ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Год 2009-й

Музеи Ростовской области

АЗОВСКАЯ ДИКОВИНА

К 45-летию уникальной находки - Скелета трогонтериевого мамонта

Скелет трогонтериевого мамонта — вот уже четверть века как визитная карточка Азовского музея-заповедника. Посетители, знакомясь с экспозицией «Приазовье в геологическом прошлом», не перестают восхищаться исполином, обитавшим на нашей планете более 600 тысяч лет назад.

11 декабря 1964 года в Кагальницком песчаном карьере под Азовом на высоте более восьми метров от дна в разрезе карьера машинист экскаватора Владимир Григорьевич Кудин увидел остатки бивней. Поднявшись наверх, в трещине он нашёл небольшую кость грязно-жёлтого цвета. И в тот же день сообщил о находке в музей. Наутро в карьер прибыли директор музея Евдокия Петровна Чумакова, старший научный сотрудник отдела археологии Людмила Михайловна Казакова и старший научный сотрудник отдела природы Ростовского краеведческого музея Вера Северьяновна Байгушева. Осмотрев место, они обнаружили ещё несколько костей. Вера Северьяновна (в то время начинающий специалист по палеонтологии) определила, что кости принадлежат одному скелету.

И директор приняла решение приступить к раскопкам, не дожидаясь весны: в карьере постоянно происходили обвалы, в любой момент скелет мог упасть и исчезнуть в грунте. Руководила работами Байгушева.

Приступили 14 декабря — шёл дождь, температура стояла около нуля, а через несколько дней, когда сняли верхний слой и обнажились кости, опустилась до минус двадцати градусов; усилился ветер, выпал снег. Кости приходилось брать вместе с породой. Ко всему прочему, «как будто кто-то высыпал все кости в одну кучу… наверное, никому не приходилось брать скелет над обрывом такой лютой зимой, да ещё в таком залегании», вспоминала Байгушева.

За несколько дней извлекли две лопатки, половину таза, две плечевые, локтевую, лучевую, большую берцовую и мелкие кости кисти и стопы скелета. Оставалось большое поле с непонятными костями; кроме того, ещё до начала раскопок с восьмиметровой высоты карьера упали бивни, и собрать их не было никакой возможности; а во время снятия грунта бульдозер задел верх черепа. Музейщики не хотели рисковать и к извлечению черепа приступили в последнюю очередь: вызвали аварийную бригаду, установили подпорки и леса. Грунт перед черепом укрепили, забили брёвна, над черепом соорудили навес из камыша. Участники экспедиции время от времени грелись у буржуйки в вагончике. Приходилось распиливать мерзлую глину… После того как монолит с черепом был укреплён, забиты поперечные распорки (чтобы не повредить нижнюю челюсть), взялись извлекать череп монолитом. Здесь же, в карьере, плотники изготавливали деревянные ящики; некоторые приходилось переделывать, подгоняя их под размеры костей; ящик под монолит с черепом переделывали четыре раза! За две недели извлекли неполный скелет.

А ещё через две недели пришлось остановить раскопки до весны; причины — резкие перепады температур, морозы, сменившиеся ливнем…

Зимой кости скелета находились в пороховом погребе. Ящик с черепом остался во дворе, из-за больших размеров он не проходил в дверной проём, его закрыли толью, крышку забили досками.

Как сохранить кости, как реставрировать скелет? В то время музей не имел своей палеонтологической лаборатории и специалиста-реставратора. Директор музея направила в Зоологический Институт Академии Наук СССР письмо, в котором сообщила о находке и просила Вадима Евгеньевича Гарутта, известного в научном мире палеонтолога-реставратора, оказать помощь. Гарутт отвечал: «Мне страшно хочется поставить скелет для вашего музея. Беда только в том, что я не могу сейчас приехать к Вам на сколько-нибудь длительный срок. Так что я хочу предложить Вам такой вариант, при котором я смог бы консервировать скелет Вашего слона в Ленинграде, так сказать, без отрыва от производства…».

Перед отправкой костей в Зоологический Институт необходимо было их законсервировать. Кости рассыпались, а времени на длительные подготовительные работы не оставалось, и их спешным порядком загипсовали в ящиках.

В первых числах января 1965 года Евдокия Петровна Чумакова обратилась с просьбой к председателю Ростовского облисполкома посодействовать, и на реставрацию и изготовление недостающих конструкций администрация выделила шесть тысяч рублей.

