ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Вып. 28-й
Фольклор

В. В. БОГАЧЁВ

ЗА КЛАДАМИ

(Из записной книжки за 1901 г.)

Этот материал мы обнаружили в одном из выпусков «Донских областных ведомостей». Автор этих заметок, спрятавшийся за подписью «Б,» – Владимир Владимирович Богачёв (1881 – 1965), учёный-геолог и палеонтолог, уроженец Новочеркасска, автор книги «Очерки географии Всевеликого Войска Донского», написанной по заданию донского атамана Петра Николаевича Краснова и изданной в 1919 году. Известно, что при его участии велись раскопки в том самом месте – «близ Аксайской станицы».

Близ Аксайской станицы есть место, которое станичники называют «батареею». Там видны остатки валов какого-то укрепления, и в этих валах можно найти много черепков битой посуды вместе с костями человека и разных животных. Говорят, что это – остатки турецкой батареи; но когда и кем была взята и разрушена она, никто из стариков не может точно указать. Иные говорят, что батарея была взята Петром Великим приступом со стороны степи после того, как обстреливание её с Доном не привело ни к каким результатам.

Подобное мнение ни на чём не основано и, вероятно, составилось очень недавно. Несомненно лишь одно: в древности было тут укреплённое селение какого-то народа. Такие остатки древних поселений называют обыкновенно городищами. И это, стоящее на правом берегу, при устье Кобяковой балки, носит название Кобякова городища. Название это производят от имени какого-то князька одного из тюркских племён – Кобяка; но, надо думать, не какой-нибудь Кобяк, сохранившийся в памяти народа, был основателем крепостцы, а народ, имени которого не сохранило даже живучее, хотя и своенравно-прихотливое предание.

Во всяком случае, мы имеем перед собою остатки глубокой древности. Уже после Иоанна Грозного (в Крыме) знают о существовании Кобякова городища как урочища, но не как поселения.

Для исследования этого городища я и был командирован весной 1901 года. Получив от донского музея инструкции, открытый лист и средства для найма рабочих, я поехал в Аксайскую станицу. Часть мне приходилось бывать там и раньше. Уже два года существовало городище и я не раз рылся близ его валов в толстых слоях пепла и древних кухонных отбросов.

Завезя свой небольшой багаж в отведённую мне квартиру, я отправился на место предполагаемых раскопок.

Давно знакомый вид открывается с высокого бугра.

Серые тучи, грозящие дождём, холодный ветер, катившие жёлтые волны Дона, забегающие далеко на отлогий мокрый берег (разлив недавно только спал), серо-зелёные рощи на том берегу, серые паруса на реке.

Издали виден длинный четырёхугольник, образуемый валами, сереют обрывы дальше, вниз по течению Дона. Городище (я под этим названием разумею только пространство, окружённое валами) находится как раз при устье балки Кобяковой, на правой стороне, а дальше за валами более низкое место, и там над Доном являются в прекрасном разрезе почти горизонтальные слои серого пепла и ила. полные костей и черепков.

В нижних слоях преобладают кости рыб. Особенно поражают скелеты осетров, совершенно целые. Видно, что их не ели и бросили за ненадобностью. Какое обилие рыбы! Народ, отбросы которого я видел перед собою, живший за много веков до нас, не нуждался, как мы. Значит, рыба ловилась в избытке, если двухаршинные осётры попадали в свалочное место, а не к столу.

Грубая посуда из чёрной глины составляла, по-видимому. всю утварь рыболовов. Грузила для неводов приготовлялись из камня и были значительных размеров.

В вышележащих слоях появляется посуда из хорошо обожжённой красной глины, и ко времени введения её человек разнообразил чаще и чаще говядиной и свининой.

Ещё выше посуда уже греческого типа, может быть, и греческие изделия. Она могла приобретаться из Таны и других городов. Но вот что удивляет меня: не попадается никаких металлических изделий.

Смеркалось. Я вернулся на квартиру. Чистая, светленькая комната с диванном, преддиванным столиком, не особенно кривым зеркалом, опрятною кроватью. Под образами другой столик, на нём газеты, довольно свежие.

На следующий день почти с рассветом нанятые рабочие принялись за раскопки валов городища.

