ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Год 2016-й

Театр и киноискусство

Н. М. УСТИМЕНКО

ДОНСКАЯ МУЗА СЕРГЕЯ ЕСЕНИНА

Августа Леонидовна Миклашевская – русская актриса драматических театров, заслуженная артистка РСФСР, сыгравшая ведущие роли в классических постановках и пьесах на современные темы, снявшаяся в нескольких немых кинофильмах.

Автору этой статьи посчастливилось встретиться с прославленной ростовчанкой благодаря В. В. Устименко – доценту кафедры отечественной литературы и руководителю есенинской литературной группы Ростовского госуниверситета (ныне ЮФУ). Несколько лет В. В. Устименко состоял в дружеской переписке с А. Л. Миклашевской. В марте 1976 года члены литературной группы РГУ – И. Г. Воронина, Л. А. Рязанцев и я встретились в Москве с прототипом есенинского цикла стихотворений. Результатом этих встреч стали записи бесед с А. Л. Миклашевской о её жизни и творчестве, изучение и пересъёмка материалов её архива, кино- и фотосъёмка самой актрисы, а также публикации статей о ней.

Августа Леонидовна Миклашевская родилась 11 января 1891 года [1] в Ростове-на-Дону, где в середине ХIХ столетия поселились родные её отца и матери. Здесь, в Ростове и Нахичевани, прошли её детство и юность.

Дедушка и бабушка Августы по материнской линии – потомственные дворяне – раньше жили в Старой Руссе. Когда дедушка Андрей Степанович Будзинский умер, бабушка Александра Степановна с семью детьми переехала в Ростов и стала жить на Темернике.

Бабушка по линии отца, Александра Самойловна Спирова (урождённая Хитарова), после ухода мужа Сергея Фёдоровича Спирова из семьи, вместе с двумя сыновьями и дочерью приехала из Тифлиса в Ростов и тоже поселилась на Темернике. Старший сын, Пётр (1861 г. р.), стал работать в управлении железной дороги, младший, Леонид (1869 г. р), «по образованию – техник, всю жизнь был железнодорожным служащим. 17-ти лет начал работу помощником машиниста на паровозе. Потом перешел в кузнечный цех и в результате стал мастером (заведующим) кузнечного цеха железнодорожных мастерских Владикавказской железной дороги» [2].

Восемнадцати лет родители Августы – дочь потомственного дворянина Августа Андреевна Будзинская и сын личного дворянина Леонид Сергеевич Спиров поженились. Августа родилась после трагедии, пережитой молодыми родителями, – потери трёх сыновей, была первым выжившим после рождения младенцем в семье. Даже потом, когда у них было уже девять детей – шесть дочерей и три сына, – родители особенно берегли старшую дочь и выделяли её среди других детей.

В 1902 году Августа Спирова поступила в Екатерининскую женскую гимназию в Ростове. Гимназия была городской казённой, укомплектована лучшими учителями города. В Госархиве Ростовской области сохранилась экзаменационная ведомость, свидетельствующая о том, что Августа Спирова стала её выпускницей, успешно окончив семь классов в 1908 / 1909 учебном году [3].

Ещё обучаясь в гимназии, Августа увлеклась театром. Её любимой артисткой была В. Ф. Комиссаржевская, которую она видела с галёрки в роли Норы в пьесе Г. Ибсена «Кукольный дом» и в «Бое бабочек» Г. Зудермана. В последние годы учёбы Августы в гимназии семья Спировых жила в Нахичевани-на-Дону, на 7‑й линии, в доме № 25, владельцем которого был брат отца Пётр Сергеевич Спиров [4, ч. 3, с. 31, 167] – личный дворянин, заведующий отделом технической статистики правления Общества Владикавказской железной дороги [5, с. 88].

В гимназию в центре Ростова Августа ходила пешком, так как деньги, которые родители давали ей на конку, она копила на билеты в театр. В выпускном классе Августа играла роль Софьи в спектакле «Горе от ума», имевшем большой успех. Спектакль ставился гимназистками Екатерининской гимназии совместно с гимназистами (возможно, с учениками Петровского реального училища, находившегося рядом с женской гимназией).

