ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Год 2015-й

Донская генеалогия. Семейная история

Е. П. ВЫСОЦКАЯ

ДЕТИ МАГИСТРА

Из родословной Сарандинаки

В «Донском временнике» была опубликована статья И. П. Соколова «Общество спасания на водах», посвящённая деятельности учёного и педагога Н. М. Сарандинаки (1843–1894) [1]. Я продолжу рассказ о заслугах Николая Маргаритовича и о том, как сложилась жизнь его детей. Личностями они были неординарными. В их судьбах драматично отразилась история России XX века.

ГЛАВА СЕМЬИ

Родовое имение семьи Сарандинаки было основано в конце XVIII века участником русско‑турецкой войны 1768–1774 годов премьер‑майором Маргаритом Мануиловичем Блазо. Энергичный переселенец с островов Греческого архипелага за короткий срок сделался одним из богатейших землевладельцев Приазовья [2]. Его дочь и внуки, носившие фамилию Сарандинаки, унаследовали девятнадцать тысяч десятин земли – пахотные угодья, пастбища, сенокосы. В память о первом хозяине осталось название села Маргаритовка и имя Маргарит, дававшееся из поколения в поколение. Расцвет поместья пришёлся на вторую половину XIX века, когда им управлял Николай Маргаритович Сарандинаки. Хозяин Маргаритовки имел степень магистра химии, одинаково интересовался естественными науками и инженерными дисциплинами, занимался педагогикой и свои обширные познания применял на практике.

По желанию отца Николай Сарандинаки поступил в Петербургский кадетский корпус, но военная карьера юношу не привлекла. Окончив корпус одним из лучших, он записался вольным слушателем на естественное отделение физико‑математического факультета Московского университета. Первой его научной наградой стала серебряная медаль, которой студент Сарандинаки был удостоен за работу о свойствах уксусной кислоты. В 1886 году он получил степень кандидата и остался при университете продолжать занятия химией. Через 6 лет, представив учёному совету работу о свойствах лимонной кислоты, Николай Маргаритович защитил диссертацию на звание магистра химии [3, с. 4]. Его ждала успешная научная карьера, но смерть отца вынудила вернуться в фамильную вотчину. В скором времени, благодаря его трудам, поместье Маргаритовка сделалось образцовым.

Прирождённый учёный, Николай Маргаритович использовал в управлении хозяйством научный подход и смело внедрял новейшие достижения. Он не боялся экспериментировать: культивировал новые сельскохозяйственные культуры, вёл селекционную и племенную работу. Спустя двадцать лет после его смерти хозяйство по‑прежнему было в образцовом порядке. В географическом описании края из селений по берегу Азовского моря выделили «Маргаритовку, основанную и ныне принадлежащую помещикам Сарандинаки: здесь образцово и научно поставлено сельское хозяйство» [4, с. 446].

Николай Маргаритович не понаслышке знал разрушительное действие чёрных бурь в зоне неустойчивого земледелия и написал работу «К вопросу о выдувании посевов на юге России» [3, с. 10–15]. Как корреспондент отдела сельской экономики и сельскохозяйственной статистики Министерства земледелия он регулярно сообщал о воздействиях погоды на урожаи в своём регионе. Научные метеопрогнозы он сопоставлял с народными приметами, вёл ежегодные наблюдения за перелётными птицами. В борьбе с вредителями посевов был сторонником биологических способов и для уничтожения хлебного жучка (Anisoplia austriaca) рекомендовал развешивать на полях скворечники. Много занимался ботаникой, собирал гербарии и изучал влияние климата на морфологию растений. Сарандинаки очень интересовался лекарственными травами, исследовал их целебные свойства и проводил их химические анализы. Владел основами медицины и безотказно оказывал первую помощь заболевшим крестьянам.

С научными достижениями Николай Маргаритович знакомил сельских производителей, делился собственными открытиями и распространял семенной фонд в крае, в том числе среди крестьянских хозяйств.

Поскольку Приазовье нуждалось в заблаговременных и краткосрочных прогнозах погоды, Сарандинаки, поселившись в Маргаритовке, организовал метеорологическую станцию. Вторая станция по его инициативе была оборудована в Ростове при реальном училище. Непосредственные наблюдения вёл преподаватель физики Афонасьев. Приборы для её оснащения были приобретены в Главной физической обсерватории. Третья станция – в гирлах Дона. Сарандинаки ходатайствовал перед Русским географическим обществом об открытии метеорологических станций на Кавказе и в Ставропольской губернии, станице Васюринской. В подобных проектах обычно организационную сторону брали на себя общественные организации, а финансирование осуществлялось за счёт частных пожертвований.

Для своевременного получения и обмена метеопрогнозами Николай Маргаритович выхлопотал разрешение на открытие в Маргаритовке правительственной телеграфной станции.

Налаженный обмен показаниями с метеостанциями в Синопе, Трапезунде и Варне сделал возможным создание международной метеорологической базы и позволил заблаговременно предсказывать непогоду на Чёрном и Азовском морях [1, с. 67–70].

Научная деятельность Н. М. Сарандинаки заслужила внимание российских учёных сообществ. Он был избран членом‑корреспондентом Общества естествоиспытателей природы и членом‑сотрудником Русского географического общества (отделение математики и физической географии). В 1890 году Русское географическое общество наградило его малой серебряной медалью [5]. Сарандинаки возглавлял созданное по его инициативе Ростовское отделение Русского технического общества. На первом съезде общества в Петербурге он поделился с коллегами своим педагогическим опытом, выступив с докладом на секции реальных училищ; его доклады и работы были напечатаны в трудах съезда [3, с. 8].

В 1884 году Н. М. Сарандинаки был утверждён директором Петровского реального училища в Ростове. За десять лет его руководства число учеников возросло с 250 до 500. Директорскую должность Николай Маргаритович совмещал с преподаванием физики и астрономии. Лаборатория при физическом кабинете была оснащена современным оборудованием, а научно‑технической библиотеке училища могли бы позавидовать в столицах. В работе VIII съезда русских естествоиспытателей и врачей зимой 1889 года он участвовал как физик Ростовского реального училища. Изучая влияние климата на человека, он связал успеваемость учащихся с воздушно‑тепловым режимом в классах и один из первых обратил внимание на необходимость соблюдения основных санитарно‑гигиенических правил в учебных заведениях.

Двери директорского кабинета всегда были открыты для учеников и их родителей. Он помогал советом и материально, добиваясь для нуждающихся стипендий и пособий. Ежегодно на рождественских каникулах в стенах училища собирались бывшие выпускники, с любовью и благодарностью относящиеся к своему наставнику. Сторонник равноправного образования, Николай Маргаритович взял на себя руководство педагогическим советом нахичеванской женской Екатерининской гимназии.

При всей своей занятости Николай Маргаритович находил время для общественных дел. Он состоял земским гласным, почётным мировым судьей и депутатом от дворянства.

У Николая Маргаритовича и его супруги Марии Федотовны было пятеро детей. Старшая дочь Мария (1867–1918) большую часть жизни прожила в Маргаритовке, помогая матери. Николай (1868–1908), Михаил (1874–1917), Вера (1878–1963) и Сергей (1884–?) выбрали дело по душе и покинули родной дом.

МИХАИЛ

«В старину город походил не на Геную, гнездо военно‑торговых хищников, а скорее на нежную Флоренцию. В обсерватории, у начальника Сарандинаки, не только записывали погоду и чертили изотермы, но собирались еженедельно слушать драмы и стихи как самого Сарандинаки, так и других жителей города», – писал о Феодосии серебряного века Осип Мандельштам в очерке‑воспоминании «Начальник порта» [6, с. 52]. Мандельштам немного ошибся: Михаил Николаевич Сарандинаки был директором феодосийской гидрометеорологической станции, со дня её основания до 1917 года.

Подобно Флоренции времён Возрождения Феодосия излучала особого рода флюиды. Город камерный и неброский, в сравнении с шумной соседкой Ялтой, притягивал к себе людей искусства: вдохновлял и располагал к творчеству признанных мастеров, открывал дар к живописи и поэзии у людей прозаических профессий. «Cам полицмейстер однажды писал драму. Директор Азовского банка – Мабо был более известен как поэт. Когда Волошин появлялся на щербатых феодосийских мостовых в городском костюме: шерстяные чулки, плисовые штаны и бархатная куртка, – город охватывало как бы античное умиление, и купцы выбегали из лавок» [6, с. 52].

Гостеприимный Максимилиан Волошин пригласил на лето в Коктебель сестёр Цветаевых. Приехав в Феодосию впервые в 1911 году, Марина и Анастасия пленились белым городом у лукоморья и навсегда полюбили непричёсанную красоту Восточного берега Крыма. В доме у Волошина Марина Цветаева встретилась с будущем мужем Сергеем Эфроном, познакомилась с Мандельштамом и Бальмонтом. Через два года сёстры приехали в Феодосию снова, на этот раз с мужьями.

