ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Год 2015-й

Генеалогия и семейная история

В. Т. СИДОРЕНКО

ЛЕЙБ-КАЗАК ТИМОФЕЙ ЯЩИК

Жизнь и деяния царствующей династии Романовых, изуверское убийство последнего императора и его семьи в 1918 году – это часть истории нашей страны, и потому не удивителен неподдельный интерес многих читателей к этой волнующей теме. Обретение в конце 1990‑х годов останков Николая II и его близких, перезахоронение их в царской усыпальнице Петропавловского собора, обсуждения и пересуды, связанные с этими событиями, долго не сходили потом с телевизионных экранов и газетных страниц. В 2006 году произошло ещё одно знаменательное событие: прах императрицы Марии Фёдоровны, завершившей свой земной путь вдали от России, перевезли из Копенгагена в Санкт‑Петербург, где прошли лучшие годы её жизни, и погребли рядом с останками её венценосного супруга Александра III. Эта незаурядная женщина оставила заметный след в истории дома Романовых. Но героем нашего рассказа послужат не представители царской фамилии, не высокопоставленные особы, а совсем иной персонаж, не отмеченный историей.

Простой казак, уроженец станицы Новоминской Кубанской области, состоявший многие годы на службе при вдовствующей императрице Марии Фёдоровне, был невольным свидетелем многих исторических событий и повседневной частной жизни высочайших особ. Он оказался в числе тех свыше полутора миллионов российских подданных, кого революционные потрясения 1917 года и Гражданская война навсегда оторвали от домашнего очага и забросили далеко за пределы своей родины. Лишившись отечества, став изгнанником, пережив тяжкие испытания и горькие утраты, он долгие годы не терял надежды увидеться со своими детьми и станичниками, но остался на чужбине до конца своих дней. Звали его Тимофей Ксенофонтович Ящик. О нём и пойдёт наш незатейливый рассказ. Надеюсь, что повествование заинтересует читателя не только причастностью нашего героя к судьбам сановных особ, но и привлекательностью личностных качеств этого выходца из народных глубин – человеческим достоинством, верностью служебному долгу, трагизмом жизненного пути. Читатель узнает также о том, какое отношение к нашему герою имеет автор этих заметок.

Пращуры мои когда‑то проживали на Украине, вели свой род от запорожских казаков. В 1821 году переехали из Черниговской губернии на Кубань в числе тех переселенцев, которые основали станицу Новоминскую. Отец и матушка мои в этой станице родились, выросли, получили начальное образование. В трагические годы революционных событий и Гражданской войны отец потерял свою первую жену, а мать – первого мужа. Когда боль утраты притупилась, в 1920‑е годы, с наступлением мирной жизни, они поженились и создали новую семью. Вели свой дом, родили двух сыновей (младший из них – ваш покорный слуга). Трудились на земле, считались крепкими хозяевами. В 1929 году отца арестовали и отправили строить Беломоро‑Балтийский канал. А семью раскулачили, отобрали дом, всё имущество и в сентябре 1930 года сослали в село Дивное Ставропольского края, позволив взять с собой лишь самое необходимое из личных вещей. Мне тогда шёл девятый месяц от роду. Отец, отбыв недолгое заключение, возвратился к семье в первой половине 1930‑х годов.

На моей памяти в предвоенные годы родители нередко вспоминали свои родные места и многое из того, что происходило там, в их прежней молодой жизни. В разговорах о прошлом иногда упоминался дальний родственник с запоминающейся фамилией – Ящик, служивший одно время в конвое при царе, а после революции очутившийся где‑то за границей. Говорили ещё о том, что в их родной станице в Гражданскую войну проживал будто бы кто‑то из царской семьи. По детскому легкомыслию, разговоры взрослых я пропускал тогда мимо ушей. Но потом, спустя годы, когда пробудился интерес к истории страны и прошлому своего родного гнезда, пришлось приложить немало усилий, чтобы разузнать, наконец, что же скрывалось за теми далёкими, теперь уже позабытыми, родительскими воспоминаниями.

* * *

Моего деда по отцовской линии звали Трофим Самсонович Сидоренко. Его родная сестра (тётушка моего отца) Марфа Самсоновна Сидоренко вышла замуж за Тимофея Ксенофонтовича Ящика, главного героя нашего повествования. Родился он в 1878 году в станице Новоминской Кубанской области. Яркий незабываемый след оставили в его памяти ранние детские впечатления. Запомнилось, как совсем ещё маленького, едва научившегося самостоятельно ходить, его впервые усадили на лошадь; как со страху изо всех сил вцепился он своими руками в конскую гриву, а стоявшие рядом старшие братья подбадривали испуганного малыша и весело смеялись.

В четырёхлетнем возрасте он впервые надел одежду, сшитую для него по форме казачьего военного обмундирования. Мальчишки гордились тогда форменной одеждой, представляли себя в ней настоящими казаками, носили не снимая. В шесть лет мальчика определили в школу. Располагалась она далековато, добираться туда, особенно в непогоду, было непросто. Обычно приходилось ехать верхом на лошади. Либо с кем‑то из взрослых, сидя за его спиной, или же самостоятельно, тогда обратно смирная лошадь, хорошо знавшая дорогу к хозяйскому подворью, возвращалась самостоятельно по команде подростка, спрыгнувшего у школы. Небольшая выносливая сообразительная кубанская лошадь была в те времена лучшим и надёжным другом казака, отличным его помощником. Своего коня хозяин не только кормил и поил, содержал в чистоте, но и тренировал, неустанно обучал разным воинским приёмам. Мальчишки любили лошадей, купали их, постоянно упражнялись в верховой езде. Потом вырастали из них отличные наездники и воины.

