ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Год 1995-й

Жизнь и творчество писателей

А. А. Айрумян

ДОНСКИЕ ДОРОГИ ГРИБОЕДОВА

По роду своей дипломатической службы Александр Сергеевич Грибоедов многократно бороздил обширные пространства Российской империи с севера на юг и обратно.

Путь из Петербурга в Персию пролегал через Москву. Воронеж, Новочеркасск (тогдашнюю столицу Земли донских казаков), Ставрополь, Владикавказ, Тифлис и т.д. Почтовый тракт, которым приходилось пользоваться, пересекал Дон в двух местах: в верховье — у станицы Казанской и в низовье — у станицы Аксайской. Путешествие было долгим и утомительным и сопровождалось обязательными остановками на каждой почтовой станции для смены лошадей, а также — по желанию путника — для отдыха и ночлега.

В Новочеркасске и Аксае сохранились до наших дней здания почтовых станций, на которых не раз останавливался Грибоедов.

Впервые Грибоедов побывал на Дону осенью 1818 года. Из писем с дороги явствует, что в пути ему приходилось много задерживаться то «за недостатком лошадей», то из-за экипажей, «сто раз разбитых и сто раз починенных». Одна из таких «длинных стоянок ради починки», по-видимому, имела место и на крупной почтовой станции в Новочеркасске. Любознательный по натуре Грибоедов более или менее детально ознакомился с городом, его достопримечательностями, казачьим населением, его бытом и нравами.

На Кавказе и в Персии Грибоедов провел около пяти лет. В марте 1823 года получил длительный отпуск. По пути в Москву и Петербург, писатель вторично пересек Донскую область, но теперь уже с юга на север. В Петербурге он общался со своими близкими друзьями, в числе которых были декабристы А. И. Одоевский и В. К. Кюхельбекер, встречался с А. С. Пушкиным и П. А. Вяземским, познакомился с Н. М. Карамзиным, И. А. Крыловым и Н. И. Гнедичем, сблизился с руководителем Северного тайного общества декабристов К. Ф. Рылеевым и его ближайшим соратником А. А. Бестужевым. Здесь же он закончил работу над третьим и четвертым актами «Горя от ума».

В мае 1825 года Грибоедов покинул Петербург, чтобы возвратиться на Кавказ. Однако поехал другой дорогой, минуя Дон. Он направился в Киев, путешествовал по Крыму, встречался с группой членов Южного общества декабристов — С. И. Муравьевым-Апостолом, М. П. Бестужевым-Рюминым, С. П. Трубецким и другими. Затем его путь лежал через Керчь, Тамань, вдоль Кубани по Кавказской линии, Нальчик, далее — в станицу Екатериноградскую. В штаб командира Отдельного Кавказского корпуса, главноначальствующего в Грузии знаменитого генерала А. П. Ермолова, при котором он тогда служил чиновником «по дипломатической части», Грибоедов прибыл лишьв октябре.

Приближалась пора тревог и смелых ожиданий. Из Таганрога в ноябре пришли весть о внезапной смерти Александра I. Затем курьер из Петербурга привез сообщение о восшествии на трон Николая I и о восстании 14 декабря на Сенатской площади в Петербурге, в котором участвовали многие друзья Грибоедова. Курьер рассказывал о многочисленных арестах, последовавших за этим.

А вскоре к генералу Ермолову прибыл из Петербурга фельдъегерь с приказом арестовать Грибоедова. Генералу предписывалось «взять» Грибоедова «со всеми принадлежащими ему бумагами, употребив осторожность, чтобы он не имел времени к истреблению их». Однако, как свидетельствовали многие современники, генерал Ермолов не только предупредил Грибоедова о предстоящем аресте, но и дал ему время для разбора и уничтожения компрометирующих бумаг, в которых, как писал декабрист Дмитрий Иринархович Завалишин, «несомненно, было немало опасного для Грибоедова, в том числе кое-что из собственных его произведений, судя по тому, что многие не раз слышали от него».

На следующий день после прибытия фельдъегеря, утром 23 января 1826 года, Грибоедов был отправлен в Петербург. Фельдъегерю, конечно, положено спешить. Грибоедов же, быть может, впервые на пути в Петербург не торопился. По его настоянию делались насколько возможно продолжительные остановки.

Один из ближайших друзей Грибоедова Степан Никитич Бегичев рассказывал, что арестованный предъявил ультиматум своему конвоиру: «Я сказал этому господину, что если он хочет довезти меня живого, так пусть делает то, что мне угодно. Не радость же мне в тюрьму ехать», — повторил Бегичев слова Грибоедова. Фельдъегерю не оставалось ничего другого, как принять это условие. Тем более, что и сослуживцы Грибоедова, «отпуская его в Петербург с прискакавшим за ним курьером, крепко-накрепко наказывали этому курьеру довезти Грибоедова цела и сохранна, или никогда уже к ним не показываться (этот курьер имел частые поручения в Грузию), ибо сие может быть ему (курьеру) вредно». Видимо, эта угроза также возымела свое действие.