Весной 1965 года, когда решился вопрос о получении денежных средств на транспортировку, первые ящики с костями скелета «азовского слона» отправили в Ленинград на грузовом автомобиле. Контейнер с черепом пошёл железной дорогой.

В Институте необычный азовский груз ждали с нетерпением. К работе Гарутт приступил сразу же. Первые месяцы показали, что реставрация затянется надолго… Многие кости растрескались на тысячи мелких фрагментов, отдельные кусочки приходилось подбирать и соединять в целую кость. Вот выдержки из писем Гарутта к Чумаковой: «Продолжаю работу над консервацией скелета азовского слона. Работа идет очень медленно!!! Кость удивительно трухлявая! Таковы дела!!!». «Работа по консервации ведётся, но крайне черепашьими темпами. Работа оказалась на редкость сложной и канительной…». К тому же в результате перевозки в ящиках кости оказались разваленными и рассыпались. Причину этого Гарутт видел в некачественной работе плотников.

Первый год реставрацией Вадим Евгеньевич занимался самостоятельно. В 1966 году Азовский музей заключил договор с ленинградским Комбинатом жилищно-оформительского искусства на срок проведения реставрационных работ. Консервацией и реконструкцией костей занимались скульпторы Иван Николаевич Хитров и Колокольчиков.

Каждый раз по истечении срока договора директор музея обращалась в администрацию с просьбой о финансировании. А стоимость работ росла…

Самой большой сложностью оставалась сохранность подлинных костей. Скульпторы изготавливали кости заново, а затем монтировали натуральные части на поверхности костей. Одновременно реконструировали стопы и таз скелета. Некоторые кости реставрации и консервации не поддавались — их заменили искусственными, — о таковом решении сообщал Гарутт в письме к Чумаковой. Сотрудник отдела природы Шаповалова предложила заменить недостающие кости на имеющиеся в фондах музея кости южного слона. Гарутт отверг этот вариант: «Дополнять скелет костями от других особей из фондов Вашего музея, по-видимому, не удастся, так как все фондовые кости принадлежат более мелким экземплярам… и …если такие кости вставить в азовский скелет, то получится ужасная химера. Лучше уж заказать недостающие кости художникам и изготовить их из папье-маше…».

И снова увеличился срок работ, составили новую смету. Работа продвигалась медленно, несмотря на опыт известных специалистов. К слову, Гарутт руководил реставрацией и тонировкой скелета в ставропольском музее, где содержание искусственных костей составило 20%; он же в музее Тбилиси установил скелет южного слона, у которого все четыре «ноги» — из папье-маше. Кроме того, Вадим Евгеньевич был консультантом по консервации и монтировке скелета слона в музее Бухареста. А теперь он писал: «Будем надеяться, что и наш слон получится, хотя у меня ещё не было столь ветхого и так сильно разрушенного скелета. Для меня дело чести — спасти эту находку и «поставить» скелет на четыре ноги в Вашем музее. Я верю, что это произойдёт!»

Консервацией черепа занимался лично Гарутт (учитывая уникальность скелета: ведь в нём наличествует единственный в мире цельный череп). В начале 1968 года он закончил подготовительные работы, череп к тому времени очистили от породы. И после этого начался процесс консервации и фиксации его поверхности. В заключение череп установили на металлическую основу — каркас, который удерживал его вес. В общей сложности на реставрацию ушло десять лет…

Тем временем в Азове решался вопрос о предоставлении помещения для скелета трогонтериевого слона высотой не менее пяти метров. Гарутт ещё в 1965 году предложил построить отдельное просторное помещение (такой вариант он использовал в Тбилиси, где под его руководством производился монтаж скелета в стеклянном помещении во дворе музея). Лишь когда музей переехал в двухэтажное здание бывшей Городской Управы, один из залов на первом этаже выделили для «азовского слона»...

Находка вызвала сенсацию не только в научных кругах. О ней писали центральные и местные издания. В Москве в 1970 году сведения о трогонтериевом слоне хотели включить в путеводитель для автотуристов. Азовчан волновал вопрос: когда же они увидят диковину?

К марту 1971-го завершилась реконструкция таза, лопаток, плечевых и бедренных костей, предплечья и бивней. Реконструировались стопы, рёбра, позвоночный столб, хвостовые позвонки. В октябре Зоологический Институт отправил в Азов первую партию костей. Но возникли проблемы перевозки. Узнав о ценности груза, Бюро междугородных перевозок отказало перевозить контейнер железной дорогой, объяснив, что «не гарантирует его сохранность». Тогда Гарутт предложил директору азовского музея отправить контейнер на грузовой машине, которая «возвращалась бы порожняком из Ленинграда», имела бы открытый кузов или кузов со снимаемым брезентом, чтобы «открывалась возможность погрузки ящика с черепом подъёмным краном».

