ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. ГОД 2019-й

Жизнь и творчество писателей

Л. Ф. ВОЛОШИНОВА

РОСТОВСКИЕ ЗНАКОМЦЫ ЧЕХОВА

Гимназический друг и театрал

Дружеские отношения Антона Павловича и Льва Филипповича Волкенштейна закрепились бурным эпизодом из гимназической жизни, который известен по воспоминаниям, хранящимся в фондах Таганрогского государственного литературного музея-заповедника и неоднократно публиковавшимся в послевоенные годы.

«Как-то раз выпускной класс отказался писать очередное сочинение, единственным, кто не выполнил этого хорового решения, был Лёвушка Волкенштейн.

...Некий одноклассник презрительно обозвал его «жидом». Волкенштейн ответил пощёчиной, за что был уволен из гимназии. Чехов, тогда ученик седьмого класса, узнав о случившемся, уговорил учеников восьмого класса подать коллективное заявление об оставлении всем классом гимназии, если Волкенштейн не будет принят обратно...». Перепуганное начальство уступило. Лёвушку вернули в гимназию.

Было в отрочестве у Антона Чехова и Льва Волкенштейна общее увлечение – театр! И оба остались верны ему на всю жизнь. Антон Павлович, став литератором, обратился к драматургии. Лев Филиппович, окончив юридический факультет Санкт-Петербургского университета, в середине 1890-х годов был уже присяжным поверенным в Ростове-на-Дону, а в начале 1900-х совместно с предпринимателем И. М. Файном стал совладельцем самого большого в городе Асмоловского театра.

В дневниковой записи Чехова лета 1896 года читаем: «Из Таганрога выехал 24 августа. В Ростове ужинал с товарищем по гимназии Львом Филипповичем Волкенштейном, уже имеющим собственный дом и дачу в Кисловодске».

Собственный дом, который упоминает Антон Павлович, располагался на углу Старо-Почтовой улицы (ныне улица Станиславского) и Казанского переулка (ныне Газетный). Одноэтажное жилое строение было куплено Л. Ф. Волкенштейном в 1890 году. После основательного ремонта здание украсил лаконичный классицистический штукатурный и лепной декор. Между пилястрами на восточной стене появился лепной геральдический щит со львами, указывающий, по мнению владельца, на его благородное происхождение. Это была своеобразная мода тех лет. Подобные геральдические эмблемы украшали многие ростовские фамильные купеческие дома. С середины 1890-х годов удачливый юрист проживал в этом доме с женою Софьей, двумя дочерьми и малолетним сыном.

Ростовские театроведы Ю. Немиров и Б. Анненский, краеведы А. Зимин и А. Айрумян полагали, что во время той августовской встречи Антон Павлович с ростовским театралом обсуждали возможности постановки его водевилей на сцене ростовских театров. Прямого подтверждения нет, но всё тогда благоприятствовало этому. В те годы на сцене Асмоловского театра работал известный антрепренёр Н. Н. Синельников, прилагавший усилия, чтобы привить ростовской публике вкус к драме. Вокруг него собрались талантливые актёры. Да и само здание, выстроенное в популярном тогда «русском стиле», привлекало публику. Так что пьесы Чехова не могли миновать сцены Асмоловского театра.

Полтора месяца спустя, переживая неуспех «Чайки» на сцене Императорского Александринского театра, Чехов спрашивал в письме к П. Ф. Иорданову: «В Таганроге играли “Чайку”? Но откуда они взяли её? Ведь она ещё нигде не напечатана и появится на свет лишь 15 октября в “Русской мысли”. По какому же экземпляру играли в Таганроге? Воображаю, как и что они играли!»

«Экземпляр пьесы, – объяснял в ответном письме Иорданов, – удалось достать через театральный отдел газеты “Новости”. Шла ваша ”Чайка” с очень хорошим ансамблем. Спектакли были показаны также в Ростове и Новочеркасске».