День был тихий, прохладный, небо ровного, серого цвета; вороны, не смолкая, кричали в рощах на том берегу; мелкая рябь серебрилась по Дону. Не хотелось даже вечером возвращаться в станицу. По мосту, по Ольгинской дамбе, по полону железной дороги – гулянье. Аристократия станицы – на платформе станции.

Я пошёл на мост, разглядывая гуляющую толпу и роясь в воспоминаниях своих, связанных с этим мостом.

Гуляющие чинно движутся, тихо разговаривают. Отрывки фраз долетают до меня.

Уже несколько дней рыли рабочие. Глубокими траншеями пересечены валы городища, повсюду разбросаны черепки посуды, ручки глиняных кувшинов, выброшенные из ям. – «Гляди! Богатыря нашли!» – и рабочие тащат из ямы берцовые кости человека. осторожное раскапывание дальше, – показывается полный скелет. Один за другим находятся скелеты. – «Целое войско», – говорят рабочие, находя двенадцатый скелет. Металлических предметов и при скелетах нет. Лишь при одном нашлась маленькая медная пуговица, а на другом – шёлковая, протканная золотыми нитями лента. Но очевидно, эти скелеты позднейшего погребения, и не современны основанию и расцвету жизни городища. При одном скелете найден каменный топор-молоток очень древнего типа: не просверленный, а с нарезкою кругом. Посуда грубая из чёрной сарматской глины попадается вместе с хорошей работы греческого типа амфорами и полное отсутствие металла, – всё это способно охладить и не новичка в деле раскопок, как я.

Палит солнце, какие-то мелкие мошки набиваются в нос и уши, вода (из Дона) в ведре согрелась, отдаёт рыбою, а по поверхности Дона плывёт липкая, сальная слизь. Прогнившая, вонючая, полная мелкой мёртвой рыбёшки, тянется она вдоль правого берега широкою и длиною полосою. Это, говорят местные жители, выпускают ежедневно что-то от клееваренного завода.

Рабочие, которым я растолковал цель моих раскопок, после каждого вырытого аршина разочаровываются всё больше и больше: нет ничего ценного, всё одни черепки.

А тут ещё с первого же дня, как стало станичным жителям известно, что их «батарею» раскапывают, начались ко мне визиты кладоискателей. Чудовищная, опьяняющая их самих фантазия рисует им «кожи», «баркасы», «бочки», «перерезы» и т. д., все полные золота.

Прежде всего мне заявили, что я копаю не там, где следует, в то время, как недалеко находится котёл «на 12 человек» с золотом, т. е. котёл, в котором можно сварить каши на 12 человек.

Зарыт он на так называемом Гречаниновом месте, недалеко в сторону от валов городища. Здесь некогда жили греки. Поэтому-то теперь тут часто находят в земле «корчаги». По части знания кладов особенно поражал один старик И. Т. Он резко заявил, что копая так, как копают мои рабочие, клада вовеки не взять. Клад боится табачного дыма, а мои рабочие курят.

По указанию П. Т. я пробовал разрывать небольшой курганчик, на котором лет 10 тому назад была видна с Дона свечка. Там оказались куски гнилого дерева, ниже шла нетронутая земля.

Он же сообщал, что несколько лет назад, с приятелями, он начал рыть в указанном ворожкою месте. Кладоискатели не знали слова, и клад уходил глубже и глубже. С большим трудом мне удалось добиться признания, что дорылись до куска камня неправильной формы. Судя по звуку, под камнем была пустота; но на одном из рывших был медный крест, и поэтому клад ушёл так глубоко, что до него нельзя было дорыться. Место, где рыли этот клад, – недалеко от валов. Там и теперь заметна порядочная яма.

Рекомендуют копать на «Маяке». И так называли мне отдельно стоящий высокий холм, сложенный буро-жёлтыми лёссовидными суглинками, в 400 сажен от валов городища на юго-запад. Он господствует над всей местностью, так что действительно удобен был бы для сторожевого «маяка». Старики уверяли. что на склоне маяка несколько лет назад открыли яму, наполненную пшеницей (?!).

