Смирнов А. В. Эти дни когда-нибудь мы будем вспоминать // Донской временник. Вып. 28-й. URL: http://www.donvrem.dspl.ru/Files/article/m19/3/art.aspx?art_id=1775
ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Вып. 28-й
Музыкальная жизнь Дона
А. В. СМИРНОВ
ЭТИ ДНИ КОГДА-НИБУДЬ МЫ БУДЕМ ВСПОМИНАТЬ
История создания песни «Давай закурим»
Победа в Великой Отечественной войне стала возможна не только благодаря могуществу военно-оборонительного потенциала Советского Союза и силе боевого оружия, но в первую очередь благодаря высокому духовному потенциалу советских людей, их безграничному чувству патриотизма и способности к самопожертвованию. Психологическая и идеологическая поддержка стали мощным оружием победы, и в этом немалую роль сыграло искусство. Во время войны важным стало каждое направление: живопись, кинематограф, литература, музыка – всё это внесло свой вклад в преодолении силы захватчиков.
Особое значение сыграли музыка и песенное искусство. Ещё выдающийся полководец Александр Суворов отмечал, что «…музыка удваивает, утраивает армию. С развёрнутыми знамёнами и громогласною музыкою взял я Измаил». Наряду с музыкой песня, стала одним из действенных орудий в борьбе с врагом. Песни военных лет – сколько их было, прекрасных и незабываемых! В них горечь отступления в первые месяцы войны, радость побед при освобождении как нашей страны, так и стран Восточной Европы. Рассказы о боевых подвигах моряков, пехотинцев, лётчиков и танкистов стали неотъемлемой частью истории Великой Отечественной войны. У песен, как у людей, была своя судьба, своя биография. Одни умирали, едва появившись на свет, никого не растревожив. Другие, вспыхнув ярко, быстро угасли. И лишь немногие, получив долгую жизнь, остались в памяти народа.
21 февраля 1943 года на сцене бывшего театра Сатиры в Москве состоялось первое выступление ленинградского джаз-оркестра под управлением супружеской пары Владимира Коралли и Клавдии Шульженко с новой программой «Города-герои». Выступление посвящалось 25-летию Красной Армии, в зале было много военных, ждали даже самого Сталина. Программу, в театральном стиле, подготовил знаменитый артист МХАТа Михаил Яншин. Владимир Коралли вёл программу в образе матроса Черноморского флота, а его жена Клавдия Шульженко исполнила песни как из своего раннего репертуара, так и совершенно новые. Наряду с довоенными хитами, такими как «Андрюша», а также ставшей популярной в первый год войны песней «Синий платочек», Клавдия Ивановна исполнила шутливую «Давай закурим». Песня понравилась, и она осталась в репертуаре певицы.
С этой программой за годы войны артисты выступили около пяти сотен раз – в прифронтовых землянках и палатах госпиталей, на полях аэродромов и лесных опушках, в деревянных сараях и даже на кузове грузового автомобиля. В минуты отдыха или просто привала бойцы с удовольствием слушали песни, в которых говорилось о простых человеческих взаимоотношениях. Исполняя песню «Давай закурим», Клавдия Шульженко – не только прекрасная певица, но и замечательная актриса – обращаясь к публике, с юмором предлагала закурить. Выверенными движениями бывалого и заядлого курильщика она в момент оркестрового проигрыша скручивала воображаемую самодельную цигарку и была так убедительна, что после концерта слушатели предлагали ей попробовать их отборного табачку разных сортов. Однако они всегда получали один и тот же ответ: «Спасибо, но я не курю и никогда не курила».
Тема перекура на привале отодвигала на время тему войны. Солдаты обменивались табаком, читали письма из дома, рассказывали друг другу случаи из жизни. Из той довоенной жизни, где остались родные и близкие, остались обычные человеческие чувства и отношения. Бойцы понимали: война обязательно закончится и помимо воспоминаний о победах и сражениях останутся воспоминания о фронтовых друзьях и товарищах.
О походах наших, о боях с врагами
Долго будут люди песни распевать,
И в кругу с друзьями часто вечерами
Эти дни когда-нибудь мы будем вспоминать.
Об огнях-пожарищах,
О друзьях-товарищах
Где-нибудь, когда-нибудь мы будем говорить.
Вспомню я пехоту,
И родную роту,
И тебя за то, что ты дал мне закурить.