Курортный сезон в Феодосии и Коктебеле изобиловал развлечениями. Для отдыхающих устраивали коллективные прогулки, пикники, экскурсии. Некоторые мероприятия имели благотворительные цели: в пользу Общества спасания на водах, созданного и руководимого М. Сарандинаки, коктебельского Общества курортного благоустройства. Приезжие знаменитости и местные таланты музицировали, читали стихи, ставили спектакли на открытом воздухе и на дачах.

Поэтический дебют Марины Цветаевой в Феодосии состоялся в канун нового 1914 года на балу, организованном феодосийским отделением Общества спасания на водах. Цветаева прочла стихотворения «Аля» и «Генералам двенадцатого года», посвящённые дочери и мужу. В дневнике она записала: «30‑го мы выступали с Асей на балу в пользу погибающих на водах» [7, с. 505].

В Крыму Цветаева близко сошлась с внуками Айвазовского – семьями Латри, Лампси и родственницей художника Н. А. Айвазовской. На её домашних литературно‑музыкальных вечерах читали стихи не только приезжие знаменитости, но и феодосийские поэты – Василий Дембровецкий и Михаил Сарандинаки, исполняли романсы Ариадна Латри и Пётр Лампси. Острая на язык Марина Ивановна в письмах Сергею Эфрону о местных талантах отзывалась весьма иронично: «Стихи по сто строк, восхитительные канцелярские почерка. Мелькают имена Сарандинаки, Лампси, Полуэктовой» [8, с. 72].

Открытый 22 июля 1912 года в Коктебеле пост Общества спасания на водах был передан «в заведывание» Максимилиану Волошину. Вместе с А. Толстым поэт установил на берегу столбы‑метки. Вечером «в 18 ч 30 мин из Феодосии на пароходике “Кафа” прибыли участники морской прогулки, организованной Об‑вом. В импровизированном концерте выступили МВ (М. Волошин – Е. В.), Толстой, Ю. Ракитин, Е. Кузьмина‑Караваева. В пикнике участвовали также Белкин, Лентулов, Попова, С. Толстая и прочие коктебельцы, а также организатор прогулки М. Сарандинаки и капитан “Кафа” С. Н. Дементьев. В 23 ч 30 мин – отплытие феодосийцев восвояси» [9, с. 302]. Волошин добросовестно относился к возложенным на него обязанностям, вёл наблюдения и регулярно посылал график температуры морской воды в Коктебеле Михаилу Сарандинаки [9, с. 415].

Творческий дух феодосийцев проявлялся не только на литературно‑художественных вечерах, но и в научно‑исследовательских работах: исторический очерк «Феодосия» директора Феодосийской мужской гимназии В. Виноградова, путеводитель «Спутник приезжего» журналиста В. Геймана, статьи по истории древней Киммерии гимназического учителя Л. П. Колли…

В первой половине июля 1914 года «…вышел из печати капитальный путеводитель “Крым”, выпущенный Об‑вом естествоиспытателей и любителей природы – в 700 с., с многочисленными иллюстрациями, 15‑ю картами и 9‑ю планами», – отметил в дневнике Волошин [9, с. 355]. Главу «Климат Крыма» для путеводителя написал М. Сарандинаки. Он провёл подробный анализ 10 климатических районов полуострова, сопоставив температурные показатели, влажностные характеристики и значения атмосферного давления за несколько десятков лет.

Весной 1916 года к сложившейся поэтической компании присоединилось новое лицо. Начальником Феодосийского торгового порта был назначен Александр Александрович Новинский. Капитан 2‑го ранга оказался большим ценителем поэзии. Он предложил создать в Феодосии литературно‑художественное общество, чтобы «содействовать распространению литературного и художественного образования в населении и среди своих членов» [10, с. 82]. Устав был утверждён в марте, организационное собрание общества «Киммерика» прошло в октябре 1916 года в здании управления порта. В президиум были избраны 14 человек, в том числе Волошин, Новинский, Сарандинаки. Собравшиеся наметили работу четырёх секций: литературной, драматической, музыкальной и художественной.

Идею Михаила Сарандинаки создать в Феодосии отделение Крымско‑Кавказского горного клуба поддержали друзья‑единомышленники [11]. По плану организаторов работа клуба должна была вестись по разным направлениям – проведение экскурсий, создание библиотеки, формирование музейных коллекций, занятия фотографией, чтение лекций. Председателем правления клуба был избран журналист и краевед В. Д. Гейман. Товарищем председателя и председателем музейной секции стал сам Михаил Николаевич. Его сестра Вера Николаевна возглавила работу ботанической секции. Историко‑археологической комиссией руководил главный врач Феодосийского карантина К. А. Белиловский, в экскурсионной секции председательствовал начальник порта А. А. Новинский. Влюблённые в свой край энтузиасты с азартом занялись разработкой маршрутов экскурсий для школьников и взрослых, чтением лекций, сбором музейных коллекций. На первые экскурсии в Коктебель и на Кара‑Даг, состоявшиеся 28 августа 1916 года, через три недели после открытия клуба, собрались 130 человек. С Коктебелем гостей знакомил Волошин, а на Кара‑Даге принимал директор биологической станции А. Ф. Слуцкий.

Помимо клуба, по предложению Сарандинаки, был открыт на метеорологической станции типолитографический центр, издававший не только профессиональные диаграммы и изотермы, но также картографические материалы, книги и гравюры.

В октябре 1916 года Сарандинаки презентовал Волошину свой поэтический сборник «Этюды. 1901–1916», снабдив дарственной надписью: «С душевной благодарностью за внимание» [9, с. 412]. Михаил Николаевич восхищался поэтическим даром Волошина и посвятил ему стихотворение, начинающееся словами: «Твои стихи – гармония понятий» [12].

О поэте Михаиле Николаевиче Сарандинаки вспомнили в 2000 году. Рукописный сборник его стихов фронтовик Н. К. Красноголовый передал крымскому краеведу Е. В. Скрябиной. Пережив Гражданскую и Великую Отечественную войну, блокнот в холщёвом переплёте чудом остался жив. Когда‑то владелец блокнота помимо стихов записывал в него свой дневник. Страницы с личными записями были вырезаны, на остальных сохранились 55 стихотворений, написанных в разные годы. Мелодичные стихи‑песни, поучительные басни, остроумные травести, грустные элегии. Вдохновлённая стихами, Елена Валерьевна провела журналистское расследование и на страницах альманаха «Крымский альбом» рассказала о незаслуженно забытом поэте‑метеорологе [13, с. 160–170].

При жизни Михаила Николаевича были изданы две книжки его стихов – «В пользу жертв войны. Этюды. 1914» и «Этюды. 1901–1916». Подобно стихам из холщёвого блокнота, они проникнуты грустью. Возможно, печаль была постоянным спутником его души.

Весной

Весной ласкает небо взор,

Природы южной воздух чистый

И зелени ковёр душистый,

И синева прибрежных гор.

К вершинам их морской туман

Восходит, тихо поднимаясь,

А тучи, быстро собираясь,

Готовят серый караван.

И, распрощавшися с горами,

Уходят тучи в дальний путь,

Чтоб подарить земную грудь

Своими мощными слезами [14, с. 27].

Некоторые стихи из сборников имеют посвящения: «сестре Верочке», «сестре Марии». Другие – о дорогих сердцу местах: «Ростов», «Маргаритовка», «Феодосия», «Коктебель», «Карадаг». Названия «Мысли вдовы», «Мысли раненого», «В лазарете», «Два кладбища», «Боевому товарищу», «Похороны», «Экипажу Паллады» и «Героям “Стерегущего”» говорят сами за себя. Пафосно‑патриотично звучит «Не боя жаждала Россия…»:

Не боя жаждала Россия,

Не проливать хотела кровь,

Завет ей начертал мессия,

Её мечта была любовь.

Под сенью мирного покрова

Она стремилась процветать

И ласкою родного крова

Своих сынов оберегать.

Но враг нарушил мир спокойный

Своею дерзкою рукой,

И поднялся наш витязь стройный

Отмстить ему за свой покой,

И он войною нелюбимой

Идти на рать собрался вновь,

Чтоб возвратить земле родимой

Святую, тихую любовь [14, с. 61].

«Вся чистая прибыль» от издания военного сборника по желанию автора была передана «на нужды раненных воинов и семейств убитых на войне, в лазареты Красного Креста и лазареты других организаций» [13, с. 68].

В первых числах января 1917 года свет увидел особый номер студенческой газеты «Гаудеамус» с произведениями М. Волошина, М. Сарандинаки, П. Лампси, Г. Полуэктовой [9, с. 416]. Михаил Николаевич Сарандинаки удивительно органично сочетал в себе «физика» и «лирика»: писал хорошие стихи и был высокопрофессиональным инженером.

Окончив семь классов в реальном училище Воскресенского, одном из лучших средних учебных заведений Москвы, Михаил поступил в Институт инженеров путей сообщения в Петербурге [15, л. 200–200 об.]. В 1899 году Сарандинаки получил звание инженера путей сообщения, чин коллежского секретаря и должность в управлении работ недавно построенного феодосийского порта [16].

Женился Михаил рано, студентом. В мае 1898 года Михаил Сарандинаки и Евгения Фоллендорф венчались в греческой Константино-Еленовской церкви Таганрога [17, л. 161 об. – 162]. Познав в юности счастье, Михаил Николаевич рано познал и горе. Через три года Евгения умерла от воспаления почек [13, с. 164]. Память о первой любви Михаил Николаевич пронёс через всю жизнь.

