ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. ГОД 2019-й

Декоративно-прикладное искусство Дона

И. И. МАСЛИЧЕНКО

ГОНЧАРНЯ ДЕДУШКИ КОРНЕЯ

Я давно знакома с нашим семикаракорским художником Иваном Ивановичем Масличенко. Ему уже за восемьдесят, здоровье неважное, но он совсем не потерял интереса к жизни, скорее наоборот! Продолжает писать картины на свою любимую тему — Дон и казачество, читает много исторической литературы, встречается с друзьями, пробует себя в сочинительстве песен! Недавно Иван Иванович признался, что записывает в тетрадки свои воспоминания о детстве, о друзьях-художниках и даже… свои вещие сны.

Одна из тетрадок старого художника попала мне в руки. Стала читать: описывает какого-то деда Корнея, без фамилии, и как говорится, без роду-племени. Дальше — интереснее. Оказывается, этот дед был гончаром, жил на окраине нашей станицы в первые послевоенные годы. Кроме посуды мастерил для забавы ребятишек глиняные игрушки и свистульки.

Ване Масличенко было в ту пору 12 лет, но запомнил он мастера на всю жизнь. Потом ведь и сам увлёкся этим ремеслом. И его скульптурные композиции, иллюстрирующие роман М. А. Шолохова «Тихий Дон», приобрёл не один музей области, Вёшенский музей-заповедник в том числе.

Иван Иванович работал в коллективе первых художников-керамистов, создавших в Семикаракорске цех художественного фаянса (ныне знаменитое предприятие народно-художественного промысла — ЗАО «Аксинья»). Гораздо позднее Масличенко стал автором четырёх скульптурных памятников заслуженным семикаракорцам, чьими именами названы улицы и проспекты в нашем городе. Это памятники писателям В. А. Закруткину, Б. Н. Куликову, герою войны и труда И. В. Абрамову, заслуженному строителю А. Араканцеву.

И. И. Масличенко с женой Верой Петровной

«Прекрасное нужно и можно создавать непосредственно своими руками», – говорит художник. И уверяет, что понял это ещё в детстве, когда бегал в гончарню к дедушке Корнею и наблюдал за его работой. Так что в тетрадке, попавшей ко мне в руки, я прочла рассказ-быль. Придав воспоминаниям И. И. Масличенко литературную форму, перескажу их ниже.

Т. И. КУЛИНИЧ

Хочу вам поведать об одном удивительном человеке, который оставил глубокий след в моей жизни. Я стал художником, но тут не это главное. Мог бы стать кем-то ещё, но всё равно бы вспоминал дедушку Корнея добрым словом: он показал мне, что человек должен творить красоту своим трудом и своими руками.

Его знали многие семикаракорские ребятишки, потому что он дарил им забавные глиняные игрушки или свистульки собственного изготовления. Видать, мастерил их между делом из остатков размятой глины для мисок, кружек, махоток да кувшинов.

С тех пор минуло лет семьдесят, не менее. Но время не стёрло в моей памяти ни скромную мастерскую-гончарню, что стояла на окраине Семикаракорска, в конце спуска Пятнадцатого переулка, ни образа самого гончара. Недавно я даже нарисовал его по памяти — приземистого, с сильными натруженными руками, с прищуром.

Небольшая, в два окошка, гончарня дедушки Корнея была саманной. Рядом колодец с чистейшей прозрачной водой. В мастерской, помню, кроме гончарного круга стояли ещё верстак и топчан. А в углу – яма, в которой глиняных дел мастер сжигал солому, озёрную траву и сухой бурьян, чтобы получить много горячего пепла. В нём-то и обжигался до крепости глиняный сырец.

Гончарня стояла почти у самого яра, где дед и добывал глину для своей работы. Видимо, её на том спуске было немало: чуть выше глину брали для кирпичного завода В. П. Бирюкова (у меня дома до сих пор хранится старый кирпич с его выжженной фамилией). Глина была прекрасной помощницей в быту семикаракорцев. Из неё делали саман, если не было средств на кирпич, строили хаты, которые опять же глиной обмазывали.

