ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Год 2007-й

Библиотеки Ростовской области

ПРОШЛОЕ Я ВНОВЬ ПЕРЕЖИВАЮ...

1950-1970-е годы в истории Донской государственной публичной библиотеки

Я вспоминаю родную Коломну, где при слиянии Коломенки и Москвы стоит Кремль с башней Марины Мнишек, а на юге — при слиянии Москвы и Оки, где собирал на Куликово поле свои войска Дмитрий Донской, — машиностроительный завод. Там с дореволюционных лет работал мастером мой отец. Папа не уважал советскую власть, но никогда не вспоминал о том, как во время революции потерял большое хозяйство под Рязанью, даже когда тяжело болел, а мы голодали.

Родилась я 29 декабря 1918 года [1] в Коломне, а первое воспоминание — Черкизово, бывшее имение Хлудовых, река Москва... После тяжёлой операции папу послали туда организовать совхоз, где он потом несколько лет был директором, пока его не отозвали на завод. Хлудовых, вероятно, крестьяне уважали. Уцелели дом, в котором мы с папой жили, и парк, и фруктовый сад. Рабочие совхоза были одеты по-городскому и вели себя, как помню, раскованно, шутили с папой, когда он принимал их в кабинете. Детей я не видела, кроме Миньки — сына кухарки, но он был всегда при деле и меня игнорировал. И машин не видела — ездили летом в коляске, зимой на дрожках.

Моя сознательная жизнь началась в Коломне. Школа в моей жизни играла большую роль. В городе были четырёхлетки и одна бывшая гимназия. В 1920-х годах начали строительство больших школ. И из этих четырёхлеток нас в 5-й класс собрали в двухэтажную школу. Я её полюбила и загордилась, когда меня выбрали старостой. По окончании 5 класса получила подарок и извещение, о том, что перевожусь в бывшую гимназию. Дома я ничего не сказала, ведь папа был тяжело болен, и, стоя на коленях перед прекрасными иконами своего деда-иконописца (он принимал участие в росписи Владимирского собора в Киеве!) вымаливала жизнь для папы.

В школу ходила, садилась на заднюю парту и… не слушала, не отвечала, не знала ни преподавателей, ни соучеников. Однажды подралась с учениками, которые пытались затащить меня на школьный праздник; вырвала у кого-то пальто и убежала.

Промолчала весь год. Преподаватели не терзали, не укоряли. И весной мне объявили, что я возвращаюсь в школу, в свой, теперь уже 7-й, класс. Догнала! И получила на лето путёвку «путешествие по Волге» вместе с ребятами из других городов России...

Школа — это и знания, и весёлые пионерские лагеря, и поездка в Колонный зал Дома Советов на концерт столетия гибели Пушкина 10 февраля 1937 года, где у меня по щекам покатились слёзы, когда В. И. Качалов читал Лермонтова... Подобное потрясение я испытала ещё раз 7 октября 1940 года в Большом театре, когда слушала арию Сусанина в исполнении Михайлова «В мой смертный час, Господь, меня ты укрепи…»

После окончания школы нашу, очень сильную, группу премировали поездкой в Ясную Поляну. Целую неделю мы общались с Толстым — спали на сене в школе, построенной им, бродили по чудному парку. Вот берёзовая скамейка, которую он смастерил, вот «дерево бедных», где он принимал всех страждущих, вот липовая аллея по курсу на речушку Воронку, вот луг — здесь Лев Николаевич любил косить сено, и здесь мы слушали рассказ ещё не старого кучера, отвозившего Толстого в последний путь, — рассказ о его великом хозяине, о великом писателе земли русской...

***

Мой любимый предмет — математика, и мне одной наш старый учитель Г. М. Горшков (отец адмирала) советует идти в МГУ на математический факультет. Я испугалась: как прожить на стипендию? И вместе с другими неимущими девочками еду поступать в Библиотечный, где стипендия выше, чем в других институтах (благодаря Н. К. Крупской).

Институт дал нам хорошее литературное и историческое образование. Директор Пётр Сазонтович Бенюх отличался высокой культурой. Дипломат (приехал из Вашингтона), психолог, он пригласил прекрасных профессоров, издавших научные труды ещё до революции – Радциха, Кокорева, Васютинского, Бочкарёва, бывшего члена партии кадетов. Английский язык на первом курсе преподавал внук великого Толстого Сергей Сергеевич, очень схожий лицом с Софьей Андреевной, щеголявший в дешёвом костюме и, вероятно в дедовых жилетках (тогда их уже не носили). Нашему образованию способствовали частные встречи с писателями, поэтами, артистами — Чуковским, Щипачёвым, Ильинским, Кассилем и другими.

