ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Год 2002-й

 Жизнь и творчество донских писателей

ОН БЫЛ ПРАВ

Павел Александрович Шестаков

Среди писательских судеб, сложившихся на Дону в XX веке, судьбе Павла Шестакова было уготовано место необычное до парадоксальности. Единственный сын верхнедонской казачки, посвятившей себя учительству, и мелкопоместного тамбовского дворянина, смолоду окунувшегося в революционную стихию, будущий писатель унаследовал независимость и благородство, тягу к знаниям и бескомпромиссное неприятие зла.

В детстве с ним жестоко обошлась война. Отняла у него отца (Александр Прокофьевич Шестаков ушел в народное ополчение и пал в бою за первое освобождение Ростова), навязала оккупацию в далеком хуторе Таловка, на родине матери, а потом еще и эвакуацию в холодную и голодную Курганскую область.

Сразу после войны Павлу довелось учиться в Канаде, в школе при советском посольстве, где русский язык и литературу временно преподавала его мать, Мария Павловна. Последние школьные годы прошли в Ростове, здесь же окончил университет, стал историком. Не соблазнившись предложенной аспирантурой, поехал по назначению в украинский городок Первомайск, работал там учителем, потом лектором, а по возвращении в Ростов поступил на работу в областной музей краеведения. Затем трудился и в общественно-политической редакции Ростиздата, и в отделе очерка и публицистики журнала «Дон». Тогда, в 60-х, никому не было известно, что Павел Шестаков — писатель.

Остросюжетная повесть «Через лабиринт», отвергнутая главным редактором «Дона», появилась в журнале «Урал» в 1967 году. Радость молодого (впрочем, уже 35-летнего) дебютанта была омрачена смертью матери.

Повесть вышла книгой в Ростиздате, была переведена и издана в Чехословакии, а потом еще в нескольких странах Восточной Европы. Появление повести «Страх высоты» в том же «Урале», в том же Ростиздате, а вскоре и в Польше, экранизация ее на «Мосфильме» — все это уже было воспринято литературной общественностью как норма. Писатель Шестаков состоялся. Со своим оригинальным детективным почерком, со своим умным, проницательным, несколько ироничным героем Игорем Николаевичем Мазиным. Когда читатели с возрастающим интересом узнавали о блестящей работе этого следователя по страницам повестей П. Шестакова «Игра против всех», «Давняя история», «Рапорт инспектора», «Три дня в Дагестане», критика заговорила о «мазинском цикле» в современной детективной литературе. При этом подчеркивалась неординарность, самобытность образа, созданного Шестаковым.

Вот как высказался по этому поводу ростовский критик Владимир Тыртышный:

«Мазин выступает не только как следователь, но и как исследователь жизни. Этот отход от так называемого «чистого» детектива нарастает от одной книги Шестакова к другой. Повести мазинского цикла исследуют психологическую природу душевной ущербности, бездуховности. Скрупулезно, во всех подробностях рассматривает автор механизм духовного падения, которое одних делает приспособленцами, других циниками, третьих философствующими мизантропами, четвертых равнодушными обывателями, с молчаливого согласия которых совершаются и предательства, и убийства и т. д.».

Сам писатель не довольствовался успехом своего «мазинского» цикла повестей. На рубеже 70-х и 80-х годов он отклонился от привычного курса и сосредоточился на жанре романа. И здесь он остался верен главному в своем мастерстве — глубокому психологизму, ни в чем не противоречащему занимательности. Первый роман Павла Шестакова «Взрыв» захватывал не только сюжетом, но и художественным анализом двух не совпадающих взглядов на одни и те же события войны с фашизмом. Участник этих событий Лаврентьев с точностью, до боли, надрывающей и в конце концов разрывающей его сердце, помнит все, что произошло с подпольем, все обстоятельства взрыва театра, наполненного эсэсовцами, гибели чекиста Шумова, проводившего эту акцию... Режиссеру, снимающему фильм об этих событиях, молодым актерам все или почти все видится иначе. Художественный маневр между этими точками зрения, примененный Шестаковым, ярко и убедительно высветил глубокий драматизм каждого эпизода романа, помог воссоздать картину борьбы в тылу врага без прикрас и сглаженных углов.

