ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Вып. 31-й

Литературная жизнь. Персоналии

Т. А. Шолохова

ЭХ, ДРУЖЕ, ГЕОРГИОПУЛО!..

А. П. Бибик и Г. Ф. Шолохов-Синявский в  письмах 1920–1960-х годов

Мне Бог дал счастье родиться в семье русского писателя Георгия Филипповича Шолохова-Синявского. С ранних лет я была погружена в духовную атмосферу творчества своего деда; в нашем доме бывали М. А. Шолохов, А. П. Бибик, В. А. Закруткин, А. В. Калинин, Б. В. Изюмский, А. И. Бусыгин, Д. И. Петров-Бирюк, А. Г. Гарнакерьян. Сохранена переписка писателей, фотографии. Члены моей семьи вели дневники и оставили свои воспоминания.

Т. А. Шолохова. Портрет с дедом, писателем Г. Ф. Шолоховым-Синявским

Как-то при встрече с Наталией Калининой, дочерью писателя А. В. Калинина, я рассказала ей, что издала собрание сочинений дедушки [1]. Она посмотрела на меня лукаво и спросила: «А переписку писателей осилишь?». Её слова врезались в память. Когда начала разбирать переписку моего дедушки с писателями и читателями (а это не аккуратненько сложенная стопочка, а мешки писем!) я схватилась за голову, но сказала себе: «Осилю!».

Работа увлекла. Из огромного массива переписки выбрала письма Алексея Павловича Бибика, человека трагической судьбы. До революции 1905 года он уже дважды побывал в царских ссылках – Вятской и Архангельской. Был участником IV сьезда РСДРП от фракции меньшевиков, проходившем в Стокгольме в 1906 году. Встречался с В. И. Лениным. Меньшевистское прошлое ему не простили в советское время. Алексей Павлович обладал чувством юмора и самоиронии. Уверена, что эти качества помогли ему преодолеть двадцатилетнюю царскую и большевистскую каторгу и их последствия.

В нашей семье имя А. П. Бибика произносилось благоговейно. Первые упоминания о нём, отложившиеся в памяти, я услышала от бабушки Елизаветы Алексеевны, которую Бибик называл «милой Лизеттой». С дедом они были знакомы с 1920-х годов. Дружба двух писателей А. П. Бибика и Г. Ф. Шолохова-Синявского сохранилась до конца их дней.

Из писем я узнала о судьбоносных моментах жизни Алексея Павловича, о горестях, радостях, надеждах, с кем из деятелей культуры того времени он встречался, как зарождались сюжеты его произведений. В коротких фразах Бибик умел сказать о многом: «Видишь – дерево наклонилось, подопри! Так надо понимать священный дух писателя» (1962) или забавная телеграмма деду: «Отзовись, ирод», и очень трогательная : «Спасибо, дорогой, за верность нашей дружбе и за добрые пожелания» (15.10.62). Или «Ещё раз спасибо тебе дорогой за тепло твоей дружбы» (06.05.63). А как трогательно он обращался к дедушке: «Друг мой любимый Егорушка», или «О мий друже, мий казачий», «Жорженелло», а то и «Свинявский», если дед долго не писал или «провинился». По доступной мне переписке и воспоминаниям моих родных я попробую воссоздать дорогой для нашей семьи образ замечательного человека и писателя.

В Нахичевани-на-Дону

А. П. Бибик. 1914 год. Фото из фонда краеведческого музея г. Минеральные воды

С 1917-го по 1920 год А. П. Бибик жил в Нахичевани-на-Дону (ныне Пролетарский район Ростова-на-Дону). В составе Донского правительства избирался в Нахичеванскую городскую думу и назначался заместителем городского головы. Он был одним из руководителей райкома нахичеванских меньшевиков, в меньшевистских газетах выступал против политики большевиков, особенно Брестского мира. В автобиографическом очерке он вспоминал: « В Ростове и Нахичевани, скорее всего формально, существовали местные самоуправления. В Нахичевани ведал я электростанцией, водопроводом, пожарной частью… Случалось сталкиваться с немецким командованием. Выручил я однажды в первые дни захвата оккупантами Ростова до тысячи рабочих и среди них большевиков, выдав им пропуска для следования в Батайск за Дон. Спас их от верной смерти. Этот мой актив высоко оценил Ф. Э. Дзержинский при встрече в 1920 году…

Нахичеванское самоуправление … влачило жалкое существование. Но однажды сюда пожаловал посланец немецкого городского коменданта. Последовало требование встретить “начальство”. Я не был главным лицом. Это позволило мне поступать уклончиво и в известном смысле вольно:

 – Передайте господину коменданту, если ему угодно, то приглашаем его встретиться… [2, с. 398].

Об этом эпизоде читаем в письме Г. Ф. Шолохову-Синявскому 11/IV.56:

 «Здоров, толстый, но всё же симпатичный Жоржа!

Быдь ты порядочным, мог бы доставить безалаберному “старику” большое удовлетворение нижеследующим. В бурные дни (1918 г.) вступления в Ростов немцев у меня был с ними довольно таки огнеопасный конфликт. Не менее рискованное было пререкание с знаменитым Грековым по поводу оружия, найденного у рабочих Нахичеванской электростанции. На мой взгляд, испытания были мной выдержаны прилично. Это же было отмечено в большевистской газете. Название газеты точно не помню (не то Советский Юг, не то Красная Заря), время – вторая половина декабря 1918 г. Согласись, что такая констатация ценна не только для меня, но и для моих друзей.

Похлопочи, друже!....» А. Бибик 11/IV.56.

Но большевики не хотели забывать меньшевистское прошлое А. П. Бибика. В 1920 году он был арестован по делу Донского комитета, отправлен на Лубянку. Благодаря заступничеству председателя ВЧК Ф. Э. Дзержинского, с которым пути пересекались по партийной работе, был освобождён. А в 1924-м вновь арестован и выслан на три года в Свердловск. Там Бибик знакомится с писателем Павлом Бажовым, последний помог ему устроится заведующим литературным отделом журнала «Товарищ Терентий», в котором печатались М. Горький, А. Серафимович, Н. Погодин. Бибик избирается в редколлегию «Уралкниги». Много пишет. К 1928 году в литературном багаже Алексея Павловича значился шеститомник произведений [3].

А. П. Бибик и Г. Ф. Шолохов-Синявский. Первые встречи

А. П. Бибик в гостях у Г. Шолохова-Синявского в доме по Б.Садовой, 32. Ростов-на-Дону, 1959 г.

Фото из семейного архива Т. А. Шолоховой

В 1927 году А. П. Бибик вернулся в Ростов и поселился в доме по улице Мало-Садовой (ныне Суворова) № 28. На доме сегодня – посвящённая ему мемориальная доска.

Тогда же Алексей Павлович становится творческим наставником молодого писателя Г. Ф. Шолохова-Синявского. В воспоминаниях он пишет: «Я старше его лет на 25 и в литературу вступил раньше, и раньше познал азы “агротехники” сочинительства. Вероятно, поэтому ко мне на просмотр попали два-три черновика первых рассказов Г. Ф. Шолохова-Синявского. По привычке я начал было поправлять не только их содержание, но и стиль изложения. И вскоре увидел, что поправлять нечего, что мой карандаш только обидит автора. Хвалю себя за такое благоразумие. “Суровая путина” искренне обрадовала, ясно показала, что автор “сам с усами”, что его крепкие ноги взойдут и на высшие ступени творчества» [2, с. 378].

В 1934 году А. П. Бибик и Г. Ф. Шолохов-Синявский были направлены на 1-й съезд Союза писателей СССР в составе делегации писателей от Ростовской области с правом решающих голосов. Алексей Павлович c высокой трибуны съезда заявил о проблемах и последствиях коллективизации на Дону. Его слова не были голословны. Он ездил по районам Ростовской области, встречался c колхозниками, представителями власти, своими глазами видел перегибы на местах. Об одной из встреч в 1930-е годы с политотдельцем Миллеровского района сообщал в письме: «….этот политотделец, расследовал причины разгрома многих станиц в тридцатые годы и установил отсутствие оправдательных причин для такого разгрома. А когда возбудил вопрос о возвращении 95% невинно покаранных – возвращать было некого…» (16.05.1962).

