ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Год 2012-й

Изобразительное искусство Дона

С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, «СТАРИК»!

Художник-реставратор Михаил Егорович Соколенко

Фото из личных архивов И. С. Полеводы и В. Н Вереина

9 января, пятница. Утро, 8.50. Начало трудовых будней 1981 года. В помещениях мастерской почти никого. В подвале Вася Ефремов [1] проветривает помещение столярки с тяжёлым, перегретым, застоявшимся за ночь воздухом. Если не проветрить – работать будет невозможно.

Этот небольшой полутораэтажный дом на углу 30-й линии и улицы В. Черевичкина постройки конца ХIХ века Ростовская мастерская научно-производственного объединения «Росреставрация» приобрела несколько лет назад специально для бригады художников-реставраторов. Судя по техническому состоянию здания, затраты были небольшими. Для начала 80-х это большая удача. И не потому, что дёшево, а потому что дефицитом становится всё, и довольно стремительно. Цены невысокие, но купить негде. По критериям года 2011-го, когда пишутся эти строки, они просто смешные. А может быть, между 2011-м и 1981-м расстояние уже немалое и тяжело разглядеть?

В магазинах почти ничего нет – только на базаре. Ближайший от работы рынок – Пролетарский (в Нахичевани). Это место просто притягивает нас, особенно ближе к обеду. И не только потому, что обилие запахов еды кружит голову уже на подходе к рынку. Там часто стоят старьёвщики, у которых по случаю можно купить антикварную вещь, и недорого. Зарплата реставратора это выдержит. У нас сдельная форма оплаты труда, позволяющая зарабатывать чуть больше коллег, работающих в музеях. Чего только мы там не покупали: бронзовые статуэтки, рамы для картин и рамочки для фотографий, даже фирменные стамески для резьбы по дереву, изготовленные европейскими и восточными мастерами в конце ХIХ – начале ХХ веков из высококачественной инструментальной, а то и оружейной стали. Эти предметы – ровесники дома, в котором мы работаем до позднего вечера. После длительных многочасовых процессов дублирования холстов, укрепления грунта, укатки жёсткого кракелюра [2] красочного слоя масляной живописи маленькими и игрушечными на вид чугунными утюжками мы покидаем мастерскую – наше поле битвы за жизнь части культурного наследия страны. Покидаем… но только до утра следующего дня. Устаём, конечно. На хозрасчёте денег просто так не платят – их там зарабатывают.

Я – самый молодой в бригаде Соколенко, а об опыте работы, да и жизненном опыте вообще говорить нечего. Три дня назад Михаил Егорович обнародовал, наконец, своё намерение принять меня на работу – и без испытательного срока. Почти два месяца бесплатной стажировки позади. Очень долго не хотел брать. Да и понятно – ничего же не умею, за плечами только Художественное училище и армия. Рекомендаций от специалистов в сфере культуры – мастеров своего дела – не было. А мастерство здесь ценят. Через несколько месяцев я узнаю: многие из реставраторов, работающих у Соколенко, в студенческие годы были учениками Германа Павловича Михайлова [3] – Германа, как его называли. Рекомендация Михайлова, знатока живописи, была лучшим пропуском на работу, а может быть, и в профессию. Его учеником был когда-то и сам Соколенко.

Ещё один ученик Михайлова – Василий Ефремов – работает в Ростовской специальной научно-реставрационной производственной мастерской почти четыре года. И это редкий случай, когда Соколенко принял кого-то на постоянную работу, не долго раздумывая. И не только потому, что Василий также был учеником Германа Павловича, а ещё и потому, что Ефремов – это и работоспособность, и выносливость, и порядочность, и ответственность, и точность немецкая почти. Как всё перечисленное умещается в одном человеке, непонятно, да понимать, никто, кажется, и не пытался. Гораздо важнее другое. Эти качества бесценны для дела, которому служим.

О семье Соколенко Василий Иванович ничего не рассказывает – осторожничает. Ведь мы же знакомы менее двух месяцев. Хотя,… вру. Он был секретарём комсомольской организации Ростовского художественного училища имени М. Б. Грекова и учился на четвёртом (последнем) курсе, когда я поступил на первый. И он ставил меня на комсомольский учёт (но не помнил этого, конечно). Партбилет в его кармане – единственное, что настораживало Михаила Егоровича и могло помешать Ефремову войти в коллектив, где работали, в лучшем случае, только пионеры бывшие. Не помешало, потому, что смотрел Василий на эту книжицу редко, а иногда вовсе забывал, куда положил.