Запомнилось ему, как подростком впервые взяли его охотиться на волков. В тот год серые хищники осмелели, стали таскать овец из станичного стада, пришлось устроить на зверей облаву. Часть охотников, в основном старики и молодые парнишки, с шумом, вместе с отчаянно лаявшими собаками, гнали волчью стаю в сторону затаившихся в засаде стрелков. Удачную охоту потом все вместе отмечали весёлым застольем.

В 18 лет Тимофей Ящик женился. В 21 год его зачислили в 1‑й Ейский полк, который нёс гарнизонную службу в Грузии. Вскоре он стал ординарцем генерал‑адьютанта князя Г. С. Голицына – главноначальствующего гражданской частью и главнокомандующего войсками на Кавказе. Молодой казак отлично проявил себя на службе, превосходно стрелял, окончил школу унтер‑офицеров.

При поездке в Петербург для очередного доклада императору о положении дел на Кавказе князь Голицын взял с собой и своего ординарца. Ящику довелось тогда побывать на большой царской охоте, а в октябре 1904 года – на военном параде. Исполнилась его заветная мечта увидеть царя своими глазами. Испытав при этом неподдельное волнение, он представлял себе, как, приехав домой, будет рассказывать станичникам об этом знаменательном событии.

Князь Голицын вскоре ушёл в отставку, а Ящика по его просьбе определил в императорский конвой, в лейб‑гвардейскую 2‑ю Кубанскую сотню. Служба в конвое давалась нелегко. Патрульную службу казаки несли круглосуточно в любую погоду. В зимнюю пору бывало, что при выходе из караулки на мороз борода в момент обледеневала. Впрочем, конвойцев хорошо кормили и одевали в добротное казачье обмундирование, а шерстяная казачья бурка надёжно защищала от дождя и снега, от ветра и холода. Кроме бесплатного питания и обмундирования им платили жалованье по 12 рублей в месяц. Став подхорунжим, Ящик получал уже 40 рублей. Это были немалые деньги, однако на содержание большой семьи их не хватало, кормились прежде всего своим личным хозяйством. В отпуск казаки ежегодно отправлялись домой на побывку. А близкие родственники могли приезжать к служивому в Петербург: неподалёку от казарм стояли дома для временного их проживания в столице.

Казаки, служившие в лейб‑гвардии, имели собственного коня. Они объезжали своих лошадей, обучали, устраивали скачки и состязания. Самым трудным было научить лошадь по команде хозяина мгновенно падать на землю, замирать и лежать не шелохнувшись словно убитая. В царские времена в России отмечалось множество православных церковных праздников. Особо торжественно праздновали Святую Пасху и Рождество Христово. В первый день Рождества проводился большой парад. Царь проходил перед строем, поздравлял, желал весёлых рождественских праздников и лично вручал каждому конвойцу подарок. Обычно это были серебряные ложки, шкатулки, другие небольшие предметы; казаки дорожили этими подарками, гордились ими, хранили потом как дорогую семейную реликвию [1].

В апреле 1914 года царю понадобился лейб‑казак. Из их полка вызвалось немало желающих продолжить службу в этой роли. Их выстроили в шеренгу, царь прошёлся перед ними, каждому задавая вопросы. «Как тебя зовут?» – спросил очередного. «Тимофей Ящик, Ваше Величество», – был ответ. «Ящик… Мне кажется, что я слышал раньше эту фамилию». Казак, осмелев, напомнил, что его старший брат в своё время служил в царской лейб‑гвардии. В ответ император молвил: «Я беру этого Ящика». Так в свои 36 лет Тимофей Ящик стал к большой своей радости лейб‑казаком при Николае II [2, с. 51]. По существу, он выполнял функции ординарца и телохранителя, неотступно сопровождал императора. Важно было научиться уходить в тень, быть малозаметным для окружающих, но оставаться поблизости, чтобы в нужный момент оказаться рядом, готовым к услугам. На послеобеденных прогулках по парку император иногда подзывал к себе Ящика и заводил разговор, интересовался вестями из родных мест. Служба при царе давалась легко. Николай II был простым, доступным, никогда не предъявлял непомерных требований к ординарцу. В свои 50 лет он был физически крепким, любил много ходить пешком, ездить верхом, метко стрелял.

Между тем разразилась Первая мировая война. Ящику доводилось не раз сопровождать государя в его поездках вдоль линии западного фронта и в ставку главнокомандующего великого князя Николая Николаевича, бывать на встречах императора с воинскими частями, при посещениях военных госпиталей и полевых лазаретов, быть свидетелем его бесед с офицерами и рядовыми. Нередко приходилось носить на руках наследника престола цесаревича Алексея. Запомнилась ему поездка императора в Тифлис и в Карс непосредственно в действующую армию Кавказского фронта. Возвращались обратно железной дорогой Каспийским побережьем. Однажды царь остановил поезд, вышел из вагона, прошёл к морю и несколько минут ходил по берегу, собирая морские раковины; Ящик, как и положено ему, находился рядом.