Я частенько заглядывал к дедушке Корнею. Смело открывал маленькую деревянную дверь, но тут же спотыкался о высокий порог. А мастер каждый раз, посмеиваясь, поучал: «Надо под ноги смотреть, а то недолго и в яму вместо горшка угодить!» Потом я садился на топчан и наблюдал за его работой. Как сейчас помню склонённую над станком седую голову. Ногами дед Корней медленно крутил большое деревянное колесо, вращая гончарный круг. Неспешно брал натруженными руками кусок сырой глины, долго мял его и приговаривал: «Давай, глинок, помну тебя чуток и сделаю горшок...» Потом шлёпал мягкую глину на круг, смачивал руки водой и начинал придавать ей форму. Движения мастера

становились какими-то особенно нежными. «Если хочешь научиться, – говорил он мне, – внимательно смотри за моими руками». И я смотрел. Дед Корней запускал правую руку куда-то внутрь глиняного куска и продолжал вращать станок. И, о чудо! На моих глазах появлялась всё более узнаваемая форма. Мастер тянул кусок то вверх, то снова вниз: цилиндр и шар сменяли друг друга. Он, видимо, решал на какой форме остановиться.

Мокрая глина часто оставалась, и дед Корней начинал лепить игрушки. Гривастые лошадки и причудливые петушки в сыром ещё виде рядами лежали на верстаке и подсыхали, ожидая обжига. Мне так хотелось их потрогать! Но пока не высохнут к игрушкам прикасаться нельзя. Только дедушка Корней знал, когда наступала пора опускать фигурки в горячий пепел. «Приходи через недельку, обжигать будем», – приглашал он. И я, конечно, приходил: знал, что обязательно достанется игрушка или свистулька.

Когда я смотрел на сгорбленную тяжёлым трудом спину, становилось жалко одинокого старика. Он и жил тут же, в гончарне, и спал прямо на соломе, брошенной на топчан. Кормился своим ремеслом: за горшки и кружки люди давали и еду, и одёжку. Может быть, деда Корнея осиротила война, оставила без дома, не знаю. Но его доброе отношение к людям она не убила!

Очень хотелось сделать что-нибудь хорошее для мастера. Отец работал на комбайне и на трудодни получал по несколько килограммов зерна, что спасало нашу семью от голода. Мне повезло. В тот день, когда я снова собирался пойти к гончару, мама варила пшеничную кашу. Я попросил, чтобы она отделила часть и для дедушки Корнея. Мама не стала противиться и положила несколько ложек каши в глиняную миску. Прижав её руками к груди, я шёл в гончарню с чувством радости. Мастер от угощения не отказался, но на будущее заказал, чтоб я больше не отрывал от семьи куска ради него. Сказал, что обойдётся и макухой, посасывая которую утолял голод. Я же ждал главного, ради чего пришёл — обжига глины.

Наконец дедушка Корней взял несколько заготовок и спустился в яму. Там он аккуратно укладывал подсушенные чашки, кружки, игрушки. Я помогал: подносил траву и бурьян. Дед поджёг их и вылез из ямы. Густой дым потянулся в жестяной дымоход в виде абажура. А мастер перекрестился на образ: «Ну, с Богом, лошадки!» – и устало присел на лавку. Оказалось, что вынимать лошадок из медленно остывающего пепла можно будет только через пять дней. Пришлось набраться терпения.

Когда пришёл в назначенный день, дедушка Корней стоял у верстака и чесал затылок. Потом начал громко ругать себя: «Эх, ядрён корень! Забыл, старый пень, посыпать в горшки битого стекла!» Наверное, горшки эти ему пришлось обжигать во второй раз. А лошадка и петушок-свистулька мне достались в этот же день. Я опробовал подарки в деле, остался доволен и засунул их себе за пазуху.

Знаю, что не один я ходил к гончару за этой детской радостью, и что он всегда старался угодить ребятне. Ласково улыбаясь, обыкновенно приговаривал: «Берите. Берите, пострелы, для вас делаю».

Прошло года два. В 1949-м на летних каникулах я работал с отцом на комбайне штурвальным. Об игрушках уже думать было некогда, и походы в гончарню отошли на второй план. Но  уборочная страда закончилась, и отец отправил меня домой готовиться к школе.

Я решил навестить своего старшего друга. Приблизившись к гончарне, увидел, что дверь в неё почему-то закрыта. Раньше-то летом она всегда была нараспашку! Нехорошее предчувствие закралось в душу, но я всё равно постучал. Ответа не последовало. Подумал, что дед Корней, наверное, пошёл на озеро за бурьяном.

К колодцу подходила с вёдрами тётка Анна Воронина. Она жила недалеко от гончарни. Спросил у неё, где дедушка Корней. «Ушёл туда», – она показала рукой на кладбище и перекрестилась.

В эту минуту я понял, что потерял дорогого мне человека. Ведь он, сам того не зная, привил мне любовь к прекрасному.

***

В тексте использован рисунок автора.