К Василию Ивановичу мы часто обращаемся по имени и отчеству, чтобы расшевелить его чрезмерно серьёзную натуру, а расшевелить трудно. Наверное, от того, что жизнь не баловала с детства, что в силу бесхитростного и даже прямолинейного характера ему пришлось всего добиваться самому, и ещё много от чего. Границ этики в процессе перевоспитывания натуры Ефремова переходить никто не рискует. Да это просто опасно, потому что не первый год три раза в неделю по вечерам он ходит в спортзал заниматься восточными видами рукопашного боя. Вот такое хобби. А в течение всего летнего сезона, когда бригада художников-реставраторов перемещается в Старочеркасск к своему главному объекту работы – Войсковому собору, Василий Иванович вынужден тренироваться на природе прямо под стенами дворца знаменитого однофамильца – донского атамана Данилы Ефремова. Тренируется не один, а с музейным реставратором Соколовым [4], которого Соколенко принимал на временную работу несколько раз. Для неопытного реставратора Старочеркасского музея это уникальная возможность стажироваться, не покидая донской земли, да ещё и денег заработать. Никто в станице не понимает, зачем Соколову каратэ при его-то росте в 190 см. и очень косой сажени в плече. А в ладонь его свободно поместится голова среднего казака или две головы китайцев – изобретателей этой забавы для казаков советской эпохи. Когда я впервые увижу Гену Соколова на личном мотороллере с кузовом, – подумаю, что под ним трёхколесный велосипед.

Василий Иванович – человек не очень контактный, как и я. Общаемся только по делу. Ему поручено научить меня, претендента на роль молодого специалиста, растягивать холст на рабочем подрамнике, правильно готовить осетровый клей, вырубать картонные пятаки для гвоздей, удалять загрязнения с оборотной стороны памятника (с лицевой стороной разберутся опытные реставраторы). В общем, учусь выполнять несложную и даже тупую в чём-то работу. Но без неё реставрации живописи не бывает. И Василий учит. Пыхтит, ворчит, но учит. Возможно, после возни со мной Ефремов никогда больше не будет проводить ликбезы для «чайников»!

Моя двухмесячная осада настоящего «бастиона» Соколенко – ещё не завершена. Приказа о приёме на работу пока нет, поэтому варианты возможны. К концу прошлой недели сдались, кажется все, кроме него. Резчики мастерской посчитали, вероятно, что реставрацией резьбы я заниматься не буду никогда (непростое занятие). Живописцы заметили, наверное, что скорость приобретения мною необходимых навыков вполне приемлема. А вчерашние подмастерья уже стали мастерами и негоже их отрывать от дела на простые операции. Но вот «Бугор», как называет Михаила Егоровича супруга Фарида [5], имел другое мнение и тянул с приёмом на работу до последнего: таких объектов реставрации (с внушительным объёмом работ), как в Астрахани [6], теперь нет, и неквалифицированная рабочая сила пока не требуется. Объёмы и темпы работы резко возрастут только через полгода, когда мы начнём готовиться к юбилейной, третьей по счёту, выставке [7] мастерской под руководством Михаила Соколенко.

…А сегодня только 9 января 1981 года. Утро. На циферблате – 9.20. Пёс Чёрный подал слабый голос: пришёл Саша Ермакович [8]. Он долго беседует с пёсиком о чём–то важном во дворе реставрационной мастерской, ограждённой старой кирпичной стеной с кривыми, ржавыми, но ещё крепкими воротами.

Мы с Ермаковичем учились в художественном училище в одно время, но на разных курсах и разных отделениях. Саша абсолютно лишён ценных для многих граждан советского общества качеств – лукавства, нахальства, подхалимажа. В этом нет его вины, потому что «был вынужден» воспитываться родителями (военными медиками) в лучших традициях русской интеллигенции. Страсть его к экспериментам, в том числе и над собой, удивляет. Одна только йога чего стоит. Александр занимается ею уже несколько лет (хобби такое). Начал ещё до армии и вовлёк в это дело своего приятеля Бориса Макагонова [9].. Они познакомились в армии. Боря – такая же творческая натура, как Ермакович, что, видимо, их и сблизило. Борис заходит к нам в мастерскую часто, потому что живёт неподалёку и, потому что технологии реставрации памятников культуры очень интересуют. А ещё он готовится к поступлению в Ростовское художественное училище. Многие из нас – уже выпускники этого элитного учебного заведения, а Боре пришлось до армии закончить иняз. в педагогическом институте. И что ему теперь делать с этим образованием? Не повезло… За границу выпускают только по партийным билетам и только колхозников за их достижения в выполнении продовольственной программы Коммунистической партии. Возят, правда (а может, и неправда) только по полям и свинофермам успешно «загнивающего» Запада. Английский язык Боре, к счастью, ещё пригодится. Но произойдёт это только через несколько лет, когда преподаватель иностранного языка Борис Георгиевич Макагонов станет художником, и повезёт плоды своего творчества в Европу из разваливающейся страны – Союза Советских Социалистических Республик. Сегодня в конце дня Борис снова зайдёт к нам в мастерскую и принесёт Ермаковичу давно обещанный журнал, кочующий из рук в руки не задерживаясь. В журнале опубликовано произведение какого-то Ричарда или Баха про какую-то чайку по имени Джонатан Левингстон [10]. Говорят, очень интересно и прочитать нужно обязательно.