Лейб‑казаки при императоре сменялись каждые полгода. Служба Ящика затянулась до девяти месяцев из‑за чрезвычайных обстоятельств, связанных с началом войны. В день окончания службы царь вручил ему подарок – золотые часы. Казачью сотню, в которой Ящик продолжил службу, в марте 1915 года отправили на фронт. Непосредственного участия в боях сотня не принимала, находилась в резерве и выполняла отдельные задания командования. 19 декабря 1915 года произошло событие, изменившее всю последующую жизнь Т. К. Ящика. В этот день из штаба поступила телеграмма, предписывавшая ему немедленно прибыть в Петроград в распоряжение вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны.

Простившись с сослуживцами и своим верным конём, выправив нужные документы, отправился Тимофей Ксенофонтович в столицу. Впоследствии он вспоминал, как императрица встретила его с упрёком: государь, мол, говорил, что ты с длинной окладистой бородой, а ты почти лысый (в фронтовых условиях пришлось остричься наголо и обрезать бороду – так легче было избавляться от вшей). Понимая, что его наружность разочаровала императрицу, он пообещал привести себя в порядок. В ответ Мария Фёдоровна улыбнулась и ласково поприветствовала. Служили при ней тогда три лейб‑казака. Но один из них, 85‑летний, был почти слепой, и службу несли, сменяя друг друга по неделям, лишь двое: Ящик и Кирилл Иванович Поляков. Они поочерёдно сопровождали её повсюду и выполняли все поручения. Носили лейб‑казаки красивые мундиры, схожие с казачьей формой, и серые папахи с обшивкой из медвежьего меха. Вдовствующая императрица со своим двором проживала тогда в Аничковом дворце, изредка принимала гостей, регулярно посещала госпитали и лазареты, каждое воскресенье и в праздники молилась в домовой церкви. Часто к ней приезжал император Николай II.

В мае 1916 года Мария Фёдоровна со своим двором переехала в Киев, где поселилась в Мариинском дворце. Она любила выезжать за город, посещала древние монастыри, вела обширную переписку, часто бывала у младшей дочери, великой княгини Ольги Александровны, находившейся в Киеве со своим госпиталем, скучала по внукам. Император, занятый военными делами, приезжал сюда редко. Последний раз – в декабре 1916 года, вместе с маленьким цесаревичем Алексеем.

Получив известие об отречении Николая II 2 марта 1917 года, Мария Фёдоровна на другой же день отправилась своим личным поездом к сыну в ставку, располагавшуюся в Могилёве. Её сопровождали зять, великий князь Александр Михайлович, и небольшая свита. В числе сопровождавших был и лейб‑казак Ящик. Все пять дней пребывания в Могилёве Мария Фёдоровна жила в своём поезде, почти не выходила из вагона. Её часто навещал император в сопровождении офицеров, подолгу беседовал с ней. 8 марта, прощаясь с сыном, отбывавшим в Петроград, она нежно поцеловала его, благословила и горько, как никогда прежде, заплакала. Царь тоже немного всплакнул, надел шинель и папаху и ушёл к своему поезду. А императрица сразу же распорядилась готовиться в обратный путь. В Киеве за эти дни многое изменилось. Её поезд уже не встречали официальные представители власти, как это всегда было раньше. А вскоре ей предложили покинуть Киев и выехать в Крым.

С этого времени вдовствующая императрица находилась по существу в ссылке под домашним арестом в одном из имений, принадлежавших царской фамилии, на Крымском побережье. С нею приехала и поселилась рядом её младшая дочь Ольга Александровна с мужем, полковником Н. А. Куликовским. Здесь она родила в апреле 1917 года своего первого сына, названного Тихоном. Сюда же из Петрограда прибыли и старшая дочь Ксения с детьми и мужем, некоторые другие члены царской семьи и приближённые. Ссылка, полная лишений и унижений, длилась более двух лет. Место пребывания Марии Фёдоровны и её родственников охранялось вооружённой стражей. Вначале императрице разрешалось совершать дальние прогулки, но со временем требования по изоляции проживавших в Крыму членов императорской фамилии ужесточились, военный надзор усилился, вся корреспонденция подвергалась контролю. В мае 1917 года по указанию Временного правительства был произведён унизительный обыск. После Октябрьской революции охрану сменили, ужесточили режим передвижений. Существовала реальная угроза расправы над ними. И всё это время рядом с императрицей находились верные ей лейб‑казаки Ящик и Поляков. В письме от 21 ноября 1917 года своему сыну Николаю II Мария Фёдоровна напишет: «У меня только остались Ящик и Поляков, которыми я не могу достаточно нахвалиться, такие чудные верные люди…» [2, с. 133]. А великая княгиня Ксения Александровна в одном из писем замечала:

«Но как хороши казаки и с каким достоинством держатся, и с ними, конечно, считаются, т. к. знают, что шутить нельзя» [3, c. 180].

