Донские писатели и поэты

Н. М. СКРЁБОВ

НА СТРАЖЕ СОВЕСТИ И ДОЛГА

К 80-летию Эдуарда Григорьевича Барсукова

На редкость щедрым для поэзии Дона оказался 1934 год. Один за другим рождались будущие поэты Эдуард Барсуков, Светлана Гершанова, Игорь Халупский, Геннадий Сухорученко, Валентин Скорятин. Каждому из них, кроме Барсукова, не было ещё тридцати лет, когда в Ростиздате вышли первые сборники их стихов. Дебют Эдуарда Барсукова состоялся пятью годами позже, в 1968 году. Зато по прочтении его маленькой книжки «Багряные леса» складывалось впечатление, как от большого, настоящего открытия. Не прибегая к внешним эффектам, Барсуков поднимал читателя до понимания тайны воздействия природы, искусства, событий века на человеческую душу, причём делал это ненатужно, мастерски владея техникой стиха.

Казалось, после такого старта поэт сразу же начнёт развивать успех, бороться (а тогда был уместен именно такой глагол) за издание второй книги, открывавшей дорогу в Союз писателей. Но Барсуков, в отличие от сверстников, не спешил. Мало сказать, не спешил – только через четверть века вышла его вторая книга стихов «Вечное небо» (1993). С меньшими, но тоже значительными промежутками появились ещё три его книги: «Театр судьбы» (1999), «Гроза на двоих» (2003), «И древо жизни шелестит листвой» (2008). И вот передо мной два его сборника, выпущенные ростовским издательством «Альтаир» в 2012 году: «Весна в заснеженном окне» и «Сливалось с музыкою слово».

Первое и, может быть, главное, что обращает на себя внимание в этих книгах, – цельность натуры лирического героя. Человек из поколения детей войны, он вобрал в себя всю противоречивость эпохи, разделил с нею невзгоды и победы, прошёл через испытания и хляби, познал красоту и суровость жизни, горечь утрат и радость обретений, а в конце концов остался самим собой. Таким и предстаёт в обеих книгах избранных стихов и поэм.

Заглавное стихотворение сборника «Весна в заснеженном окне» повествует о том, как семья чудом спаслась на оккупированной фашистами земле, как бабушка увезла внука из Ростова в глухое село и там их нашла мама, та самая, что любила петь «о своей весне, перебирая клавиши рояля». И само стихотворение, написанное в 2012 году, проникнуто грустной музыкой – вот его заключительный аккорд:

Я ничего доныне не забыл:
Снег бил в стекло и серебрилась рама.
Я счастлив был, я музыку любил,
И у меня была когда-то мама.

Благодарная память – не только лейтмотив книги, но и побудительная сила, под воздействием которой поэт воспроизвёл несколько десятилетий своего лирического бытия, поставив рядом и студенческие стихи об Иване Земнухове, написанные в Краснодоне, и датированное 2012 годом «Возвращение» – о солдате, чья рука «осталась в сорок пятом на войне», а следом – запомнившееся мне с конца 1950‑х стихотворение «Встреча с песней», в котором, слушая поющих солдат, «стоят подсолнухи, застыв в равнении направо».

В чём секрет естественности такого соседства? Всё в том же – в цельности натуры, в глубокой, убеждённой верности поэта идеалам добра и справедливости, которые он бережёт, как честь, смолоду. И потому вправе вслед за строчками полувековой давности «Идёт Бабетта на войну, // Чтоб не было войны» публиковать язвительные стихи о том, «Что на Руси, как в Голливуде, // Есть примадонны, звёзды есть». А как точно подмечено: «И хором вторят вслед за нею // Усыновлённые мужья»! Ещё похлеще – о бывших товарищах, ставших господами, о бывших романтиках, атеистах, марксистах в стихотворении «Метаморфозы». Впрочем, злободневность в прямом, журналистском смысле, не противоречит главному – современности, понимаемой Барсуковым шире сиюминутных страстей и пристрастий. С этой точки зрения современны стихи разных лет, составившие разделы «Пути и перепутья», «Притяженье земли», «Зелёная ветка апреля». Особенно удачно скомпонован раздел «Факел, вложенный в ладонь», объединивший разноплановые стихи о музыке, киноискусстве, литературе. Вот строки оттуда, навеянные Чеховым:

Нет, надо жить и жить без промедленья,
Лечить людей, высаживать леса
И передать грядущим поколеньям
Письмо, что Ванька Жуков написал.