Саша Ермакович ненамного старше меня, следовательно – откуда же опыту взяться. Но «шеф» (так он уважительно называет Соколенко) доверяет ему самые сложные и ответственные работы по подведению грунта и тонированию живописи. Эти принципы управления процессом производства реставрационных работ, применяемые Михаилом Егоровичем Соколенко, пока не совсем понятны. Возможно, оттого, что «саквояж» моих профессиональных знаний и опыта пока пуст и оттого, что неведома ещё особенность характера Михаила Егоровича – оценивать качества реставратора не по стажу работы, а по способностям и проявленным навыкам.

Недавно Саше поручили всю «косметическую хирургию» портрета атамана Данилы Ефремова, переведённого из «реанимации» Того самого портрета, который в своё время не ускользнул от опытного взора Соколенко при осмотре богатейшего фонда живописи Музея Донского казачества. По небольшому клочку руинированного холста, скрытого под мощным дубовым кабинетным столом с резными ножками в тесном темном помещении хранилища, реставратору удалось разглядеть живопись ХVIII века, свёрнутую когда-то в рулон, смятый впоследствии. Теперь то, что было когда-то картиной, напоминало двухметровый бутерброд из девяти слоёв холста с осыпями красочного слоя и грунта, заломами, прорывами и обёрточной бумагой, прилипшей к лаку. Холст пролежал в таком состоянии десятилетия и числился как копия неизвестного художника. За всю историю музея ни у кого не возникало мысли о реставрации этой единицы хранения: трудно было поверить, что это возможно. Профессиональный азарт Соколенко – реставратора и исследователя – возник в первые же минуты осмотра краёв живописного произведения. Разворачивать холст в «полевых» условиях хранилища не рискнули из-за возможных потерь красочного слоя. Пришлось долго убеждать директора музея в необходимости детального и неспешного обследования картины в реставрационной мастерской в Ростове. После технических мероприятий, позволивших развернуть холст почти без потерь грунта и красочного слоя, удаления плотных слоёв поверхностных загрязнений, стало ясно: на монтажном столе мастерской лежит не копия, а реликвия донской земли – первый из известных портретов войскового атамана и вечного шефа 14-го Донского казачьего полка Данилы Ефремовича Ефремова.

Пройдут десятилетия, картина займёт в 2008 году почётное место в Атаманском дворце. И не смогут тогда экскурсоводы того же музея, но уже другого – постсоветского поколения внятно рассказать посетителям ни об истории создания и бытования портрета в разные эпохи непростой истории казачества, ни о донских специалистах, сохранивших жизнь памятнику той самой истории... А пока стоит парадный портрет работы неизвестного мастера ХVIII столетия, созданный для украшения дворцов, у окна реставрационной мастерской, закрытого крашеными деревянными ставнями далеко не с дворцовым интерьером, и ждёт своего спасителя – Сашу Ермаковича. А вот и он, кстати. Уже слышны шаги и поскрипывание снега на крыльце, в коридоре. Наговорившись с пёсиком на бодрящем морозце, входит Александр Анатольевич с родительским кожаным портфелем, как у Жванецкого.. На самом деле в портфеле большой необходимости нет. Саша носит в нём обычный кирпич, завёрнутый в газету «Вечерний Ростов», чтобы накачать мышцы рук. Ермакович останавливается в дверях комнаты и внимательно осматривает стеллаж с небольшими иконами: проверяет: всё ли на месте? Это ежедневный ритуал. (Реставрационная мастерская слишком привлекательный объект для специалиста по кражам культурного наследия страны). Сигнализация срабатывает не всегда. Ночные сторожа – пожилая женщина, обычно крепко спящая, да пёс Черный. (Они всегда работают в одну смену). Последний за кусок ливерной колбасы не только глаза зажмурит. Он ещё и вынести «поможет» всё, что в доме, включая приобретённый недавно четой Соколенко мебельный дубовый гарнитур начала ХХ века с резьбой и витражными стёклами, да два шикарных, но изрядно потёртых кожаных кресла в английском стиле. Соколенки купили все это для себя в комиссионке рядом с тем же Нахичеванским рынком. Купили скорее всего из любви к антиквариату, т. е. ко всему настоящему, изготовленному в своё время добротно, на века, для людей, себя уважающих, а не «тружеников самого свободного в мире общества». Впрочем, и те посидели в этих креслах немало после 1917-го. Вес тружеников, сидевших в одном из кресел, был серьёзным: пружины просели почти до пола. Другому креслу повезло больше не только, потому, что подушка сидения сохранила форму. В нём часто будет располагаться шеф – Михаил Егорович, работая над созданием очередного произведения, он ведь ещё и живописец (по выходным и праздничным дням). Окажут уважение креслу и гости семьи Соколенко – художники, искусствоведы, архитекторы, литераторы. Через несколько лет в кресле посидит и Александр Кайдановский [11], с шефом хорошо знакомый; но встречались они редко и почти всегда в Москве. А реставрационную мастерскую на 30-й линии Кайдановский посетит, кажется, лишь раз, и это событие будет зафиксировано «ящиком» нашей павильонной фотокамерой. Той самой, которой шеф выполнял всю фотопротокольную съёмку объектов реставрации, никому не доверяя важнейшего звена в технологическом процессе работы. Никто тогда не сможет предположить, что эта фотография станет историческим документом и попадёт в известную книгу Любови Александровны Сурковой как иллюстрация, не совсем точно аннотированная [12]. Михаила Егоровича мы на фотоснимке не найдём: он во время съёмки у фотокамеры: установит диафрагму, снимет крышку с объектива и, контролируя выдержку, попросит позирующих не шевелиться.