С огромными трудами бригада такелажников Лентрансагенства извлекла при помощи лебёдок ящик с черепом из подвала и оставила его во дворе института; ящик находился во дворе до тех пор, пока решался вопрос о его перевозке в Азов. Гарутта беспокоила «судьба черепа Азовского слона». Оставалось одно — отправить ящик специальным рейсом на грузовом автомобиле, хотя это было дорогостоящей операцией. Ситуация осложнилась ещё и тем, что в то время Азовский музей не мог принять ящик с черепом слона «из-за отсутствия помещения», а оставлять череп длительное время на открытом воздухе во дворе института Академии Наук нельзя: изменение влажности приведёт к его деформации. Ящик был сделан из плотных шнурованных досок, оббит изнутри рубероидом, крыша — железом, а сам череп завёрнут синтетической пленкой, — но от талого снега и дождя внутри ящика образовалась повышенная влажность, что «губительно сказывалось на сохранности экспоната». Пока решался вопрос о перевозке, Гарутт в каждом письме к Чумаковой выражал беспокойство по этому вопросу и просил «ещё раз похлопотать с отцами города Азова». Он надеялся, что администрация выделит складское помещение для временного хранения ящика.

Весной 1973 года была отправлена грузовая машина в Ленинград. Беспокоясь за перевозку ценного экспоната, Вадим Евгеньевич отдал водителю грузовика Специальную инструкцию по выгрузке контейнера с черепом из кузова. Отдельно уведомил директора, что контейнер с черепом «нельзя вскрывать до начала сборки всего скелета, ибо его иначе нельзя будет транспортировать с места на место…».

7 мая подъёмный кран погрузил контейнер, рядом положили два ящика с позвонками и рёбрами. Грузовик отправился в Азов. На реставрации в институте оставались шейные натуральные позвонки, четыре стопы и «бутафорский хвост».

До 1980 года все отреставрированные кости скелета перевезли в музей.

В сентябре 1982-го его новый директор Анатолий Александрович Горбенко отправил письмо в Зоологический Институт Вадиму Евгеньевичу Гарутту с просьбой взять на себя руководство по монтировке скелета. Через несколько дней музейщики встретились с реставраторами, заведующим отделом остеологии Зоологического Института Гаруттом и скульптором И. Н. Хитровым. Когда приступили к работе, обнаружили, что череп сильно деформирован, повреждены позвонки. Выяснилось, что при выгрузке контейнера ценный груз вопреки инструкции сбросили на землю. Так был сведён на нет многолетний труд...

Для выполнения реставрационных работ потребовалось большое количество дефицитных материалов. Вторичной реставрацией и тонировкой костей скелета занимались также сотрудники Азовского музея — заведующая отделом природы В. В. Бондаренко, старший научный сотрудник отдела природы М. Ю. Тишков, к делу привлекли художников К. С. Бедевко, В. Т. Максимченко, И. И. Новикова. Реставрировали череп Гарутт и Хитров.

Совместными усилиями рабочих, специалистов и музейных сотрудников был осуществлён монтаж скелета трогонтериевого слона, который сразу же стал центральным экспонатом выставки «История уникальной находки», а впоследствии и экспозиции «Приазовье в геологическом прошлом».

Летом 1999 года сотрудники музея проводили раскопки скелета трогонтериевого слона в Кагальницком карьере. Весь скелет самки мамонта после реставрационных работ в палеонтологической лаборатории ныне хранится в палеонтологической коллекции фонда отдела природы.

До 1964 года было известно четыре скелета трогонтериевого слона — в музее Лиона (Франция, 1869), в геолого-палеонтологическом музее Университета Мюнстера (Германия, 1923), в музее Заугерхаузена (Германия, 1930) и в палеонтологическом музее Одессы (Украина, 1940). Все эти скелеты являются неполными. В Заугерхаузене скелет самки трогонтериевого слона реконструирован. Известен ещё один подобный скелет, выставленный в Государственном музее Природы и Человека в Ханты-Мансийске.

И хотя сейчас известно несколько скелетов трогонтериевых мамонтов (в музеях России, странах СНГ и Европы), только Азовский музей-заповедник — обладатель двух скелетов (самца и самки) трогонтериевого мамонта, которые в скором будущем украсят новую экспозицию — «Следы земной памяти».