Бибик ратовал за честность и принципиальность писателей в изображении жизни, которых явно не доставало его современникам: «до чего же вы, сукины сыны, насобачились, – под потоками слова и под биение в патриотические груди – обходить самый важный, самый злободневный вопрос: о среде, условиях, поднимающих правосознание масс и тем создающих предпосылки для героизма.<…> Как глухо прозвучали немногие указания (напр. Твардовского на съезде…) на то, что мы отмечаем, сигнализируем о зловредных явлениях советской жизни – в пустой след! Как гордо звучит: мы – глаза и уши партии и правительства! Но что же видят эти глаза, что слышат уши ? Только то, что рентабельно, “гонорарно”. Какое тут к чортовой матери влияние на ход жизни, на формирование хорошего человека? <…> Где изобличение мещанства, консерватизма и чванства, так характерные в среде большинства партбилетчиков? Где борьба–борьба по настоящему! – против трижды проклятого, всё хорошее тормозящего бюрократизма?» (16.05.1962).

Допускаю мысль, что мой дед Г. Ф. Шолохов-Синявский прислушался к словам друга-наставника и в 1963 году написал рассказ «Хлеб насущный», основанный на воспоминаниях о голоде в станицах Дона в 1932–1933 годах, о «перегибах» слишком «ретивых» партийных работников в тяжёлый период становления первых колхозов на Дону. Увы, об издании тогда и речи не велось. Опубликован впервые в журнале «Дон» в 1995 году под названием «Цена хлеба»; под таким же названием вошёл и в шеститомное собрание сочинений [4].

Арест

Весной 1933 года мой дедушка с семьёй переехал из Синявской в Ростов. Тогда же в доме на Новом поселении «к нам часто приходили в гости писатели и поэты, – вспоминал Леонид Шолохов, сын Г. Ф. Шолохова-Синявского. – Именно тогда впервые появился в нашем доме уже знаменитый писатель Алексей Павлович Бибик. Помню его высокий бритый череп, седую щёточку усов, голубые весёлые и добрые глаза и нас с братом, сидящих на его коленях напротив друг друга. Обнимая и подбрасывая нас, Алексей Павлович с добродушной улыбкой приговаривал “О, богатыри мои! Богатыри!”Именно тогда стал часто приезжать к отцу один из секретарей Куйбышевского или Крыловского райкома партии некто Шаров <…> Однажды Шаров поучал: “Что же вы, писатели, не пишите о гигантской революции в деревне – о коллективизации? О величайшем в истории человечества сталинском плане преобразовании в деревне?” В ответ, ранее молчавший Алексей Павлович, вскочил и закричал:

– О ч-чём писать?! О п-пустых котлах?! О голоде?! О вымирающих деревнях?! О Соловках?! – Все присутствующие – Бусыгин, Петров-Бирюк, Никулин и другие – обомлели. Шаров, молча, вскочил и, выходя, прошипел:

– Я это запомню!

Больше мы его в нашем доме не видели. Но слова Алексея Павловича Шаров действительно не забыл. В 1938 году Бибика арестовали как врага народа. Впоследствии, уже после окончания Великой Отечественной войны, мы узнали, что на всех допросах фигурировали его слова как призыв к свержению советской власти [5, с. 137–138].

В 1930-е годы пьесы А. П. Бибика с успехом ставились на сценических подмостках. «Пьеса “Праздник мастера” была рекомендована Ростовским обкомом театру Завадского» вспоминал он в письме от 06.05.1954.

«Осенью 1937 года, когда режиссёр Ю. А. Завадский хотел поставить на ростовской сцене пьесу Бибика “Праздник мастера”, а новую пьесу Стальского [Иллариона. – Т. Ш.] «Красивая женщина» (о диверсиях “врагов народа” отклонил) он (режиссёр) был объявлен “врагом народа”, главарём группы (Марецкая, Мордвинов, Бибик и др.). Чудом тогда спаслись все от клеветы завистника и от руки НКВД. Но в феврале 1938 года Бибик был арестован. Ему припомнили старые его меньшевистские “грехи”, присоединили к ним и новые обвинения. – писал В. Я. Котовсков [6].

На сайте «Музей истории Гулага» я нахожу ещё одну версию причины ареста Бибика: «В 1937 г. Алексей Павлович репрессирован как троцкист (поводом стала повесть Бибика “Новая Бавария”, объявленная злостным пасквилем на власть)» [7].

Позднее были арестованы жена и дочь Бибика и отправлены в ГУЛАГ, девять лет они не знали о судьбах друг друга.

Писательское братство

А. П. Библик и Г. Ф. Шолохов-Синявский. Железноводск, 1962 г.

Фото из семейного архива Т. А. Шолоховой

Только в 1947 году, благодаря стараниям М. А. Шолохова, отчаявшегося Алексея Павловича, которому к тому времени было 72 года, удалось вызволить из ссылки, проведённой в лагерях на Северном Урале (Ивдельлаг). С Михаилом Александровичем они были едва знакомы до заключения в 1938 году, из лагеря Бибику удалось передать записочку, написанную на клочке бумаги простым карандашом; трудно представить через сколько рук прошло это письмо. М. А. Шолохов незамедлительно написал прошение в ЦК партии и держал на контроле этот вопрос до освобождения писателя [8]. Благодарность к М. А. Шолохову Бибик пронёс через всю свою жизнь; высока вероятность, что по окончании срока Алексею Павловичe могли добавить новый и смерть застала бы его в лагере.

Впоследствии А. П. Бибик оставил воспоминания о дружеской поддержке писателей, оказанной ему в трудные времена. Когда возвращался из ссылки в 1947 году и отстал от поезда в Свердловске, Павел Бажов предоставил ему ночлег и деньги [2, с. 361 –362]. А Серафимович не побоялся предложить Бибику пожить у него на даче в Переделкино [2, с. 372]. Но Алексей Павлович стремился в Ростов в надежде найти жену и дочь.

По воспоминаниям Л. Г. Шолохова сына писателя Г. Ф. Шолохова-Синявского: «Был студёный и голодный декабрь 1947 года. Однажды поздним вечером в нашей квартире на 16-й линии в Нахичевани раздался стук в дверь. Мама … открыла дверь и увидела маленького, согнувшегося, в засаленном ватнике и в глубоких калошах на босу ногу, которые мы тогда с усмешкой называли “прощай молодость”, с котомкой за плечами, старика, который сняв цигейковую ушанку, робко спросил:

– Лиза, ты меня не узнаешь?

Это был Алексей Павлович Бибик – некогда знаменитый пролетарский писатель, только что вернувшийся после десятилетнего заключения и получивший “волчий билет” с правом селиться “не ближе тридцати километров от ближайшего города”. Некоторые семьи довоенных “братьев-писателей” побоялись, пустить Бибика, даже переночевать на одну ночь,<…> мать, ни слова не говоря, распахнула перед Бибиком дверь настежь. <…>  Отец договорился в родной Синявке о том, чтобы этого престарелого человека, проведшего на царской и советской каторгах более двадцати лет, взяли колхозным сторожем и приютили в колхозе имени Фабрициуса…» [5, с. 139].

Этот жизненный эпизод нашёл отражение в рассказе Бибика «В займище Дона», опубликованном с пометкой автора: «1948, Синявская» [9].

В числе первых друзей, которых Бибик посетил в Ростове был В. А. Закруткин. Виталий Александрович оставил воспоминания об этой встрече [8]. С присущей скрупулёзностью в письме к дедушке А. П. Бибик внёс уточнения об этой встрече: «В статье В. З. есть неточность: в момент прихода к нему я ещё искал З. И., нашёл в Пятигорске, схоронил в станице Константиновской (на Кубани) спустя около года. [З. И. – Зинаида Ивановна, жена писателя умерла в 1953 году. Письмо без даты – Т. Ш.].

