ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Год 2007-й

Жизнь и творчество донских писателей

В. Сёмин

«ИСТИННАЯ ЖИЗНЬ — ЖИЗНЬ ДУШИ»

Из рабочих записей

Эти записи Виталия Николаевича сделаны не в специальной тетради, а на разрозненных листках в различные годы. Систематичность и хронологию их установить невозможно. Возможно только по теме записи приблизительно сказать, над чем он приблизительно работал. Иногда это философская мысль, иногда просто зарисовка, деталь натуры, факт. Но все записи указывают на особенности писательского стиля Виталия Сёмина, который Игорь Дедков назвал «добычей смысла».

Виктория Кононыхина

***

Дурак, и мысли твои на побегушках у других людей.

***

Кричать я начал давно. Госпиталь немцев-военнопленных. Немец, который не верил, что с нами, что с нами обращались плохо.

***

И то в человеке есть и это. И в разное время он разное старается сделать главным, а всё остальное подчинить ему и подавить. Часто то, что он в себе старается развить, зависит от окружения. Смелость быть самим собой приходит не сразу. Особенно если тебе не хочется быть, каким «положено» быть. Глядя на этих людей, я уже тогда мог бы догадаться, что судьба — это не мистика, не нечто эфемерное. Она — есть. От неё трудно уйти. А уйдёшь — всё время будешь чувствовать себя переполовиненным. Судьба где-то там, а ты — здесь.

Но тогда я об этом не думал. Я был устремлён домой.

***

И тех, кто говорил: «Да брось ты!» — я ненавидел, потому что они покушались на мою мечту.

***

Они все (воевавшие) как бы наделены самостоятельностью, инициативой. А нас везут, передают, выстраивают к тарелке с супом. Ожидание этого супа. У нас есть только вопрос.

***

Как я старался обрести эту инициативу собственного существования. Сопротивлялся стадности! Прибивался к этим и тем, к сомнительным, к грабителям.

***

К роману: много знакомых лиц. В этих лицах — почти всё знакомое. Жизнь устояла. Вот — впечатление. Что только не происходило! Каких только потрясений не было! Устояла! Больше того — устояла обыденность. И, как бы это сказать, — эта мысль делала смерть страшнее. Умереть — оказаться неудачником. Допустить оплошность. Стойкость жизни доказана.

Обыденность же после стольких потрясений оскорбительна. Обидна. Удушлива. И постепенно — в прошлое переносится яркость жизни. Забывается, что там была обыденность ужаса, страха, голода, обыденность умирания и уничтожения.

Ещё не знаю, что истинная жизнь — жизнь души. Но если нет жизни тела — откуда жизнь души? Как она будет жить? Откуда черпать впечатления?

Но при бурно живущем теле душа может и не зажить своей жизнью. Практика жизни ведь может противостоять практике духовного развития (просто духовному развитию). Вот в чём дело!

Духовное развитие может противоречить практической жизни и быть правым. Иметь на это право.

***

Поиски смысла жизни. И поиски жизни. Вот два процесса, две цели, которые я ставил бессознательно перед собой. Вовка Назаров [2], который являлся ко мне, водил меня к бабам, где танцевали офицеры, он сам показывал «класс», оскорблял женщин, к их удовольствию и моему удивлению этим удовольствием. Оказывается, о «жизни» я не знал ничего. Так, какие-то пустячки. Тут было кипение жизни — и я был тут. Тут не было любви, но было её кипение, и я пытался быть тут. Но я всегда понимал, что это не то, чего я ищу. Я это понимал всегда. Даже в самозабвенные минуты искренности и соучастия. К Ухтомскому. К изобилию жизни в другом. Через другого.

Всё пытался к себе, о себе, через себя. А надо бы через других.

***

Жил мыслями. Каждая приходила с потрясающей силой (даже глупая).

***

Сосны, казалось, светили жёлтым светом. А вот приехал лет через двенадцать, и свет погас. Стал намного тусклее. Значит, цветное кино крутилось тогда.

***

Как мы ели! Бездна, вырытая голодом военным и послевоенным, никак не засасывалась, не засыпалась! Два первых, два вторых, три компота или киселя. И только выпивка без закуски. Но самая главная бездна — любовь, которой нет. ***

Эпоха, подхлёстывающая героическое. Интенсивное использование сил, выход за пределы — и истощённая старость.