А вот как описывает встречу с драматургией Чехова на сцене Асмоловского театра Николай Николаевич Синельников:

«Как-то остановился у книжного магазина. Читаю названия выставленных в витрине книг: “Чехов. “Дядя Ваня”. Покупаю. Прочёл. Собрал товарищей и поставил... Публика в восторге. Овации мне, труппе. Крики: “Телеграмму – автору!” Составили и послали. Чехов, получив телеграмму, запрашивает письмом местного адвоката Волкенштейна, товарища по таганрогской гимназии. Просит объяснения телеграммы. В то время, надо сказать, пьесы ставили без особого на то разрешения автора. И Антон Павлович не подозревал, что его “Дядю Ваню” где-то играют. Возможно, что наша постановка была первой в России».

Сегодня мы знаем, что премьера этой пьесы в Московском Художественном театре состоялась двумя годами позже ростовского спектакля.

Впоследствии, проживая в Ялте, Антон Павлович узнал о постановке в Ростове на той же сцене пьес «Три сестры» (1901) и «Вишнёвый сад» (1904). Не обошлись они без участия гимназического друга писателя.

А вот как вспоминает сам Лев Филиппович одну из их встреч в Москве:

«Нашим товарищем был также В. Вишневский – один из талантливых артистов Московского Художественного театра (соученик по Таганрогской гимназии. – Л. В.). В антракте мы зашли в уборную В. Вишневского. Обрадовались встрече и после спектакля посидели в “Большой Московской”. Стали вспоминать Таганрог, нашу молодость, как нам жилось. Вишневский, между прочим, сказал: “А жизнь не затёрла нас...” И Антон Павлович подхватил: “Росли мы без всякого умелого присмотра. Можно сказать, сами себя выращивали”».

Ростовский дом Льва Волкенштейна, где они встречались с А. П. Чеховым, сохранился и сегодня. В 1930-е годы дом надстроили двумя этажами. С августа 1943 года около десяти лет его занимало Азово-Донское пароходство, затем здание вновь стало жилым. Совсем недавно угловую комнату, обращённую к перекрёстку, заняла аптека, превратив окно в дверной проём, но, по счастью, не тронув геральдический щит со львами, напоминающий о владельце дома чеховской поры. При расспросах уже немолодых жильцов о нём я услышала, с каким уважением произносилось имя Льва Филипповича Волкенштейна, как взволнованно звучали слова о его дружбе с Антоном Павловичем и не одной их встрече в этом доме. Жильцы утверждали, что слышали всё это от своих соседей, проживавших здесь в довоенные годы. Вот только что стало с бывшим владельцем в советское время, рассказать не смогли.

Ответ на этот вопрос мне довелось найти через несколько лет в книге «Незабытые могилы. Российское зарубежье. Некрологи 1917–1997 гг.», изданной в Москве в 1999 году и с большим опозданием поступившей в Донскую государственную публичную библиотеку. В первом томе на 604-й странице сообщалось, что Лев Филиппович Волкенштейн умер 30 мая 1935 года в Париже. Находясь в эмиграции, он сотрудничал с журналом «Иллюстрированная Россия».

По сведениям Ю. Немирова, в 1934 году на страницах этого журнала печатались его воспоминания об А. П. Чехове. Фрагменты из них публиковались в 1985 году на страницах ростовской областной газеты «Молот».

Двоюродный брат Георгий

В конце августа 1896 года Антон Павлович после однодневного пребывания в Таганроге направился в Кисловодск. Путь лежал через Ростов, где предстояла пересадка на линию Владикавказской железной дороги. Здесь он надеялся увидеть гимназического друга Льва Волкенштейна. Его провожал до Ростова двоюродный брат Георгий Митрофанович.

В письме А. П. Чехова от 12 сентября того же года из Феодосии мы находим подтверждение этой встречи и упоминание о Георгии, которого в переписке родственники часто называли Жоржем:

«Милый Жоржик, я всё ещё на юге. Расставшись с тобой, я поужинал с Волкенштейном, потом занял купе и отплыл в Кисловодск. Здесь встретил знакомых, таких же праздных, как я».