Обратимся к незаконченным воспоминаниям Миклашевской: «Когда я была в последнем классе гимназии, гимназисты решили к выпускному вечеру приготовить спектакль “Горе от ума”. Не знаю, почему они пригласили меня на роль Софьи. Может, потому, что часто видели меня в театре, там мы и познакомились и не раз горячо спорили об искусстве.

Получить роль Софьи, пусть даже в спектакле с ненастоящими актёрами, для меня было большой радостью и массой волнений и терзаний: смогу ли я? Это была первая роль в моей жизни, которая многое решила. Репетировали мы очень серьезно. Работал с нами режиссёр городского драматического театра Иванов.

Наконец – спектакль. Из всех участников я помню только гимназиста, который играл Чацкого, – это Эдя Гайрабетов. Спектакль для меня прошел, как в тумане. Нас все очень хвалили. Вот тогда я окончательно заболела театром. Один из главных пайщиков театра, известный тогда адвокат Ростова, который тоже был на этом спектакле [речь идёт об адвокате Иорданове. – Н. У.], предложил мне работать в театре. Я, конечно, испугалась и отказалась. Сыграть только в любительском спектакле, не учась, только одну роль, это слишком мало, чтоб идти работать в театр» [6].

О жизни в Ростове после окончания гимназии Августа Леонидовна вспоминала: «…в то время студий, институтов и т. п. театральных учебных учреждений было не так уж много, а в Ростове и совсем не было. Идти в театр, начинать с выходов, как это тогда практиковалось, зависеть от расположения кого-то вышестоящего, чтоб скорей продвинуться, я не хотела. А ехать учиться в Москву или Петербург… я знала, что отцу нашему не под силу, имея большую семью. Я решила пойти работать. Так я поступила в Главное управление Владикавказской железной дороги в отдел контроля сборов» [6].

В 1910 году Августа Леонидовна вышла замуж за юриста Ивана Сергеевича Миклашевского. Она продолжала работать в управлении, а её муж служил в нотариальной конторе отца, которая находилась на улице Большой Садовой, 69 [4, ч. 2, с. 303]. Вспоминая об этом времени, Миклашевская писала: «Как-то в управлении ж. д. я сыграла второй спектакль в своей жизни вместе со своим мужем. Была поставлена пьеса Шницлера “Женщина и кинжал”. Этот спектакль окончательно решил мою судьбу.

На этом вечере, кроме постановки спектакля с любителями, на второе отделение были приглашены Виктор Хенкин, его жена – актриса театра Незлобина-Алексеева и прекрасная актриса Ростовского драматического театра Вульф Павла Леонидовна.

Они смотрели наш спектакль и наговорили мне так много хорошего, что у меня окончательно созрело желание быть актрисой. Но как это осуществить, ведь надо будет уехать, чтоб поступить в драматическую студию. Я ходила грустная, не хотела говорить. Часто сидела молча, не отвечая, да и не слыша, что мне говорят.

– Что с тобой, – спросил меня как-то Иван Сергеевич, взяв меня за руку, чтоб привлечь моё внимание.

– Мне очень понравилось ходить и говорить на сцене, – ответила я, но это совсем не то, что мучило меня и не давало покоя все эти дни. Я опять замолчала, но умоляюще посмотрела на Ивана. Ведь он должен сам понять, что жить без театра, без участия в спектаклях я уже не могла. Мысленно я переиграла все роли из тех спектаклей, которые посмотрела в нашем театре» [6].

После спектакля у Миклашевской «созрело желание быть актрисой», и на семейном совете было принято решение о переезде. В 1914 году супруги прощаются с городом на Дону и уезжают в Москву.