Приобретённую мебель и разместить-то было трудно. Не заменять же ею ту, которая в квартире на Западном [13]. Она хоть и из макухи полированной, но ещё крепкая. Дочь Ирина [14] – ещё школьница, мебельной рокировки не поймёт. Размещение мебели невозможно и на старочеркасской даче. Просто нет ещё самой дачи. Семья Соколенко приобретёт этот недостроенный кирпичный дом без пола и системы отопления только через два года. А может быть, дачный проект уже есть? Кто знает, кто знает… Вот и собачку-боксёра Соколенкам подарил недавно кто-то из приятелей. А не для охраны ли дачки подарил…? Чёрный – пёс свирепый, но прописан только на 30-й линии, и для охраны собственности всенародной, а не частной.

К Чёрному я, возможно, и несправедлив. Наши шаги он узнаёт ещё от угла улицы. Лает и роет землю, но при появлении еды быстро меняет гнев на милость. Шефа Чёрный уважает, и, кажется, больше всех нас вместе взятых. Наверное, чувствует, кто в этом старом доме хозяин.

А время, между тем, 9.40. Славик Вереин [15], как всегда, проскочил в полуподвал мастерской незаметно. Для этого есть причины: нужно ещё до начала плановых работ, которые по обыкновению начнутся часов с десяти, проверить качество последних отливок копий бронзовой кабинетной скульптуры. Уже несколько месяцев Слава совершенствует навыки художественного литья и обработки антикварных изделий из металла. Его хобби – такое.

Иногда мы с Вячеславом возвращаемся домой одной дорогой и обогащаем друг друга теоретическими знаниями из истории искусств. Он архитектор по образованию и многое из того, что он сообщает, мне интересно, особенно из области развития художественных стилей. Реставратору без таких знаний работать невозможно.

Не первый год Вячеслав собирает антиквариат. Увлечение не афиширует: Соколенко не приветствует, и, скорее всего, из-за риска привлечь внимание милиции к мастерской. Слова «антиквариат», «коллекционер», «спекулянт», «фарцовщик» для представителей власти одного происхождения – буржуазного. Толковые словари они не читают. А в городе известны случаи судебных процессов за торговлю антиквариатом вне государственной торговой сети.

Основа будущей коллекции Вереина – семейные реликвии, доставшиеся ему по наследству от родителей, потомственных казаков. Собрание пока небольшое, но уже требует реставрации, а значит, знаний и практических навыков в разных технологиях. Энергии и способностей к копированию, воссозданию формы предмета или фактуры поверхности Вереину не занимать. Многое получается сейчас, многое получится и через два года, когда он уйдёт из бригады Соколенко и организует в Ростовской мастерской участок реставрации лепного декора, а чуть позднее и художественной керамики. Тогда впервые, наверное, я подумаю о создании на базе мастерской Соколенко своего небольшого участка по реставрации графики. В мои двадцать два года любая задача кажется выполнимой. А шефу уже так не покажется, и он зарубит «амбициозный проект» на корню. Вслед за Вереиным придётся уйти из бригады и мне. Мечты об организации в городе многопрофильной реставрационной мастерской ещё долгие годы не будут давать покоя. Успешный опыт работы Вячеслава безусловно повлияет на ход событий и в моей профессиональной судьбе.

Предметы, отреставрированные Вереиным, – памятники не только истории и культуры, это ещё и памятники выживания специалистов, сохраняющих историю материальной культуры своей земли, и чаще всего вопреки обстоятельствам, а не благодаря им. Вереин у Михайлова не учился и поэтому никогда, наверное, не был бы принят на работу в мастерскую. Вячеславу очень помогло давнее знакомство с другим художником – Сологубовым [16], который рекомендовал Михаилу Соколенко принять на работу способного к реставрационному ремеслу молодого человека. Родился и вырос Сологубов на Ставрополье, и Михаил Егорович просто не мог отказать в просьбе земляку, да ещё и художнику, да ещё и живописцу. А тут еще новое задание по реставрации Астраханской монументальной живописи появилось, для выполнения которого пришлось увеличить бригаду почти вдвое.

