ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Год 2003-й

Жизнь и творчество донских писателей

ПОЭТ ЖУКОВСКИЙ В НОВОЧЕРКАССКЕ

В «Русской Старине» печатается беглый дневник Жуковского, такой беглый, что многое из него остается совершенно не понятным. Тем не менее из него можно сделать некоторые извлечения, касающиеся войска Донского и особенно города Новочеркасска. Часть дневника Жуковского относится ко времени посещения Императором Николаем I города Новочеркасска, в октябре 1837 года, когда Наследнику Цесаревичу Александру Николаевичу, в войсковом кругу, вручены Государем знаки атаманского достоинства. Вот что записано поэтом: «Аксай городок, стоящий на берегу Дона, перед лесом. Совершенная безвкусица в постройке и расположении домов. Балконы. Неприятный костюм женщин: пояса по грудям. Тулупы».

Как этот городок мог стоять «перед» лесом, когда лес был на противоположной стороне Дона? Жуковский проехал почти всю Россию, и неужели крестьянские постройки Тамбовской, Пензенской и даже Московской губерний сделаны с большим вкусом? Уж одни балконы доказывают отсутствие безвкусицы. Почему костюм женщин показался ему неприятным — неизвестно, а поясов на грудях казачки никогда не носили: кубилек подпоясывался под грудями. Тулупы — естественны, потому что в октябре бывает холодно. Затем: «Прибытие Государя в 2 часа по полудни в Аксай. Он нездоров. Зубная боль. Переезд мой из Аксая в Новочеркасск. Остановился в доме Леонова. Нынешнее разделение на округа и установление списков весьма удобно для службы казацкой. Атаман наказный Власов. Ефремов».

Вот именно в эти-то неприятные минуты зубной боли и был решен вопрос о том, остаться Новочеркасску на прежнем месте или быть перенесенным в Аксайскую станицу. Находясь в угнетенном состоянии от докучной боли, Император едва взглянул на местность, занимаемую этой станицей, всю изрытую балочками, и тогда же произнес решение об оставлении Новочеркасска на прежнем месте. Об «установлении» каких «списков» упоминает Жуковский, — трудно догадаться, Далее идет речь о пребывании в Новочеркасске.

«Скучный и грустный день. В ту минуту, когда получено известие, что Государь не будет в Новочеркасске, узнал о смерти И. И. Дмитриева. Посещение выставки. У Власова. Длинный и скучный обед за общим столом в дворянской зале. Орлов-Денисов с двумя сыновьями. Григорий Д. Иловайский с женою. Ефремов. Панин и проч. Ввечеру у Иловайского. Жена Бердяева прекрасная женщина».

В этих немногих строках два раза поэтом упомянуто о «скуке», которая овладела им в Новочеркасске. Если бы Василий Андреевич был более дальновиден, то он легко мог бы предсказать такую скуку и на весьма отдаленное будущее нашего родного города... Граф Орлов-Денисов, — это герой Отечественной войны, а впоследствии корпусный командир, погребенный в харьковском монастыре. Он отец известного Федора Васильевича, генерал-адъютанта, бывшего при Хомутове начальником штаба войска Донского. Григорий Дмитриевнч Иловайский — отец известного в Миусском округе помещика-хозяина, жившего в слободе Зуевке. Жена Бердяева, бывшего начальника штаба при атамане Власове, человека умного и доброго, но раздражительного до умопомрачения. О вспышках его рассказывали много забавных анекдотов, которые мною записаны. Когда он горячился, то пришепетывал так своеобразно, что казаки, по созвучию, переменяли в его фамилии одну букву на другую... Далее «прибытие Государя в половине 2-го. Его коротенькая и выразительная речь в круге, окруженном знаменами и регалиями атаманскими. Церемония без величественности. Блеск и лохмотья. Перед старым деревянным собором и недостроенным новым, в виду фундамента Платовского дома и его разрушающейся беседки. В этом ничтожном, безжизненном городе день Триумфальных ворот».

Еще я помню, что во дворе теперешнего войскового штаба, который принадлежал прежде графу Платову, а потом Турчанинову был высокий курган, на котором стояла беседка. Ничтожность и безжизненность города засвидетельствована таким компетентным лицом, и как клеймо осталась на всю его будущую жизнь. Далее Жуковский продолжает: «Смотр 20 казачьих полков. Государь недоволен. «Это мужики, а не армия». Отчего? Казацкая армия может существовать только на границе в виду неприятеля. Покой ее портит. Или она становится обыкновенной регулярной армией. Но они смотрят только на выправку. Бал. Четырехугольная длинная зала, обитая кисеею. Богданович параличный. Иловайский с женою. Жена Бердяева. Внучка Платова и его сын в перевязке. Анекдот о его жене, после того как она, уже невеста, узнала о несчастии жениха: мне нужно его сердце, а не лицо, и я имею одно только слово».