Грибоедов неспроста старался максимально отсрочить момент прибытия в Петербург. Во-первых, как он сам заявил фельдъегерю, действительно, с какой стати арестованному торопиться в тюрьму?! Во-вторых, задерживаясь на станциях, он мог надеяться на случайную встречу с тем или иным знакомым или даже незнакомым, от которого можно было узнать дополнительные сведения о событиях в Петербурге. В-третьих, медлил потому, что таким образом получал возможность еще и еще раз спокойно все взвесить, проанализировать и обдумать, как держать себя, что говорить на предстоящих допросах.

Из скупых рассказов того же С. Н. Бегичева известно, что на пути в Петербург «он (Грибоедов) ночевал в Новочеркасске». Это упоминание особенно важно вот почему. Бегичев, вспоминая о своем друге, неохотно говорил о причастности Грибоедова к декабристскому движению, но следуя истине, назвал именно Новочеркасск (и еще Москву), выделив его из многих лежавших на пути довольно крупных городов, где, безусловно, тоже делались остановки. Так отчего же Бегичев упомянул Новочеркасск? Ведь это был совсем еще молодой, основанный всего лишь за двадцать лет до того и очень небольшой городок с населением, не достигавшим и десяти тысяч душ. А дело в том, что в Новочеркасске в то время жил известный донской историк и писатель Василий Дмитриевич Сухоруков, тоже причастный к движению декабристов, с которым Грибоедов был близко знаком.

Вот почему, настаивая на ночевке в Новочеркасске, Грибоедов мог рассчитывать (и, несомненно, рассчитывал!), что ему удастся встретиться или еще как-то связаться с Сухоруковым и сообщить о том, что ему известно о разгроме декабристов, предупредить о возможных репрессиях, а может быть, и узнать от него те или иные новости. И хотя не осталось документальных или свидетельских подтверждений, что такая встреча состоялась, тем не менее есть основания считать, что Грибоедову удалось связаться с Сухоруковым. Неспроста ведь уже упомянутый декабрист Д. И. Завалишин писал в своих воспоминаниях: «Когда Грибоедов был арестован и содержался в здании Главного штаба со мною, Синявиным (сыном адмирала), братьями Раевскими, Шаховским, Мошинским и др., то разговор не раз касался того, были ли аресты на Дону (Чернышев был при кончине государя в Таганроге) и не арестован ли Сухоруков».

Постановка этого вопроса среди арестованных декабристов — и именно в такой форме! — сама по себе предполагала обязательность встречи Грибоедова с Сухоруковым во время проезда Дона по пути в Петербург. Она, как считали содержавшиеся в Главном штабе, должна была иметь место непременно. В этом они, как видно, не сомневались. На гауптвахте Главного штаба вместе с другими декабристами Грибоедову пришлось просидеть под арестом четыре с лишним месяца, пока длилось следствий. 2-го июня 1826 года он был освобожден с «очистительным аттестатом». Такой исход дела был обусловлен не только тем, что друзья всячески выгораживали Грибоедова, но в не меньшей, а быть может, в еще большей степени его твердой, хорошо продуманной линией поведения на следствии.

Спустя некоторое время после освобождения Грибоедов снова отправился на Кавказ к месту службы. В четвертый раз он проезжал Землей донских казаков. Это было во второй половине августа 1826 года.

Тяжело было на душе. Грибоедов глубоко переживал крушение лучших своих надежд и гибель многих друзей. Пятеро повешены... А скольких сослали на каторгу, в Сибирь, в рудники, на нещадные, лютые муки! «Положение мое облегчено, я не могу разделить с ними одной участи: это мучительно!» Так сказал о себе другой декабрист, но эти слова как нельзя лучше характеризуют тогдашнее состояние и Грибоедом. Жестокие страдания, глубокая, гнетущая тоска не покивали его всю дорогу.

По прошествии полутора лет, в марте 1828 года, Грибоедов снова — в пятый раз — пересекал степные просторы донского края, направляясь в северную столицу государства. Ехал он с чувством исполненного долга и законной гордости, ибо являлся одним из авторов Туркманчайского мирного договора, текст которого вез теперь в Петербург.

Договор этот подводил итоги русско-персидской войны 1826-1828 годов и был заключен на весьма выгодных для России условиях, для выработки которых от Грибоедова потребовалось много усилий и большое дипломатическое искусство.

Естественно, Грибоедову не терпелось поскорее попасть в Петербург, чтобы окончательно завершить большой государственной важности дело. А кроме того, ведь впереди — долгожданная встреча с друзьями, по которым истосковался. Вот только дурная дорога препятствовала быстрой езде. Ох, уж эти расейские дороги! Сплошное мучение! Весной и осенью — грязища, летом — зной и пыль. Разве что зимой, по санному пути... Да и то сказать, хорошо, если мороз не больно лют да метель не крутит.

Прибытие в Петербург вестника мира было встречено пушечными залпами.

В Петербурге Грибоедов провел около трех месяцев. Награжденный четырьмя тысячами червонцев, орденом святой Анны 2-й степени с бриллиантами, чином статского советника и назначенный полномочным министром-резидентом в Персию, он выехал из столицы 6 июня 1828 года. Теперь можно и не торопиться. Ведь как хочется оттянуть еще хотя бы на немного разлуку с милым сердцу отчим краем и верными друзьями!..