Между тем в Крым пришли немецкие оккупанты. Положение высокопоставленных затворников сразу же облегчилось. Но не любившая немцев императрица категорически отказывается общаться с представителями оккупационных властей. В это время в Германии совершается революция, немецкие оккупанты спешно покидают пределы России. В Крыму наступает тревожное время. Командующий британскими военно‑морскими силами в Севастополе посещает вдовствующую императрицу и сообщает, что король Георг V предоставляет в её распоряжение английский военный корабль для эвакуации вместе с семьёй из Крыма. После долгих раздумий и колебаний в апреле 1919 года императрица, её родственники, придворные и слуги покидают Россию на дредноуте «Мальборо». Так Т. К. Ящик, состоявший лейб‑казаком при императрице, очутился тогда нежданно‑негаданно в столице Великобритании Лондоне.

Но незадолго до этого ему довелось совершить кратковременное путешествие в родную станицу. Великая княгиня Ольга Александровна с мужем и маленьким сыном Тихоном решили не покидать Россию, а время до скорого, как им казалось, падения власти большевиков переждать в Ростове или на Кубани, находившейся тогда в глубоком тылу белых армий, замышлявших поход на Москву. Мария Фёдоровна возражала против этой поездки, но, не сумев переубедить свою дочь, поручила лейб‑казаку Ящику сопровождать её. В канун нового 1919 года великая княгиня с мужем полковником Куликовским, полуторагодовалым сыном Тихоном и прислугой, в сопровождении Ящика, отправились на небольшом перегруженном пассажирами пароходе из Ялты в Новороссийск. После безуспешной поездки в Ростов они решили остановиться в станице Новоминской. Поселились в простом сельском доме зажиточного казака с небольшим приусадебным хозяйством. Время от времени их навещали знакомые офицеры Добровольческой армии, делились последними новостями, помогали разрешать житейские и бытовые затруднения в их непростой сельской жизни. Здесь, в станице Новоминской, Ольга Александровна 10 апреля родила второго сына, названного Гурием. А Ящик, оставив великую княгиню с семьёй и слугами на Кубани, вернулся к месту своей службы в Крым, откуда потом сопровождал вдовствующую императрицу в её вынужденном путешествии в Англию.

После двух лет службы в качестве личных охранников и камердинеров во время полного тревог и опасностей крымского «сидения» Ящик и Поляков в Лондоне получили, наконец, возможность расслабиться. Мария Фёдоровна большую часть времени проводила со своей сестрой, королевой Англии Александрой (тоже вдовствующей), и в услугах своих казаков почти не нуждалась. Нередко, предоставленные самим себе, они прогуливались по улицам британской столицы. Их статные рослые фигуры, окладистые бороды, экзотические казачьи одежды бросались в глаза, привлекали внимание любопытных и назойливых уличных зевак. Пришлось просить у императрицы позволения при выходе в город надевать цивильные одежды (которых у них, впрочем, не было). Вскоре по распоряжению королевы Александры их переодели – каждому выдали пиджачные пары, белые сорочки с твёрдыми воротничками и шляпы‑котелки. Переодевшись в непривычные одежды, они не могли удержаться от смеха, и долго потом привыкали к необычному одеянию.

Оба казака тосковали по родным местам. В 1919 году Полякову с разрешения императрицы удалось съездить в отпуск к себе на Дон в родную станицу Милютинскую повидать жену и детей. Будучи в Ростове, он случайно повстречался с великой княгиней Ольгой Александровной, привёз от неё императрице‑матери письмо. Ящику тоже довелось ещё один раз побывать на своей родине, но чуть позже. К этому мы ещё вернёмся.

* * *

В Лондоне, оказавшись за тридевять земель от родных мест, простой, не шибко грамотный казак, не приученный к интеллектуальным занятиям, берётся вдруг за перо и начинает вести дневник. В немногословных бесхитростных записках Тимофей Ящик рассказывает, местами не очень складно, о том, что происходит на его глазах, скупо и неумело пишет о волновавших его чувствах и переживаниях. Приведём отдельные выдержки из дневника 1919 года, чудом сохранившегося до наших дней.

«4/17 Никого не было. Её Величество с королевой, графиней и князем Долгоруким, королевы свита ездили в 3‑х автомобилях в датскую церковь в 3 час. 50 м., возвратились в 5 ч. 20 м.

Сегодня день для меня был скучный, утром князь Вяземский пришёл и говорит: с тобой рассчитаемся. Я ему показал счета, уплочено за стирку белья. Он говорит: я платить не буду. Я на него обиделся, а он говорит: ты поговори с кн. Долгоруким. Я подошёл к князю Долгорукому и объяснился крупно. Он мне сказал: тебе и так много плотим, теперь казённой службы нет, и мне так стало обидно, что чуть у меня слёзы не брызнули после такого разговора. И я хотел зайти к Её Величеству и сказать всё, а потом просить отправить меня в Россию, поскольку я душой измучился, а потом вечером у меня сердце совершенно успокоилось и я решил не обращать внимания ни на кого, а терпеть, пока хватает терпения.