Астрахань… Сколько рассказов, легенд и баек о ней я наслушался в мастерской. Кажется, не было ни одной недели, чтобы не вспоминали хотя бы раз объекты реставрации Астраханского кремля. Кто-то вспоминал эту длительную командировку, потому что удалось заработать больше, чем обычно, кто-то – потому, что удалось вырваться на несколько месяцев из рутины привычной и однообразной бытовой жизни. Соколенко принял этот объект реставрации в работу, скорее всего, из амбиций. Проект был действительно амбициозным и достаточно рискованным. Опыта производства подобных работ у Ростовской мастерской ещё не было. На высоте пятидесяти четырёх метров от земли на незакрытых от горячего степного ветра узких площадках закомар Свято-Успенского собора необходимо было укрепить отставшую пластами штукатурку с красочным слоем фресок и, удалив плотные наслоения голубиного помёта, копоти, сгрибившейся олифы и вековой пыли, восстановить живопись. Работа предстояла не только сложная, но и тяжёлая физически.

Возможно, совет Виктора Васильевича Филатова [17] повлиял на решение о включении в план работы астраханской монументальной живописи. Шеф всегда советовался с ним в сложных ситуациях. По рассказам самого Соколенко, годом раньше бригада реставраторов из Ярославля из-за неверно выбранной методики работы не справилась с этим заданием и уехала, увозя с собой инструмент, профессиональные разочарования и экономические убытки. Надеяться и рассчитывать можно было только на потенциал и творческую энергию наших ребят, и в первую очередь на самых опытных из них: Пустоветова [18], Пахомова [19], Ефремова, Кабарухина [20]. Семья Соколенко проведёт много времени в аэропортах и самолётах, мечясь между двумя громадными объектами – Астраханским кремлём и старочеркасским Воскресенским войсковым собором, где работы не прекращались. К счастью, расчёт Михаила Егоровича и в этот раз оказался верным, надежды оправдались: задание по реставрации монументальной живописи Свято-Успенского собора Астраханского кремля было выполнено.

Несмотря на каторжную по физическим нагрузкам и часто бытовым условиям работу у каждого были свои причины, чтобы оставить Астрахань в сердце навсегда.

К слову сказать, Пахомов познакомился со своей супругой в Астрахани. Он спустился тогда с пятидесятиметровой высоты, почти с небес, от фрески к грешной земле, чтобы зачерпнуть очередную порцию извести для укрепления штукатурного слоя живописи. Зачерпнул. Обратный путь уже с двумя полными вёдрами пролегал через экспозиционную зону Кремля, где Пахомов и столкнулся с Ириной [21], гуляющей по территории музея в толпе сотен глазеющих по сторонам туристов (извините, созерцающих памятники древней архитектуры). Ира была ещё студенткой института культуры и проходила в Астрахани преддипломную практику. Такие моменты в жизни принято называть судьбой. Вознестись в тот день обратно к объекту реставрации Пахомов был уже не в состоянии.

Живут Пахомовы теперь в Ростове-на-Дону в полуподвальном помещении из двух небольших комнат на углу Соколова и Пушкинской, рядом с маленькой и невзрачной на вид аптекой № 11. Гена выхлопотал его как творческую мастерскую (не без помощи Соколенко). Редкий вечер у них обойдётся без случайных гостей. Отчасти это можно объяснить географическим расположением жилья: самый центр города и перекрёсток, где постоянно встречаются знакомые и знакомятся незнакомые люди. Удивительная коммуникабельность Гены и доброжелательное отношение Ирины к людям притягивает многих. Нередко эти многие злоупотребляют гостеприимством…

Ежедневно по утрам Геннадий отводит дочку в детский сад, из-за чего регулярно опаздывает на работу: с транспортом в городе вопрос точно не решён. После каждого опоздания он извиняется перед нами. Никто и никогда этих извинений не требовал, а он всё равно извиняется. В бригаде Соколенко микроклимат взаимного уважения я замечу сразу, как только попаду на территорию мастерской. Потом к этому привыкну, а позднее постараюсь перенести эту особую атмосферу в другие коллективы, где буду работать.

За окном мелькнула рыжая ондатровая шапка Пахомова. Можно часы проверить. Наверняка дело к обеду. Сейчас зайдёт, ещё в дверях бельэтажа извинится, как всегда, поставит чайник на газовую печку и только потом разденется. Самая большая чашка с изображением Спасской башни Московского кремля, которую Гена таскает за собой уже много лет, стоит на столе, ждёт хозяина. На белой фаянсовой поверхности чашки и стеклянных гранях стограммовых рюмашек – лабораторных, конечно, – заиграл рефлекс от плаката с призывом к трудящимся о социалистическом соревновании. Ну уж если и солнечный луч указал на плакат – значит, до обеда ещё часа два.

