф. 463. Оп. 1. Д. 106. Л. 6–7.

67. Там же. Ф. 53. Оп. 1. Д. 651.

68. Там же. Ф. 463. Оп. 1. Д. 1618.

69. Там же. Ф. 53. Оп 1. Д. 769.

70. РГИА. Ф. 1352. Оп. 23. Д. 404.

71. ГАРО. Ф. 151. Оп. 3. Д. 102. Л. 4.

72. Там же. Д. 101.