Говорят о существовании под «маяком» выхода подземной галереи, погреба какого-то. Нахичеванская ворожея-армянка Ольга за 10 рублей указала точно, в каком месте будет найден выход. Начались ночные работы. Рыли тоннелем. Земля обвалилась, засыпала одного из работавших.

И не так давно ещё видали, как в ночь под Троицу выходит на маяк из-под земли человек, а иногда он показывается и на левой стороне балки.

Вообще, по балке Кобяковой много кладов зарыто. Ночью на местах кладов лошадей, собак кочетов, иногда даже «самого» (чёрта?) видят, а в тёмные ночи свечи по могилкам загораются.

Между аксайскими кладоискателями сохраняются воспоминания о многих лицах, раскапывавших городище. Однако никто не находил ничего ценного.

Находили корчаги, наполненные пеплом и айданчиками, однажды выкопали оловянный фонарь.

На левой стороне балки торговец Чернышёв, рывший себе погреб недалеко от извёстко-обжигательной (теперь заброшенной) печи, вырыл два кувшина, несколько глиняных чарок («вроде как для водки»), перержавевший нож и ружейный ствол.

Торговец Данчич говорит, что когда-то дети его вырыли во дворе медный крест, похожий на те, которые и до сей поры можно встретить над наружною входною дверью большинства казачьих домов.

На кресте была надпись, которую Данчич не разобрал. Крест этот теперь затерялся.

Конечно, обе последние находки не имеют никакого отношения к городищу и являются остатком уже, так сказать, казачьего периода.

Почти каждый старик-аксаец знает места, где зарыты клады, а сами почему-то не берут их.

В Нахичевани живёт гадалка, указательница кладов.

За несколько рублей она указывает место кладов, ценность его (пропорционально гонорару) и даёт «упыря», выполняющего роль медиума спиритов, т. е. клад можно взять лишь в присутствии упыря.

Из многочисленных «известных» кладов могут быть взяты очень немногие, да и то с большим трудом, при целом ряде трудно исполнимых условий.

В некоторых случаях золото боится золотого креста, серебро – серебряного, медь – медного на груди копающего. И клад уходит. Янтарный крест очень полезен. В другом случае клад положен нехристями или с заговором. Тогда нужно знать «слово». Большую часть кладов стерегут черти или оборотни. Такие клады даются с трудом. с разными испытаниями.

Есть клады, зарытые разбойниками. Их взять легче всех остальных.

Однажды, по словам кладоискателя В. И., начали станичники рыть верный клад. Оставив работу, дойдя почти до самого клада, сели поужинать. Подходит к ним человек и просит: «дайте каши». Человек как бы обыкновенный, ничем от других не отличающийся; в руках у него маленькая лопата.

Дали каши. Он поел, поговорил, попрощался, пошёл и засмеялся. И смех его в степи звенит, как деньги, и под землёй отдаётся, как серебром. а потом колокольчиком, и наезжает становой. отгоняет всех: «как вы смеете копать на казённой земле?»

Кладоискателей, по их словам, строго преследуют.

Существуют какие-то «планы» кладов.

Мне очень хотелось хоть бы добыть один такой план; но владельцы такого сокровища не дают даже посмотреть их людям, которым мало доверяют.

Наиболее распространённые планы – разбойничьих планов. По преданию, разбойники не раз грабили казённую дорожную почту во время крымской и кавказской войн. В одном месте разбойники отбили 10 троек, нагружённых серебряной монетой, в другом – 10-ти вёдерный бочонок золота и т.д. А один разбойник велел похоронить себя в погребе, в который свалил 18 буйволовых кож золота.

Вот некоторые истории, слышанные мною от В. И. Н.

Во время крымской войны был послан из Петербурга в Севастополь 17-ти вёдерный бочонок червонцев. Близ Грушевской станицы свирепствовал тогда какой-то разбойник. Он напал на почту, отбил бочонок и зарыл его в кургане. стоящем при самом впадении р. Аюты в р. Грушевку.