Давай закурим, товарищ, по одной,
Давай закурим, товарищ мой.
Так пела Клавдия Шульженко, такой текст слышали миллионы советских граждан на фронте и в тылу. Песню перепевали на разные мотивы десятки других исполнителей. Однако вскоре после войны бывшие фронтовики обратились к Клавдии Ивановне с просьбой исполнить эту песню с самым первым, первоначальным текстом. Дело в том, что в словах, исполняемых Шульженко, не было понятно, где воевали герои. А вот в первоначальном варианте, автором которого являлся корреспондент фронтовой газеты Южного фронта «Во славу Родины» Илья Френкель, конкретика была:
Тёплый ветер дует, развезло дороги,
И на Южном фронте оттепель опять.
Тает снег в Ростове, тает в Таганроге –
Эти дни когда-нибудь мы будем вспоминать.
Почему фронтовики придали такое значение словам о Южном фронте, городах Ростове-на-Дону и Таганроге? Какое отношение оттепель и раскисшие дороги имели к судьбам этих людей? Ответ на это даёт история создания песни и события боёв 1941–1943 годах в Северо-Восточном Приазовье и на Нижнем Дону.
Осень 1941 года стала временем тяжелейших испытаний для всего Советского Союза. На севере немецкие войска взяли в блокаду Ленинград. Войска противника, окружив советские армии в Вяземском и Брянском котлах, беспрепятственно выходили на подступы к Москве. Разворачивалась одна из самых грандиозных битв Второй мировой войны – Битва за Москву. На южном участке советско-германского фронта ситуация складывалась не менее драматично. Подвижные соединения немецкой группы армий «Юг» рвались к Ростову – воротам Северного Кавказа. Он открывал дорогу к нефтяным промыслам Грозного и Баку, а в дальнейшем и всего региона Персидского залива. 17 октября соединения немецкой 1-й танковой армии генерала Клейста после упорных боёв заняли приморской Таганрог. Дорога на Ростов для немецких танков оказалась открытой. Однако понесённые врагом потери не позволили ему развить наступление. Прошедшая с боями по Украине «машина» в лице танковой армии Клейста забуксовала. Ранее за четыре месяца она прошла полторы тысячи километров, а теперь за целый месяц не продвинулась и на шестьдесят километров.
17 ноября 1941 года, подтянув резервы, немцы двинулись на штурм Ростова. Уже 21 ноября танки и мотопехота, ворвавшись в город, вышли к стратегическим мостам через Дон. Противник ликовал, но его победа оказалась пирровой. В тот же день, когда немцы пошли на штурм Ростова, армии Южного фронта под командованием генерала Якова Черевиченко перешли в контрнаступление к северу от города. Сложилась уникальная ситуация: немцы с севера наступали на город, а ещё северней на них наступали части Красной Армии. После недельных боёв наши войска выдавили неприятеля с занимаемых позиций и вышли на подступы к Ростову. Перед немцами в полный рост встала перспектива оказаться в окружении. Они не стали дожидаться этого события и под непрекращающиеся атаки частей 56-й Армии генерала Фёдора Ремезова 29 ноября 1941 года оставили город. Для Красной Армии освобождение Ростова-на-Дону стало первой крупной стратегической победой в ходе Великой Отечественной войны.
Нужно отметить, что бои ноября-декабря 1941 года на южном участке советско-германского фронта проходили в обстановке частой смены погоды. Вначале осенние дожди и распутицу сменили морозы и небольшая снежная метель. Затем на смену морозам приходила оттепель с непролазной грязью на дорогах. И так несколько раз подряд. В моменты оттепели боевые действия переходили в позиционное противостояние, когда солдаты могли обогреться в крестьянских домах, кое-как отдохнуть и поесть.