В Феодосии молодой инженер скоро был повышен в должности и стал начальником сооружений порта, а затем производителем работ. Позже к Феодосийскому добавились Керченский, Ялтинский, Темрюкский, Севастопольский и Алуштинский порты. Возглавив в 1909 году открывшуюся в Феодосии гидрометеорологическую станцию, Михаил Сарандинаки начал работать над организацией Центральной гидрометеорологической станции Азовских и Черноморских портов. После долгих хлопот в 1913 году станция, расположившаяся в специально построенном для неё здании на Александровской площади, начала принимать метеопрогнозы. Михаил Николаевич продолжил и развил дело метеостанциями в 34 портах. По показаниям собственных приборов и телеграфным извещениям составлялись и печатались бюллетени и синоптические карты, после чего сведения отправлялись обратно в порты Азово‑Черноморского района.

Август 1914 года русская научная общественность ждала с нетерпением. Полоса полного солнечного затмения, предсказанного астрономами, должна была пересечь европейскую часть империи. Самое продолжительное полное затмение – 2 минуты 16 секунд – ожидалось над Феодосийским заливом. Готовясь к грядущему событию, М. Н. Сарандинаки обратился «…к начальнику Одесского почтово‑телеграфного округа с просьбой о содействии по устройству в Феодосии радиостанции для производства опытов над передачей радиотелеграмм» [18, с. 12]. Главное управление почт и телеграфов поддержало ходатайство Сарандинаки, и после разрешения министра внутренних дел в Феодосии был открыт Межведомственный радиотелеграфный комитет. Он стал третьим центром в России, после центров при Академии наук и Русском физико‑химическом обществе.

Как и отец, Михаил Николаевич состоял членом Русского географического общества, занимался народным образованием – был членом Феодосийского училищного совета, Общества вспоможения бедным учащимся в мужских и женских училищах, представлял Феодосию в уездном отделении Таврического епархиального училищного совета [19, с. 195, 201]. По примеру отца содействовал открытию отделений Общества спасания на водах и организовал школу плавания при Обществе. Имел чин надворного советника и неоднократно избирался в гласные городской думы, почётным мировым судьей. Поддерживал связь с исторической родиной – был греческим вице‑консулом и исполнял обязанности церковного старосты в старейшей церкви Феодосии – греческой Введенской.

Профессионализм Михаила Николаевича коллеги ценили высоко и отзывались о нём как об очень культурном человеке, «осведомлённым в климатологии, океанографии и геологии Крыма» [20, с. 36].

Зачастую у него просили поддержку по вопросам, не связанным с профессиональной деятельностью. В письме‑отчёте Феодосийского музея древностей Одесскому обществу истории и древностей приводится эпизод, случившийся в 1906 году. Когда случайно со дна морского были извлечены пять древних амфор, хранитель музея Л. П. Колли обратился «к управлению Феодосийск<ого> порта, к симпатичному и услужливому инженеру путей сообщения, господину Михаилу Николаевичу Сарандинаки» и «встретил полную готовность прийти на помощь» [21, л. 1–4].

На вид холёный аристократ, Михаил Николаевич был скромным и застенчивым человеком. Друзья любили его за доброту и душевную щедрость.

Скончался Михаил Николаевич Сарандинаки в Феодосии в ноябре 1917 года от сердечной болезни. Могила его неизвестна.

ВЕРА

Максимилиан Волошин был уверен: «Ни в одной стране Европы не встретить такого количества пейзажей, разнообразных по духу и по стилю и так тесно сосредоточенных на малом пространстве земли, как в Крыму. Даже в Греции не найдёшь такой сжатости» [22, с. 24].

Для специалиста‑ботаника Крым всегда являлся настоящим Клондайком, а Кара‑Даг редкой жемчужиной. Уникальность флоры Кара‑Дага связана с пограничным расположением.

К западу от потухшего древнего вулкана темнеют горные леса, к востоку раскинулись степные и полупустынные предгорья, к северу тянутся степи. На небольшой территории вокруг Кара‑Дага совмещены степная, лесостепная и лесная флоры. Из 127 видов эндемичных растений (встречающихся лишь в одном определённом районе мира) одна треть произрастает в районе Кара‑Дага. В Красную книгу Украины внесено 76 видов растений Феодосийского района, из них – 66 карадагских. Один из крымских эндемиков – кендырь крымский, растущий только на галичной полосе, длиной в километр, мыса Ильи у побережья Феодосии, – был найден известным ботаником Верой Николаевной Сарандинаки и за особую редкость внесён в Европейский Красный список.

Младшая дочь Николая Маргаритовича, Верочка, была отцовской гордостью. Любознательная и трудолюбивая, она блестяще училась и при выпуске в 1895 году из Донского Мариинского института благородных девиц была удостоена «всемилостивейшего награждения золотой медалью большого размера» [23, л. 6]. На следующий год в канцелярии управления Харьковского учебного округа «девица Сарандинаки» получила свидетельство, «дозволяющее принять на себя звание домашней наставницы» [23, л. 7] с правом преподавания изученных ею предметов.

После кончины отца Вера продолжила его работу на метеорологической станции в Маргаритовке. В 1906 году «за оказанную науке и Обсерватории пользу» В. Н. Сарандинаки была утверждена Академией наук корреспондентом Главной физической обсерватории [24, с. 272].

С юных лет Вера увлекалась наблюдениями за природой. Мечты девушки сбылись, когда в Петербурге открылись Высшие женские естественнонаучные курсы. Основала их в 1903 году начальница женской гимназии Мария Александровна Лохвицкая‑Скалон «как подготовительные для лиц, желающих поступить в женский медицинский институт или желающих заниматься преподаванием естествознания». На курсах Лохвицкой‑Скалон преподавал ботанику приват‑доцент В. Л. Комаров [51].

Чтение лекций по проблемам видообразования в Петербургском университете и на естественнонаучных курсах учёный совмещал с работой консерватора в Императорском Ботаническом саду. Заметив незаурядные способности и увлечённость наукой курсистки Сарандинаки, он пригласил Веру на работу в гербарий Ботанического сада. Прирождённый ботаник‑систематик, Вера Николаевна часами с энтузиазмом составляла гербарии, определяла растения, дополняла справочники, записывала сводки экспедиций. В письме брату Михаилу она с восторгом писала: «Новая моя работа настолько интересна, что я иногда сожалею, что приходится уходить из гербария и библиотеки, а нельзя там поставить складную кровать и работать до поздней ночи [24, с. 272].

Свою любовь к ботанике Вера Николаевна Сарандинаки делила между степным раздольем родного Приазовья и уникальным природным миром Кара‑Дага. В Петербург с каникул она никогда не возвращалась с пустыми руками. Собранные во время летних экспедиций гербарные материалы пополняли коллекции Ботанического сада. Первая печатная работа молодого учёного «Материал для флоры окрестностей с. Маргаритовки» увидела свет на страницах «Русского ботанического журнала», а затем вышла отдельной брошюрой [25].

Список растений, собранных вблизи Маргаритовки, Вера Николаевна сопроводила описанием природы края.

«В ботаническом отношении окрестности Маргаритовки могут быть подразделены на несколько неравных частей, имеющих совершенно различный характер растительности.

Самой интересной для изучения, конечно, является степь, так называемая «целина»; затем 2) берег рр. Мокрый и Сухой Чумбур, 3) поля, находящиеся под посевом различных хлебных злаков, 4) поля, отдыхающие от прошлогоднего посева, так наз. «толока», и, наконец, 5) Чумбурская коса. <…> Чумбурская коса как бы повторяет в миниатюре растительность всех окрестностей, но даёт ещё свою особенную, а именно береговую и песчаную.

<…> Ковыльная степь – целина кажется при первом взгляде однообразной равниной, имеющей монотонный и скучный вид, особенно летом от июня до сентября. Но стоит только присмотреться более внимательно к поверхности степи, чтобы ясно заметить её волнистость, особенно хорошо заметную весной и после сильных дождей.

<…> Вся поверхность степи изрезана мелкими балочками, которые впадают в более глубокие; последние в свою очередь соединяются с ещё более углублёнными и т. д., так что получается как бы система сухих речек и рек, впадающих в конце концов глубокой балкой прямо к морю или же такая балка приводит к настоящей степной реке» [25, с. 3–4].

Другой известной работой В. Н. Сарандинаки стал систематический список растений, собранных ею в феодосийском лесничестве и окрестностях города Феодосии в 1903–1913 годах, с географическим и историко‑геологическим описанием Восточного Крыма [26].

В Ботаническом саду Вера Николаевна работала до 1917 года. Затем переехала в Феодосию и следующие пять лет собирала научные коллекции для музеев Таврического сада АН СССР (бывшего Императорского). Поступив в 1923 году на Карадагскую научно‑биологическую станцию, В. Н. Сарандинаки прошла путь от ассистента до заведующей станцией и заместителя директора по научной работе. Она также состояла членом Московского общества испытателей природы, Русского (позже Всесоюзного) ботанического общества, Всесоюзного географического общества: писала по их поручению статьи, собирала коллекции, проводила опыты.