З. И. Бибик, жена писателя А. П. Бибика. (Дата не установлена).

Фото из краеведческого г. Минеральные Воды.

С женой Бибик встретился в Пятигорске в 1948 году. Работала она в музее «Домик Лермонтова» машинисткой. В том же году в Пятигорск к матери приехала дочь Ольга, освободившись из лагеря. Писатель Н. Ляшко дал безвозмездно Алексею Павловичу 4 000 рублей на покупку дома в ст-це Константиновской Краснодарского края [10]. С женой и дочерью А. П. Бибик поселяется в Константиновской. О своих невзгодах в этот период Алексей Павлович писал Шолохову-Синявскому:

«Дорогой Жоржа Филиппович, не откажи в дружеской услуге: попроси своих богатырей (сыновей – Т. Ш.) достать и переслать мне гвоздей.<…>. Ибо, как сказано в Библии, без гвоздя и социализма не построишь. А нет в богоданной Константиновке, ни в районных точках – “ни гвоздя!” [К письму  прилагает расчёт необходимых строительных материалов. – Т. Ш.].

Кроме того, хотя бы пару кусков столярного клея. Упаковать так. Чтобы не тарахтело. Пустынно и скучно моё житие. Хата летняя, и отчаянно борюсь за спасение моих женщин от замерзания (утром – 3–4 градуса!) У Оли обнаружилась серьёзная болезнь сердца, и это ещё ухудшило моё самочувствие. – Слишком жестокие выпали ей испытания!..

Все мы мало-мало помогли ей облагообразить больницу (из анекдотической “Каки” больница превращена в образцовую!), а между прочим–высидел первый черновик повести о некоем враче в глухомани, листов на 9–10. Надо приниматься за шлифовку но….откровенно скажу: “душа не поворачивается”, когда подумаю, что ждёт эту повесть даже в том случае, если она получится абсолютно безупречной. Невесело жить под знаком заживо погребённого!...А впрочем – “Прочь скука. Пусть лошадь скучает!” – так говорит некий чех в повести Бахметьева. Перевожу 40 р., а если окажется мало – дошлю без задержки.

Сердечный привет и пожелания Елизавете Алексеевне и двум богатырям. Тебя обнимаю.

А. Бибик 20/II.51. Станица Константиновская Краснодарская Почтовая ул. 7».

* * *

«Дорогой Георгий Филиппович!

Между 16–20 октября, проездом в Москву, я буду в Ростове. Мои душеприказчики в Москве за 3 почти месяца ничего не сделали, рукописи лежат у них без движения. Не обидно ли?! Но это отчасти, на пользу пьесе. После 6-й доработки она стала поблёскивать, и мне больше нравится.<…> Вот мне и пришла мысль: а что, если устроить в Ростове читку? В ограниченном круге, лучше у тебя или у Закруткина, если он окажется в Ростове. Желательно присутствие пары артистов. Кстати и прочёл бы артист.

Помимо оценки произведения, мне хотелось бы опровергнуть старую, захватанную грязными лапами, легенду о Бибике – “Хохе”. Я должен оправдать доверие друзей! Поговори на эту тему с Закруткиным, Бирюком (шикарно издался, шельмец). До скорого, надеюсь свидания! Привет Ел. Ал. и домочадцам. А. Б. 10.10.1952 г. Ст. Константиновская-Краснодарская».

* * *

В другом письме о возможности такой встречи опальный писатель пишет с оговоркой «…Если вы, обсудивши мое предложение, ответите “нет”, я не обижусь, ибо понимаю, что для “да” требуется некоторое мужество» 27/II.53. ст. Константиновская-Краснодарская».

Радостные вести о снятии 10-летнего «литературного карантина» и реабилитации последовали  с разницей в год:

«…В Москве мне подтвердили, что запрет с моих произведений снят. Однако, найти их можно только в крупнейших библиотеках. А. Б. 05.04.1957 г. »

 «…О реабилитации ты, разумеется, знаешь. Было желание отметить дату “1938–1958” бутылкой вина…А. Б. 22.03.1958».

Драматургия А. П. Бибика. 1950-1960-е годы

После возвращения из лагерей Алексей Павлович начинает собирать своё творчество по крупицам, многие пьесы были утеряны при обыске.

«Радость! Нашлась в архиве пьеса “Праздник мастера” и …раз десять принимался плакать…Конечно, было бы лучше, чтобы плакали зрители, но что поделаешь, когда искренне, по совести, написанное произведение пролежало под сукном 17 лет и бог весть, сколько ещё будет лежать! Не захочешь, так заплачешь!» (06.05.1954).

«В журнале “Театральная жизнь” № 19 напечатан III-й акт из пьесы “Архиповы”, если достанешь стоит прочесть хотя бы потому, что это написано было 42 года тому назад» (12.11.1964).

«Пьеса (“Золотое зерно”), мне кажется, заслуживает внимания советской общественности, поскольку тычет носом в зловонную язву, … следует ориентироваться на впечатлительность 200 млн. советских людей, изнемогающих под гнётом подлого бюрократизма...» (05.06.1957).

 «…вчера имел любопытную беседу с одним из редакционного совета МХАТ. Прежде всего, вместо 3-х дней по обещанию, он прочёл рукопись [пьесы «Белый халат. – Т. Ш.] через 3 часа после моего ухода от него. “Начал – и не мог оторваться”. И тотчас вызвал меня по телефону. По его мнению, это – лучшая из всех пьес, предложенных вниманию МХАТа за последнее время… воскликнул: “Будь я директором, я взял бы эту пьесу вместо ста пьес, лежащих в нашем портфеле”. Но – он не директор, во-первых, во-вторых – вся труппа и администрация, и совет – в разъездах, аж до самого сентября. В-третьих – театр может ставить новых пьес не больше 2-х за сезон, а от запасов их ломятся шкафы. Когда же я намекнул, что он мог бы, дескать, рекомендовать пьесу другому театру, сей муж (в общем – симпатяга) ответил: “Более слабую пьесу я, пожалуй, рекомендовал бы. Но если эта прозвучит в другом театре, мне в МХАТЕ не будет житья, почему упустил”. И ещё: “Актриса, сумеющая сыграть Ольгу, закрепит своё положение”». От всего этого у автора (не первой молодости) закружилась даже голова. Если охота – можешь вводить поправочный коэффициент в слова т. М., но не в мои: за что куплено, за то продано.<…> А в общем – я горячо рекомендую писать пьесы всякому, чей вес превышает 70 килограмм. Учти!»

Это намёк с юмором на полноту моего деда. В письмо был вложен небольшой пожелтевший листочек – отрывок из пьесы, страница 72:

«Остановилась перед халатом.

– Запачканный халат. Я, Ольга Платоновна, запачкала свой белый халат?! – ложь! Тебя не пачкали гнойники! На огненном фронте, бывало, ты весь залит кровью, но не было на тебе чёрного пятнышка. Белый халат – моя честь! Моя гордость! И вот – тебя пачкают, – уже запачкали! Ведь горная молва о суде и враче-взяточнике пошла уже кругами, как вода от брошенного камня.

– И кто же, кто бросил этот камень? Кто дёгтем облил мой халат? Ядовитейшее из реликтовых, – Кармен! Не Кармен Испании, просто – блатнячка. Но эта блатнячка сильнее тебя, Ольга. Да и умнее (саркаст. смех) – Учись у неё списывать коров, торговать пенициллином!»

И ниже подпись: «С чувством большой симпатии – Елизавете Алексеевне Шолоховой-Синявской, на добрую память о первой читке пьесы. А. Б. 1960 г.»

В 1964 году Шолохов-Синявский ходатайствовал о постановке пьесы «Неведомые страны» (новое название «Архиповы») и получил положительный ответ от режиссёра Таганрогского театра имени А. П. Чехова. Он поспешил телеграммой порадовать больного автора. Но, увы, пьесы Бибика не были поставлены в театрах, думаю по понятным причинам его «прошлых грехов».