Свою артистическую карьеру Августа начала с театральной школы А. Г. Шора, которую она окончила в 1915 году. А с 1 сентября 1915‑го, после успешно сданных экзаменов, её зачислили в труппу московского Камерного театра, художественным руководителем которого был А. Я. Таиров. Из «Воспоминаний» Августы Леонидовны:

«Началась очень интересная моя жизнь в театре. Дома я почти не бывала: репетиции, учёба, в неё входили – постановка голоса, дикция, танцы, акробатика, фехтование, жонглирование, и всё интересно, всё радостно!

А какое счастье для актёра, когда он легко владеет своим телом, движением. Меня сразу заняли в “Женитьбе Фигаро” танцевать испанский, в “Сакунтале” [7] – индусские танцы. В перерыве от репетиций и учёбы я не ходила домой. Продолжала тренироваться. Для испанского танца добивалась гибкости тела, для индусского – гибкости рук.

А какие интересные беседы были у Таирова с нами, молодёжью, его работа с актёрами на репетициях…» [6]. Сначала Миклашевская была занята в эпизодических ролях: в «Сирано де Бержераке» Э. Ростана, «Покрывале Пьеретты» – пьесе-пантомиме А. Шницлера, в «Фамире-кифарэде» И. Анненского.

В 1919 году А. Я. Таиров поручил Миклашевской заглавную роль в спектакле «Принцесса Брамбилла» Э. Т. А. Гофмана. Успех спектакля и её блистательная игра превзошли все ожидания: о «Принцессе Брамбилле» заговорила театральная Москва. Как актриса Камерного театра конца десятых – начала двадцатых годов ХХ века Миклашевская прославилась и в других ролях: Арикии в «Федре» Ж. Расина, принцессы Гизы в «Короле-Арлекине» Р. Лотара, Сакунталы в «Сакунтале» Калидасы, Пакиты в «Жирофле-Жирофля» Ш. Лекока.

Кроме игры на сцене Камерного театра, Миклашевская с 1916‑го в течение двух лет снималась в немых фильмах на студии В. Венгерова и В. Гардина: в «Барышне-крестьянке» по повести А. С. Пушкина (режиссёр О. И. Преображенская), в «Виктории» по роману К. Гамсуна (режиссёры Гардин и О. И. Преображенская), «Рабах любви» по рассказу К. Гамсуна (режиссёр Б. М. Сушкевич), в фильмах режиссёра Гардина «Радость жизни», «Любовь монаха», а также в незаконченном фильме «Русалка» по мотивам одноимённого произведения А. С. Пушкина.

Будучи замужем, Миклашевская, по её собственному выражению, «потеряла голову», полюбив Льва Александровича Лащилина, солиста балета и балетмейстера Большого театра. А. Я. Таиров пригласил его для постановки танцев в спектаклях своего театра. Его танцевальное искусство, по мнению искусствоведов, характеризовалось благородством формы и выразительностью [8]. В паре с ним Августа Леонидовна танцевала в «Женитьбе Фигаро» Бомарше и «Покрывале Пьеретты» Шницлера старинную польку, вальс и менуэт.

Вспоминая об этом периоде своей жизни, Миклашевская поведала: «Прошло много времени, как должен был вернуться мой муж Миклашевский Иван Сергеевич из длительной командировки, но от него не было никаких вестей. Я иногда думала: “Да был ли у меня, в самом деле, муж?”» [6]. В 1917 году Миклашевская с ним развелась.

30 мая 1918 года у Миклашевской и Лащилина родился сын Игорь. Но семейная жизнь у Августы Леонидовны с Лащилиным так и не сложилась. И хотя отец ребенка иногда навещал её с сыном, практической помощи он им не оказывал. Она сама воспитывала его в те трудные голодные, холодные годы гражданской войны, НЭПа, строительства нового советского государства. Сын Августы Леонидовны Игорь Львович – мастер спорта по боксу, во время Великой Отечественной войны служил в разведке, выполнял специальное задание на территории Германии и оккупированной Франции. После войны вернулся в Россию.