***

То, что человек есть в глубочайших основах своего бытия, в действительности проявляется лишь через действие.

***

Я был ненаблюдателен. Не было у меня свободы для того, чтобы стать наблюдательным. То, что было перед глазами, я не замечал. Искал то, что должно быть.

***

Человек я, должно быть, неприятный. Это видно по тому, что остаюсь в одиночестве, когда сам не иду на контакты. Я — один. Чувствую пустоту, вакуум. Люди забывают меня. Должно быть, нет во мне того, что каждому нужно для ежедневного общения. Что есть у Лёки [3], Лёвки [4]. Занудливость свою переносил всегда тяжело. В молодости тяжелее. Как темноту. Она и есть темнота незнания, отсутствия склонности к игре.

***

Вик. [5]. о Муле [6]: «Никогда не думала, что пустые слова так тяжелы».

***

Опустошение не просто пустота. На «опустошённое» место приходят мысли, которых раньше туда не пускали.

***

Непоследовательность — это хорошо. Это значит, что человек побывал в разных состояниях и из этих разных состояний увидел и оценил себя и других.

***

Не идёшь на компромиссы — значит вынуждаешь к ним других. Как долго тебе это удаётся?

***

Каждый восклицательный знак как распахнутые объятья.

***

Рабкор «Вечёрки»: «Особых мыслей нет, приходится писать взволнованно».

***

Он не знает, что оболочка жизни у меня потоньше. Сквозь неё отчётливее слышно. Да и привычка к усилиям давно подвела меня к чувству времени. В этом чувстве есть что-то лихорадочное и даже паническое. Время уходит. Его не хватает.

***

В. нелюбовь дала мне почувствовать, как я несовершенен. Она развила и направила сюда мою наблюдательность.

***

Нет практического смысла. Но есть ли другой?

***

Научные восторги. Потребность научного вмешательства — какая-то проблема. Проблема решена. Но само решение вызывает новые проблемы. Это естественно. Но естественность новых проблем иногда воспринимается как катастрофа, разочарование. Так было с марксизмом. В сознание ещё должно внедриться понимание временности, а не вечности каких-либо научных решений. На вечность не может рассчитывать ни одна идея. И это её нисколько не умаляет.

***

Может, я и на Куйбышевскую ГЭС еду, может, всё время плыву за молодостью, и она, недостижимая, несбывшаяся, всё ещё впереди?

***

Тип. Кто-то в автобусе с ним заигрывает, щекочет сзади шею. Он не поворачивая головы, просит спутницу, сидящую рядом с ним:

— Посмотри, кто это?

***

Сосед долго ходил их комнаты в кухню и пел. Не напевал, как это обычно в таких случаях бывает, а пел. Слуха у него нет, а голос мощный, к тому же репертуар весьма ограниченный:

— Где это видано, где это слыхано, старый осёл молодого везё-от!

И всё. Через десять минут это: где это видано, где это слыхано — невозможно терпеть, голова разламывается. Пожилой сосед начинает казаться невоспитанным старым дураком. В коридор за надобностью неохота выйти, чтобы не встречаться с ним, так он противен. И начинает непроизвольно складываться его «психологический» облик: и глуп он, и нехорош характером, и как с ним можно жить...

Потом сосед вдруг замолкает. Тихо. Постепенно остываешь. А минут через двадцать с умилением слушаешь, как этот же сосед разговаривает по телефону со своим взрослым сыном:

— Сынуля... мальчик мой...

И всё это отнюдь не сентиментально. Сдержанно. Просто очень хорошо. Такой в сущности приятный чувствительный человек.

***

Рассказ о стюардессе. Дважды в день она встречает пассажиров, летящих на дальние расстояния. Она красивая, и мужчины смотрят на неё. Каждый мужчина пассажир — возможная судьба. За три часа она переживает всё это не раз. А затем новые три часа.

***

Форма вежливости: старуха старается есть как можно меньше.

— Я сыта.

***

В присутствии мёртвых у многих цвет лица становится землистым, бескровным. Как будто бы на них падает отсвет смерти.