Утром Её Величество возвращалась от королевы и несла в руках вырезку из английской газеты. Я спросил Её Величество: что хорошее есть? Она мне сказала, что статья написана Сувориным; об России он пишет, что никто ничего не знает за Россию, и вообще сказала, что статья очень хороша и правдива... И я сегодня совершенно успокоился. Был 12 ч. 30 м. утр. вел. князь Михаил Михайлович, говорил со мной очень любезно, спрашивал, имею ли я сведения об своей семье и как дела в Кубани. Я сказал, что всё хорошо. Он сказал: очень рад, слава Богу, спросил меня, как мне нравится Лондон. Я ему сказал: меня ничто не радует, когда у нас России нет и чужая радость меня не утешает...

<…>

6/19 Сегодня Англия праздновала свой мир с Германией; в 9 час. утра проиграли трубачи и музыка и народ стал собираться со всех концов города и стали занимать места, для этого было раньше приготовлено для увечных воинов. Народа было очень много. Королева с принцессой Викторией уехали в 11 ч. к королю в Багем палас, а императрица осталась во дворце королевы Маульбра хеус; в 11 час. пришла вел. кн. Ксения Алекс. и Василий А. и вел. княгиня Мария Геор. и кн. Долгоруков и все с императрицей смотрели со двора на всё происходящее; я хотел совсем не смотреть, но меня пригласили люди служащие посмотреть из крыши дворца. Я смотрел всё шествие, шли войска всех союзных государств, кроме России, даже не было русского флага. Я всех ругал в душе. Церемония кончилась. В 3 часа приехала королева, позавтракали и императрица изволила отдыхать. В 5 час. проснулась, вышла и спросила меня: видел я шествие. Я сказал, видел. Она сказала: неинтересно было смотреть. В 6 час. 30 м. выехали в моторе с королевой и принцессой Викторией кататься, вернулись в 8 час. 15 м. вечера. Я в 10 часов вечера с человеком князя Долгорукова ходили смотреть лименацию, народа была полна улица, большинство пьяных и шёл мелкий дождик. Этим для меня и кончилось 6/19 июля, душа очень болит о своей родине.

<…>

22/9 представлялись дети вел. кн. Михаила Михайловича сын и дочь. Оба очень ко мне были любезные и говорят на русском языке очень хорошо. Я спросил, были они в России? Они сказали, что нет; я за это в душе своей осудил. Как они могут любить Россию, когда они в ней не были. Это было 10 час. 45 м. утра.

<…>

В 3 час. 30 мин. изволила уехать Её Величество с вел. кн. Марией Георгиевной кататься в моторе, возвр. 5 час. 10 м. Неожиданно дописываю страницу, в 10 час. 20 м. пришёл солдат англичанин и дал мне записку. Я прочитал, написано по‑русски: Владимир Петрович Словицкий. Я вышел и смотрю, глазам не верю, вижу полковника, начальника охраны при императрице в имении Харакс. Я с ним поздоровались, даже поцеловались, он сказал, что приехал специально к Её Величеству и что в Крыму совершенно спокойно, никаких большевиков нет и что Крым просит вернуться Её Величество; я этими словами остаюсь очень довольный.

<…>

1/19 Её Величество изволила быть на панихиде в православной церкви по убитых всех воинах во время большевистского террора. В моторе великая кн. Мария Георг., кн. Дмитрий и Василий, графиня Менденг и кн. Вяземский уехали в 11 час. 45 м. утра, возвратились в 12 час. 50 м. дня. К завтраку был вел. кн. Михаил М. и выходя вместе с императрицей поздоровался со мной, спросил, как моё здоровье и что не скучаю. Я сказал: моё здоровье, слава Богу, но скучно и спросил, видел я парад торжества мира. Я сказал, что видел, но мне было неинтересно, наоборот, больно было смотреть. Он сказал: да, а императрица ему сказала: это мой милый Ящик; я сказал на это: рад стараться, Ваше Величество, но у меня так сердце сжалось после такой высокой похвалы. Это меня только и одушевляет, а то прямо всем сердцем разбит, пошли Господи мне терпение. В 5 час. 50 м. изволили ехать кататься в автомобиле Её Величество с королевой, возвратились в 7 часов.

<...>

1/14 Во дворце был устроен кинематограф, смотрели картины неважные. 5 час. 48 м. пополудни, собрались к отъезду в Данию, ждём, когда придёт пароход» [2, с. 149–155].

Нетрудно представить себе суровую фигуру казака средних лет с красивым печальным лицом, который в поздний вечерний час, склонившись над тетрадными страницами, старается рассказать на бумаге обо всём, чему был свидетелем за прожитый день. В эти тягостные минуты его одолевали думы и воспоминания о родных местах. Мечталось, что когда‑нибудь ему удастся показать свои немудрёные записки жене и детям, проживающим без него в родной станице, затерявшейся на степных просторах далёкой России, поведать им о необычайных приключениях и дальних странах, где ему, простому кубанскому казаку, довелось побывать.

* * *

Погостив несколько месяцев у своей сестры, императрица Мария Фёдоровна с сопровождающими лицами отправляется из Лондона в Копенгаген и 19 августа ступает, наконец, после долгой разлуки на родную датскую землю. В то время она ещё верила, что скоро вернётся в Россию, ставшую для неё второй родиной, где она провела большую и лучшую часть своей жизни. А казак Тимофей Ящик впервые оказался в далёкой крошечной стране Дании, где пребывание, как ему думалось, будет недолгим и где на самом деле он останется до конца своих дней.