Сведения, подтверждающие эту встречу, мы также находим в газетной публикации 1960 года ростовского краеведа Б. М. Перлина.

Незаурядная личность двоюродного брата писателя, их переписка, деловые связи Георгия Митрофановича с Ростовом изучены мало. Что привело Георгия в Ростов-на-Дону в августе 1896 года?

В 1890-е годы он служил в Российском обществе пароходства и торговли (РОПиТ), агентство которого активно работало в Ростовском порту. Вдоль берега теснились участки пристаней, арендуемые частными пароходствами и пароходными компаниями. Некоторые из них имели традиционные названия: «Рыбная косынка» располагалась вблизи Темерника, ближе к наплавному мосту – «Лесные склады», в створе между Малым проспектом (ныне проспект Чехова) и Крепостным вдоль берега простиралась «Хлебная пристань».

Ростовское представительство РОПиТ, созданное в 1857 году, стало третьим после Одесского и Таганрогского. В порту оно арендовало два значительных участка. Один к западу от наплавного моста, другой к востоку от спуска Большого проспекта.

Контора РОПиТа снимала на углу Донской улицы и Казанского переулка комнаты в доме купца Россолимо. Первый этаж занимали конторы, верхний – жильё владельца и сдаваемые внаём комнаты. Фасады дома украшали тонко прорисованные белые штукатурные детали: Они размещались на фоне стен из красного кирпича, что придавало дому живописный и нарядный вид.

Круг деятельности агентства РОПиТа включал содействие приходящим в порт торговым и пассажирским судам в складировании и загрузке, в техническом обслуживании, снабжении топливом, продуктами, необходимыми денежными средствами; оказание капитанам судов юридической помощи.

Георгий Митрофанович Чехов к этому времени работал в Таганрогском отделении РОПиТа уже около девяти лет. И часто бывал в соседних отделениях, в том числе Ростовском.

С конца 1880-х годов должность уполномоченного в Ростовском отделе занимал инженер-полковник Николай Георгиевич Врангель (отец будущего лидера Белой гвардии). В бытность его руководства отделением (до середины 1890-х годов) это было одно их крупнейших пароходных представительств в Ростовском порту, которое принимало и отправляло за навигацию более ста пароходов, платило самую большую плату за аренду портовых причалов, имело самый значительный товарооборот.

Но вернёмся к семье Чеховых. Павел Егорович (отец писателя) и Митрофан Егорович (дядя) родились крепостными, впоследствии были выкуплены на волю отцом, а затем приписаны к ростовским мещанам. Митрофан Егорович перебрался в Таганрог около 1850 года, оставшись в мещанском сословии. Павел Егорович в 1858 году перевёлся в третьей гильдии купцы и открыл в Таганроге лавку.

По воспоминаниям родственников, Митрофан Егорович в молитвах и служении общественному благу усердствовал подчас без меры, долгие годы был старостой общины Архангело-Михайловской церкви. Младший брат А. П. Чехова Михаил писал о дядюшке Митрофане: «Он обожал своих детей, говорил с ними “на вы” и ласкал их так, что нам, его племянникам, становилось завидно…»

Проживание семей Павла и Митрофана в одном городе (несколько лет – и даже в одном домовладении) определило близкие отношения их детей. Не случайно сохранилось несколько фотоснимков, где обе семьи Чеховых сфотографированы вместе. На одном из них, 1874 года, мы видим в крайнем правом углу четырёхлетнего Георгия; в левом верхнем – четырнадцатилетнего Антона.

К дяде Митрофану Антон Павлович с детства относился с любовью; переехав Москву, переписывался с ним, посылал газеты, журналы, книги по истории христианства. А после его кончины в 1874 году в письмах, отправляемых в его дом, всегда находил тёплые слова: «Сердечный привет тёте, Георгию, Володе, милым девочкам... Простите, что так коротко пишу. Нет времени. Будьте здоровы и счастливы, и да хранят Вас ангелы небесные...».