И. С. Миклашевский, первый муж Августы Леонидовны, несмотря на то, что после развода с нею имел другую семью, продолжал оставаться её близким другом многие годы. Она и Игорь носили его фамилию, он помогал ей в быту и материально. Благодаря его усилиям Августа Леонидовна получила в Моссовете ордер на две комнаты в коммунальной квартире в центре Москвы, на улице Малой Никитской, дом 21, квартира 2, на первом этаже. В изолированной квартире по адресу: улица Донелайтиса, дом 12, корпус 2, квартира 110, куда Августа Леонидовна переехала вместе с сестрой Тамарой, оперной певицей, она, как оказалось, прожила лишь последние три года своей жизни.

В 1922 году Таиров получил приглашение из Парижа привезти театр на гастроли. Миклашевской пришлось отказаться от поездки, так как, по её словам, ей не с кем было оставить сына. Августа Леонидовна глубоко страдала, понимая, что теряет роли, театр. «Начались усиленные приготовления к отъезду, – вспоминала она. – В этом театре в 1915 году началась моя театральная жизнь. Я считала его настолько своим, что мне и в голову не приходило, что когда-нибудь я буду вне театра» [6].

Актриса А. Б. Никритина, которая, как и Миклашевская, была тогда вынуждена отказаться от поездки с театром во Францию из-за предстоящего рождения ребёнка, посвятила в своих воспоминаниях несколько строк своей подруге тех лет:

«Как-то привела к нам Миклашевскую. Актрису Камерного театра. Я с ней дружила, хотя была много моложе. <…> Она играла принцессу Брамбиллу и славилась своей красотой. Когда я поступила в Камерный театр, то спросила: “А где знаменитая красавица, покажите мне её…” – “Да вот, возле Вас…” Я оглянулась. Стояла рядом крупная женщина, на плечах русский платок, бледная, ничего выдающегося… Но через 20 минут я уже наслаждалась её красотой. Большие карие глаза, прямой нос. Чудный маленький рот, ничего броского:

Ты такая ж простая как все,

Как сто тысяч других в России.

И ещё:

Пускай ты выпита другим,

Но мне осталось, мне осталось

Твоих волос стеклянный дым

И глаз осенняя усталость.

Вот это точный её портрет» [9, с. 385].

Перед отъездом театра Миклашевская приходила доигрывать свои роли, которые уже были розданы другим актрисам. В «Воспоминаниях» она так описала сложившуюся ситуацию: «У них каждый день шли усиленные репетиции. Я была обижена на Таирова. Таиров – на меня…» Театр уехал во Францию в феврале 1923 года, а Миклашевская осталась с сыном в Москве.

Муж близкой подруги Миклашевской по Камерному театру А. Б. Никритиной – А. Б. Мариенгоф, так же как и его супруга, восхищался «первой красавицей Камерного театра»: «Большая, статная. Мягко покачивались бёдра на длинных ногах.

Не полная. Не тонкая. Античная, я бы сказал. Ну, Афродита, что ли. Голова, нос, рот, уши – точёные. Волосы цвета воробьиного крыла. <…> Глаза, поражающие в своём широком и свободном разрезе, безукоризненном по рисунку. Негромко говорила, негромко смеялась. Да нет, пожалуй, только пленительно улыбалась» [10, с. 483]. Однако преклонение перед её красотой не помешало Мариенгофу изложить в своей «Бессмертной трилогии» отличающуюся от версии Миклашевской трактовку её конфликта с Таировым. Он считал, что «она с Таировым поссорилась из-за своего танцора. Не желая расставаться с ним, она наотрез отказалась ехать в гастрольную поездку за границу. Таиров это принял как личное оскорбление.

– Возмутительно! – говорил он. – Променяла Камерный театр на какую-то любовь к танцору!..» [10, с. 485].

Кстати, и А. Л. Миклашевская в своих опубликованных воспоминаниях объяснила отказ Никритиной от поездки на гастроли во Францию также иначе, чем А. Мариенгоф: «С Никритиной мы работали в Московском камерном театре. Нас ещё объединило то, что мы обе не поехали с театром за границу: она – потому, что Таиров не согласился взять визу и на Мариенгофа, я – из-за сына» [11, с. 346].