Закончим драматургический период писателя на оптимистической ноте. В городе Минеральные Воды, где жил писатель последние двадцать лет, в клубе Стекольного завода пьесы были поставлены, имели большой успех у зрителей, их приезжали смотреть из соседних городов – Ставрополя, Невинномысска. Пьесы получили высокую оценку критики. С конца 1950-х годов популярность писателя возрастает, его произведения читают люди разных поколений, проходят литературные встречи, особенно А. П. Бибик любил встречаться со школьниками и юношеством.

 «К широкой дороге»

В 1957 году впервые после освобождения А. П. Бибика переиздаётся самое крупное его произведение – роман «К широкой дороге». Роман переиздавался более десяти раз. Первая часть под названием «К широкой дороге» была издана в 1912 году, продолжение называлось «На чёрной полосе». По мере изменения мировоззрения А. П. Бибика менялись сюжетные линии и судьбы героев. Так один из главных героев – большевик Игнат Ракитный сначала кончает жизнь самоубийством, по рекомендации М. Горького в следующем издании герою продлена жизнь.

«Дорогой Жоржа!

Второй месяц уже я нахожусь в поликлиническом Доме творчества и пробуду вероятно до 2-го мая. Только что кончил переработку “К шир. дороге” и “На чёрной полосе”. Обе книги объединил, придал большую историчность, отжал воду, обогатил красками, подлинными фактами и характеристиками. В общем, довёл, как мне кажется, до звона, и рад, что не поторопился с переизданием книжек в прежнем их виде. Хочется думать, что новая книжка “К широкой дороге” переживёт меня. Объём – 35 листов.

Помнится, я уже просил тебя запросить Ростиздат, не согласится ли он издать книгу? .... Прошу о том же ещё раз. Напомни, что последнее издание “К широкой дороге” принадлежит Ростиздату.

В Москве мне подтвердили, что запрет с моих произведений снят. Однако, найти их можно только в крупнейших библиотеках. Подчеркиваю: от прежних книг сохранилась не больше 1/10 страниц, да и те переделаны, так что книга по существу будет новая. [Подчёркнуто автором. – Т. Ш.].

Поработал без передышки, больше 3-х месяцев, сейчас чувствую нечто вроде реакции, но эта реакция перекрывается удовлетворённостью результатами напряжённой работы.

Если ты оторвёшься от созерцания своего пупа и в переговорах с издательством увидишь возможность, то я на обратном пути остановлюсь в Ростове.

Учти и то ещё, что я числюсь (если не ошибаюсь) в группе писателей-ростовчан, во-первых: а во-вторых-в октябре с/г. мне стукнет 80 лет. Так надо же совесть иметь!

По этому поводу я сочинил оду:

“От моих

Седых

Восьмидесяти лет –

Лучшей на свете Елизавете

Сердечный привет!!!

Само собой разумеется, что после такой оды источник надо засрать.

Обнимаю твою необъятность”.

А. Бибик. 5/IV 57. Москва, Голицино, Дом писателя».

«… Прожил я в первопрестольной 2–2,5 месяца, а поработал – лет за пять. Пришлось переписать на машинке страниц 850, да повторно – добрую половину. (Отобрана половина). Я уверен, что ты, а тем паче – Елизавета Алексеевна – прочтёте копию рецензии на мою работу с должным почтением к моим сединам, – которые не идут к молодости моей души! А. Бибик. 05.06.1957».

 В письмо вложена статья критика Шахмагоновой [имя, отчество не указаны. – Т. Ш.]: «… все мы ждали, все мы надеялись, что когда-нибудь выйдет из-под пера Алексея Максимовича Горького роман более глубокий, более объемлющий, более широкого полотна о русском рабочем революционере. Максим Горький ушёл, не оставил нам такого романа, он положил на стол книгу о Климе Самгине. … Роман “К широкой дороге” написан в том же ключе, что и “Мать” Горького. Мне кажется, что появилось новое выдающееся произведение, которое займёт в литературе место на той же полке, что и “Мать” Горького, рядом, корешок к корешку. Роман Бибика написан не в спехе, поэтому его художественные достоинства не вызывают никакого протеста. Вывод: немедленно заключить с автором авансовый договор, книгу издать возможно большим тиражом к сорокалетию советской власти»

В характере главного героя Игната Ракитного, угадываются черты писателя, а описанные события во многом автобиографичны.

«Петро Беспартийный»

В 1938 году у Бибика при обыске обнаружили рукопись «Петро Беспартийный». Её изъяли во время обыска в Ростове-на-Дону, по всей видимости, уничтожили, а автора осудили. «Теперь можно только догадываться о том, что это был за роман» [10].

Был ли это роман, или повесть, трудно сказать, потому что в ниже приведённой переписке Е. Т. Кабаченко и Г. Ф. Шолохова-Синявского произведение Бибика называется и романом и повестью.

В 1962 году к Г. Ф. Шолохову-Синявскому обратился Е. Т. Кабаченко [11], литературовед из Ставрополя:

«Уважаемый Георгий Филиппович!

У меня к Вам есть просьба: сообщите, будьте добры, что сохранилось у Вас в памяти о рукописи А. П. Бибика “Петро Беспартийный”.

В одном из писем мне Алексей Павлович пишет, что повесть “Петро Беспартийный” успели в рукописи прочесть два ростовских писателя. Первым называется Ваше имя. Меня это интересует, как критика и литературоведа. Прошу Вас откликнуться хотя бы кратким письмом.

Очевидно образ Петра – центральный в одноимённой повести. А. Бибик отмечает в письме, что Ваш отзыв был объективным и доброжелательным.

Ваше письмо очень желательно. Вы, конечно, меня не знаете. Ваши товарищи меня знают. Знает Ф. А. Чапчахов, А. М. Фарбер.

Адрес для ответа: г. Ставрополь на Кавказе, ул. Ясеновская, д. 48, кв. 23.

Кабаченко Ефиму Тимофеевичу.

С уважением, Е. Т. Кабаченко

24 марта 1962 года».

Ответ последовал быстро:

«Уважаемый Ефим Тимофеевич!

Роман А. П. Бибика “ПЕТРО БЕСПАРТИЙНЫЙ” я читал 25 лет тому назад, многое, конечно, из содержания улетучилось из памяти, но главное впечатление осталось. Мне думается, – это был наиболее интересный, написанный на высоком художественном уровне роман. В его основу положено много автобиографического, поэтому, помнится, от него веяло глубокой искренностью, лиризмом и теплотой. Главные герои – рабочие – юноши, вступающие на революционный путь. Чистота их идейных устремлений, благородных порывов на первом этапе их поисков часто носит наивный характер. Потом коллизии борьбы с самодержавием, все испытания подпольной работы захватывают их всё больше. Сколько мне помнится, пути их расходятся. Особенно ярко выписан Петро, центральная фигура книги, который не сразу, а через сложные колебания приходит к правильному пониманию своего место в с. д. движении, становится большевиком. Роман заканчивается началом периода военного коммунизма 1917–18 г.г., периодом восстановления жел. дор. транспорта и заводов. Главы написаны были очень ярко, впечатляюще, со свойственной А. П. Бибику искренностью и знанием души рабочего человека, борца за своё дело. Были в романе, конечно, и спорные места, но искусство без этого разве может жить? Сам А. П. Бибик в то время, ещё до своего ареста, говорил полушутя:

“За этот роман мне должны вручить партийный билет ВКП /б/”. За шуткой чувствовалась серьёзная вера автора в успех романа, в то, что этим произведением он как бы окончательно избавлял себя от некоторых заблуждений прошлого.

“Петро Беспартийный”– на мой взгляд роман честный, правдивый – это большая яркая художественная страница в истории рев. движения России. И очень жаль, что роман этот утрачен и не увидел света.

Вот и всё, что я могу сообщить Вам об этом произведении.