Старший сын дяди Митрофана Георгий, которого в детстве называли Егором, во многом был похож на самого Антона Павловича. С ранних лет он воспринял наставления родителей в том, что должен быть им опорой. Окончив четырёхклассное таганрогское училище, он в шестнадцать лет поступил на службу в Таганрогский порт и стал служащим Российского обществ пароходства и торговли.

В письме из Таганрога в 1887 году Антон сообщал сестре о двоюродном брате: «...служит в Русском общ. Пароходства. Уходит на службу в 5 часов утра, возвращается к обеду, в 5 вечера опять уходит и в 9 ч., утомлённый, голодный, идёт из агентства в сад гулять с барышнями. Малый рабочий и приличный. Курит тайно от отца. Ходит на службу каждый день исключая больших праздников...»

Через два месяца Антон Павлович сам пишет ему: «Я старший брат, но не жди от меня наставлений; после того как я увидел твой образ жизни, твой труд и твою выносливость, не поднимается моя ленивая рука давать тебе житейские советы, оставайся таким, каков ты есть».

На фотографии тех лет Георгий предстает уверенным молодым человеком, с приятными чертами лица, одетым по петербургской моде. В семье это почиталось щегольством, за что в эти годы его называли «Егор с тросточкой», впоследствии Жоржем.

В переписке с двоюродным братом Антон Павлович рассказывает ему подробности и обстоятельства своей столичной жизни, просит сообщить о здоровье дяди, тёти, племянников. Отвечает на вопросы о своих газетных публикациях и о выходе книг.

Поездка Антона Павловича с двоюродным братом из Таганрога в Ростов, несколько часов спокойной беседы в вагоне поезда были неожиданным подарком судьбы для обоих, постоянно занятых будничными делами. Встреча состоялась после смерти Митрофана Егоровича. Отвечая на телеграмму Жоржа о его кончине, Антон Павлович писал: «...Не стану утешать тебя, потому что мне самому тяжело. Я любил покойного дядю всей душой и уважал его». Несомненно, что, помимо желания обменяться новостями, Антон Павлович хотел узнать от Георгия подробности о его брате и сёстрах. Он и раньше предлагал свое участие в их судьбах. К примеру, за год до этой встречи он, узнав, что младший племянник Владимир (брат Жоржа) был уволен из Екатеринославской семинарии, писал в Таганрог: «...Мысль, что я могу помочь Вам, не доставляет мне ничего кроме удовольствия... Я готов служить и глубоко убеждён, что если бы Вы обратились ко мне за 2–3 месяца до осени, то Володя давно бы уже сидел в семинарии и зубрил латынь». Тогда дело об исключении было улажено и Володя продолжил учиться в семинарии. В июле 1898 года Антон Павлович поздравлял Володю с окончанием курса и спрашивал: «Нельзя ли ему поступить на медицинский факультет в Томске? Или на какой-нибудь факультет в Юрьеве? Я бы нашёл ему стипендию, – по крайней мере устроил бы так, чтобы во время прохождения университетского курса он был сыт. 4–5 лет пролетят быстро, незаметно...» Совет не остался без внимания. Впоследствии Владимир поступил на медицинский факультет Томского университета и окончил его.

Заботы Антона Павловича коснулись и сестры Георгия Александры. В письме, отправленном в ноябре 1895 года, он сообщает, что рекомендовал её «….как самую подходящую кандидатку для ремесленного училища, находящегося в заведении г-жи Аноховой в Петербурге». После окончания училища она служила учительницей рукоделия.

Вероятно, всё, о чём коротко упоминалось в письмах, подробно обсуждалось в вагоне пассажирского поезда, с которого они сошли на ростовском вокзале.