Полностью сосредоточившись на исследовании флоры восточной части полуострова, Вера Николаевна составила список из 997 видов, произрастающих там, с указанием их морфологических характеристик, местонахождения и физико‑географических особенностей края [24, с. 273].

Научную работу В. Н. Сарандинаки совмещала с педагогической – преподавала ботанику в Феодосийском институте народного образования, читала лекции в педагогическом техникуме, Феодосийском народном университете, на курсах школьных работников. Ежегодно брала под свою опеку студентов‑практикантов со всего Советского Союза. Гости ценили её знания и радушный приём: «Ваше отношение – есть лучший образец того, как надо относится к общественной работе», – написал Вере Николаевне руководитель студенческой группы из Ленинграда [24, с. 274].

Вера Николаевна была первой, кто профессионально занялся изучением уникальной флоры Северного и Восточного Крыма. В коллекциях Ботанического сада БИН РАН и Никитского ботанического сада до сих пор хранятся более 20 000 (!) гербарных листов, собранных и обработанных В. Н. Сарандинаки.

Академик Комаров писал: «В. Н. Сарандинаки с момента окончания ею вуза занималась изучением растений Восточного Крыма и после более чем 20‑летней углублённой работы является теперь единственным в своем роде знатоком как дикорастущей флоры Крыма, так и культурных растений последнего. Собранные ею материалы дают много нового и ценного для науки» [24, с. 273–274].

Описанные Сарандинаки многочисленные представители флоры Крыма вошли в многотомные энциклопедические издания «Флора СССР», «Флора УССР», «Флора Крыма». Её работы служили материалом для ботаников, занимающихся сравнением растительного мира Крыма и Кавказа.

Делиться знаниями и любовью к краю, ставшему для неё родным, было потребностью души Веры Николаевны. Летом, в свободное время, она проводила экскурсии по Кара‑Дагу с учащимися школ, с отдыхающими из санаториев и домов отдыха, рабочими совхозов. На общественных началах читала лекции «Флора Карадага и его геологическое прошлое», «Леса Восточного Крыма», «Сосны и древовидные можжевельники Крыма», «Борьба растений за своё существование и самозащита у растений», «О растениях, вредных для сельского хозяйства», «Влияние почвенных вод и рельефа местности на изменение растительного покрова» и другие.

Её дар рассказчика коллеги высоко ценили.

«Мне очень хотелось бы Ваш рассказ о горах, просторах, теснинах, цветах и соснах внести хоть эскизно в протокол нашего вечера, благодаря Вам такого отрадного. Прошу Вас, напишите его в эти дни, пока Вы не ушли в Ваши горы», – просил Веру Николаевну в письме крымский ботаник, известный специалист по лекарственным растениям С. А. Дзевановский [24, с. 274].

Дружеские отношения связывали В. Н. Сарандинаки с Апполинарием Михайловичем Васнецовым, младшим братом известного художника. Остались письма Веры Николаевны, посвящённые его крымским полотнам «Карадаг» и «Солнечная корона», на котором живописец изобразил известное солнечное затмение августа 1914 года. Письмо В. Н. Сарандинаки Максимилиану Волошину хранится в его доме‑музее в Коктебеле.

В 1935 году Вера Николаевна вышла на пенсию, но долго без любимого дела усидеть не могла. Сразу после войны приступила к работе в Старокрымском лесхозе. Изучала состав и распределение древесных и кустарниковых пород, для крымских лесхозов составляла гербарии лесных пород, для их работников читала лекции и вела практические занятия, выступала на учительских конференциях, в колхозах и совхозах, по радио, писала статьи о природных богатствах Крыма, о лекарственных и ядовитых растениях.

«Работа моя была очень интересная и наполняла мою новую жизнь», – вспоминала о том времени Сарандинаки [24, с. 274].

Своей семьи Вера Николаевна никогда не имела, но одинокой себя не чувствовала. Подвижник в работе, она не думала о личном и в быту довольствовалась малым. Пережив войну, вместе со всеми возрождала Крым из разрухи. Пока были силы, поддерживала связь с научным миром, консультировала учителей и учеников, агрономов и врачей. Когда же одолела старость, о ней напрочь забыли и сослуживцы по лесничеству и биологической станции, и Академия.

Вместо положенной академической пенсии, которую в 1935 году выхлопотал для неё академик Комаров, Вера Николаевна получала 31 рубль в месяц и ютилась вдвоём с коллегой‑пенсионеркой в крошечном срубе с земляным полом, без света и воды. Обстановкой убогого жилища служили две кровати, два стула и стол. За каждое ведро воды старые женщины платили соседям.

Тревогу забила старинная приятельница Ольга Наумовна Полунина. Вдова настоятеля феодосийского собора Александра Невского навестила Веру Николаевну в Старом Крыму и, потрясённая увиденным, написала в Институт ботаники АН СССР. Возмущённое обращение к ботаническому сообществу возымело действие. Письмо из Академии наук переслали в Институт ботаники в Киеве. Последовала реакция: в Крым приехала парторг института Д. Н. Добрачаева. Она устроила скандал в горкоме партии в Феодосии и отчитала феодосийских краеведов. По её инициативе составили документ за подписью президента АН УССР академика Патона о пересмотре пенсии В. Н. Сарандинаки. Пенсию Вере Николаевне повысили и дали квартиру. К сожалению, жить в новом доме ей пришлось всего несколько месяцев. В 1963 году в возрасте 85 лет Вера Николаевна ушла из жизни. Местом последнего упокоения В. Н. Сарандинки стало кладбище в Старом Крыму.

В честь исследователя Крыма В. Н. Сарандинаки был назван эндемичный вид василька Centaurea sarandinakiae, открытый вскоре после её кончины. Он растёт на вулканических скалах и осыпях Кара‑Дага. Невысокий кустик с сизо‑зелёными прорезными листьями украшают тёмно‑розовые соцветия.

СЕРГЕЙ

Как и Михаил, младший Сергей решил пойти по стопам отца. Но в отличие от старшего брата, он мечтал трудиться на земле. Зона засушливого земледелия требовала применения современных агротехнических приёмов. Возделывать пашню, собирать и обрабатывать урожаи нужно было новыми машинами и механизмами, которыми пользовалась технически просвещённая Европа. Чтобы стать хозяином нового типа, он выбрал сельскохозяйственный институт.

Окончив основной курс реального училища в Ростове и седьмой дополнительный класс реального училища К. П. Воскресенского в Москве, Сергей направил документы для приёма в Московский сельскохозяйственный институт (МСХИ). Просьбу допустить к состязательным экзаменам он сопроводил пачкой свидетельств – метрическим, «докторским», приписным, о политической благонадёжности, Екатеринославского дворянского депутатского собрания о принадлежности к дворянскому роду прадеда и свидетельством о том, что С. Н. Сарандинаки состоит землевладельцем Ростовского округа Области войска Донского и из находящейся в общем владении при селе Маргаритовка земли наследников Маргарита Фёдоровича Сарандинаки «в количестве 5628 десятин владеет частью до 4000 десятин» [27, л. 16].

МСХИ был институтом молодым, но с историей. Образованный на месте Петровской сельскохозяйственной академии, он получил от неё в наследство не только фермы, лаборатории, ботанические сады, дендрарий и опытные станции, но и бунтарский студенческий дух. Осенью 1869 года в гроте Петровского парка революционер С. Нечаев подбил членов руководимой им группы «Народная расправа» на убийство слушателя академии С. Иванова. Спустя пять лет академию закрыли из‑за охвативших студентов революционных настроений. Чтоб изжить бунтарский дух, организованный вместо академии институт сделали учебным заведением с ограниченным доступом: преимуществом поступления в него теперь пользовались дети землевладельцев. Плата за обучение составляла 400 рублей в год.

Два отделения – сельскохозяйственное и сельскохозяйственное инженерное готовили агрономов и агрономов‑инженеров. Студенты в течение четырёх лет слушали курсы общих наук (физики, геологии, геодезии, ботаники, зоологии) и специальных (земледелия, зоотехники, сельскохозяйственной экономики, учения o земледельческих машинах). Курс обучения был сориентирован на подготовку служащих земских учреждений и управляющих имениями. Практику учащиеся проходили на опытных участках и фермах института и в частных сельских хозяйствах.

На время экзаменов Сергей остановился у дяди Якова Маргаритовича на Арбате. Яков Сарандинаки, кандидат историко‑филологического факультета Московского университета, вместе с женой Юлией Николаевной проживал в собственном двухэтажном особняке на Сивцевом Вражке и владел типографией [28, л. 1–4]. Среди соседей он слыл чудаком: был старомоден, не терпел нововведений и в своём доме не разрешал проводить электричество, пользуясь по старинке люстрами и бра со свечами. В издательском деле отдавал предпочтение религиозно‑философской литературе.

Сергей успешно выдержал вступительные экзамены и был зачислен в МСХИ. Студенты обязаны были жить в общежитии по соседству с учебным корпусом. Однако Сарандинаки добился для себя исключения из правил: бурная студенческая жизнь Сергею была не по душе, революционные взгляды однокашников чужды. Отказываться от барских привычек он не собирался, потому весёлой безалаберной студенческой жизни предпочёл комфортное проживание в номерах гостиницы «Россия» на Петровских линиях.