В это время в редакционном общежитии фронтовой газеты «Во славу Родины», в одном из бывших номеров старенькой гостиницы города Каменска-Шахтинского, на топчане лежал и курил корреспондент этой газеты батальонный комиссар Илья Френкель. Чтобы табачный дым не скапливался в номере, форточка на окне была открыта. В своей книге «Река времён. Страницы из книги моей жизни», изданной в 1984 году московским издательством «Советский писатель», Илья Львович вспоминал: «Я раздумывал, о чём бы написать в очередной номер. За окнами жила фронтовая ночь. Скрипела форточка. В комнату влетали, кружась, снежинки. Слышно было натужное гуденье грузовиков по грязи. Канонада доносилась, иногда с грохотом обвала, шумы, впрочем, привычные, – немцы бомбили узел Лихая. Я следил за снежинками. Представлял себе всё пространство фронта с силуэтами шахт, с падающим во мглу снегом. Думал о себе, о Москве, о товарищах. Как кончится война? Обязательно победой! И хорошо бы – со мной. Как мы будем вспоминать эти дни? Я представлял себе, как сейчас бойцы ведут огонь, идут по грязной дороге, ползут к рубежу атаки. Или лежат в ожидании команды. Худо лежать в темноте. Нельзя чиркнуть спичкой или кремешком огнива и затянуться самокруткой, одной на двоих… Внезапно все мои мысли, от снега за окном до этого самого окурка, вылились в первую строку припева: «Давай закурим по одной»». Илья Френкель тут же написал весь текст стихотворения, которое ещё до набора в полевой типографии «…пошло по рукам». Его записывали, переписывали, пытались положить на музыку.
Лучше всего это получилось у профессионала своего дела Модеста Табачникова. Автор музыки знаменитой песни «Ах, Одесса, жемчужина у моря!». Модест Ефимович там же, в Каменске-Шахтинском служил в штабе политуправления фронта. Он отвечал за музыкальную программу новогоднего концерта и с воодушевлением сочинил музыку к песне. Появившаяся песня быстро стала популярной в войсках Южного фронта. 22 января 1942 года в газете «Комсомольская правда» впервые было опубликовано стихотворение «Песенка Южного фронта».
Текст стихотворения политическому руководству фронта не понравился. Как писал в своей книге «Всегда на страже: рассказы о песнях» (Москва, издательство «Просвещение», 1988 год) Юрий Бирюков, «бригадный комиссар Рюмин, возглавлявший отдел пропаганды и агитации Южного фронта, которому композитор и поэт принесли на утверждение новую песню, тоном, не терпящим возражений, заявил: «Никому эта ваша песня не будет нужна. Что это я буду вспоминать про то, что ты дал мне закурить? Вот если бы снарядами поделился или автоматный диск с патронами передал бы, тогда другое дело!»
Но у политработников претензии были не толь к самокруткам. В тексте Ростов и Таганрог упоминались не случайно. Освободив Ростов-на-Дону, армии Южного фронта 1 декабря 1941 года вышли на подступы к Таганрогу и на левый берег реки Миус. Ожидалось, что развивая успех, советские войска пойдут дальше на запад. Приказ Сталина так и начинался: «Вперёд на Таганрог! Вперёд на Мариуполь!» С начала войны Илья Френкель вместе с войсками Южного фронта отступал от пограничной реки Прут до Дона. Он хорошо помнил заметки на страницах газеты, рассказывающие о боях за Одессу, Николаев и Херсон. И не случайно в своем стихотворении писал:
Нас опять Одесса
Встретит, как хозяев,
Звезды Черноморья
Будут нам сиять.
Славную Каховку,
Город Николаев.
Эти дни когда-нибудь
Мы будем вспоминать…
Однако прорвать немецкие укрепления на реке Миус и освободить город Таганрог в декабре 1941-го так и не удалось. Усталость войск, отсутствие тяжёлой артиллерии и сложности в преодолении укреплённых позиций немцев сыграли свою роль. Фронт остановился, и победные слова в песне повисли в воздухе. Но солдатам и офицерам песня полюбилась не за это. Им больше всего понравились слова:
Вспомню я пехоту,
И родную роту,
И тебя за то, что
Дал мне закурить.
Осенью 1942 года, когда чаша весов в Сталинградской битве стала клониться в нашу пользу, у руководства Главного политуправления РККА вновь появился интерес к песням о победе. В конце этого года Модест Табачников, будучи в Москве, посетил квартиру актера Михаила Яншина и застал там, помимо прочих гостей, Клавдию Шульженко. Табачников играл для собравшихся свои песни. И Клавдия Ивановна, услышав в его исполнении «Давай закурим», попросила композитора записать для неё слова и ноты. Готовя программу «Города-герои», Шульженко включила в нее понравившуюся ей песню. Единственно – попросила Френкеля переписать вступление. Она собиралась выступать на всех фронтах, и поэтому упоминание только Южного фронта и географических объектов в полосе его действий могло помешать популярности песни.