С уважением Г. Шолохов-Синявский. 27 марта 1962 г.»

Предоставляя переписку Г. Ф. Шолохова-Синявского с Е. Т. Кабаченко, я надеюсь, что немного приоткрыла завесу таинственности пропавшего романа, и думаю, при определённом старании и упорстве следопыта, есть шанс отыскать рукопись романа «Петро Беспартийный».

Апокалипсис, или 13 редакторов – 13 микроскопов

Мы знаем множество рассказов писателей о редакторах-мучителях. Одна из ярчайших историй описана Булгаковым в «Театральном романе». Не обошла сия чаша и А. П. Бибика. Приведу несколько «криков души» Алексея Павловича:

«В канун Решающей Пятилетки, обнимаю крепко тебя, Елизавету Алексеевну, твоих богатырей. Если ещё не добрался до своего «потолка» – добирайся.

Твой истерзанный тринадцатью рецензентами и редакторами. А. Бибик

Пятигорск – санаторий. [26.12.58. Дата указана на штемпеле открытки. – Т. Ш.].

***

«В добрый час, хлопцы-молодцы!

Только что смастерил себе “рабочее место”, тем – много, но пока – ничего готового. Для начала, к концу ноября я постараюсь прислать рассказ из прошлого, не больше полулиста. Название – “Петька и Шаляпин”. Если не совсем прямое, то весьма близкое отношение к поминкам 1905-го года он имеет. А поминки того года будут ещё и в 907-м. [1907 г. – Т. Ш.]

С приветом и пожеланиями успеха журнала (уверен в этом успехе!) А. Бибик 4.ХI.56 г.».

***

 «Честь труду,

Алексеевна и Жоржа из непутёвой станицы! <…>Прохождение рукописи под 13 микроскопами (и число то, дьявол его, какое-то апокалипсическое!) – оставило у меня тяжёлый осадок – усталость.

Прямая линия! Герой-большевик 10-ти метрового роста!

Аще кто несогласный с канонами – хотя бы доморощенными – неизреченная кака!...

Спасая произведение, я шёл на большие компромиссы с правдой. Но ведь эти “микроскопы” вторгались не только в область истории и идеологии, а правили стиль, и правили не карандашом, а сразу чернилами. Да мало того, уже в согласованный текст были произвольно внесены изменения.

Например: рабочий, художник самородок, вдохновенно лепит из глины бюст Шаляпина, а разочаровавшись (ошибочно) уничтожает своё произведение. И вот – жест и краски, кот. сообщают жизнь произведению – вычёрчиваются.

Или: на вокзале нечаянно взрывается бомба, разносит в куски хорошего парня-рабочего, а рука бомбиста повисает на железной ферме вокзального навеса. Предназначалась бомба для проезжавшего в поезде министра-палача, но террорист нечаянно её уронил. – Ясно? Ясно.

А один из “микроскопов” изобразил так, что не рука висела на ферме, а бомба, и кто-то её оттуда столкнул. – Уж как разберётся читатель в этой галактической туманности – не представляю.

“Равнодействующая сил”, – кто же теперь не знает эту простейшую формулу из механики?! Раз пять исправлял я невежество машинисток и микроскопов, – и всё так напечатано: “равнодействующая сила”[подчёркнуто автором. – Т. Ш.)].

Контрольного экземпляра не получал, да и вряд ли возможно было по нему исправление. –  Вместо гранок была вёрстка, это чортово “прокрустово ложе”! Кое-что, всё же, удалось выровнять, а микроскоп… сделал по своему.

Читал твою статью в “Литературке” насчёт редакторской самостоятельности, хотелось “поддать жару”… да побоялся тем зарезать свою книгу. А больше, вероятно – по лени.

Вот почему, друзья мои, “гопак” у меня не ладится. И когда будете читать мою лебединую песню – учтите, что многие белоснежные перья были выдернуты не по моему недотёпству, – что тоже нельзя отрицать.

Ладно, как вышло – то и вышло! Хочется думать, утешаю себя надеждой, что мне и в таком виде книги удалось донести до читателя дух замечательной эпохи пробуждения рабочих масс и поисков дороги к счастью.

Если вы, прочтя (хотя бы при помощи булавок) скажете не кривя душой, что я трудился и претерпел не зря – я мало-мало успокоюсь.

Когда-нибудь, при случае, покажу тебе, Жоржа, рукопись.

Купи книгу – не жди авторской дармовщины! – и пусть Алексеевна от моего имени напишет тебе какое захочет преподнесение.

Привет вашим богатырям!

Вас обоих целую. А. Бибик. 2/VIII. 59.

P.S. не помнишь ли фамилии полковника, кт. пересматривал моё дело? Если забыл, то узнай, и там ли он».

***

«… Приезжал из Москвы редактор, недели две ковырялся в книге, было ему наказано издательством – сокращать. А мне всякая строчка, кажется нужной… Оно, конечно, точку зрения читателя надо учесть, убрать всё для него незанимательное. Мне, например, даже кое-что у Л. Н. Толстого кажется “скучным”.

Понимаешь эту читательскую точку зрения, а – огорчаешься. А ещё досаднее вторжение редакторского карандаша в стиль! Тут и на стенку полезешь!

А всё-таки – из Москвы опять разговор о сокращении, а переиздание – в 68-м году.

Сейчас кончил одноактную пьесу «Девушка в комбинезоне», – потому и на душе легче, потому и пишу послание.

Крепко жму руку, надеюсь, что она, эта рука, наведёт нужный порядок!

Ваш А. Бибик 5/5 – 67 г.».

***

«Здоров, Жоржелло!

Хоть ты и “Свинявский” (случается), а все же – дорогой. И я весьма опечален, что тебя валят дурацкие приступы. Ну – Я! А ты ж таки “щи молода дытина”! – А за то, что ты не слушаешь добрых людей, не помогаешь твоей машине (в общем, то она у тебя – того – ого!) – ну, хотя бы самомассажем, а то гантельками (вот скажем – как я) Кхе, кхе… (За небрежность к себе – решительно порицаю!!!).

Ну, а я, друже, “переживаю”….

Приехал редактор. Человек, как человек, – бог с ним, пускай себе топчется по грешной земле! Но, он, как большинство, видимо, редакторов, думает, что знает больше писателя и…вторгается в чужой стиль. А этого я, как раз и не терплю – хотя – терпеть надо, ибо подчас и сам не замечаешь ляпсусов…

… Лихо могу варьировать кадры, а план романа – расплывается… Ни, хлопче: хоть ты из Синявки, хоть маешь добру Лизаветту, а память, а молодость свою береги. – От и всэ… Целую. А. Б. 17.4.67 г.».

Да будет и впредь твоё перо неутомимо!

А. П. Бибик немало размышлял о тайнах творчества, о работе писателя над словом.

 «Работа над художественным произведением и над словом требует большой сосредоточенности и неустанности, как тренировка скрипача и пианиста. Только тогда в произведении достигается конструктивная стройность, а его словесное одеяние достигает высшей выразительности и музыкальности. Конечно при наличии у пишущего творческих задатков» [2, с. 392].

 «Писателю так же, как живописцу и композитору, как всякому творцу, а не простому копировщику, нужны условия творчества, помогающие сосредоточиться, думать, писать, слушая звук каждого слова» [2, с. 379].

Чутьем профессионала Бибик безошибочно угадывал в начинающих писателях будущих мастеров пера.

«Здоров, Жоржа Жоржонелло, (абож Егорий, та щей Пылыппович-1, – той, шо из Свинявкы!) <…> Коротая время тоскливое, тянешься к “чтиву”, ну и вот листая 11-й номер жур. “Новый мир”. И напал там на Елену Ржевскую. Читал таку? Я прочёл с увлечением. Не скажу, что так именно и надо писать, но все же таки, рекомендую прочесть. Молодец !! Ваш А Б.».[Письмо без даты. – Т. Ш.].