Не тут-то было. В отработанный сценарий вмешивается Фарида Хакимовна, настигшая Геннадия уже в воротах. Настроение у неё хорошее, праздничное почти. Уже прошлась по базару по сумкам видно. Она успевает сказать Пахомову во дворе что-то весёлое и поднимается к нам по скрипучим от мороза деревянным ступеням. Тот от неожиданной встречи забывает, наверное, куда шёл, и скрывается в полуподвале столярки, изменив траекторию движения. Видимо, какой-то инстинкт повлиял на изменение маршрута. Одно мгновение – и Гена уже в своей среде, в своей стихии. Возможно, там – у высокого верстака с объёмными барочными листьями из липы, лежащими на столешнице, у золочёных художественных рам рядом со старинной фанерованной мебелью, с отставшими слоями орехового шпона и пахучей сосновой стружкой под деревообрабатывающем станком Геннадий Васильевич Пахомов чувствует себя комфортнее всего. Он контролирует всю работу по воссозданию художественной деревянной резьбы иконостаса войскового собора Воскресения Христова в Старочеркасске, по изготовлению экспозиционных подрамников для живописи херсонского музея, восполнению утрат и консервации белорусской деревянной полихромной скульптуры. Причём умудряется это делать ненавязчиво: сразу и не заметишь. Почти все подрамники для портретов атаманов – парсун (редкой портретной живописи конца XVIII века) сделаны Пахомовым, да как сработаны!..

Я однажды наблюдал от начала до конца весь процесс изготовления классического экспозиционного подрамника по всем нормам: с крестовиной, скосами, колками. Это было в конце дня, Геннадий Васильевич спешил. Оттого, наверное, и не допустил ни одного лишнего движения рубанком, стамеской и лучковой пилой. Весь процесс занял не более трёх часов. А впрочем, чему удивляться? Его мастерство работы с деревом оттачивалось годами. Всё началось ещё в Орле, городе детства и юности, где он до армии закончил ремесленное училище и получил специальность столяра. Потом, уже в Ростове, эта специальность будет его кормить, поить и одевать до тех пор, пока не окончит художественное училище имени М. Б. Грекова и не поступит на работу в реставрационную мастерскую к Соколенко.

О коммуникабельности Гены ходят легенды. Под гипнозом обаяния этого хитроватого и одновременно доброжелательного человека пребываю и я. И я многому научусь у мастера. Пахомов для коллектива – удача. Кажется, ему под силу снять напряжение любой конфликтной ситуации. Для Фариды Хакимовны, постоянно проявляющей заботу о психологическом климате в коллективе, он – просто находка.

Фарида… Я ей так благодарен за то, что она умеет слушать собеседника, за то, что умеет устраивать не только свою жизнь, но и жизнь окружающих. Никогда я не буду называть её только по имени или по отчеству и даже по имени-отчеству. Я буду обращаться к ней одновременно просто и ёмко – Мать. Фарида Хакимовна на работе такого ёще не слышала. Со временем удивление сменится на снисхождение. А другого обращения быть и не может. У неё такой статус и в семье и в мастерской.

На часах 9.50, на дворе – мороз и солнце. Лязг калитки. Сомнений быть не может: пришёл Борис Серафимович Пустоветов. Он, как всегда, точен и в хорошем настроении. Переодевается в синий халат (в отличие от наших грязно-белых). Садится за мольберт, сооружённый из стульев. (Нормальный станок для живописи стоимостью в 120 рублей шеф занял своим «бессмертным» произведеием – незаконченным ещё). И вот мастер начинает сложный, ответственный, почти магический процесс утоньшения старого лакового покрытия картины. Попутно рассказывает, как вчера допоздна писал, писал, писал…. своих любимых лошадей акварелью. Говорит, что на масло денег не хватает. Шутит, наверное. И вот голос его всё тише, а шутки всё реже. Пора подойти и полюбоваться: сейчас под ватным тампоном с растворителем проявится обыкновенное чудо – фактура мазка и чистейший цвет живописи конца XVIII века…

В реставрации Борису Серафимовичу нет равных среди нас. Опыт большой, да и знаний – «вагон». Может, от белой зависти за неимением чёрной некоторые обитатели мастерской иногда подшучивают над ним. Пустоветов снисходительно позволяет нам это и только приговаривает: «Вот щучкины дети».

На этот раз ту же фразу, но только громче, мы слышим от Ермаковича, обнаружившего в своём портфеле «подмену». Два дня назад мы с Пахомовым заменили кирпич стандартного размера на большемер, найденный под снегом в старом армянском дворе напротив мастерской, куда через день ходим за водой, вооружившись металлической вываркой на двадцать литров и двумя вёдрами (там ближайшая колонка). На дворе градусов пятнадцать ниже нуля, но вода для работы нужна каждый день. Водопровода в реставрационной мастерской во второй половине ХХ века ещё нет.