По дороге он навестил в Москве мать Настасью Федоровну. Гостил в тульском имении старинного друга Степана Никитича Бегичева, затем — в имении сестры — Марии Сергеевны Дурново, где отводил душу за фортепиано и окрестил своего племянника и тезку — маленького Сашку.

Грибоедов делал остановки и на многочисленных почтовых станциях не только для смены лошадей, но и для ночевки и отдыха. Через три недели после выезда из Петербурга он прибыл в Новочеркасск. Здесь 24 июня написал письмо одному из лучших своих друзей Андрею Андреевичу Жандру. «Любезный Андрей, — писал он. — Мухи, пыль и жар, одурь берет на этой проклятой дороге, по которой я в 20-й раз проезжаю без удовольствия без желания: потому что против воли».

Можно полагать, что Грибоедов и на этот раз пробыл в Новочеркасске не менее суток.

Это было шестое и теперь уже последнее посещение Грибоедовым берегов тихого Дона. Спустя семь месяцев великий писатель трагически погиб на посту русского посланника в Тегеране.

Грибоедов, человек с энциклопедическим образованием, был всегда внимателен ко всему окружающему, проявлял интерес к истории, исторической географии различных мест России, к памятникам археологии, к топонимии. С увлечением подлинного ученого он изучал документы, летописи, карты, книги, сопоставлял приводимые в них факты, высказывал свое мнение. В этом отношении представляют большой интерес его заметки, касающиеся проблем истории, исторической науки, объединенные под общим заголовком «Дезидерата», что в переводе с латинского означает «Пожелания».

Круг интересов, охватываемый этими заметками, достаточно широк. Однако примечательно, что в ряде записей неоднократно упоминаются притоки Дона — Донец, Сал, Медведица, Иловля, донские станицы Глазуновская, Качалинская, Цимлянская, Трехостровитянска, города Азов, Черкасск, а также слободы Недвиговка, Синявка и другие донские географические названии.

Приводя различные исторические данные, почерпнутые из самых разнообразных источников, Грибоедов высказывал пожелания выяснить, уточнить, изучить более детально те или иные отдельные вопросы.

Так, например, он считал важным определение места, где на Дону в древности находился хазарский город-крепость Саркел. «Любопытное, — пишет он, — известие в наших летописях есть описание путешествия (плавания) по Дону митрополита Пимена, в 1389 г.». Далее Грибоедов анализирует приводимые в летописи сведения о поездке Пимена и ставит ряд вопросов, которые, по его мнению, должны помочь выяснить местоположение Саркела. «Речка, которая ниже Трех-Островянской станицы, вливается слева в Дон, называется в подробной карте, № 54, Сакарка. Не Саркела ли?» И дальше делает предположение, что «Саркел стоял на Дону, ниже Черкасска, между ним и усьем Дона, притом на восточной стороне».

Предположение это, надо сказать, не оправдалось.

Познакомившись с книгой ботаника и путешественника XVIII века И.-П. Фалька «Топографические сведения о Российской империи», изданной на немецком языке в 1786 году, Грибоедов записал в «Дезидерате»: «Академик Фальк... говорит о двух городищах значительных возле Цимлянской станицы. Он сам их не видал, но что казачий атаман ему об них рассказывал, всемерно заслуживает любопытного исследования имени, фигуры и вещества этих развалин. Не видать ли там следов искусства? Какое свойство грунта? Не раскапывали ли земли и что в ней найдено?»

Особое внимание Грибоедова к упомянутым Фальком городищам оказалось по существу провидческим. Именно там, в районе станицы Цимлянской, археологическая экспедиция Академии наук СССР, руководимая профессором М. И. Артамоновым, в середине нашего столетия обнаружила остатки хазарского города-крепости Саркела.

Еще одно древнее городище на Донской земле весьма заинтересовало Грибоедова. Вот запись об этом: «Направо от устий Дона, между Недвиговской и Синявской, есть городище, где будто бы находили монеты, серебреные и золотые, довольно отдаленных времен. Можно ли их иметь или видеть?». И как бы отвечая на свой вопрос, он тут же добавляет: «В Азове, конечно, такие найдутся».

Грибоедов прекрасно понимал, что находкой золотых и серебряных монет свидетельствовали: здесь в древности было крупное торговое поселение, — что и подтвердилось впоследствии. Городище, о котором говорится в этой записи Грибоедова, безусловно, — остатки древнегреческой фактории Танаиса, хотя самого названия он не упомянул.

Так чутье подлинного исследователя и на этот раз не подвело Грибоедова.

ЛИТЕРАТУРА

1. Грибоедов А. С. Сочинения. В 2-х т. — М.: Правда. — 1971. — Т. 2. — С. 68-70, 190, 296.
2. Плевакин Б. Проездом через Новочеркасск // Молот. — 1989. — 22 июля.
3. Айрумян А. Грибоедов на Дону // Веч. Ростов. — 1962. — 24 нояб.