Император Николай I привык к фронтовым порядкам регулярной армии, а потому 20 казачьих полков, собранных у Новочеркасска, не имевших никакого понятия о фронтовых тонкостях, показались ему ордою, а не полками. Современники рассказывают, что когда Государь на этом смотру скомандовал: «г.г. офицеры, вперед на линию!», то исполнения не последовало, так как донские офицеры того времени совсем не знали никаких построений, а многие из них, думая, что «на линию», значит на Кавказ, который назывался просто «линией» (мой муж или брат на службе, на линии значило — на Кавказе), во фронт же воскликнули: «за что же нас на линию?» Параличный Богданович — это тот самый генерал, который по поручению Чернышова забрал из Новочеркасска самые важные документы, относящиеся к донской истории. Внучка Платова — это Марфа Ивановна, бывшая в замужестве за князем Д. Г. Голицыным, а впоследствии вышедшая за барона Врангеля. Отец ее, сын атамана графа Платова, Иван Матвеевич, перед самой женитьбой своей на Анне Степановне Ефремовой был на охоте, где разорвавшийся ружейный ствол совершенно вырвал у него правую щеку, а потому он до самой смерти ходил в перевязке. Обвенчавшись в 1817 году, они прожили до 70 годов прошлого столетия и умерли вскоре один за другим. Иван Матвеевич имел орден Почетного Легиона, пожалованный ему королем Людовиком XVIII. Дом этих стариков на углу Московской и Ратной улиц принадлежит теперь купцу Шапошникову. Что значить последняя часть фразы: и я имею одно только слово, — известно только одному Жуковскому.

Вот и последний пункт дневника, касающийся Новочеркасска:

«По утру в 7 часов отъезд Государя с Великим князем. Мы остаемся на 24 часа. Ездил с графом Паниным в уездное училище, которое в весьма хорошем положении. Был у архиерея Афанасия, первого здешнего. Вот уже 8 л. Его благоразумные действия с раскольниками: они уже склонены принять архиерея, только бы без консистории. Это важный шаг. Визиты к атаману, Бердяеву, Рубашкину, Кузнецову, Орлову-Денисову, Иловайскому. Обед со всеми ними в дворянском доме. Ввечеру бал, данный мачехою Орлова-Денисова, урожденной Иловайской. Разговор с Кузнецовым о крае. Лучшее образование на счет очереди и определение властей. Правительство слишком мешается во все подробности: ловушки, в которые рыба не ловится и которых не позволяют смолить в пользу их продавцов. Добывание соли менее выгодное. Энергическое и полезное, но совершенно самовластное правление Платова. Упрямый Денисов. Худой правитель Иловайский. Слабый Кутейников. Власов с предрассудками и упрямством. Хорошо дать атамана русского».

Афанасий был первый преосвященный (назначен в 1829 г.), именовавшийся донским и георгиевским. До него Донское войско принадлежало к воронежской епархии. Рубашкин тогдашний войсковой дворянский депутат, отец двух новочеркасских полицмейстеров Николая и Петра Александровичей. Кузнецов Михаил Михайлович походный атаман донских полков во время Венгерской кампании. Дочери его — за Карповым, Мельниковым, Себряковым и Поздеевым. Сын, бывший флигель-адъютант, служил адъютантом при фельдмаршале Паскевиче. О рыбных ловушках и осмолении их в пользу продавцов — что-то мало понятное. Точное исполнение последней фразы вышеозначенного пункта способно гарантировать край от упрямства, слабости и проч.

В заключение не могу не привести двух записей из моего дневника, сделанных мною со слов очевидцев посещения Николаем I Новочеркасска в 1837 году. Первая. Известный донской писатель Сухоруков, гонимый графом Чернышовым до самой смерти этого страдальца, совершенно неожиданно произведен в есаулы. Ф. П. Хоперский, бывший тогда старшим адъютантом войскового дежурства (теперь штаба) рассказывал, что Бердяев поручил ему составить списки всех старших офицеров разных чинов для представления к производству их в следующие чины, куда попал и Сухоруков, прослуживший сотником около 15 лет. Ни войсковое начальство, ни сам Чернышов не прочитали этих списков и производство состоялось. Когда же Власов и Бердяев увидели, что в числе произведенных стоит и опальный Сухоруков, то пришли в ужас и, ожидая должных репримандов от Чернышова, напали на Хоперского, который ответил им, что не имея приказания, он и не мог исключить Сухорукова из списков. Дело обошлось, однако, благополучно. Чернышов промолчал, а может быть, и не заметил.

Вторая. На первом приеме Императором Николаем всех чиновников в числе последних находился полковник Тапилин, вышедший в отставку еще при Императоре Павле, а потому и имевший на себе мундир того времени. Наследник, заметив такую редкость, сказал Государю, указывая на Тапилина «дедушкин мундир». Полковник, приостановившись, немедленно ответил «никак нет, ваше императорское высочество, свой собственный».

И еще. Так как в те поры вводилось в действие новое положение 1835 года, то было несколько «временных отделений». Сам Государь не осматривал присутственных мест, а поручил это наследнику. На месте, занимаемом теперь канцелярией музея и отчасти женскою гимназией, стоял ветхий, желтого цвета, дом, в котором помещалось какое-то «временное отделение». Когда цесаревич взошел на крыльцо по трясущимся ступеням и оперся рукою на перила, то они пошатнулись так сильно, что он едва не упал. «Какое здесь присутственное место?» — спросил он у атамана Власова. «Временное отделение», — ответил старик. Наследник, покачивая рукою, едва державшиеся перила, сказал «видно, что временное, да и что на земле вечно?»

Источник: Донские областные ведомости. 1902. 21 июля. С. 2-3.