***

«Жоржа, если В. Д. Фоменко недалеко от тебя, передай ему, что я с большим удовлетворением читаю его “Память земли”. Сердечно рад, что его рана затягивается успешно, – успешнее, чем моя…». (27.12.61 г.). [В. Д. Фоменко был арестован, удерживался в Ростовской тюрьме, освобождён в 1941 году. – Т. Ш.].

***

Г. Ф. Шолохов-Синявский. Ростов-на-Дону, 1958–1959 г.

Фото из семейного архива Т. А. Шолоховой

Это письмо можно отнести к готовой рецензии на трилогию «Волгины» Г. Ф. Шолохова-Синявского.

«Толстый (к сожалению – ещё не Толстой)! Разумеется, рад буду прочесть страничку моих воспоминаний в вашем альманахе. [“Дон”. – Т. Ш.].

А что если я недели через 2-3 пришлю простой рассказ о случае в Акатуйской тюрьме с группой матросов-потёмкинцев? Для художественной грановки этого интересного сюжета у меня нет времени, но и в простой передаче рассказа очевидца это будет неплохо. Объём 1.5–2 листа. – Покумекайте с тов. Изюмским.

В очередном приступе хандры взял твоих “Волгиных” за неимением более свежей писанины. И представь себе – увлёкся и читал с таким же удовольствие, как перечитываю некоторых классиков, а это, по моему мнению – верный признак качественности произведения. Вот не потянуло же меня  перечитывать “Искру”, хотя и её очень хаить не приходится [роман М. Соколова «Искра». – Т. Ш.]

При повторном чтении “Волгиных”, правда, яснее чувствуется “переигранность” (и отсюда и рыхловатость) кое-каких кадров; но за то я с большим удовольствием и даже радостью за тебя, Толстого, обнаруживал так не идущую – к твоей образине наблюдательность, тонкую линию. Хорошую этакую лиричность и житейскую умудрённость. И даже – обработанность языка. Читая, боялся, что в баталических сценах ты будешь мазать и повторяться, –  но и тут ты хорошо “вышел из положения”! А ведь не так-то велико, поди, было поле твоих живых наблюдений?!

Ай да Толстый! Даже завидно, как далеко ты ушёл от меня!

Эх, Ларя, Ларя… И то правда! Попахивало ладанком… дымок мало-мало извращал историческую перспективу, обеднял коллектив [нрзб.], но – так оно “тогда” требовалось… Будь здоров, не толстей больше.

Привет Елиз. Ал. и двум богатырям. 28/I 55. А. Б».

***

«Дней 10 тому назад под сильным конвоем детворы я был доставлен в одну из здешних школ. Добрался я туда “еле можаху” [Устар. шутливое выражение – в состоянии сильного опьянения. – Т. Ш.], неся галоши в руках. Какие славные мордахи! Какие глаза! Им хотелось видеть “живого” советского писателя, а пришёл к ним – “полуживой”. Но рады были и такому; и то, что на ногах было у писателя по пуду грязи, впечатление не испортило.

“Импровизировал” более-менее удачно. Но дело не в моей импровизации, а в том, что несколько учениц заговаривали о “Волгиных” (не зная о нашем знакомстве), в частности интересовались судьбой Тани (о чём у тебя сказано в третьей части. Которая до вопрошателей ещё не дошла.

А ты всё хнычешь! Э-эх… [на отдельном листе, без даты– Т. Ш.]

***

«Дорогой друг, Георгий Филиппович!

Сердечно поздравляю тебя с шестидесятилетием твоего бытия. Рад, что в литературу ты пришёл не с чёрного хода, не подхалимничал и не кадил пресловутому культу личности. К творческим достижениям поднялся ты честным и упорным трудом. И за то хвалю тебя, что в тяжкие дни “ежовщины” ты не запачкал совести предательством и спекуляцией на политической бдительности, подобно другим, и поныне благоденствующим в лоне Союза советских писателей. А ещё хвалю тебя, друже, за то, что из написанного твоим пером ничего не приходится вырубливать топором (после недавней ассенизации). Да будет и впредь твоё перо неутомимо! Штаны твои – непросидимы! Бумага – терпелива! А милосердие спутника твоего – Неиссякаемо! Аминь! Твой, находящийся на ремонте, А. Бибик. 13/11.61».

***

 «Ты уже не весьма молод, но тебя мало трепали, ты в общем-то, сохранился. И “выписался”. Память (и Лизаветта) тебя не подводят. Но нельзя тебе “апочевать”. То время, что ещё имеется у тебя, ты должен рационально использовать, – работать без сверх нажима, но и не щадя штанов. И то, что ты дашь – будет куда ценнее суда хитрецов и подхалимов. Твой потенциал ещё не исчерпан!!! А не используешь – будешь потом каяться, как каюсь я.

Да друзья, невесело думать о том, что ты дошагиваешь последние километры… дошагиваешь – не давший всего, что мог дать. Дрянная биография!! Ну а вы – шагайте! Крепко-крепко обнимаю обоих! ...» 12.11.1964.»

***

«Ну – здоров, Георгиопуло!

 Дуже сердыся? Прежде всего – спасибо за “Мёд”. [Роман-трилогия Г. Ф. Шолохова-Синявского «Горький мёд». – Т. Ш.]. Хорошо написал! А главное ловко использовал батька для своей автобиографии. Молчал же я долго потому, что стоило мне (ещё в октябре) перешагнуть за порог 90-го, как синявская (не иначе) сатана подставила мне “ножку”, и я, не подумавши, треснул затылком о цемент, – да так треснул, что пришлось поднимать. Добре, хоть череп не треснул.

А тут как раз Сп [Союз писателей. – Т. Ш.] прислало рецензии каких-то шпингалетов и предложило обратить внимание на их замечание! Своё незнание эпохи и тогдашних людей эти развязные оценщики подменяют уточнить (датировать) ряд событий. – Боюсь, как бы на сей раз череп не треснул… А хочется, чтобы книжка была напечатана и пережила бы своего незадачливого автора. [роман «К широкой дороге» – Т. Ш.]. Ещё пару слов о твоей книге. Для меня, знакомого с твоими ранними работами, приятно было видеть, что ты полностью овладел литературным письмом, – “выписался”. Язык не претензиозный, но грамотный, мягкий, почти певучий. И Ёра твой шагает не на ходулях. [Ёра, сокращенное от Георгия, так близкие  называли дедушку. – Т. Ш.]. Словом, твоя биография не теряется даже в ряду таких, как М. Горького и других. Читается легко и даже “увлекательно”. Чего же ещё тебе, идолу ?!

“Выписался”… Это качество появляется, конечно, не сразу, а после упорной работы, да ещё в обстановке, не мешающей сосредоточиться, ясно представлять образы, слышать музыку слов. Ой, как это много значит! И квартира, и базар, и число ухабов на дороге, и… подруга! Та подруга-попутчик, которая не мешает, а понимает свою роль в твоём творчестве и не превратится потом в навязчивое видение. Эх, друже, Георгиопуло! <...>

Возблагодари же Лизетту и тех добрых духов, что уберегли тебя.<...>

Помнишь ли, нет ли, – в те дни, когда М. Горький поучал писателей работать над словом! Ещё тогда я “имел дерзость” заострить вопрос о квартире и прочих удобствах для углублённой работы писателей? Да и сам Горький, в личной беседе с ним, придавал огромное значение “преодолению препятствий”.

А присмотрись, попробуй, к условиям жизни любого из “великих”. К примеру сказать – того же Тургенева, Толстого, Федина, Шолохова Михаила…

Для меня, друже, “ухабы” ещё не кончились. Тем охотнее жму руку Лизетте за то, что “не подводила” тебя, не ощипывала твои крылья.

У тебя же впереди добрых десятка два творческих лет. Агротехникой ты овладел, – так шагай дальше, шагай смелее! У тебя шансы-померансы не ниже шансов твоего однофамильца.

Будь здоров, – ты и твои “близкие” А. Бибик». [На конверте 30.11.66. – Т. Ш.].