Между тем на юге России продолжалась гражданская война. Предпринятый генералом Деникиным поход на большевистскую Москву осенью 1919 года провалился. Под натиском молодой Красной Армии белогвардейские и казачьи части неудержимо откатывались на юг к берегам Чёрного моря.

В это время великая княгиня Ольга Александровна с семьёй проживала в Новоминской. В конце сентября им пришлось не мешкая покинуть Кубань. В полночь, погрузившись со своим хозяйством в вагоны, они выехали из Новоминской, а рано утром уже стояли на боковых путях станции Ростов. Предполагали далее отправиться в Мелитополь, но так как там хозяйничали банды Махно, пришлось остаться в Ростове. Первое время семью приютили в доме вдовы табачного купца К. Дали, предоставив две большие комнаты. В середине октября их перевезли за город в дачное место «Армянский монастырь». Поселили на одной из заброшенных дач рядом с опустевшим монастырём. Выбитые окна пришлось заделать старыми мешками с соломой. На четыре комнаты топилась одна большая печь, которая неплохо обогревала жильё, создавая некое подобие уюта. 23 октября, в день рождения Н. А. Куликовского, у них гостила его мать «“милая бабушка Ев. Ник. Куликовская” – это было последний раз, что мы виделись на этом свете!», – записала в своём дневнике великая княгиня Ольга Александровна [4].

Между тем с севера сюда уже надвигается красная опасность. Императрица‑мать, находясь в Дании, тревожится за судьбу своей дочери и малюток‑внуков, оставшихся в России. И в декабре 1919 года поручает Тимофею Ящику выехать на Северный Кавказ, разыскать их и вывезти в Европу. Семью Ольги Александровны он разыщет в Ростове‑на‑Дону. С потоком отступающих воинских частей и беженцев, обносившиеся, голодные, потерявшие большую часть своего имущества, с немалыми трудностями они добираются до Новороссийска.

В марте 1920 года на торговом корабле, перегруженном беженцами, из Новороссийска отбывают в Турцию. Оттуда поездом перебираются в Белград – столицу Югославии. В Белграде их приветливо принимает королевская семья, и великая княгиня со своими домочадцами решает на некоторое время здесь задержаться. Ящик же самостоятельно отправляется через Вену и Прагу в Копенгаген. Выправляет в русском консульстве нужные документы. А на следующий день неожиданно встречает Ольгу Александровну и её спутников, следовавших тем же поездом из Вены. Как оказалось, императрица, узнав, что её дочь задерживается в Белграде, телеграммой велела без промедления ехать к ней в Данию. Дальше верный казак сопровождал их уже до места назначения. Императрица‑мать после полуторагодичной разлуки была счастлива встретить свою младшую дочь и её семью на Восточном вокзале датской столицы.

В эту поездку Ящик побывал и в Новоминской, повстречался с женой и, видимо, тогда же оставил ей свой лондонский дневник. Судя по всему, приезд отца в это тревожное время родители от детей предусмотрительно утаили.

* * *

Мой отец Сидоренко Трифон Трофимович в Первую мировую войну нёс боевую службу на Кавказском (Турецком) фронте в составе кубанских казачьих частей. В Гражданскую воевал на стороне белоказаков в составе 1‑го Запорожского полка. В конце марта 1920 года этот полк, оказавшись под Новороссийском, наблюдал с окрестных горных склонов панику и столпотворение, царившие в порту среди массы военных и беженцев, стремившихся попасть на пароходы, покидавшие российские берега. В таких обстоятельствах оставалось лишь сложить оружие и сдаться на милость победителям. Командование Красной Армии сохранило полк, лишь назначило своего комиссара. Вскоре казаков распустили по домам, но предупредили о возможном новом призыве.

Первое время в станице всё было спокойно. Но потом начались выборочные аресты тех, кто воевал на стороне белых. Их сослуживцы, опасаясь угодить в тюремные застенки, пустились в бега – покинули свои дома, спрятались в глухих зарослях камыша, в плавнях, надеясь там переждать тревожное время. Оборудовали скрытные места для проживания, хранения имущества и провизии. Сформировались в отряды. Немало казаков оказалось в тех отрядах из Новоминской и соседних станиц. Среди них были и родственники семьи Ящика, там же оказался и мой отец.

Поначалу у них не было намерения воевать против властей. Думали, что пересидят советский режим, который не считали долговечным, и на этом всё закончится. Власти же считали их бандитами, подлежащими уничтожению. Красные отряды начали гоняться за ними. А тем приходилось отбиваться, а порою и нападать. Когда пролилась кровь, появились жертвы, положение осложнилось, нарастало озлобление с обеих сторон. В стычках казаки, как правило, брали верх. Бывало, что убивали коммунистов, уполномоченных по хлебным заготовкам. Отбили себе линейку, два пулемёта, другое оружие. Когда же власти бросили на борьбу с бандами регулярные воинские конные части, малочисленным отрядам казаков было не устоять.