Как бы то ни было, но по возвращении Камерного театра из зарубежных гастролей Миклашевская не увидела своей фамилии ни в списках назначенных репетиций, ни в программах очередных спектаклей. Таиров не простил ей, что ведущая актриса не поехала с ним.

Оставшись без работы, она начала репетировать и играть в театре «Острые углы», в театре-кабаре «Не рыдай», позже в Московском театре сатиры и Театре им. В. Ф. Комиссаржевской, участвовала в различных концертных программах. Чтобы как-то свести концы с концами, ей приходилось соглашаться и на случайные подработки.

Знакомство Миклашевской с Сергеем Есениным состоялось в конце лета 1923 года. Он только что вернулся из-за границы, расстался с Айседорой Дункан. Вот что сама Августа Леонидовна написала об этом в своих воспоминаниях «Встречи с поэтом»: «Познакомила меня с Есениным актриса Московского Камерного театра Анна Борисовна Никритина, жена известного в то время имажиниста Анатолия Мариенгофа. Мы встретили поэта на улице… Тверской. Он шёл быстро, бледный, сосредоточенный… Сказал: “Иду мыть голову. Вызывают в Кремль”. У него были красивые волосы – пышные, золотые… На меня он почти не взглянул <…> С Никритиной мы были дружны и связаны новой работой. У них-то по-настоящему я и встретилась с Есениным. Он жил в этой же квартире» [11, с. 346]. «Целый месяц мы встречались ежедневно, – вспоминала Августа Леонидовна. – Очень много бродили по Москве, ездили за город и там подолгу гуляли.

Была ранняя золотая осень. Под ногами шуршали жёлтые листья…

– Я с Вами, как гимназист… – тихо, с удивлением говорил мне Есенин и улыбался.

Часто встречались в кафе поэтов «Стойло Пегаса» на Тверской, сидели вдвоём, тихо разговаривали» [11, с. 347].

«Как-то сидели в отдельном кабинете ресторана “Медведь” Мариенгоф, Никритина, Есенин и я, – продолжает свои воспоминания Миклашевская. – Он был какой-то притихший, задумчивый…

– Я буду писать Вам стихи.

Мариенгоф смеялся:

– Такие же, как Дункан?

– Нет, ей я буду писать нежные…» [11, c. 348].

А вскоре Есенин посвятил Августе Миклашевской цикл стихов «Любовь хулигана» – один из лучших в его поэзии и в мировой лирике. Первые стихи поэтического венка из семи есенинских произведений были напечатаны в журнале «Красная нива»:

Заметался пожар голубой,

Позабылись родимые дали.

В первый раз я запел про любовь,

В первый раз отрекаюсь скандалить.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Мне бы только смотреть на тебя,

Видеть глаз златокарий омут,

И чтоб, прошлое не любя,

Ты уйти не смогла к другому [12].

Казалось, в сердце поэта вернулась романтика юности. В нём родилась надежда, что любовь спасёт его от духовного кризиса. Он был готов забыть даже свою прошлую жизнь. Пробудившееся чувство к женщине «с нежной поступью», «лёгким станом» и «милым обликом» имеет поэтические истоки в есенинском творчестве. В стихотворениях «Сыплет черемуха снегом…», «Не бродить, не мять в кустах багряных…», «Зелёная причёска…» встречается возвышенное чувство к девушке. Поэта привлекали в ней нежность, красота и нерастраченность чувств, потому и изображал её Есенин в весеннем наряде природы.

В стихотворениях, посвящённых Миклашевской, подчёркивается та же красота и нежность, но в них возвышенное чувство любви подчиняет себе страсть, становится глубоким и более поэтичным. Этому чувству любви покоряется «беспокойное чувство поэта».