На летние каникулы Сергей поехал к брату Михаилу в Феодосию. Там тяжело заболел малярией и пропустил из‑за нездоровья следующий учебный год. Восстановился на втором курсе в 1904 году, но проблемы со здоровьем остались. К старому заболеванию добавилось новое: «им овладело беспокойство, охота к перемене мест». Занятия Сергей часто прерывал поездками то в Крым, то в Маргаритовку, то в Петербург, иногда в заявлении на отпуск писал просто: «в разные города России» [27, л. 26].

В дни декабрьского вооружённого восстания 1905 года институтскую усадьбу оцепили войска. На главное здание нацелили орудия, а у входа в общежитие был выставлен караул. Студенческое общежитие посчитали революционным очагом, и начальство распорядилось его закрыть вовсе.

В своих политических убеждениях Сергей походил на братьев отца. Как и следовало помещикам землевладельцам, они поддерживали русскую национальную идею: православие – монархия – народность, к социальным переменам относились настороженно, революционных настроений опасались.

Дядя Георгий (Егор) Маргаритович, окружной Таганрогский предводитель дворянства, возглавил в округе партию «Союз 17 октября» [29, с. 57]. На выборах в I Государственную Думу октябристы имели сильные позиции в Области войска Донского благодаря поддержке местных землевладельцев и, считая себя центристами, на деле выражали правые взгляды.

Убеждённый монархист и сторонник традиционных ценностей, Яков Маргаритович Сарандинаки с ростом революционных настроений в Москве и вовсе примкнул к крайне правым. С разрешения московского генерал‑губернатора он начал издавать с февраля 1906 года еженедельную газету «Русский стяг». Анонсированная как «политическая, общественная и литературная» [30, л. 2], газета превратилась в орган московского Союза русского народа, правомонархической (черносотенной) консервативной организации.

Решив сосредоточиться на занятиях, Сергей записался на инженерное отделение и учебный 1910 год провёл в занятиях на двух факультетах. Весной 1910 года сдал дипломную работу по сельскому хозяйству и уехал к брату в Феодосию. Диплом об окончании агрономического отделения попросил выслать почтой.

В Феодосии он принял решение, удивившее близких, о зачислении вольноопределяющимся на службу в Крымский конный Государыни Александры Фёдоровны полк, в эскадрон Её Величества. В январе следующего года младший унтер‑офицер Сарандинаки был переведён в 52‑й пехотный Виленский полк, успешно окончил курс полковой учебной команды, сдал экзамен на чин прапорщика, но в октябре 1911 года уволился в запас [31, л. 680–682]. Профессия военного оказалась не для него.

Революцию Сергей Николаевич не принял и, когда жар Гражданской войны докатился до южных рубежей империи, эмигрировал в Болгарию.

Первые беженцы начали прибывать в Болгарию осенью 1919 года. К 1923 году в Болгарском королевстве нашли приют около 35 тысяч россиян. Неоднородных по национальному и по сословному составу эмигрантов объединяла русская идея: «Прежде всего я русский, а потом – белорус, казак, украинец и т. д.». Единение помогало решать насущные задачи и питало надежду на возвращение.

Из сотен зарегистрированных в Болгарии русских эмигрантских организаций в 1920 году в Софии было образовано Общество единения русских. Для лучшей координации деятельности в 1923 году учреждено Объединение русских организаций и союзов в Болгарии. В 1929 году болгарское министерство внутренних дел зарегистрировало Центральное объединение русских общественных организаций и союзов. Секретарём бюро обоих Объединений был избран Сергей Николаевич Сарандинаки [32, с. 3].

Военные чины 1‑го Армейского корпуса Русской Армии, выведенной генералом П. Н. Врангелем из Крыма и нашедшей временный приют в Галлиполи, недалеко от Константинополя, образовали в Болгарии «Общество галлиполийцев». С Обществом был тесно связан Русский общевоинский союз (РОВС), объединивший военные и военно‑морские организации русской эмиграции в странах Европы и Америки и считавший себя преемником императорской армии и армий белых фронтов Гражданской войны. Общество галлиполийцев и РОВС имели свои печатные издания: в Софии издавался журнал «Галлиполийский вестник» (название с 1938 года).

Самая массовая эмигрантская организация РОВС с момента своего образования провозгласила непримиримую борьбу с коммунизмом, а её добровольцы вели подпольную работу в СССР и сражались против коммунизма в других странах. Деятельность союза финансировалась на пожертвования из «Фонда спасения Родины». В печати члены РОВС высказывали крайне негативное отношение к советской власти, не скрывая намерений её свержения. В программной брошюре, изданной великим князем Николаем Николаевичем, почётным председателем Союза, прямо говорилось: «Мы слишком много занимаемся гаданием о том, когда падут большевики, и слишком склонны обольщаться приятным для нас слухам... Подход не с того конца: не спрашивать надо – когда падут большевики, а соображать, как сделать, чтобы они пали» [33, с. 6]. Опасаясь ответных действий со стороны СССР, члены Союза конспирировали свою практическую деятельность.

Монархист по убеждениям, Сергей Николаевич Сарандинаки примыкал к радикальному крылу русской эмиграции. Мнение своё по политической ситуации и о задачах русских организаций за рубежом он высказывал не только на собраниях соотечественников, но и в печати. В 1938 году в журнале «Галлиполийский вестник» вышла его статья под названием «Ещё о Фонде спасения Родины». «Что для нас самое главное, если мы имеем ещё великое счастье быть русскими?» – задается риторическим вопросом автор. И далее отвечает: «Самое главное для нас, конечно, наша Родина – Россия и её спасение». Сарандинаки призывает от «слёз умиления» перейти к конкретным делам. Он уверен, что создать единую партию, объединяющую всех русских, не удастся. «Не стоит обольщать себя. А воз и ныне там. Напоминает басню Крылова. Остаётся только одно – жертвовать.

кто сколько может на общее дело спасения родины. Счёт этот по конспиративным соображениям опубликован быть не мог... Счёт этот будет представлен историей в лице эмигрантского внука и сына, который спросит своего дедушку и отца в дни, когда русскими людьми будет, наконец, изгнана из нашей Родины правящая там ныне международная банда, когда Россия будет спасена» [34, с. 22].

Слова, сказанные Сергеем Николаевичем Сарандинаки, звучали постоянным рефреном в статьях и выступлениях представителей первой волны русской эмиграции. «Наша лепта в “Фонд спасения Родины” не может быть велика, но её значение не в величине, как не важно и то, пудовую ли свечку ставит верующий в церкви. Надо объединиться в одном стремлении. Надо быть “братьями во Христе” любви к Родине. Вот долг эмиграции», – писал профессор‑славист А. Л. Погодин [33, с. 8].

На состоявшемся в 1938 году в Сремских Карловцах в Югославии Втором всезарубежном Соборе русской православной церкви с участием представителей клира и мирян С. Н. Сарандинаки представлял Болгарию [35, с. 8].

НИКОЛАЙ

Если Вера и Михаил в юности тяготели к естественным наукам, то старший брат Николай по складу ума был гуманитарий. В 1888 году он поступил в Московский университет на юридический факультет. Сохранилась его работа 4 курса «О ссылке» –описание пеницитарных систем, начиная с Древнего мира и заканчивая современной ему Россией [36, л. 1–65].

Когда в 1892 году начинающий юрист Сарандинаки детально описывал систему наказания в Российской империи, он и подозревать не мог, что спустя несколько десятилетий количество репрессированных – расстрелянных и заключённых в лагеря будет исчисляться миллионами, а его младший сын Всеволод на собственном опыте познает новую советскую систему исправления и наказания сограждан – сначала в тюрьме НКВД, потом в исправительно‑трудовом лагере.

Через год после окончания университета Николай Николаевич женился на Надежде Всеволодовне Макаровой, милой девушке, увлечённой музыкой. Семейное гнёздышко молодые свили в Ростове, в Ткачёвском переулке, 30. Очень скоро уютный дом Сарандинаки наполнился детским щебетом. Детей у Николая и Надежды Сарандинаки было пятеро: Мария (1895), Вера (1900), Маргарит (1902), Александра (1903) и Всеволод (1906).

Погружённый в семейные заботы, Николай Сарандинаки на службу поступил не сразу. Только в сентябре 1901 года Ростовское окружное избирательное собрание «большинством голосов при посредстве закрытой баллотировки» избрало «действительного студента Сарандинаки Николая Николаевича» участковым мировым судьёй [37, л. 176 об]. Проработав судьёй 7‑го Ростовского мирового округа менее года, он подал ходатайство об увольнении [37, л. 271]. Следующим местом службы Николая Сарандинаки стал Харьковский губернский земский комитет. Но и здесь он проработал недолго. Мягкий и неконфликтный Николай Николаевич неожиданно проявил твёрдость характера и принципиальность.