Миссия литературы в том и состоит, чтобы грядущие поколения могли почерпнуть из неё духовный опыт поколений предшествующих. О том, что именно так осознаёт своё призвание поэт Эдуард Барсуков, мне подумалось в часы, проведённые над страницами его крупного однотомника «Сливалось с музыкою слово».

Вначале, раскрыв его наугад, я попал в «Сны моего детства» – самый большой раздел книги – и зачитался стихами о войне, встречавшимися в прежних книгах и совсем новыми. Патриотическая доминанта в них созвучна моему «военному» опыту – ведь я не намного старше автора и хорошо помню первоклашек с высоты своего третьего класса. Но вот чем Эдуард Барсуков удивил меня на этот раз: и короткие стихи, и поэмы, баллады чередуются здесь в каком-то симфонически выстроенном порядке, дополняя друг друга, углубляясь в детали, восходя к обобщениям и всегда возвращаясь к лейтмотиву. В этом тоже цельность. Единство памяти, таланта и совести. Вот миниатюра:

Ещё взрываются снаряды,
оставленные с той войны,
и часто видится мне рядом
далёкий вдовий взгляд жены…
Горят дома, дымит Освенцим,
гремят бои на той войне.
И пуля, пущенная в сердце,
ещё летит навстречу мне.

Далее следует одна из лучших поэм Барсукова «Билась птица в небе», сюжет которой побуждает читателя сопереживать судьбам людей, опалённых войной, приобщаться к их надеждам, страданиям, поискам счастья. И затем – ещё одна сильная поэма «Промчались зимы с вёснами», воспевающая творческий подвиг Исаака Дунаевского, – апофеоз того самого слияния слова с музыкой, которое вынесено в название однотомника.

Обычно с жанром поэмы на Дону соотносят имена Александра Рогачёва, Ашота Гарнакерьяна, Даниила Долинского, Владимира Сидорова. Возвращаясь к началу сборника и перечитывая поэму Эдуарда Барсукова «Рассветные дожди» (она включена в раздел «Что шепчут листья и трава»), я нахожу, что имя её автора заслуживает места в ряду наших мастеров этого жанра. Тематический диапазон военного детства, людского горя, материнского отчаянья натурально, не нарочито вбирает в себя и живые, взаимодействующие с персонажами картины природы, и фольклорные мотивы, сказовую мелодичность русского эпоса. Полифония преодоления лихолетья сливается с детским голоском Алёнки, с шёпотом каменных губ воинских памятников и выводит к финалу, омытому (оплаканному?) вешними ливнями.

Выстраданным оптимизмом проникнуты циклы «Седые дали», «Грозовые раскаты», «И всё живое ждёт участья», «В лучах весны». В них и трогательные строки о пушкинских местах, о героях «Молодой гвардии», о людях искусства, и проникновенная любовная лирика – всё подёрнуто флёром задумчивой грусти, но дышит верой в торжество добра. С большим интересом читаются разделы «Святая земля», «Всевышний свет и отсвет ближний», в которых библейские мотивы сопряжены с мыслями и чувствами современника.

Возраст никогда не бывает нейтральным к поэзии. Молодость питает её свежими чувствами, жаждой новизны, открытиями. Зрелость – обогащает опытом, наблюдательностью. Старость – насыщает грустью раздумий. Особенность поэтического дарования Барсукова состоит в том, что в любом возрасте он смотрел и продолжает смотреть на мир ничем не замутнённым взглядом. Поэтому грусть по утратам дорогих людей («Печальная тропа») и великой страны («На обломках родины») не притупляет его зрения – он видит свет сквозь тьму.

Жизнь поэта сложилась так, что самые активные годы были отданы службе в правоохранительных органах. Привычным для него стало пребывание на посту, ограждающем добро от зла. И в свои 80 лет он остаётся гуманистом, интеллигентом, стоящим на страже совести и долга. Это придаёт его обаятельной личности особый статус, внушающий глубокое и сердечное уважение.