Рассказывают, что однажды ночью «бандиты» напали на склад, где хранилось зерно, сбили замок, мешки с зерном погрузили на подводу и увезли. А на другой день по следу нашли пропажу, задержали некоторых участников. Арестованных при допросах нещадно избивали. И те рассказали всё, что знали. Со временем поймали командира отряда В. Зубаря, который на допросах назвал всех, кто был с ним в отряде. Вскоре власти объявили амнистию, пообещали, что добровольно сдавшимся ничего не будет. И многие добровольно сложили оружие и сдались властям. Их не тронули, молодых призвали в Красную Армию. Однако немалая часть казаков, прежде всего из бывших белых командиров, не поверив призывам и обещаниям, продолжала скрываться.

Решив окончательно покончить с остатками банд, власти решились на крайне суровые меры. Весной 1922 года были арестованы и объявлены заложниками родственники и пособники продолжавших скрываться «бандитов». В числе арестованных оказалась жена Тимофея Ксенофонтовича Марфа Самсоновна, его брат Андрей Ящик, а также Трофим Самсонович Сидоренко (мой дед), его сын Прокофий и невестка Евдокия Авраамовна (первая жена моего отца). Продолжавшим сопротивление бандитам был предъявлен ультиматум: в кратчайшие сроки сложить оружие и сдаться, в противном случае все заложники будут расстреляны.

Однако это грозное обращение властей не возымело действия. Надо полагать, что казаки не могли поверить в возможность расстрела без суда и следствия ни в чём не повинных людей, в том числе женщин и стариков. Но они просчитались, военные и местные власти сдержали своё слово: по истечении срока ультиматума всех заложников на глазах станичников расстреляли у задней стены общественной конюшни в центре станицы Новоминской, неподалёку от церкви [1, с. 76–77]. Здание бывшей конюшни стоит и сегодня. На его кирпичной стене среди множества выщербин, хорошо видных даже после неоднократных побелок, теперь трудно отличить следы тех расстрельных пуль.

Но то, что происходило в те жестокие времена, не изгладилось из людской памяти.

После этих событий явились с повинной большинство продолжавших скрываться, в том числе и мой отец. Их не тронули, позволили жить со своими семьями, вести хозяйство на той же земле, что и раньше. С собранного урожая сдавали государству продналог, остальное оставляли себе, излишки имели право продавать. В семье Трифона Трофимовича, потерявшего отца, брата и жену, остались мать, младшие сёстры и малолетняя дочь. Всё пришлось начинать сначала.

* * *

Для Тимофея Ящика весть о гибели жены явилась тяжёлым ударом. Многие месяцы не утихала боль утраты, угнетали мысли о будущей судьбе детей, оставшихся на попечении родственников. Со временем он намеревался забрать к себе сына Константина. Вроде бы даже выхлопотал разрешение и оформил нужные документы. Но мечта отца не осуществилась: в голод, свирепствовавший на Кубани в 1933 году, сын умер.

Первые годы пребывания в Дании Т. К. Ящик не стремился осваивать чужой язык, полагая, что вот‑вот вернётся в Россию. Знал лишь несколько простых слов, вроде: да, нет, спасибо. Его экзотическая для Запада внешность, как и ранее в Лондоне, привлекала любопытных, особенно детей. Однажды, когда они с шофёром (датчанином) ожидали императрицу на улице, их окружила ватага ребятишек. Постепенно осмелев, дети подошли совсем близко, и некоторые стали дёргать за одежды. Тогда шофёр Ларсен сказал им: «Берегитесь – это настоящий живой казак, и он ест детей!» Те чуть отступили, а самый смелый спросил: «Это правда?» Не зная языка, Ящик не понимал, о чём они говорят, но произнёс по‑датски: «Да‑да». Тут же вся детвора бросилась врассыпную [2, с. 93, 94]. С годами ему пришлось осваивать датский язык, но правильно говорить на нём так и не научился. Датского подданства он не получал.

Но время брало своё, жизнь продолжалась. Через три года после смерти Марфы Самсоновны Тимофей Ксенофонтович решил жениться. В мае 1925 года он обвенчался с датчанкой Агнес Обринк, принявшей православие и получившей новое имя Нина. Императрица их благословила, подарила икону с образом Девы Марии, написанной великой княгиней Ольгой Александровной (в юные годы она брала уроки живописи, была неплохим художником).

О том, что происходило в Советской России, Тимофей Ксенофонтович узнавал прежде всего из рассказов посетителей императрицы. О новостях из станицы Новоминской – из переписки, которую вёл со своим родственником Александром Авраамовичем Ящиком. Судя по рассказам свидетелей тех давних событий, последний был мужественным человеком, потерявшим ногу на полях сражений Первой мировой войны. Говорят, позволял себе довольно смелые высказывания о тогдашней жизни, не боялся писать письма своему родственнику за границу. Всеми силами старался помогать его осиротевшим детям. Передавал им всё, что присылал на его адрес посылками и денежными переводами их отец из далёкой Дании.

После кончины вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны в 1928 году Тимофей Ящик на свои сбережения и деньги, оставленные ему покойной по завещанию, приобрёл небольшой двухэтажный дом. В первом этаже они с женой содержали бакалейную лавку. Средств, выручаемых торговлей, им хватало на жизнь. При доме имелся небольшой участок земли, где можно было разводить цветы и выращивать зелень к столу. Детей у них не было. У жены имелись племянники, которые часто бывали у них в гостях. В своём доме они приютили в последние годы жизни К. И. Полякова, умершего в 1934 году.