Здорово будь, Жорженелло!

Итак, дёрнул ты в Переделкино, навстречу тамошней весны. С доброй рукописью в чемодане. Устойчивым курсом твоих писательских акций и заботливой Лизаветтой! – Завидно! А у меня целых пять (уже на машинке переписанных) рассказов… И нет у меня воли взять себя за шиворот и заставить просмотреть эти рукописи ещё раз… А в окно вижу сырую улицу, туман… чувствую одиночество, множество тем и сюжетов… и не желание работать… Так вот, друже, паки и паки глаголю тебе: не пропускай часу, работай и работай, используй остаток дороги разумно…, чтобы потом не таращить глаза на уходящую жизнь вперёд. Не вздыхать о былых возможностях…

Приветствую и Лизаветту! И желаю вам обоим вернуть там хотя бы лет 10 молодости.

Жоржонелло, если ты хочешь меня мало-мало подбодрить, то в порядке интернационализма сделай вот что: невдалеке от дома творчества – дача К. А. Федина. Если он дома (узнать можно по телефону) попробуй убедить его в желательности переиздания «К широкой дороге» (в изд. С/п) не в 1968 , а в текущем году. Ежели, почему-либо, связаться с Фединым не удастся, свяжись с Тихоновым Н. С., который в курсе вопроса, обещал содействовать… – Порадуй старика!...

И вот ещё что: в редакции “Нового мира” произошли какие-то перемены, и я не могу решить – посылать ли туда мои рукописи: тем более в них содержится, если не полное признание правоты Ленинских схем, т.е. чего добивались от меня в 1924 году.

Крепко обнимаю вас обоих. Отдохни, поздоровей, поработал ты. И дружеский привет Лизаветте Алексеевне, тебе непутёвому, двум богатырям, Монголочке [внучке Г. Ф. Шолохова-Синявского – Алёнушке. – Т. Ш.]. А. Б. 2.4.67 г.».

В статье «Слово о друге писателе» Бибик отметил: «Своим творчеством, ярким талантом романиста Шолохов-Синявский много сделал для развития нашей литературы» [2, с. 378].

Увлечение живописью

«Алексей Павлович был не только писателем, но и коллекционером произведений искусства. В его квартире на Мало-Садовой (ныне ул. Суворова. – Т. Ш.) была большая коллекция картин русских художников, особенно – передвижников. <…> Удивительное дело, в 1938 году, когда арестовали Бибика, его картина – подарок отцу – упала со стены, разбила графин с водой, стоявший на столе, и была насквозь проткнута пробкой от графина» [5, с. 138–139].

Это была картина И. А. Космакова – ученика знаменитого пейзажиста И. И. Шишкина. Мой папа Анатолий Георгиевич Шолохов как смог отреставрировал картину, у него был художественный дар, но картина ожила только в 2014 году, спустя 76 лет после реставрации, проведённой чудесным ростовским мастером-реставратором, художником Игорем Благотиным.

А. П. Бибик в 1960-е годы подарил дедушке два этюда ставропольского пейзажиста, заслуженного художника РСФСР П. М. Гречишкина. Во время моего посещения картинной галереи художника в Ставрополе в 2015 году, я разговорилась с директором галереи, биографом художника, и стала выяснять были ли знакомы художник и писатель, вопрос остался без ответа. В 2022 году задала этот вопрос директору музея А. П. Бибика в Минеральных Водах – и тоже безрезультатно.

И вот удача! В Интернете, на сайте букиниста нахожу и приобретаю роман А. П. Бибика «К широкой дороге» с дарственной надписью автора: «Дорогому Павлу Моисеевичу Гречишкину – на добрую память с пожеланием самого высокого потолка в его благородном искусстве. А. П. Бибик. Январь 1960 г.».

За спиной святой мученицы

Е. А. и Г. Ф. Шолоховы. Кисловодск, 1951 г. Фото из семейного архива Т. А. Шолоховой

Алексей Павлович не однажды говорил Георгию Филипповичу, что ему очень повезло с женой. Бабушка Елизавета Алексеевна была для деда не только хранительницей очага, но другом, помощницей, секретарём в писательских делах. Бибик дружил с обоими.

 «Не всякому писаке вменяется иметь воображение, и я бьюсь об заклад, что этих выражений не было написано лишь потому, что за спиной святой мученицы (каждая жена писателя – мученица!) – стоял ты, подобный коршуну с растопыренными когтями. А. Б. 05.04.1957».

***

«Вернувшись домой, получил вашу “коллективную” телеграмму. Здорово она прошибла меня своей искренностью. От всей души спасибо, друзьяки! Прошу верить, что и моё расположение к вам обоим не менее искренне. А. Б. 4.5.1956 г.».

***

«Жоржа, а чи долго ты будешь мовчати, бис тоби на ливо ухо? Чи авторучка усю твою совесть высосала? Дома я! Т. е. на старом пепелище… 8 месяцев больницы и клиники помогли очень мало. Пробую вот работать, да похоже, что нажимать на педали нельзя…

О хате – Содом и Гомора: проводят газ, отопление, ванну, – издырявили хату, а я – не найду соби места. А как ты? Слышал, что отлёживался. Не поддавайся хворобе. Уйти не трудно, трудно воротиться… И как раз тогда, когда овладел “агротехникой”…

Крепко тебя обнимаю. – Привет Лизаветте. А. Б. 17.8.64 г.»

***

«Дорогие Жоржа и Лизаветта!

26/12 была консультация. Обещают ещё десяток. Я – не возражал. – А ты небось занёс меня в святцы? Написал черновик новой пьесы, – Ура! Желаю вам – чего вы сами желаете. Ваш А. Бибик. 20.12.64 г».

***

«Дорогая Лизаветта Алексеевна!

Открытка Вашего… парня из Синявки и огорчила меня и рассердила. Хорошо, что там оказались Вы, и что нашлась добрая медпомощь!... Ух, Стоеросина!... Давно советовал ему следить за собой, – не переутомлять нервы и тренировать сердце. Самомассаж и лёгкая гимнастика! Думаю, что только с их помощью докатил я до 90.

Теперь много зависит от Вас, Алексеевна. А что надо делать – это уж Вам виднее.

Ах, сук-кин-сын!.. Вот и теперь и возня с ним! Да ещё – вне дома!.. Всё же Москва поможет этому голованю больше, нежели Ростов… А Вы – обеспечьте покой, – но помните о важности постепенных тренировок. Ваш А. Бибик. 5/V.67.»

 Е. А. Шолохова. Фото из семейного архива Т. А. Шолоховой

***

 «Дорогая Елизавета Алексеевна!

Вот уже третий день как я узнал об уходе от нас Георгия, а всё никак не найду слов утешения. Это удивило меня своей неожиданностью, – ведь я считал его “ещё молодым”, – но, правду сказать, не испугался. А не испугался потому, что и сам я готовлюсь в дальнюю дорогу… и даже с этим как-то примирился. Мне всё слышится, как на яву, вещие слова Пушкина: “Промчатся годы… и сколько бы не видно нас – мы сойдём под вечны своды”… Забота лишь в том, чтобы груз ошибок и прегрешений был не тяжёл. А у Георгия груз не тяжёл. Он уходит с именем свободным от подхалимства…

Ваша ближайшая задача – привести в порядок его писательский архив, а затем – установить тесный контакт с Вашими богатырями, – что не даст Вам почувствовать одиночество. А ещё лучше, если Вы найдёте, чем занять себя. Главное – не замыкайтесь! Мои архивные дела гораздо хуже, чем у Георгия, но у меня ни сил, ни желания приводить их в порядок. В частности – редактор мой сообщает, что издательство решило издать “К широкой дороге” в этом году, – так что я, возможно, увижу книжку “прижизненно”. Но даже это не молодит.

Будьте здоровы, не унывайте сверх мер! Право же у Вас не плохое окружение.

Крепко жму руку!» А. Бибик 1.6.67 г.».