В 1901 году в Екатеринославе случилось происшествие, всколыхнувшее либеральную интеллигенцию. Председатель Екатеринославской губернской земской управы уволил нескольких работников статистического отдела за отказ вести дневники своих командировок. Земские служащие коллег поддержали и выступили с заявлением: «Преследуя фискальные цели, вы потребовали от екатеринославских статистов ведение дневников. Мы расцениваем это как установление оскорбительного полицейского надзора за работниками» [38, л. 5]. На чиновничий беспредел в Екатеринославе резонансом откликнулись госслужащие в других городах – Симбирске, Чернигове и Харькове – и отказались сотрудничать с екатеринославским земством. Харьковчане пошли дальше других и выявили в своих рядах соглядатаев Особого отдела полиции. Начался обмен ударами. Власть уволила вольнодумцев. Работники харьковского статистического бюро написали заявления о коллективной отставке. Придерживавшийся либеральных взглядов Николай Николаевич Сарандинаки уволился в знак протеста вместе с 30 товарищами по работе [38, л. 43].

Возможно, одним из самых запоминающихся событий в жизни Николая Сарандинаки стала поездка в Стародуб. В маленьком провинциальном городе Черниговской губернии собрались представители знатных малороссийских фамилий, чтобы получить свою долю наследства наказного украинского гетмана Павла Леонтьевича Полуботка [39].

Богатого и удачливого Полуботка царь Пётр заподозрил в измене и приказал заточить в казематы Петропавловской крепости. Гетман скончался от пыток, его недвижимое имущество было конфисковано. А вот золота, коим, по рассказам, владел черниговский полковник, царские эмиссары в вотчине Полуботка не нашли. По слухам, сын Павла Леонтьевича успел вывезти и положить под процент в одном из банков Англии 200 тысяч золотых монет. Вспомнили о легендарном золоте Полуботка почти через два века после его смерти.

В 1907 году о 15 миллионах наказного гетмана, хранящихся на берегах туманного Альбиона, написала киевская газета. В надежде узнать подробности потомки Павла Леонтьевича польских, украинских и русских корней начали осаждать редакцию. Для выработки общей позиции и плана действий профессор петербургской консерватории Александр Иванович Рубец предложил провести съезд всех наследников и 20 ноября 1907 года разместил в газете «Новое время» объявление: «Считаю своим долгом довести до сведения лиц, состоящих в близком или дальнем родстве с Павлом Леонтьевичем Полуботко (ошибка в написании фамилии автором заметки. – Е. В.), исправляющим должность гетмана Малороссии в 1722–1724 г., что после смерти названного гетмана Полуботко остался значительный капитал в Лондонском Государственном Казначействе, положенный им туда, сроком до востребования. Капитал этот наследниками П. Л. Полуботка не истребован, и в настоящее время возрос до 80‑ти миллионов фунтов стерлингов, или 800 миллионов рублей.

… Я почтительнейше и усердно прошу всех с нижепоименноваными фамилиями прибыть в город Стародуб Черниговской губернии 15‑го января 1908 года для совместного и всестороннего обсуждения мер к законному истребованию из Лондонского Государственного Казначейства капитала Полуботки». Дальше следовал список наследников, среди которых были именитые фамилии: графы Гудовичи, Рубцы, Лизогубы, Синегубы, Сологубы, Немирович‑Данченки, Гамалеи, Булацели, Самойловичи, Гудим‑Левковичи и многие другие.

Для обеспечения юридической стороны дела были приглашены адвокаты из Чернигова и Харькова. Мероприятие взяло под контроль жандармское отделение в Чернигове. Известный журналист Гиляровский разразился едким фельетоном.

Съезд именитых гостей пробудил провинциальный украинский городок от снежной дремоты. Понаехавшие наследники заняли все гостиницы, постоялые дворы и съёмные квартиры не только в Стародубе, но и округе. Ожидания и надежды наэлектризовали зимний воздух.

К огорчению большинства собравшихся, золото Полуботка существовало только на словах. Чтобы его найти и вернуть, предстояло проделать немалую работу. Наследники нервно требовали доказательств и свидетельств. Рубец вынужденно приоткрыл тайну и назвал своего агента в Лондоне, сообщившего подробности о вкладе гетмана. Напряжение схлынуло, и съезд выработал конструктивное решение.

Наследники избрали распорядительное бюро и казначея, а для покрытия расходов задуманного предприятия собрали взносы. Минимальная сумма составляла 10 рублей. В изданном отдельной брошюрой «Отчёте казначея распорядительного бюро по делу об отыскании наследства Гетмана Полуботко» названы 612 человек, внёсших рублевые вклады в общее дело. Среди них – Николай Николаевич Сарандинаки.

На съезд в Стародуб он приехал не как потомок малороссийского гетмана, а как семейный адвокат. Дело в том, что двоюродный брат Юрий Георгиевич Сарандинаки был женат на Марии Васильевне Гудима [40, л. 60–60 об]. В списке наследников гетмана Н. Н. Сарандинаки соседствовал с Матвеем Васильевичем Гудимом, братом Марии Васильевны.

Свой древний род Гудимы вели от одного из казацких старшин. В XVII веке одна из ветвей Гудимов, соединившись с Левковичами, дала начало новой дворянской фамилии Гудим‑Левковичи, породнившейся с Полуботками.

Наделив полномочиями для ведения дел в Лондоне графа Капниста и литератора Кулябко‑Корецкого, участники съезда разъехались по имениям и городам.

Назначенные представители потомков в Лондоне побывали, однако наследство Полуботка на родину вернуть не смогли. Не потраченные из общей казны деньги отправились по обратным адресам.

Можно сказать, что история, всколыхнувшая сотни благородных семейств, канула в Лету, если бы не дотошные генеалоги, пытающиеся до сих пор распутать затейливые родственные хитросплетения, да попытки официальных властей сначала СССР, а теперь независимой Украины найти легендарные миллионы.

Спустя полгода после памятной поездки в Стародуб потомственный дворянин Николай Николаевич Сарандинаки в возрасте сорока лет скончался в родной Маргаритовке от брюшного тифа [41, л. 163 об.–164]. Надежда Всеволодовна осталась одна с пятью детьми. Старшей Марии было тринадцать, младшему Всеволоду всего два.

Дети Маргарит и Мария требовали особого внимания: оба страдали психическими заболеваниями. Несмотря на недуг Мария окончила 7 классов гимназии С. Я. Любимовой и восьмой – Екатерининской гимназии в Ростове‑на‑Дону. Специальностью выбрала русский язык и в 1915 году послала документы на историко‑филологический факультет Высших женских курсов М. Герье в Москве [42, л. 1]. Учиться девушке, к сожалению, не пришлось. Мария в 1916 году была определена на лечение в психиатрическую лечебницу доктора Платонова в Харькове [43, л. 1]. В переписке с харьковским губернатором Надежда Всеволодовна, назначенная попечительницей дочери, просила разрешить оплачивать лечение с доходов от доли Марии в имении Маргаритовка, «находящемся в общей собственности её детей и других сонаследников» [43, л. 2]. Умерла Мария в 1921 году.

ВНУК

Настоящие испытания семью Сарандинаки ждали впереди. Когда в 1917‑м в столицах сменилась власть, брат Николая Маргаритовича Яков перебрался из Москвы в Таганрог. Ситуация безнадёжной ему не казалась, и он с энтузиазмом занялся любимым делом: организовал в Таганроге религиозно‑философское общество. Завсегдатаем собраний нового общества сделался известный историк и литератор П. П. Филевский [44]. Когда же в Таганроге стало горячо, Яков Сарандинаки перебрался в Крым, в собственное имение. Умер в разгар Гражданской войны, не выдержав навалившихся испытаний. Племянники Николая Маргаритовича Григорий и Николай Георгиевичи оказались более прозорливыми и успели покинуть Россию до установления власти большевиков. Дочь Мария Николаевна, напротив, уехала после революции в Петроград. Там в 1918 году она скончалась и была похоронена на Новодевичьем кладбище [45, с. 367].

С отъездом Марии Николаевны за хозяйку в Маргаритовке осталась Надежда Всеволодовна. Крестьяне, воодушевлённые революционными призывами, принялись громить усадьбу.

С возвращением казаков прежний порядок удалось ненадолго восстановить. После того, как на Дону весной 1920 года окончательно утвердилась советская власть, на оставшихся в России членов семьи Сарандинаки легло несмываемое пятно – «из помещиков‑дворян».

Всеволод решительно порвал с семейным прошлым и вступил в новую жизнь. Сначала подросток два года трудился в сельскохозяйственной коммуне, образованной в фамильном имении, затем, в 1920 году, скрыв возраст и происхождение, записался в Красную Армию [46, л. 15].

Дивизия, в которую попал Всеволод Сарандинаки, была сформирована осенью 1918 года (на этот момент она называлась 2‑й Николаевской пехотной). Под командованием Василия Чапаева её бойцы отличились в боях с белоказаками на Урале. Летом 1919 года дивизия была переименована в 22‑ю стрелковую и переброшена на Южный фронт. Сражалась в Донской области под станицами Михайловская, Усть‑Хоперская, Вёшенская (сентябрь – октябрь 1919), участвовала в Доно‑Манычской и Тихорецкой операциях (январь – февраль 1920), освобождала Екатеринодар (март 1920), вела бои под Новороссийском. Весной 1920‑го ей была поручена охрана Чёрного и Азовского морей. В августе – сентябре того же года боролась с бандитизмом на Кубани. За разгром частей армии Врангеля в 1920 году в районе станицы Таманской дивизия получила название «Краснодарской». После окончания Гражданской войны 22‑я дивизия разместилась в Краснодаре.