Помню, директор посылает меня и Юлю Макарову в Главсевморпуть: мы должны привезти Ивана Дмитриевича Папанина, вернувшегося из арктической экспедиции, на встречу со студентами. Небольшая приёмная, посетители, ждущие приезда Папанина и Шмидта с совещания у Молотова. При появлении Папанина мы атакуем его, не давая войти в кабинет. Ну что нам, девчонкам, до того, что устал, голоден; и он сдаётся: «Чёрт с вами, поехали», а в машине просит адъютанта: «Ты пожрать что-нибудь захвати». И тот передаёт бутерброд, завёрнутый в газету. И весь долгий путь до Химок мы запросто разговаривали...

***

Нашей группе институт подарил поездку в Ленинград. Руководил поездкой старый петербуржец Желобовский. Десять дней мы днями и ночами бродили по городу-музею и, конечно, по Эрмитажу (в то время пустому), по Петергофу. После войны я уже не встретила в Ленинграде прежней культуры общения.

В 1941 году закончила с отличием Московский Библиотечный институт им. Молотова. И пришла война. Часть студентов осталась в институте — проходить скоростные курсы медсестёр, рыть окопы у моста через канал, готовить бутылки с горючей смесью. В октябре — отъезд в госпитали. Меня назначили в село Захарьино, что за Химками.

Мы, научившиеся читать по-латыни рецепты самых необходимых лекарств и несложным перевязкам, были нужны только в палате, особенно тяжелораненым: их поддерживало наше присутствие, внимание, ласка. В госпитале были прекрасные операционные сёстры, получившие награды за Халхин-Гол. А я что — рядовая, на поле боя не была...

С 1 января 1943 года я продолжала службу начальником библиотеки в ОМСДОН, впоследствии дивизия МВД имени Дзержинского. Дивизия несла патрульную службу в Москве с выездом на фронт; и библиотека с 30-тысячным фондом служила солдатам в дни отдыха.

***

В 1943 году Священный Синод под редакцией патриарха Сергия выпустил книгу «Правда о религии», где сказал о примирении церкви с советской властью, о молитвах, молебнах за победу Красной Армии, о пожертвованиях на войну и об анафемах священникам-предателям. Сплачивала и вселяла веру церковь. В Богоявленском соборе на торжественных службах пели великие артисты Большого театра — Михайлов, Барсова, Козловский.

День Победы! Народ с утра на улицах. Красная площадь и всё вокруг запружено людьми с сияющими лицами — и от радости, и от боли... А потом — грандиозный фейерверк, и над Кремлём, в вышине — портреты Ленина и Сталина.

Как много не вернулось с войны... Из нашей группы медсестёр, вместе ушедших на войну, не вернулись Лена Корнеева и Любочка Бер, маленькая талантливая девочка, которая так здорово со сцены пародировала детский лепет, подражая Рине Зелёной. Не вернулся секретарь ВЛКСМ Валя Ольшевский, профессор Жуков... Мой сокурсник Ваня Шамов в войну стал лётчиком, а после войны лежал прикованный к постели, как Николай Островский и, тоже как Островский, хотел быть полезным стране. Осталась книжечка его стихов, да звучит на его стихи песня Мокроусова "Костры горят далёкие". До сих пор испытываю угрызения совести: не навестила его...

Государственная научная библиотека им. К. Маркса

После демобилизации (декабрь, 1948 год) я приехала с мужем в Ростов и пришла в государственную научную библиотеку им. К. Маркса. Чужой город, где вскоре я осталась одна с только что родившейся дочкой, без квартиры, без родных и друзей... Ростов восстанавливался на глазах. Потребность в книгах была велика. Фонд библиотеки под руководством директора Василия Владимировича Вейцмана проинвентаризировали и привели в порядок, поступили книги из Госфонда (особенно редкие — из Веймара). Время было удивительное: встречи с писателями, композиторами, депутатами, читательские конференции при большом стечении людей (и у нас, и в библиотеках области)...

Районные библиотеки объединяли людей на восстановление народного хозяйства. Интересный факт: в Каменском районе на читательской конференции по книге С. Бабаевского «Кавалер Золотой Звезды» постановили по примеру героев книги построить районную электростанцию. И построили!

Методический отдел, где я начала свою работу в библиотеке (проработала в нём всего год), состоял из трёх человек. Заведующая — Зинаида Семёновна Муратова — умная, начитанная, ценящая юмор, прекрасный рассказчик, в жизни была беспомощным человеком. Она жила в большом холодном коридоре — дверь с улицы, двери в квартиры, у стены — её кровать, тумбочка за ширмой. Я до сих пор не понимаю и не уважаю её именитых друзей, которые не помогли ей отстоять квартиру, занятую во время эвакуации.