Сегодня пятница, девятое число, день зарплаты. Дадут денег или опять забудут про художников, как в прошлом месяце? Фарида суетится у стола с продуктами и успокаивает нас сообщением, что «Бугор» поехал в контору на Каширскую сдавать очередные процентовки (листы бумаги с буквами и цифрами, свидетельствующие о том, что бригада работала, а не гуляла в отчётный период). Там, на Каширской, 18 – центральный офис организации, выражаясь «слэнгом» года 2011-го. Там лежат трудовые книжки ростовских реставраторов. В конторе наш труд измеряют квадратными дециметрами восстановленной поверхности живописи и резьбы, килограммами и литрами расходованных при этом материалов. Здесь, в мастерской на 30-й линии, к счастью, совсем другие измерения.

Обед был ранним, лёгким, нетрадиционным: знали, что Фарида приготовит к концу дня что-нибудь вкусное. И каждый оставил для этого вкусного местечко в желудке. Сегодня 9 января, у шефа день рождения, да ещё и зарплата ожидается, – двойной праздник. Я об этом узнаю только сейчас, когда до начала нашего маленького торжества времени остаётся, предположительно, не более часа. Узнаю нечаянно из вопросов, задаваемых Фариде всеми членами коллектива из всех пространств старого скрипучего здания мастерской. Вопросы льются между делом, вскользь, ненавязчиво:

«Фарида, а когда будет Миша?» (Василий Ефремов).

«Фаридушка, а Миша из конторы заедет сегодня?» (Борис Серафимович Пустоветов).

«Ну где Старик!?» (голос Пахомова из подвала столярки).

«А в контору звонили?» (голос Вереина из того же подвала).

«Гав!!!» ответ пса Чёрного вместо Фариды: стоит подождать, оба праздника состоятся.

Фариде сейчас не до ответов. Она хлопочет на кухне, где рядом с осетровым клеем, гранёной химпосудой и марлей для фильтровки растворов стоят салаты, атлантическая селёдка с репчатым лучком под водочку за четыре рубля двенадцать копеек, пожаренная наспех, подмороженная польская картошка, капусточка солёная с пахучим донским подсолнечным маслом. В середине стола традиционный большой, как букет цветов, пучок петрушки. Ермакович вопросов не задавал, потому что йог. У него вся жизнь праздник, не то, что у нас, смертных. Я тоже ничего не спрашивал, но лишь потому, что мою первую зарплату в коллективе мы обмоем только в следующем месяце, а договоримся об этом за столом часа через полтора. И ещё сделаем открытие: январь для мастерской становится месяцем тяжёлым не только двумя новогодними праздниками, традиционно отмечаемыми трудящимися по новому и старому стилям летоисчисления, но и днями рождения Михаила Соколенко, Бориса Пустоветова, Вячеслава Вереина, а теперь и Игоря Полеводы. Все это выяснится только за столом. А пока ждём шефа – Соколенко Михаила Егоровича и не знаем, что минут через сорок, когда уж совсем стемнеет за окном и посуда на столе начнет отражать лучи не солнечного, а электрического света, он всё же возникнет в дверях, и не один. За ним поднимутся по скрипучим ступеням Солнышкин и Волошинова – архитекторы из Спецпроектреставрации [22] – обаятельные люди, с которыми я пока ещё не знаком. Они зайдут специально, чтобы поздравить шефа. В этой компании, к сожалению, не окажется кассира с деньгами и ведомостями. Так что один из праздников бригады так и не состоится. Зато состоится другой – главный. Ликующий визг пса Чёрного у входа в мастерскую возвестит нам о прибытии первого и по счету и по статусу реставратора земли Донской – Соколенко Михаила Егоровича. И все услышат привычный голос Пахомова где-то на крыльце: «Ну вот…, сподобился таки. С днём рождения, Старик!».