Зачисленный в 1920 году в роту конвойной стражи 22‑й стрелковой дивизии красноармеец Сарандинаки стал свидетелем, а порой и участником жестоких расправ с белогвардейцами и казаками: он охранял заключённых и конвоировал их на расстрел. Рядом с ним постоянно ходили страх и смерть.

В армии Сарандинаки вступил в комсомол. Несмотря на домашнее образование, среди рядовых бойцов РККА он выделялся знаниями и способностями. Начальство, оценив перспективу, командировало его в Военно‑политическую школу Северо‑Кавказского военного округа. На курсах в Краснодаре в 1925 году Сарандинаки вступил в ряды ВКП(б) и, вернувшись в часть, был назначен помощником политрука.

Знакомство с преподавателем истории партии военно‑политической школы Яковом Васильевичем Ронисом изменило судьбу Всеволода. Когда в 1926 году в воинских частях проходила чистка партийных рядов, на политрука конвойной роты Сарандинаки поступил донос: из дворян, отец – крупный адвокат, бабушка – помещица. За сокрытие происхождения на окружной партийной конференции Сарандинаки исключили из партии. Заступился за бывшего курсанта Ронис, и Всеволода восстановили. Спустя год история повторилась, и опять, благодаря помощи Рониса, Сарандинаки отделался выговором. Вскоре при роте организовали библиотеку, а Всеволоду поручили ею заведовать. Всё тайное становится явным. Опасения Всеволода сбылись в 1929 году, и библиотекарь 5‑й отдельной конвойной роты войсковой конвойной стражи Сарандинаки был исключен из рядов ВКП(б) и РККА [47, л. 228].

В поисках работы Сарандинаки в 1931 году отправился в Москву. В столицу к этому времени перебрались его родные. Мать, Надежда Всеволодовна, жила вместе с дочерью Александрой и преподавала музыку. Муж Александры, Михаил Мещеряков, уроженец Таганрога, имел за плечами боевую биографию. Воевал в Первую мировую, был трижды ранен, награждён Георгием четырёх степеней. После Февральской революции избран сначала членом ротного, потом батальонного, полкового, дивизионного, корпусного комитетов, а в октябре 1917‑го назначен комиссаром 37‑го армейского корпуса. Вступил в Красную Армию в марте 1918‑го и участвовал в подавлении восстания левых эсеров в Москве (1918) и в обороне Петрограда (1919). После Гражданской преподавал пулемётное дело и командовал взводом Майкопских курсов командного состава, в 1923–1925 годах служил инструктором пулемётного дела при Таганрогском военном комиссариате. Демобилизовавшись, переехал в Москву и вместе с женой поступил работать на Московский электрозавод.

Вторая сестра, Вера, была дважды замужем. После гибели первого мужа, белого офицера, она вышла замуж за товарища Трандина и работала на заводе.

Всеволод тоже поступил на электрозавод. Однажды на улице он встретил своего бывшего преподавателя Рониса и благодаря его протекции устроился преподавателем общественных наук на рабфак при Московском энергетическом институте. Успешно сдав вступительные экзамены, Всеволод поступил на вечерний философский факультет Института красной профессуры (ИКП).

Отношения ученика и учителя очень скоро переросли в дружеские. Не имея хороших знакомых в Москве, Всеволод стал часто захаживать к Ронису в гости. Якову Васильевичу нравилась увлеченность Всеволода философией. Он снабжал его книгами и помогал вечно нуждающемуся Сарандинаки деньгами. Правда, Всеволод в долгу не оставался и всегда возвращал одолженное.

К этому времени устроилась семейная жизнь; он женился, родился сын.

Чистку партийных рядов 1933 года Сарандинаки прошёл успешно. В ИКП молодой человек сблизился с преподавателем диалектического материализма Георгием Дмитриевым. Бывший полковой комиссар был известным философом: помимо работы в ИКП возглавлял кафедру диалектического материализма в Военно‑транспортной академии РККА, являлся действительным членом Института философии, много выступал с докладами.

Обстановка в стане философов с момента утверждения советской власти постоянно менялась. После периода жестоких преследований философов‑идеалистов подул ветер перемен. Открытый во второй половине 1920‑х годов Институт философии предоставлял свою трибуну для дискуссий представителям различных материалистических школ. На квартире у Дмитриева собирался философский кружок; часто разгорались научные споры; коллеги и студенты скрещивали шпаги в философских баталиях. Образованный, имевший свои собственные философские суждения, высказывавший смелые, порой критические мысли о советской действительности, Всеволод был желанным гостем на философских вечеринках.

В начале 1930‑х годов «с утверждением тиранического полновластия Сталина был установлен канон философского текста, который перестал быть философским по существу, т. е. не был уже результатом честного и свободного движения мысли. <…> Философские тексты превратились в набор ритуальных формул» [48, с. 122]. Сотрудники Института философии, позволявшие себе собственные взгляды, начали преследоваться. Быть истинным философом становилось опасным. «Формы доносов были многообразны: выступление на партсобрании, экспертное заключение по заданию партийных органов или органов безопасности, коллективные осуждения» [48, с. 123]. Выступивший против монополии в советской философии группы «Митина – Юдина», Дмитриев в мае 1936 года был арестован, его философский кружок разогнан, а сам Георгий Фёдорович поплатился жизнью (расстрелян в октябре 1936‑го).

На смену короткой светлой полосы в жизни Всеволода Сарандинаки сначала пришла полоса серая, затем наступила непроглядная тьма. Его стали мучить параноидальные мысли. К вечной боязни разоблачения добавился страх ареста. Ушла, забрав сына, жена. Из‑за психического расстройства работу и учёбу в институте он продолжать больше не мог. В 1934 году Сарандинаки вышел на пенсию по инвалидности: с медицинскими документами помог, как всегда, Ронис.

Тяжёлые времена наступили и у родственников.

Состояние брата Маргарита сильно обострилось и он был помещён в дом для душевно больных. Сестёр исключили из партии «за скрытие социального происхождения». После того, как муж Веры Николаевны Трандиной (Сарандинаки) был осуждён в 1936 году на 10 лет, её в административном порядке выслали из Москвы.

С гибелью Г. Ф. Дмитриева арест Всеволода стал неизбежным. Он предпринял попытку уехать из Москвы, но, не выдержав одиночества, вернулся. Ночами мучали кошмары, вздрагивал от каждого телефонного звонка, прислушивался к звукам за входными дверями. Вторая жена Александра Василенко, почувствов скорый финал, ушла.

Однако на дно Всеволода Сарандинаки потащил за собой не Дмитриев, а Ронис. Арестованный в начале лета 1938 года Ян (Яков) Васильевич Ронис признался в принадлежности к правотроцкистской группировке и, допрошенный с пристрастием, оговорил себя и своих знакомых. Протокол допроса Рониса приложен к спецсообщению Л. Берия Сталину от 21.10.1938 [49, с. 568–576].

За Всеволодом Сарандинаки пришли 27 августа 1938 года. Согласно предъявленному обвинению, завербованный Я. В. Ронисом «Сарандинаки Всеволод Николаевич, являясь враждебно настроенным к ВКП(б) и советской власти, занимался шпионской деятельностью, добывая сведения о политических настроениях населения г. Москвы, особенно касаясь вопроса отношения населения к недостатку некоторых товаров широкого потребления. Вращаясь среди интеллигенции, Сарандинаки собирал сведения o политических настроениях последней, а также отражал некоторые факты экономического положения студентов и рабочих, которые передавал резиденту латышской разведки» [46, л. 120]. Знакомство с Г. Дмитриевым тоже не прошло мимо бдительных чекистов. «Кроме того, он был связан с бывшим преподавателем философской школы ИКП Дмитриевым, бывал у него дома, вёл контрреволюционные разговоры» [46, л. 120].

Арестованного Всеволода Николаевича поместили в Бутырскую тюрьму. На допросах Сарандинаки вину не признавал и подписывать протоколы категорически отказывался. Во время следствия он проявлял признаки душевного расстройства и был направлен на освидетельствование в институт имени Сербского. Судебно‑психиатрическая экспертиза душевных заболеваний у Сарандинаки не признала. Обвинение и приговор он заслушал на родине, в тюрьме Таганрога. Особое совещание при Народном комиссаре внутренних дел СССР 19 ноября 1940 года постановило: «Сарандинаки Всеволода Николаевича как социально‑опасный элемент заключить в исправительно‑трудовой лагерь сроком на пять лет, считая с 27 августа 1938» [46, л. 124].

Наказание Всеволод Николаевич отбыл в 1942 году. С приговором не смирился и написал жалобу на пересмотр дела, «мотивируя тем, что он не виновен». Ответ был предсказуем: «Жалобу оставить без удовлетворения».