И до, и после этой встречи судьба не однажды сводила Антона Павловича и Георгия: в Мелихове, в Москве, в Ялте, в Таганроге, в Петербурге.

Ещё один штрих отношений Антона Павловича и Георгия – его письмо, отправленное через два месяца после этой встречи: «Милый, бедный Жоржик, судьба загнала тебя в Анапу! Но нет худа без добра: во-первых, ты теперь, как-никак, всё-таки агент, вроде вашего превосходительства, и во-вторых, никогда так не ценишь и не любишь родины, как на чужой стороне...» И приписка в конце: «Марку Фёдоровичу поклонись и передай ему, что я его очень, очень помню...» Здесь писатель упоминает соученика по Таганрогской гимназии, тоже служившего в Ростове и покинувшего город несколько лет назад.

В ходе работы над этим исследованием невольно явился вопрос о том, нашли ли отражение личность двоюродного брата писателя в его произведениях? И сразу родилось первое предположение. Создавая повесть «Степь» (1888), Антон Павлович выбирает имя главному герою «Егорушка». Для него Егор – знакомое имя, перешедшее от деда к двоюродному брату. Уже трогательно-сочувственная форма произнесения имени задает тон повествованию и характеризует отношения автора к своему герою. Так ласково в детстве называл старшего сына дядюшка Митрофан. Будучи уже взрослым гимназистом, Антон Павлович наблюдал становление личности двоюродного брата именно в том возрасте, в каком предстаёт его Егорушка.

Прослеживаются и другие параллели между героями повести и родственниками семьи дядюшки Митрофана. Но это предположение достойно более основательного анализа филологов и литературоведов.

В 1904 году, находясь в Ялте, Георгий одним из первых узнал о кончине писателя. 2 июля он отсылал скорбную телеграмму: «Антоша скончался» – его брату Ивану и сестре Марии, уехавшим на Кавказ. Он был первым, кто сообщил матери писателя и младшему брату Михаилу это скорбное известие.

В письме Антона Павловича, датированном 1901 годом, признанном как завещание, среди других распоряжений о наследовании сбережений была строка о младшей сестре Георгия: «Елене Чеховой, двоюродной сестре, если она выйдет замуж... 1000 руб...».

О послереволюционной жизни Георгия Митрофановича сохранились немногочисленные сведения. В начале 1920-х он оказался в Конс­тантинополе, но вскоре вернулся в Россию. По сведениям Михаила Павловича, поселился в Харькове. Тогда он, как и многие, с трудом находил свое место в новой жизни, но оставался добрым и остроумным; впоследствии работал инспектором «Совторгфлота». Когда был создан дом-музей А. П. Чехова в Ялте, часто навещал Марию Павловну и поддерживал с ней дружеские отношения. Скончался в 1943 году.

Управляющий отделением Волжско-Камского банка

В дневниках Чехова за ноябрь 1899 года читаем: «Уплачено И. Ф. Чернявскому 3 тыс. руб. по закладной». В примечании к этой записи сообщается: «И. Ф. Чернявский в письме 3 ноября 1898 года из Ростова-на-Дону сообщал Чехову о получении перевода на 1 тыс. руб. и подтверждал свое согласие на продажу земли». Окончательно разъясняет эту продажу информация, полученная от исследователя жизни и творчества Чехова, кандидата филологических наук Алевтины Павловны Кузичевой, о том, что Иван Чернявский, живший в Ростове-на-Дону, владел участком земли в деревне Кучукой в Крыму.

Какие же события в жизни писателя были связаны с покупкой земли, и кем был И. Ф. Чернявский, письмо которого к Чехову хранится в Отделе рукописей Российской государственной библиотеки.

С середины сентября 1898 года Антон Павлович проживал в Ялте, в частных пансионатах и на даче К. М. Иловайской. Конец сентября и начало октября были насыщены встречами: с молодым поэтом Максимилианом Волошиным, Максимом Горьким, Фёдором Шаляпиным, Константином Бальмонтом, Сергеем Рахманиновым. Не прерывалась работа над рассказами, рождались новые замыслы.