«И вспомнилось мне, – писала Миклашевская, – как в день своего рождения… Есенин вышел к нам в крылатке и широком цилиндре, какой носил Пушкин. Вышел – и сконфузился. И было в нём столько милого, детского. И ничего кичливого, заносчивого.

Взял меня под руку, чтобы идти, и тихо спросил: “Это очень смешно? Но мне так хотелось хоть чем-нибудь быть на него похожим”.

За большим, длинным столом сидело много разных его друзей, и настоящих и мнимых. Мне очень хотелось сохранить Есенина трезвым на весь вечер, и я предложила всем желающим поздравить Есенина – чокаться со мной: “Пить вместо Есенина буду я!”

Это всем понравилось, а больше всех самому Есенину.

Он остался трезвым и очень охотно помогал мне незаметно выливать вино» [11, с. 350].

Первая строфа второго стихотворения цикла – «Ты такая ж простая, как все, // Как сто тысяч других в России», как отмечает литературовед А. А. Волков, «…начинает одну из основных тем цикла “Любовь хулигана”, которой ещё нет в первом стихотворении, посвящённом Миклашевской. Это тема одиночества и, как казалось Есенину, близости судеб его и Миклашевской. Отсюда и строки: “Знаешь ты одинокий рассвет, // Знаешь холод осени синей”. В эту тему сначала вплетается мотив надежды, ожидания духовной близости, способной прогнать тоску» [13, c. 277].

В стихотворениях «Пускай ты выпита другим…», «Дорогая, сядем рядом…» есть и исповедальные строки, и горькие слова сомнения в себе, возможности обретения душевного равновесия, и грустные вспоминания поэта о родных местах:

Дорогая, сядем рядом,

Поглядим в глаза друг другу.

Я хочу под кротким взглядом

Слушать чувственную вьюгу.

Это золото осенье,

Эта прядь волос белесых –

Всё явилось, как спасенье

Беспокойного повесы.

Я давно мой край оставил,

Где цветут луга и чащи.

В городской и горькой славе

Я хотел прожить пропащим.

Я хотел, чтоб сердце глуше

Вспоминало сад и лето,

Где под музыку лягушек

Я растил себя поэтом.

А. Л. Миклашевская, вспоминая свои взаимоотношения с Есениным, признавалась: «Я понимала, что переделывать его не нужно! Просто надо помочь ему быть самим собой. Я не смогла этого сделать. Слишком много времени приходилось тратить, чтобы заработать на жизнь моего семейства.

О моих затруднениях Есенин ничего не знал. Я зарабатывала концертами.

Мы продолжали встречаться, но уже не каждый день. Начались репетиции в театре “Острые углы”.

Чаще всего встречались в кафе, каждое новое стихотворение он тихо читал мне.

В стихотворении “Ты такая ж простая, как все…” больше всего самому Есенину нравились строчки: “Что ж так имя твоё звенит, // Словно августовская прохлада?” Он радостно повторял их» [11, с. 348–349].

Состоялась помолвка Есенина с Миклашевской, но к свадьбе она не привела. В стихотворении «Ты прохладой меня не мучай…» поэт с лирической грустью пишет об усталости чувств, несостоявшейся любви:

И любовь, не забавное ль дело?

Ты целуешь, а губы как жесть.

Знаю, чувство моё перезрело,

А твоё не сумеет расцвесть.

Иногда Есенин заезжал к Миклашевской на извозчике с букетом белых астр.

Однажды, в один из свободных вечеров, в кафе большой компанией собрались актёры, работавшие с Миклашевской. Был и Есенин. Разыскивая Августу Леонидовну, пришёл Лащилин – отец её сына. Есенин вышел. Через некоторое время появился снова, с огромным букетом цветов. Молча положил их на колени Миклашевской и ушёл.

В другой раз Есенин зашёл за Августой домой, на улицу Качалова, 21. У неё был болен сын: «Я сидела возле его кроватки. Поставила ему градусник и читала вслух.