ПОСЛЕСЛОВИЕ

25 декабря 1955 года Военная прокуратура Московского военного округа отменила постановление Особого совещания при НКВД СССР от 19 ноября 1940 года и прекратила дело в отношении В. Н. Сарандинаки. Во исполнение розыска и для вручения справки о реабилитации были посланы в адресные столы письма с пометкой «срочно». Однако ни в Москве, ни в Московской области адресат не проживал.

О судьбе сына Всеволода Николаевича никаких сведений нет.

Зять Николая Николаевича Сарандинаки – уроженец Таганрога Михаил Мещеряков пошёл на фронт в 1941‑м и в августе получил тяжёлое ранение под Добрушем. Выйдя из госпиталя, командовал сначала 971‑м стрелковым полком, затем 136‑й стрелковой дивизией. Участвовал в Сталинградской битве, отличился в ходе Львовско‑Сандомирской операции. За умелое командование дивизией и проявленное мужество М. М. Мещерякову присвоено звание Героя Советского Союза. Его фронтовые дороги закончились в Берлине. После войны он работал специальным корреспондентом журнала

«Военный вестник», служил военным советником в Монголии, с 1950 по 1958‑й – начальником Сталинградского суворовского военного училища. Умер генерал‑майор Мещеряков в 1970 году и похоронен вместе с женой Александрой Николаевной Мещеряковой‑Сарандинаки, скончавшейся в 1953 году, на Ваганьковском кладбище.

Как сложилась после 1938 года на чужбине жизнь Сергея Николаевича Сарандинаки, неизвестно.

Летом 2007 года агенство «Крымские новости» сообщило об открытии в зале отдела природы Феодосийского краеведческого музея выставки, посвящённой учёному‑ботанику Вере Николаевне Сарандинаки. На выставке были представлены архивные документы, печатные издания из фондов музея, которые знакомили с научной деятельностью В. Н. Сарандинаки, исследователя флоры юго‑восточного Крыма начала XX века [50].

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Соколов И. П. Общество спасания на водах // Дон. временник. Год 2013‑й. Вып. 21. С. 66–70.

2. Высоцкая Е. П. Одиссея Маргарита Блазо // Там же. Год 2014‑й. Вып. 22. С. 70–82.

3. Памяти Николая Маргаритовича Сарандинаки / сост. М. Н. Сарандинаки. М. : Т‑во скоропеч. А. А. Левинсона, 1897.

4. [Богачёв В. В.] Очерки географии Всевеликого Войска Донского / Изд. отд. нар. просвещения Всевел. Войска Дон. Новочеркасск : Тип. Упр. артиллерии. В. В. Д., 1919.

5. Перечень награждённых знаками отличия Русского географического общества (1845– 2012) // Pandia.ru: энцикл. знаний. Режим доступа: www.pandia.ru/text/77/502/32928.php

6. Мандельштам О. Э. Соч. : в 2 т. Т. 2. М. : Худож. лит, 1990.

7. Цветаева А. Воспоминания. М. : Сов. писатель, 1983.

8. Серебряный век в Крыму : взгляд из XXI столетия : Материалы Третьих Герцык. чтений в г. Судаке 12–15 сент. 2003 г. / сост. Т. Н. Жуковская, Е. А. Калло; Дом‑музей Марины Цветаевой, Крым. центр гуманитар. исслед. М. ; Симферополь ; Судак, 2005.

9. Купченко В. П. Труды и дни Максимилиана Волошина : Летопись жизни и творчества. СПб. : Алетейя, 2002.

10. Его же. Литературная Феодосия в 1920 году // De Visu. М., 1994. №. 3–4. С. 82–89.

11. Его же. Первые краеведы Феодосии // Победа (Феодосия). 1976. 18 мая. С. 4.

12. Стихотворение «Максимилиану Волошину», хранится в Петербурге, в рукописном отделе Института русской литературы (Ф. 562. Оп. 3. Ед. хр. 1476). См.: Крымовед : путеводитель по Крыму. Режим доступа: http://www.krimovedlibrary.ru/books/krimskiy‑albom‑2000‑23.html

13. Скрябина Е. Михаил Сарандинаки. Брожу одна по всей вселенной. Стихи из холщового блокнота. 1901–1914 // Крым. альбом. 2000 : ист.‑краевед. и лит.‑худ. альм. Вып. 5. Феодосия ; М., 2002.

14. Сарандинаки М. В пользу жертв войны. Этюды. 1914. Феодосия, 1914.

15. ЦГИА СПб. Ф. 381. Оп. 1. Д. 580.

16. Гейхман В. Михаил Николаевич Сарандинаки //Юж. вед. (Симферополь). 1917. 15 нояб.

№ 94. С. 2.

17. ГАРО. Ф. 803. Оп. 2. Д. 622.

18. Ермолов П. История развития радиотехнологий в Крыму (1899–1920). Ч. 2. // Дослiдження з iсторii технiки. Вип. 16. Киiв, 2012. С. 4–16.

19. Памятная книжка Таврической губернии на 1917 год / Изд. Тавр. губ. стат. ком. Симферополь, 1917.

20. Пузанов И. И. По нехоженному Крыму. М. : Гос. изд‑во геогр. лит., 1960.

21. ИР НБУВ. Ф. V. Ед. хр. 1590. 4 пп.

22. Давыдов Д., Купченко В. Крым Максимилиана Волошина. Киiв : Мистецтво, 1994.

23. ЦГИА СПб. Ф. 47. Оп. 1. Д. 934.

24. Добрачаева Д. Н. Потери науки. Памяти Веры Николаевны Сарандинаки // Ботан. журн. 1965. Т. 50. № 2.

25. Сарандинаки В. Н. Материал для флоры окрестностей с. Маргаритовки (Дон. обл.). СПб. : Тип. Ф. Вайсберга и П. Гершунина. 1909. 39 с.

26. Её же. Материалы для флоры окрестностей г. Феодосии // Изв. Имп. Ботан. сада Петра Великого. Петроград, 1916. Т. 16, вып. 1–2. С. 185–223.

27. ЦИАМ. Ф. 28. Оп. 3. Д. 5578.

28. Там же. Ф. 179. Оп. 63. Д. 8888.

29. Братолюбова М. В. Выборы в I Государственную думу в Области войска Донского // Науч. мысль Кавказа. 2004. № 2.

30. ЦИАМ. Ф. 16. Оп. 95. Д. 251.

31. РГВИА. Ф. 400. Оп. 9. Д. 33853.

32. Ейлер А. Объединение русской эмиграции в Болгарии // За Россию : сб. Нац. союза рус. молодёжи за рубежом. София, 1930.

33. Николай Николаевич (вел. князь; 1856— 1929) Наше будущее. Париж : Фонд Спасения Родины, 1923

34. Сарандинаки С. Ещё о Фонде Спасения Родины // Галлипол. вестн. 1938. № 60.

35. Деяния Второго Всезарубежного Собора Русской Православной Церкви за границей с участием представителей клира и мирян, состоявшегося 1/14–11/24 1938 года в Сремских Карловцах в Югославии. Белград, 1939. Режим доступа: http://sinod.ruschurchabroad.org/Arh Sobor 1938 2 vsezarub deyania.htm

36. ЦИАМ. Ф. 418. Оп. 513. Д. 7533.

37. ГАРО. Ф. 413. Оп. 1. Д. 73.

38. ГАРФ. Ф. 102. Делопроизводство 3. Год 1901. Д. 951 (2621).

39. Жирнов Е. Золотой бочонок‑1 // Власть. 2000. 12 сент. Режим доступа: http://www. kommersant.ru/doc/17612

40. ГАРО. Ф. 803. Оп. 2. Д. 2250.

41. Там же. Д. 1941.

42. ЦИАМ. Ф. 363. Оп. 4. Д. 22281.

43. ГАХО. Ф. 4. Оп. 180. Д. 497.

44. Гаврюшкин О. П. Вдоль по Питерской (хроника обыват. жизни). Таганрог, 2000.

45. Маркина Н. П. Новодевичье кладбище. СПб. : Белое и Чёрное, 2003.

46. ГАРФ. Ф. 10035. Оп. 1. Д. П‑22386.

47. РГВА. Ф. 4. Оп. 15 а. Ед. хр. 274.

48. Корсаков С. Н. Политические репрессии в институте философии (1930–1940‑е гг.) // Филос. журн. 2012. № 1.

49. Лубянка : Сталин и Глав. упр. госбезопасности НКВД. Арх. Сталина. Док. высших органов парт. и гос. власти. 1937–1938. М., 2004.

50. В Феодосии откроется выставка исследовательницы флоры Крыма Веры Сарандинаки // Агентство Крымские новости : [электрон. ресурс] 2007. 25 июня. Режим доступа: http://qha.com.ua/v‑feodosii‑otkroetsyavistavkaissledovatelnitsiflorikrimaverisarandinaki‑10142.html

51. Комаров В. Л. – выдающийся русский ботаник и географ, вице‑президент (1930–1936) и президент (1936–1945) Академии наук СССР. В его честь назван Ботанический институт РАН и известный дачный посёлок литераторов и актёров Комарово в Ленинградской области.