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Ефремов Василий Иванович (23.04.1947, Батайск), художник-реставратор живописи, предметов декоративно-прикладного искусства, художественной резьбы по дереву. Резчик по дереву, живописец- пейзажист. Работает в ООО «Реставрационный Центр «Дон» (Ростов-на-Дону).
2. Кракелюр (франц. craquelure) растрескивание грунта, красочного слоя или лака картины.
3. Михайлов Герман Павлович (1924, Ленинград – 1988, Ростов-на-Дону), живописец. Преподавал в Ростовском художественном училище имени М. Б. Грекова (1950-1984).
4. Соколов Геннадий Николаевич (? - 2007, Ростов н/Д). В начале 1990-х годов работал художником-реставратором Старочеркасского историко-архитектурного музея-заповедника.
5. Баутова Фарида Хакимовна (18.08.1938, Казатово Тарского района Омской обл. – 23.01.2002, Ростов-на-Дону). Член Союза художников РФ с 1996 года. Участник выставок реставрационных работ: Ростов-на-Дону, 1976, 1982; Москва, 1979, 1984; Польша, 1991. В 1972-1993 годах работала в Ростовской специальной научно-реставрационной производственной мастерской (далее СНРПМ).
6. Объект реставрации бригады художников-реставраторов под руководством М. Соколенко (1976-1979). Настенная живопись закомар Свято-Успенского собора Астраханского кремля (1710).
7. Третья выставка произведений изобразительного искусства реставрированных Ростовской специальной научно-реставрационной производственной мастерской : каталог выставки. Ростов н/Д, 1981.
8. Ермакович Александр Анатольевич (01.10.1958, Потсдам, Германия), художник-реставратор живописи, полихромной деревянной скульптуры, книг. Живописец. Работал в СНРПМ с 1974 по 1985 год. Участник выставок музейных ценностей, реставрированных мастерской М. Соколенко.
9. Макагонов Борис Георгиевич (23.04.1956, Ростов-на-Дону) Художник-реставратор живописи, книг, живописец, автор фресок нескольких храмов: предел царицы Александры Свято-Александрийского храма, часовня на территории завода «Рубин», часовня Св. Иоакима и Св. Анны кардиоцентра областной больницы (все в Ростове), Свято-Покровский храм-часовня в Центре «Казачий Дон (Старочеркасская).
10. Ричард Бах «Чайка по имени Джонатан Ливингстон» (англ. Jonathan Livingston Seagull) — повесть-притча. Рассказывает о чайке, учившейся жизни и искусству полёта. Произведение воспринимается многими, как проповедь о самосовершенствовании и самопожертвовании. В 1972 году издано свыше миллиона экземпляров книги. Издательство «Ридерз Дайджест» (Reader's Digest) выпустило версию книги, которая стала бестселлером за 38 недель (по рейтингу газеты «New York Times»).
11. Кайдановский Александр Леонидович (23.07.1946, Ростов-на-Дону 03.12.1995, Москва), актёр кино, режиссёр
12. Суркова Л. А. Наши. Ростов н/Д, 2009. Т 2. Фотосъёмка произведена не в личной мастерской М. Соколенко в Старочеркасской, а в СНРПМ на 30 линии в Ростове н/Д.
13. Советский район в Ростове н/Д.
14. Соколенко Ирина Михайловна (1.11.1966, Ростов-на-Дону) художник, искусствовед, дочь М. Е. Соколенко и Ф. Х. Баутовой. С 1991 года в Москве.
15. Вереин Вячеслав Николаевич (13.01.1956, Ростов-на-Дону), художник-реставратор живописи, предметов декоративно-прикладного искусства. В СНРПМ работал с 1979 по 1987 год.
16. Сологубов Виктор Иванович. (27.08.1935, с. Красногвардейское Ставропольского края), художник-монументалист. Член Союза художников РФ с 1991 года. Участник выставок с 1961 года.
17. Филатов Виктор Васильевич (23.09.1918, Москва – 18.12.2009, Москва), исследователь, знаток техники и технологии древнерусской живописи, реставратор монументальной и станковой темперной живописи. Научный руководитель мастерской М. Е. Соколенко.
18. Пустоветов Борис Серафимович (16.01.1941, Ростов-на-Дону 2006, Ростов-на-Дону), живописец, реставратор Член Союза художников РФ с 1980 года. Участник выставок с 1965-го. Работал художником-реставратором в СНРПМ с 1972 года. В 1993 году возглавил реставрационный центр «Дон».
19. Пахомов Геннадий Васильевич (10.06.1946, Чаньчжоу, Китай), художник-реставратор живописи, предметов декоративно-прикладного искусства, резчик по дереву. Работал в СНРПМ, ООО «Реставрационный Центр «Дон» (Ростов-на-Дону, 1974 2000). С 2000 года живёт в США.
20. Кабарухин Леонид Андреевич (5.04.1951, Таганрог), живописец, реставратор. Член Союза художников РФ с 1998 года. Работал в бригаде М. Е. Соколенко с 1973 по 1978 год.
21. Пахомова Ирина Александровна (1959, Куйбышев), библиотекарь. В 1981 году руководила методическим отделом Зональной научной библиотеки Ростовского государственного университета. С 2000 года живёт в США.
22. Проектный институт «Спецпроектреставрация». С 1973 года производит проектно-сметную документацию на производство работ по реставрации памятников архитектуры на территории Северного Кавказа; Солнышкин Юрий Николаевич (06.07.1941), начальник архитектурно-реставрационной мастерской, Волошинова Любовь Феоктистовна (19.03.1952, Ростов-на-Дону), архитектор-реставратор, писатель.