Вошёл Есенин и, когда увидел меня возле моего сына, прошёл тихонько и зашептал:

– Я не буду мешать…

Сел в кресло и долго молча сидел, потом встал, подошёл к нам:

– Вот всё, что мне нужно, – сказал шёпотом и пошёл» [11, с. 355].

Есенин то исчезал, то появлялся вновь. И вновь звучал его голос. Его дивные стихи, посвящённые Августе, которые знала уже вся Москва. Ведь именно к ней были обращены есенинские строки: «…вижу… что ты одна, сестра и друг, могла быть спутницей поэта». Есенина поразила не столько внешняя, сколько внутренняя красота чувств Миклашевской. Он увидел в ней судьбу многих русских женщин: «Ты такая ж простая, как все, // Как сто тысяч других в России», способных с достоинством встречать в своей жизни «одинокий рассвет» и «холод осени синий».

Встреча с Миклашевской принесла Сергею Есенину тихую грусть, сожаление о том, что себя «не сберёг» для иных чувств и творческих свершений:

Мне грустно на тебя смотреть,

Какая боль, какая жалость!

Знать, только ивовая медь

Нам в сентябре с тобой осталась.

Чужие губы разнесли

Твоё тепло и трепет тела.

Как будто дождик моросит

С души, немного омертвелой.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Смешная жизнь, смешной разлад.

Так было и так будет после.

Как кладбище, усеян сад

В берёз изглоданные кости.

Вот так же отцветём и мы

И отшумим, как гости сада…

Коль нет цветов среди зимы,

Так и грустить о них не надо.

Есенин ощущает вступление в зимнюю пору своей жизни, так и не познав весеннего расцвета чувства. Он приходит к осознанию обречённости своих надежд найти гармонию «в узком мире личных отношений, каких бы женщин он ни встретил на своём пути», убеждается, что и Августа не сможет ответить ему «исцеляющей любовью, которая могла бы совершить чудо духовного преображения» [13, с. 274].

«Мы встречались с Есениным всё реже и реже. Увидев меня однажды на улице, он соскочил с извозчика, подбежал ко мне. – Прожил с вами уже всю нашу жизнь. Написал последнее стихотворение:

Вечер чёрные брови насопил.

Чьи-то кони стоят у двора.

Не вчера ли я молодость пропил?

Разлюбил ли тебя не вчера?

Как всегда тихо прочитал всё стихотворение и повторил: “Наша жизнь, что былой не была…”» [11, с. 352].

Повтор поэтом при встрече с Миклашевской строки «Расскажу, как текла былая // Наша жизнь, что былой не была…» подчёркивает её значимость в тексте, как и риторические вопросы: «Не вчера ли я молодость пропил? // Разлюбил ли тебя не вчера?», которые свидетельствуют о признании исчерпанности их чувств.

Разрыв с Есениным был особенно горьким оттого, что Миклашевская осознавала свою вину: «Мне хотелось встать и пойти за ним, – вспоминала она, – всё равно куда. Я передержала какую-то минуту, другую и поняла, что опять что-то бессмысленно сломала в себе…» [6].

Позже Есенин прислал Миклашевской из Баку экземпляр «Москвы кабацкой» с надписью: «Милой Августе Леонидовне со всеми нежными чувствами, которые выражены в этой книге. 24.03.25 г.». Известно, что Есенин намеревался также издать монографию, посвящённую творческой биографии актрисы [14, c. 94].

Уже в 1965 году в своих опубликованных воспоминаниях «Встречи с поэтом» Миклашевская писала: «Я видела, как ему трудно, плохо, как он одинок. Понимала, что виноваты и я, и многие ценившие и любившие его. Никто из нас не помог ему по-настоящему. Он тянулся, шёл к нам. С ним было трудно, и мы отходили в сторону, оставляя его одного» [11, c. 355].

О смерти Есенина ей кто-то сообщил по телефону. «Всю ночь мне казалось, что он тихо сидит у меня в кресле, как в последний раз сидел», – вспоминала А. Л. Миклашевская [11, c. 355].

Вскоре после похорон поэта, в 1926 году, она уехала работать в Брянский театр. Личная жизнь у неё так и не сложилась.