***

На каждых похоронах находится человек, который ВСЁ знает: как надо поставить гроб, куда нести, как класть цветы и много других суетных вещей.

***

Сосны под Москвой не такие красивые, как в Куйбышеве, на Жигулях. Кора у них серая, почти чёрная. От этого в лесу мрачный колорит.

***

Он наливал бензин в бачок мотоцикла в абсолютной темноте. Чтобы определить сколько, зажёг спичку. Тотчас же его охватило пламя. Он упал на землю. Жена, бывшая тут же, растерялась, схватила ведро с бензином, стоящее рядом, и плеснула на него.

***

Приходил Зв. [7], уговаривал стать подлецом

***

Приходила старушка, спрашивала адрес Калабалина. Она член семьи врачей, в которой есть педиатры, хирурги, дерматологи. У них есть внук. Она не знает, что с ними делать. Испробовали все средства. У мальчика ужасный негативизм, мать взяла месячный отпуск без содержания, но ничего решительно ничего не может поделать. Может, Калабалин подберёт здесь ключик.

А ключик — убрать мальчика от родителей.

***

В. К [8]. говорит:

— Как надоело деньги зарабатывать. С каким бы я наслаждением перебивался с хлеба на квас, только бы писать что-то толковое для себя, не считаясь с тем — напечатают — не напечатают. Так нельзя. Семья. (У него несколько приёмных детей и жена на 12 лет старше его).

***

Не поразительно ли: начинал я с чтения философов, искал всеобъемлющие формулы и презирал конкретность, а теперь вот наоборот — нет больших мыслей, абстракции кажутся невыносимо бесплодными, зато влекут детали. Они восхищают, они радуют. Хорошо это или плохо? И хорошо, и плохо.

***

Стараешься накопить усилия, накопить жизнь, а она тут же уходит.

***

Васька [9] обижается, замолкает, и я ищу, где я был несправедлив. И нахожу. Когда ищешь — находишь.

***

Ненахов [10] сегодня высказал затаённое:

— Тебе нужно попасть в ежовые рукавицы. А то ты уже разболтался, никого не боишься, ничего тебе не страшно, всё, что напишешь, кажется красивым.

***

Старик-еврей, впрягшийся в тачку, тянул её по асфальту. Дорога около тротуара была разрыта водопроводчиками. Кучи глины по обеим сторонам канавы оставляли транспорту узкий проход. И старик закупорил его своей тачкой. Должно быть, он был глуховат, потому что не сразу услышал яростные, угрожающие сигналы большого грузовика. Когда он обернулся, шофёр уже открыл дверцу и что-то собирался крикнуть, видно, очень оскорбительное. Но не крикнул: такая у старика оказалась беспомощная, добрая улыбка.

***

Дядька, толстый, с тяжёлой челюстью, самоуверенный, поставив ногу на фундамент, кричит кому-то по телефону (т. е. — автомат прямо на улице):

— Ну тихо, тихо!

***

Лицо одутловатое, спившееся. Жирен, но ещё крепок. Говорит быстро, с напористыми интонациями в голосе, будто уверен во всём, о чём говорит. А глаза бегающие, пакостные. В них нет ничего, кроме напористости. И есть ещё некое беглое смущение. Знает подлец, что подлец. Обманывает и знает, что обманывает.

***

Данину [11] Софронов [12]: «Не смотрите на меня своими лживыми глазами».

— Уж какие есть.

***

Самое неприятное впечатление от встречи со старыми друзьями. Т я н у т н а з а д. Остановились и тянут.

***

Остроумие определённого типа помогает уклоняться от жизни, от проблем.

***

Человек, который смеётся над всем, неспособен к поступкам.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Настоящая фамилия автора воспоминания — С. Арабкерцев.
2. Приятель Сёмина.
3. Л. Г. Григорьян.
4. Л. А. Левицкий.
5. В. Н. Кононыхина.
6. Тёща Сёмина.
7. Ростовский журналист.
8. В. Р. Креслов, журналист, работал в газете «Вечерний Ростов».
9. В. Завьялов, приятель Сёмина.
10. И. Д. Ненахов, заведующий отделом в «Вечернем Ростове».
11. Д. С. Данин, писатель.
12. А. В. Софронов, поэт.