После «Взрыва» писатель не спешил расстаться с Шумовым — обратился к событиям 20-х годов, к молодости своего героя. Роман «Омут» (первоначальное название «Тупик») порадовал читателей острым сюжетом, исторической достоверностью, глубокой психологической разработкой образов и коллизий. Павел Шестаков овладел статусом романиста. Но с жанром повести не расстался.

Ранняя повесть «Дождь-городок», навеянная учительскими годами в Первомайске, увидела свет в Ростиздате к 50-летию автора. Тогда же он опубликовал в «Урале» так и не изданную до сих пор книгой повесть «Всего четверть века», в которой с тонким лиризмом, юмором и печалью рассказал о судьбах своих сверстников на разных этапах жизни с 1956 по 1981 год. Незадолго перед этим П. Шестаков написал фантастическую повесть «Туда и обратно», которой предстояло долго дожидаться издания. Реалии «того света», куда временно попадает герой, были выписаны вполне по-земному, с бытописательской точностью, а бюрократическая система потусторонней жизни давала простор для так называемых аллюзий, в те годы несовместимых с идеологическими постулатами.

Двадцать лет назад в интервью радиожурналу «Дон литературный» Павел Шестаков сказал: «Главная для меня на сегодня работа очень трудная, потому что я больших вещей не писал, — это многоплановый роман, где мне хочется совместить острую сюжетность с бытовой достоверностью, глубиной. События этой книги должны охватить много времени — от гражданской войны до наших дней. Но роман будет не исторический. Прошлое в нем неотрывно от современности...». Этот замысел остался невоплощенным. Годы писательского труда ушли на другие книги. В романах «Клад» и «Вертеп», повестях «Остановка», «Он был прав» читатель встретился вновь с Игорем Мазиным, с некоторыми персонажами «Взрыва» и других книг писателя. Мастерство Павла Шестакова создавало эффект органичного слияния сложных перипетий криминального толка с анализом противоречивых тенденций перестройки, влиявших на психологию и поступки героев. Особое место в творчестве Шестакова этих лет принадлежит книге размышлений о смутном! времени «Самозванец» и повести-эссе о Гоголе «Между днем и ночью».

Павла Александровича не стало 29 июля 2000 года. На его рабочем столе остался законченный уже в дни болезни роман «Смерть в ассортименте» («Вертеп-2»). Читать эту рукопись грустно. Пенсионер Мазин, работающий в частном сыскном бюро, имеет дело с новыми «хозяевами жизни». Самый влиятельный из них — Девятов, которого Мазин разоблачил и обезвредил в «Рапорте инспектора». Читая, невольно задаешься вопросом: а прав ли был писатель, когда откладывал работу над заветным замыслом крупного романа и принимался за другие глубоко волновавшие его вещи. И отвечаешь себе словами, вынесенными в заголовок одной из этих вещей: «Он был прав».

Он был прав, давая нам прочувствовать угрозу нарастающего зла в панораме преступности, человеческой низости, опасности озверения — от «Лабиринта» до «Вертепа».

Он бал прав, избавляя героику событий прошлого от ходульного приукрашивания, от недоверия к обыденной сути подвига.

Он был прав, помогая нам извлекать уроки чести, достоинства, справедливости, гражданского стыда и совести как из давних лжедмитриевских времен или николаевской эпохи, так и недавних периодов советской истории, формировавших и ломавших судьбы людей, что называется, на наших глазах.

Он был прав, отстаивая лучшее в литературе и жизни в те годы, когда работал собственным корреспондентом «Литературной газеты», и позже, когда был главным редан тором издательства «Приазовский край», и всегда, будучи настоящим писателем и гражданином России.