Работая в театрах Брянска, Тулы, Рязани, Ижевска, Кирова, она вкладывала весь свой жизненный и творческий опыт в судьбу героинь спектаклей – Анны («Анна Каренина» по роману Л. Толстого), Кручининой («Без вины виноватые» А. Островского), Аркадиной («Чайка» А. Чехова), Наташи, Василисы, Насти («На дне» М. Горького), Любови Яровой из одноимённой пьесы К. Тренёва и других. Осенью 1943 года А. Я. Таиров вернул её в московский Камерный театр. В 1945‑м за творческую и общественную работу в театрах страны А. Л. Миклашевской было присвоено звание заслуженной артистки РСФСР. В 1946‑м её наградили медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне».

Уезжая в 1914 году в Москву, Миклашевская мечтала вернуться в Ростов-на-Дону. На склоне своих дней Августа Леонидовна в незаконченных воспоминаниях приводит строки внутреннего монолога, который она произносила тогда, глядя на удаляющуюся малую родину: «Ничего! Я ещё приеду сюда, в мой родной город, вместе с какой-нибудь труппой и сыграю все те роли, которые переиграла в своих мечтах». Её мечта реализовалась лишь в 1949‑м, когда она приехала в Ростов-на-Дону на гастроли с труппой Камерного театра.

В 1963 году в ростовском журнале «Дон» был впервые опубликован полный текст её воспоминаний «Сергей Есенин» [15]. Спустя годы, во время нашей с ней встречи, Августа Леонидовна с грустью объясняла причину расставания её с поэтом: «Последние годы Есенин спешил, как будто знал, что ему мало осталось жить. Я же устала от жизни и не умела торопиться. В этом моя главная вина перед ним».

Прославленная актриса до конца своих дней (её не стало в ночь на 30 июня 1977 года) свято хранила память о встречах с Есениным. В её комнате висели фотографии поэта, хранилась библиотека есенинских книг, кресло, в котором Есенин сидел незадолго до отъезда в Ленинград в 1925 году, когда заходил к ней, чтобы проститься. Августа Леонидовна переписывалась и встречалась с писателями, исследователями творческой биографии Есенина, читателями, влюблёнными в его поэзию. «Он духовно обогащает нас, – с радостью говорила актриса. – Его поэзия жива большой любовью к Родине, значит и к моей донской земле».

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Дата рождения уточнена А. Л. Миклашевской в письме к В. В. Устименко (хранится в личном архиве автора статьи).

2. Миклашевская А. Л. Автобиография : рукоп. // Лич. арх. авт.

3. ГАРО. Ф. 135. Оп. 1. Д. 20. Л. 1.

4. Весь Ростов и Нахичевань н/Д. 1914 г. Харьков, 1914.

5. Вестн. Владикавк. ж. д. 1916. № 6.

6. Миклашевская А. Л. [Воспоминания] // Лич. арх. авт.

7. «Сакунтала» («Шакунтала») – пьеса индийского поэта и драматурга Калидасы (ок. V в.).

8. Лащилин Лев Александрович (1888– 1955) // Театральная энцикл. Т. 3. М., 1964. С. 424; Балет : энцикл. М., 1981. С. 299.

9. Никритина А. Б. Есенин и Мариенгоф // Есенин и современность. М., 1975.

10. Мариенгоф А. Б. Бессмертная трилогия. М., 1998.

11. Миклашевская А. Л. Встречи с поэтом // Воспоминания о Сергее Есенине. М., 1965.

12. Здесь и далее тексты есенинских стихотворений приводятся по изданию: Есенин С. А. Полное собр. соч. : в 7 т. Т. 1. М., 1995.

13. Волков А. А. Художественные искания Сергея Есенина. М., 1976.

14. Есенин С. А. Указ. соч. Т. 7. Кн. 3. М., 2002.

15. Миклашевская А. Л. Сергей Есенин // Дон. 1963. № 2. С. 188–192.