ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Год 2007-й

Жизнь и творчество донских писателей

ВОЗЛОЖЕНИЕ СТИХОВ

Памяти Виктора Михайловича Пожидаева

В ёмкой четырёхстрочной автобиографии поэт написал: «Живу подённо и построчно — / Короткий отдых, долгий труд / В надежде, наконец, закончить / Души заочный институт». Душа — пожалуй, это слово является кодовым для всего творчества поэта.

Поколение Виктора прошло через нелёгкие испытания военного и послевоенного детства в центре России — Воронежской области. В подростковом возрасте он получил тяжёлое ранение от случайного винтовочного выстрела.

Труд керамиста — эту профессию Виктор выбрал — тоже никогда не относился к числу лёгких. Любовь к глине наравне с любовью к поэзии пронёс через всю жизнь. Многие годы работал на Ростовском комбинате прикладного искусства, неоднократно участвовал в художественных выставках. И всё же большую часть души отдал литературному труду. Стихи печатались в журналах, сборниках «Ростовское время» (1990), «Перевал» (1998). В кассетном варианте вышла небольшая книжка «Жесты света» (1987). В настоящее время готовятся к изданию рукописи стихов Виктора Пожидаева, до выхода которых в свет, как и до своего 70-летия, он не дожил полтора года.

...Порывом ветра беды — безвременной кончины друга — задуло «сердечную» свечу Виктора Пожидаева. Почти четверть века назад он читал нам свою "Свечу" на занятиях литературно-творческого объединения «Дон», в котором активно работал. Эти строки вошли и в его книжку «Жесты света»: «Кого-то ждал живой призывный свет / То мрак виня, то ночи в чём-то каясь... / С тех пор прошло уже немало лет, / А жесты света в памяти остались».

Да, осталось свечение пожидаевского слова — трепетного и граждански-неравнодушного, часто — вдохновенно-возвышенного, но никогда выспренного или сказанного всуе. В стихах он оставался один на один с Жизнью, болел её острыми проблемами и противоречиями, непростой судьбой своего поколения. «Прологом всех стихов считаю жизнь... земные человеческие страсти», — писал он. А обращаясь к «нашему новому Веку», оказавшемуся, по метафоре поэта, на «роковой развилке трёх дорог», призывал: «Довольно, витязь, крови и огня! / Чужих побед века не повторяют. / Не поверни горячего коня / К дороге той, где голову теряют!»

Недостаточно сказать, что Виктор беззаветно и бескорыстно любил Поэзию. Он стремился глубоко осмыслить её суть, посвящал стихи Николаю Рубцову, Борису Чичибабину, памяти своего учителя Владимира Смиренского. Его живо интересовало состояние Души творческой личности, влияющее и на её Судьбу. «Не забыть бы в спешке, сколько света нужно человеческой Душе», — к этому он стремился всегда...

Художник слова должен обозначить себя в мире, преодолев сопротивление равнодушной или даже неприязненной среды. «Живи как все!» — часто убеждали и Виктора Михайловича. Начав с этих слов одно из стихотворений, он достойно ответил на них: «Как все... как все — /Наследие веков / Со среднестатистической Судьбою. / Вот почему так часто / Льётся кровь / Всех тех, кто хочет быть / Самим собою. Быть «самим собою», пережить свои испытания, сомнения, находки и потери, обретя необходимую свободу — было для него главным. Естественность его поэтики родило признание: «Дыхание земли рождает облака. Так и душа порой рождает строки». Однако поиск, выбор поэтического слова — эквивалента чувства — нелёгок и в чём-то сродни рождению человека заново. Путь к нему нередко лежит через сомнения, когда, по признанию поэта, «теряют силу многие слова... душа поёт, а звука нет», их преодоление: «Испытывая боль несоответствий, / Обламываю я сучки сухие на трепетном стволе живого чувства / И слушаю его живую плоть». Так рождается то единственное, «как ангел, праведное слово», к которому поэт был очень чуток. Никогда не были для него пустым звуком голоса «живых корней истории». Примеры — вдохновенные строки о Куликовом поле, Танаисе, его каменных реликвиях. А в «Донской степи» — признание в Любви: «Всей грудью степь медовым ветром дышит / И день-деньской звенит перепелами. / Войдёшь в неё и сразу станешь выше, / Как будто осеняешься крылами».

В одном из последних стихотворений лирический герой Пожидаева силой воображения «матросом был на разных кораблях»... Да, многие ветры и штормы пронеслись над этим «кораблём», опалив ранимую душу художника, заронив в неё и противоречия. Будучи совершенно не замкнутым человеком, высоко ценя общение («Свет братских душ я над собой включаю», — писал он друзьям), он был абсолютно не публичен в отношении выхода стихов в свет. Да и сами издатели-редакторы в течение ряда лет сдерживали появление новых имён в литературе, поэзии в частности. Виктор Пожидаев не избежал этой участи. С горечью он констатировал: «Не вся судьба идёт в печать. / Ждёт слова то, что неподкупно, / Но сколько нам дано молчать, / Когда молчание преступно!» В тексте с символическим названием «Эхо» поэт признаётся: «Душа не ждёт / Ни славы, ни почёта, / Ей только бы узнать, / Что Эхо есть».

Эхо у стихов Виктора Пожидаева осталось: не может бесследно исчезнуть слово такой силы лиризма: «Смиряется разум с потерями дня / И солнце за крыши упало... / Есть небо. Есть вечность. Есть ты у меня. / Для смертного — это немало». Слово, попавшее в унисон с душами его родных «землян». И в будущем: «Всё так же май при молодой Луне / Осыпят дробью соловьи — иные / По нежности, любви и тишине / Землян до слёз охватит ностальгия!» Так будет каждый раз при встрече с поэтом, подарившим нам свет своей Души. И оставившим своеобразное завещание:

От меня самого
Не спасайте меня.
Возложите стихи
На вершину огня
И простите,
Что вас потревожил.