14 февраля 1943 года войска Южного фронта генерала Андрея Ерёменко во второй раз освободили Ростов-на-Дону. И опять, как в 1941 году, успех был достигнут не только в результате действий 28-й Армии генерала Василия Герасименко, штурмовавшей город «в лоб». Как годом ранее, судьба Ростова решалась к северу от него. Когда войска трёх советских армий (51-я, 2-я гвардейская и 5-я Ударная), тесня противника, стали обходить его с севера, неприятель оставил город. В дальнейшем, также как в 1941 году, наши войска упёрлись в правый берег Миуса. Но были и отличия. 17 февраля 1943-го танкисты 4-го гвардейского механизированного корпуса генерала Трофима Танасчишина с ходу овладели посёлком Матвеев Курган и ночью переправились на правый берег Миуса. Пользуясь тем, что противник не успел занять свои укрепления, они прорвали фронт и к утру следующего дня продвинулись на тридцать километров. То, что не удалось сделать в ходе двух штурмов Миус-фронта – с декабря 1941-го по апрель 1942 года, танкисты-гвардейцы выполнили за одну ночь.
Когда информация о прорыве достигла Таганрога, в городе началась паника. Немецкие обозы спешно выдвигались по единственной приморской дороге в сторону Мариуполя. Танкисты перерезали железнодорожную линию на Донбасс, и у оккупантов оставался только один путь: берегом моря. Казалось, ещё немного – и город будет освобождён частями Красной Армии. Но – как в песне:
Тёплый ветер дует, развезло дороги,
И на Южном фронте оттепель опять.
Резкое потепление привело к распутице, и 33-я гвардейская стрелковая дивизия не успела занять место прорыва у Матвеева Кургана. Подтянув резервы и создав две подвижные группировки к северу и югу от образовавшегося выступа, немцы перешли в контрнаступление. В ночь на 20 февраля противник выбил небольшие подразделения стрелков с линии Миус-фронта и отрезал механизированный корпус Танасчишина от основных сил. Все попытки пробиться к окружённым танкистам результата не дали, и продержавшись несколько дней в полной изоляции, они взорвали оставшиеся танки и небольшими группами пробились к своим. Дальнейшие попытки прорвать Миус-фронт также ни к чему не привели. Вскоре после этого фронт стабилизировался и обе стороны перешли к позиционным действиям.
И вот тут кроется ответ на то, почему фронтовики просили Шульженко исполнить именно первоначальный текст песни. Находясь на передовой, в бинокль они могли наблюдать и освобождённый Ростов и оккупированный Таганрог. И там и там снег таял одинаково. Законы природы не подчинялись законам военного времени. Бойцы увидели, что война, несущая смерть и разрушения, ничего не может сделать с природой вещей. Война обязательно пройдёт. И люди будут вспоминать не снаряды и патроны, которые им давали, а человека в военной форме, который поделился с ними табачком.
После войны Клавдия Шульженко так и не изменила текст исполняемой песни. Она не могла признать, что была неправа. Но просьбу ветеранов услышали другие исполнители. Впервые на телевидении с первоначальным текстом песни выступила Людмила Гурченко. В её подаче песня отошла от классической подачи Шульженко. В песне появился динамизм, отражавший время. Начиная с девяностых годов XX века эту песню исполняли многие певцы и музыканты. Известные и не очень. Одни старались проявить ещё большую энергию исполнения, другие пели с нотками ярости и решительности, третьи делали упор на то, что песня шуточная, четвёртые, надев чистенькую псевдовоенную форму, просто отрабатывали номер. Наиболее эмоционально точно спел её Максим Леонидов. Критики ставили ему в вину то, что он использовал минимальный аккомпанемент, не выражал необходимого пафоса и не пробуждал у слушателей высоких патриотических чувств. Но именно в этом – его успех. Манера исполнения направлена на создание образа уставшего от боёв человека, расположившегося на привал. Минимальное использование музыкальных инструментов призвано подчеркнуть камерность ситуации. Воин, от лица которого поёт Максим Леонидович, общается не с многотысячной массой людей, а с одним единственным человеком, человеком, который в трудную минуту поделился последним, что у него было. Без фальши ни в голосе, ни в интонации, ни в словах.
|