Вскоре разбойник был пойман и сослан в Сибирь. Ему, однако. удалось бежать на Кавказ; там он и умер. Своему брату (казаку) он переслал план с писанной инструкцией, с помощью которого можно было найти зарытое золото. Брат умер, не тронув клада. Рукопись и план перешли к его неграмотной жене. Вырос племянник разбойника (сын брата) и поссорился с матерью. Та стала гнать его из дома, сын просил завещание отца прочесть. чтобы убедиться. что дом завещан матери. Между бумагами нашёлся план. инструкция затерялась. План был променен новым его обладателем за бутылку водки одному опытному человеку. Теперь этот опытный человек уже старик, и всё собирается ехать рыть клад.

В. И. Н уже двадцать лет роет клады, правда, безуспешно, но не теряет надежды найти что-нибудь ценное. Он водил меня по Кобяковой балке, указывая места, где зарыты клады. взводил на курган, откуда при восходе солнца можно видеть затопленный в Монастырском озере баркас с деньгами. указывал какие-то бугорки в балке Персиковой, называя их могилами.

По словам В. И., в Кобяковой балке производились раскопки. Собрались знакомые станичники, дали нахичеванской ворожее 10 рублей за предсказание; та отпустила с ними разноглазую девчонку в качестве «упыря» (разноглазую, то есть с одним карим, другим серым глазом, что вообще не представляет редкости). Шесть ночей копали казаки в числе 12 человек. Днём копать нельзя было: запрещено.

Поставили свечи и зеркало, а разноглазая девица (14 лет) смотрит в зеркало и видит в нём широкие двери, а за ними подвал, а там в два ряда бочонки стоят. Шесть с золотом, шесть с серебром. Много драгоценных вещей и оружья. Сторожит клад человек высокий. худощавый, черномазый, голова красным платком повязана. Девица спрашивает человека: «ты дашь всё это?» – «дам». Стали копать. Много дней копали и всё не доходят до ворот. Яма была узкая. «шилом свели её», не повернуться в ней было. Спускались на верёвках. казанами землю вынимали.

«Что ж ты не даёшь?» спрашивает девица. А турок смеётся. Потом стал всё на дальний курган выходить.

Наконец. докопались до дверей. В камне дверь сделана, железная, залита свинцом. Стали её ломом разбивать, – лом не берёт, а за дверью стон всё «ах, а-а-а, ох! ох!» – «Дашь клад?» – «Дам». – «Что ж не даёшь?» – «ха-ха-ха-ха» и деньгами звенит. И тогда  напал нам всех сон глубокий, а когда проснулись. солнце вставало, и налетел станичный атаман, грозил тюрьмою, велел засыпать яму.

И немало подобных рассказов пришлось слышать мне. Наперерыв кладоискатели звали меня рыть на указанных ими местах, приводя в доказательство своих указаний кладов счастливую находку одного из обывателей, взявшего разбойничий клад. Нужно однако заметить, что найдены были им монеты византийские и при исключительных обстоятельствах.

Любопытно, что кладоискатели не смущаются количеством золота в кладе, 6 перерезов золота – около 1,400 пудов. Что бы сделали нашедшие этот клад?

Но их фантазия останавливается, дойдя до картины находки клада, и, поражённая, замирает.

Это упоение мечтою и лихорадочное искание, самоподзадориванье в измышлении величины клада настолько заразительны, что число кладоискателей отнюдь не уменьшается с годами.

И странно видеть меж ними глубоких стариков.

Как ни старался я растолковать цель моих раскопок, кладоискатели не верили мне, и каждая беседа кончалась словами вроде: «Эх, не там вы копаете! Право, пойдёмте на Персикову балку… Эх, если бы да мне такую бумагу от атамана, чтобы везде можно было клады копать»…

Они были правы в одном. Ничего ценного на городище не нашлось. Вообще там была какая-то смесь. Видно, что для насыпки валов бралась земля из более древних культурные слоёв. Отсюда – смесь разнохарактерных черепков посуды. Погребения в валах относятся, видимо. к сравнительно позднему времени.

Много поколений селилось здесь. Может быть, прошло много племён, и последнее из них продолжает оставлять здесь свои следы в виде осколков бутылок и т. п. – следы праздничных пикников.

Источник: Донские областные ведомости. 1903. №№ 136, с. 2–3; 137, с. 2–3.