В то же время Чехов подыскивает себе дачу, так как по совету врачей каждую зиму намеревается проводить в Крыму. О первом варианте он сообщает в письме 27 сентября к сестре Марии Павловне: «Вчера я ездил с Синани смотреть продажное имение. Это в 27 верстах от Ялты, по дороге на Севастополь, близ станции Кекенеис, между Алупкой и Форосом...» Владельцем этого имения в деревне Кучу-кой был И. Ф. Чернявский.

Приобретение состоятельными ростовцами дач и дачных участков на Кавказе и в Крыму тогда уже было нередким случаем, чему способствовала проложенная недавно Владикавказская железная дорога. Крымское побережье считалось курортной зоной, «российской Ривьерой». В Крыму ожидалась прокладка казённых шоссейных дорог и железнодорожной ветки.

В письме от 9 октября Антон Павлович уже более обстоятельно оценивает участок земли: «...Имение маленькое. Всего 3 десятины; ни о каком хозяйстве, конечно, не может быть и речи, так как мы не татары и в Кучукое весь год не сидели бы; виноградник отнимет времени меньше, чем розы. И, если покупать это имение, то лишь для забавы, для летнего и осеннего времяпрепровождения, так сказать, для пейзажа. Кроме страшной дороги есть ещё тропинка, очень приятная; и будет Нижняя дорога, которую сделает земство. Что касается железной дороги, то увы! – она пойдёт на Массандру...

...Кроме имения, местные доктора настойчиво советуют завести себе маленький домик и в Ялте... На покупку имения достаточно 2 тысяч... Если имение не понравится или надоест, то его всегда можно будет продать. Об убытках не может быть и речи, тем более что имения и дома здесь дорожают не по дням, а по часам...».

Обсуждение предстоящей покупки прерывает смерть отца, случившаяся 12 октября. Покупка имения рассматривается уже иначе. Из письма к приятелю М. О. Меньшикову от 20 октября: «...У меня умер отец. Выскочила главная шестерня из Мелиховского механизма, и мне кажется, что для матери и сестры жизнь в Мелихово утеряла теперь всякую прелесть и что мне придётся устраивать для них теперь новое гнездо...» А через несколько дней сообщает брату Михаилу: «Послезавтра совершаю купчую крепость. Покупаю участок в Аутке (предместье Ялты. – Л. В.), в 20 минутах ходьбы от моря; чудесный вид со всех сторон, на море, на горы; сад. виноградник, колодезь... Кроме участка в Ялте, куплю, вероятно, ещё именьице в Кучу-кое, если оно понравится Маше...»

Далее около года силы, внимание, денежные средства отдаются на строительство ялтинского дома. Вселилась в него семья Чеховых в начале сентября 1899 года.

Интересную подробность этого строительства узнаём из короткого письма, адресованного А. Н. Говалло, председателю Ялтинского общества взаимного кредита, членом которого был и Чехов:

«Милостивый государь Анастасий Николаевич! Приношу мою искреннюю благодарность Ауткинскому обществу за воду, которою я пользовался во время постройки, и прошу Вас передать моё пожертвование в пользу Ауткинской мечети 25 р. Имею честь быть с почтением. А. Чехов».

В ноябре того же 1899 года было куплено имение и в Кучукое, принадлежавшее Чернявскому. Посредником выступал присяжный поверенный Л. Ф. Волкенштейн, действовавший по доверенности.

Судя по дневниковой записи спустя год после покупки имения в Кучу-кое («Уплачено И. Ф. Чернявскому 3 тыс. по закладной»), Чехов покупал имение, которое было заложено в банке, а деньги отправлял его управляющему; тот же и дал согласие на приобретение земли, ничего не зная о прежнем владельце. Его фамилию – Ценпко – он узнаёт только весной 1899 года, получив накладной лист для уплаты государственного налога, о чём сообщает в письме к сестре от 27 марта 1900 года.