***

« “Ему и больно, и смешно…” – так чудесно и метко сказал Пушкин, – лучше, пожалуй, не скажешь. Дней 6 тому назад перепутал я какую-то мазь-перемазь с глазными каплями и ожёг левый глаз. К счастью, дома была Ольга А. и помогла эту агрессию приглушить. Но всё равно плохо вижу. Глаз болит, авторучка посмеивается.

Так-то вот, дорогая Лизаветта Алексеевна, и всё почти в моей жизни, – вернее – наоборот: чуть только развеселишься, засмеёшься, от лёгкости жизни, а сатана уже тут как – тут, и не с ложкой, бестия, а с целой лоханкой!... А ведь родился то, говорят, в рубашке. А. Бибик. 3.6.67 г.».

В ответ, спустя два месяца после смерти Г. Ф. Шолохова-Синявского, вдова Елизавета Алексеевна Шолохова писала А. П. Бибику:

«Вы всё тот же, неунывающий, весёлый, дорогой Алексей Павлович, которого так нежно любил Егор! А доказательством служит то, что, лёжа на койке, в московской больнице, в свой смертный день, он не забыл о Вас. Только Вам одному нацарапал первомайский привет и поздравление. 07.1967 г.».

Дедушка своей тонкой душой понимал, как много значил этот праздник для 88-летнего друга. Ведь первые шаги в революцию были сделаны им в Харькове, когда он выступил в числе организаторов первой «маёвки» – демонстрации трудящихся 1 мая 1900 года.

***

«Часто вспоминаю Георгия. Сам-то хожу не по широкой дороге, а по обочине. А время, время! – “Все течёт, всё меняется”. Всего – всего доброго. Привет вашим богатырям. А. Б. 1.1.73 г.».

Восемь жизней, или Смерть его не брала

Послесловие

После северных холодов Алексея Павловича тянуло на юг. В конце жизни он хотел осуществить давнюю мечту: поселиться у Чёрного моря, или черпать вдохновение в горах Кавказа. После Константиновской некоторое время жил в Одессе, немного в посёлке Лоо у знакомых. Потом устремил взгляд на горы: ему понравился Майкоп. Мой дедушка стал хлопотать за друга. Попросил адыгейского писателя Тембота Керашева обустроить пожилого Бибика в Адыгее. Тембот Магомедович сердечно откликнулся и начал хлопотать за коллегу по перу, подыскал ему жильё. Но дочь А. П. Бибика не захотела оставаться в Майкопе. Она, врач-курортолог, боялась, что не найдёт здесь работу. В итоге Алексей Павлович после десятилетних скитаний в 1956 году поселился с дочерью Ольгой Алексеевной Бауэр (Бибик) и её мужем в Минеральных Водах.

Выстроили дом, купили автомобиль «Москвич», осуществили мечту съездить к Чёрному морю семьёй, как герои его рассказа «К морю». Алексей Павлович много трудился, насладился изданием своих книг, последнее прижизненное издание датировано 1975 годом (писателю было 98 лет).

В возрасте 84-х лет случилось с Алексеем Павловичем, как он сам сказал, «приключение». Возвращаясь из Пятигорска, заскочил он на ходу в отходящую электричку и зацепился за скобу, торчащую из сложенных плит на платформе, одна нога застряла в проёме между платформой и набирающем скорость вагоном.

«Вместо законной паники было любопытно: сколько же, мол, можно провисеть на руке и чем это может кончиться. Озабочен был тем, чтобы не стянуло вниз к рельсам. На моё счастье, кто-то сообразил дёрнуть стоп-кран и поезд, проволочив меня метров 30, остановился. И тут, выбравшись в тамбур вагона, подвергся яростному нападению кондукторши. Но я был доволен исходом неожиданного приключения (очередного!?), что весело извинился за причинённое беспокойство. 15/X. 62».

С юмором А. П. Бибик вспоминал: «припоминаю, сколько же раз посещала меня “липучая смерть”? Насчитал – 8 раз… Когда-нибудь, за стаканом вина, расскажу-поведаю об этих непрошенных визитах. В общем же – я начинаю верить в своё бессмертие – и оттого проникаюсь безграничным нахальством. А Б. 19/XI 62.».

Хранил его Бог, впереди были пятнадцать лет плодотворной жизни, несколько переизданий главного романа его жизни «К широкой дороге», книги воспоминаний и рассказов «Сквозь годы и бури» и «К морю». Много встреч с читателями: «Позавчера отзвонил “встречу”, – вышло по-хорошему. Сегодня – встреча вторая. 19-го большая встреча в Ставрополе, затем ещё предстоит три или четыре (в клубах и библиотеках). Чувствую искренность людей, оттого и иду им навстречу. 15.10.1962 г.».

Алексей Павлович поддерживал себя в физической форме. В письмах к дедушке призывал его к ежедневной гимнастике, проведению массажа сердца и обязательным дневным прогулкам, как неукоснительно поступал сам. Занимался физическим трудом; сделал мебель для своего кабинета. Трудился в саду.

Всего несколько месяцев не дожил он до своего столетия – столярничал, упустил молоток на ногу, началась гангрена. Так Всевышний призвал его к себе 18 ноября 1976 года.

За заслуги в развитии советской литературы А. П. Бибик в 1967 году награждён орденом Трудового Красного Знамени. Он почётный гражданин города Минеральные Воды, посмертно его именем названа улица.

У дочери писателя, Ольги, детей не было; после своей смерти она завещала дом городу, сейчас в нём краеведческий музей. Работники музея и горожане хранят добрую память об А. П. Бибике. Соседи по улице до сих пор рассказывают, как любили детьми гулять под окнами кабинета писателя и получали от него конфетки и другие угощения.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Шолохов-Синявский Г. Ф. Собрание сочинений : в 6 т. /  [предисл. Т. А. Шолоховой]. Ростов н/Д. : Донской издательский дом, 2019.
2. Бибик А. П. Сквозь годы и бури. Ставрополь : Кн. изд-во, 1975. 
3. Бибик А. П. Полное собрание сочинений: [в 6 т.]  М. : Недра, 1928.
4. Шолохов-Синявский Г. Ф.Собрание сочинений : в 6 т. Т. 1. Ростов н/Д., 2019. С. 553–583.
5. Цит. по: Шолохов Л. Г. «Мне грезилась донская гроза…» // Донской временник. Год 2006-й. Ростов н/Д., 2005. С. 134–142.
6. Котовсков В. Я. Пять имён, или «Проходим прежнюю дорогу» : Литературные заметки о Шолохове, Горьком, Сергееве-Ценском, Бибике. Ростов н/Д.  : Кн. изд-во, 2001. С. 87.
7. Бибик Алексей Павлович // Музей истории Гулага : [сайт]. URL: https://gmig.bm.digital/author/370330439400841216/bibik-aleksej-pavlovich (дата обращения: 17.08.2022).
8. Закруткин В. А. Цвет лазоревый : страницы о Михаиле Шолохове. Ростов н/Д.  : Кн. изд-во, 1965. C. 29–32.
9. Бибик А. П. К морю! : Избранное. М. : Советский писатель, 1962. С. 193.
10. Селиванов Ю. Лабиринты судьбы : Очерк о жизни и творчестве писателя А. П. Бибика. URL: https://proza.ru/2021/09/22/689 (дата обращения: 17.08.2022).
11. Кабаченко Ефим Тимофеевич (1909–1978), журналист из Ставрополя (Литературно-художественный альманах Ставропольского краевого отделения Союза советских писателей «Ставрополье»  :[сайт] URL: https://almanac.ekimovka.ru/index.php?year=1966&no=4&task=articles&author=97 (дата обращения: 17.08.2022); Государственный архив Ставропольского края. Фонд Р-6153.

Выражаю благодарность за предоставленные фотографии директору краеведческого музея Минераловодского городского округа Ставропольского края Людмиле Анатольевне Харьковской и директору Донского издательского дома (Ростов-на-Дону) Ольге Петровне Рыбальченко.