В 1940 году Т. К. Ящик рассказал о своей жизни одному из журналистов, который опубликовал потом его воспоминания в февральских номерах 1941 года одной из копенгагенских газет. В 1968 году более полные его воспоминания были изданы в Дании отдельной небольшой книжкой. До конца своих дней Тимофей Ксенофонтович писал письма и отсылал посылки своим детям в Новоминскую.

Скончался в 1946 году. Похоронен на русском участке кладбища Ассистенс в центре Копенгагена. Рядом с ним покоится и его вторая жена Нина (Агнес), скончавшаяся в 1952 году.

* * *

Запомнившаяся с детских лет малороссийская фамилия Ящик никогда не исчезала из моей памяти и побуждала к поискам сведений о его судьбе. Но как это чаще всего бывает в нашей суетной жизни, руки долго ещё не доходили до этого. После средней школы я окончил Ростовский институт инженеров железнодорожного транспорта. По распределению пять лет работал на станциях Волховстрой (Ленинградская область) и Медвежья Гора (Карело‑Финская АССР) Кировской железной дороги. С возвращением в 1957 году в Ростов работал сначала на заводе Ростсельмаш, а с 1965 года и до выхода на пенсию – в управлении Северо‑Кавказской железной дороги. К этому времени я уже серьёзно интересовался историей своего края, казачества, железных дорог. Накапливал литературу на эту тему, документы, фотографии, воспоминания.

В зрелые годы заинтересовался и своими корнями, историей своей семьи. В 1980‑е годы стал бывать на своей родине в станице Новоминской. Разыскал оставшихся в живых дальних родственников и людей, хорошо знавших моих родителей. С некоторыми из них вёл обстоятельные беседы, записывал их рассказы. Много рассказали об интересовавших меня событиях Назар Ермолаевич Сидоренко и Татьяна Ермолаевна Гордиенко (Сидоренко) – двоюродные брат и сестра моего отца. Разыскал несколько старинных фотографий. Родственники Тимофея Ксенофонтовича передали мне тогда через Татьяну Ермолаевну две фотографии: одну, семейную, в собственность, а с другой, портрета Ящика, разрешили снять копию.

В 1990‑е годы журналист и краевед Ноха Алаутдинович Султханов, проживающий в станице Новоминской, опубликовал в местной газете документы, найденные в Краснодарском краевом архиве: отрывок из автобиографии Тимофея Ксенофонтовича и его лондонский дневник. Об этом дневнике, конфискованном при аресте Марфы Самсоновны в 1922 году, видимо, никто кроме неё не знал, а если и знал, то вскоре забыл и никогда не вспоминал. После Гражданской войны, коллективизации, борьбы с кулачеством пришёл страшный голод. Времена были суровые, власти беспощадные, жизнь полная лишений. Почти в каждой семье были озабочены лишь одним – как выжить. Не до дневников и воспоминаний было в те трагические годы.

Между тем журналист Султханов познакомился с А. В. Ящиковым, правнучатым племянником Тимофея Ксенофонтовича, преуспевающим бизнесменом из Донецка, который тоже стремился побольше разузнать о судьбе своего славного родственника. Их стараниями был сделан перевод на русский язык газетного варианта воспоминаний Т. К. Ящика. Одиссея кубанского казака, заброшенного судьбой в далёкую Данию, очаровала главного редактора журнала «Родная Кубань» В. И. Лихоносова, известного писателя, автора романа из жизни кубанских казаков «Наш маленький Париж». Благодаря сотрудничеству этих людей воспоминания Ящика в 2000 году впервые были опубликованы в России [1].

В эти же годы родственники Ящика, его земляки и просто неравнодушные люди независимо друг от друга тоже заинтересовались судьбой Тимофея Ксенофонтовича: А. Г. Червоненко – судовой врач и журналист, земляк Ящика, С. И. Потолов – историк, старший научный сотрудник Санкт‑Петербургского института истории РАН, И. Н. Демидова – сотрудница одного из датских издательств, проживающая в Копенгагене, а также упоминавшийся выше А. В. и его брат Ю. В. Ящиковы. Совместными усилиями им удалось провести большую исследовательскую работу, разыскать родственников Т. К. Ящика и К. И. Полякова, привлечь к своей работе серьёзных учёных‑историков, сотрудников музеев, общественных деятелей, в том числе из Дании. Результатом явилось издание книги «Рядом с императрицей». В неё вошли воспоминания Т. К. Ящика (перевод с датского), его коротенькая автобиография и лондонский дневник, большое число приложений и обстоятельный научный комментарий, а также множество редких фотографий.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Ящик Т. К. От царского двора до Вольбю / публ. и предисл. Н. Султханова «Кубанский казак – царский летописец» // Род. Кубань. 2000. № 3. С. 75–102.

2. Его же. Рядом с императрицей. Воспоминания лейб‑казака. 2‑е изд., испр. и доп. СПб., 2007.

3. Кудрина Ю. В. Императрица Мария Федоровна (1847–1928 гг.) : Дневники. Письма. Воспоминания. М., 2001.

4. Ольга Александровна (вел. княгиня; 1882–1960). Детство Тихона : (Из дневника вел. кн. Ольги Александровны) / публ. О. Н. Куликовской‑Романовой // Род. Кубань. 2003. № 4. С. 88.