К моменту начала переговоров о покупке имения в Кучукое Иван Федорович Чернявский уже три года проживал в Ростове. До приезда в город на берегу Дона он служил в Санкт-Петербурге в должности старшего инспектора Госбанка. В Ростове он начал карьеру управляющим местной конторой Госбанка, но с 1896 года перешёл на ту же должность в Ростовское отделение Волжско-Камского коммерческого банка. Перепродажа участков земли на крымском побережье, в том числе через банки, в те годы была рядовым явлением.

Жизнь в новом ялтинском доме и приобретённое имение быстро разочаровывают Антона Павловича. В начале ноября того же 1899 года он пишет Марии Павловне: «...Думаю продать Кучу-кой – и купить, где-нибудь поближе, с куском берега, чтобы иметь своё купанье. Такое одно именьице продается около Гурзуфа за 4 тыс. руб. Что скажешь?»

А в следующем письме выражает тоскливое настроение этой осени:

«...Жить теперь в Крыму – это значит ломать большого дурака. Ты пишешь про театр, кружок и всякие соблазны, точно дразнишь; точно не знаешь, какая скука, какой гнёт ложиться в 9 час. вечера злым, с сознанием, что идти некуда, поговорить не с кем и работать не для кого, так как всё равно не видишь и не слышишь своей работы. Пианино и я – это два предмета в доме, проводящие своё существование беззвучно и недоумевающие, зачем нас здесь поставили, когда на нас некому играть... Об имении на берегу моря близ Гурзуфа пока ещё ничего не могу написать определённого...»

Неопределённость заканчивается 15 января 1900 года строками в письме к Марии Павловне: «...Я купил кусочек берега с купанием и с Пушкинской скалой около пристани и парка в Гурзуфе... Дом паршивенький, но крытый черепицей, четыре комнаты... Кучу-кой продаётся...».

В дальнейшем линии судеб А. П. Чехова и И. Ф. Чернявского не пересекались Деятельность последнего по-прежнему была связана с Ростовом, в деловых кругах которого он занимал весомое положение. В 1904 году, будучи уже действительным статским советником, он возвращается в Ростовское отделение Госбанка в качестве управляющего, избирается гласным городской думы, становится членом правления Купеческого общества взаимного кредита, а также почётным мировым судьёй Ростовского судебного мирового округа.

Ещё одно пересечение жизненных коллизий И. Ф. Чернявского и Л. Ф. Волкенштейна случилось уже после смерти Антона Павловича и было связано с трагическими событиями еврейского погрома в Ростове в октябре 1905 года. Тогда дом Льва Филипповича, расположенный рядом с Солдатской синагогой, сильно пострадал. Чернявский был одним из создателей и членов Ростовского комитета помощи пострадавшим от погрома, в фонд которого внёс значительные денежные средства.

После этого деловые и дружеские отношения между давними знакомыми стали ещё более доверительными и основательными. Лев Филиппович после ремонта дома на Старо-Почтовой улице по-прежнему проживал в нём. Иван Фёдорович занимал казённую квартиру в старом здании Госбанка.

В 1912 году, перед началом строительства нового монументального здания Госбанка на площади Нового Базара, он становится владельцем двухэтажного доходного дома на углу Пушкинской улицы и Соборного переулка, в котором проживает с семьёй.

В 1915 году Иван Фёдорович оставил должность управляющего Ростовской конторой Госбанка. Как сложилась судьба статского советника, потомственного дворянина, удостоенного орденов Св. Анны и Св. Владимира, а также жизнь его семьи в годы гражданской войны, неизвестно. Достоверно лишь то, что в 1921 году он служил в Рабоче-крестьянской краевой инспекции, а через два года был членом правления Донского общества взаимного кредита в Ростове-на-Дону. Тогда он проживал в бывшем своём, теперь уже муниципализированном доме на правах обычного квартиросъёмщика.