Меня с грудным ребёнком, когда я оказалась в угольном сарае, спасли чужие люди — избиратели (я была агитатором). Как только меня выбрали председателем месткома, я сразу же помчалась в райисполком, где Зинаиду Семёновну тут же поставили на учёт, но, увы, уже поздно — она только успела порадоваться...

Почти сразу после моего прихода в библиотеку Вейцман поручил мне написать методическое пособие для работы библиотек с художественной литературой.

Меня привлекли «Звезда» Казакевича, «Кавалер Золотой Звезды» Бабаевского, злободневные очерки и рассказы Овечкина и Тендрякова... Методичка вышла в салатной обложке под редакцией Жака и без упоминания моего имени. Однако редактор ничего не изменил и не добавил... Может быть, поэтому директор, поручая мне описать опыт работы колхоза им. Сталина, пообещал поставить на ней мою фамилию и... не выполнил обещания [2].

***

Василия Владимировича Вейцмана я уважала за его преданность библиотечному делу, его стремление следовать новым течениям в науке. Московский государственный библиотечный институт использовал нашу библиотеку как учебную и практическую базу для студентов; приезжали аспиранты, приезжали профессора, делились опытом... Уход Вейцмана совпал с моим переходом в спецхран и редкий фонд.

***

Из РГУ пришёл новый директор – Георгий Александрович Иноземцев, Герой Советского Союза за форсирование Днепра. Его голова была полна идей – он рационально переместил некоторые отделы, начал строительство новых помещений для фонда, предложил создать алфавитный каталог для читателей с 1952 года. Господи, как я благодарна Василию Владимировичу и Георгию Александровичу за их уважение ко мне лично и к моей работе. Они помогли не только свободно дышать, легко работать, но скрашивали ох какую нелёгкую личную жизнь. Да что там говорить: помогли выжить в недобром ко мне Ростове!

***

В конце 1940-х — начале 50-х годов в библиотеке был отдел редкой книги и фонда спецхранения. Этот отдел я приняла в середине 1950 года от Фрадкиной [3]. Я «заболела» редкими книгами... Комплектовала их сама, вела экскурсии, рассказывала о них, поэтому и сегодня помню многие. Первый сборник стихов Н. А. Некрасова «Мечты и звуки» 1840 года, учебная книжечка для царских детей 1818 года, составленная В. А. Жуковским, их всего-то было издано восемнадцать; обе в мягком бумажном переплёте. Мне не хотелось со всем этим расставаться, когда Иноземцев решил открыть новый отдел под названием «Редкий фонд». Сделано это специально для С. Г. Гирсановой [4], которая не могла ужиться в отделе библиографии.

У меня остался спецхран. Это была закрытая структура в библиотеке: со своим каталогом и читателями. Для них я создала систематический каталог, который затем Фетисова [5] превратила в алфавитный.

В спецхране аcпиранты и научные работники искали материалы для диссертаций. Работали писатели Д. И. Петров-Бирюк и М. Д. Соколов. Начальник Обллита приехал к Иноземцеву по мою душу: я отказалась сжигать материалы «врагов-шпионов» по приказу Главлита [Главное управление по охране военных и государственных тайн в печати при Совете министров СССР. – ред.]. Иноземцев меня поддержал, что, конечно, не сделал бы ни один из последующих директоров...

А Сусанна Гирсанова стараясь спасти книги, делала обложки из обёрточной бумаги, которую брала на почте. Но настоящая беда грянула, когда она решила сдавать в переплёт редкие книги, где их калечили (неправильно обрезали, прошивали и т. д.) [6]. Моего возмущения никто не понимал; пришлось в «Молоте» поставить вопрос о создании в городе реставрационной мастерской. Гирсанова обиделась, но перестала портить книги, и мы помирились.

***

На смену Иноземцеву пришёл Иосиф Григорьевич Иванеев. Менять он ничего не хотел. Не хочется вспоминать как «мелела» библиотека. Московский библиотечный институт от нас отказался, профессора не приезжали.

В конце 50-х годов я пришла заведовать отделом читальных залов, который посещала в основном молодёжь. С молодёжью было интересно. Проводила с ними встречи: в библиотеку приходили композитор Мурадели, чтец Гончаров, писатели Долматовский, Фоменко, Изюмский. Молодёжь зачитывалась журналом «Юность» и я решаю провести читательскую конференцию. Из Москвы приехали завотделом Вишняков и писатель Анатолий Кузнецов, чьей повестью «Продолжение легенды» тогда зачитывались. Решила работать с молодёжью и вне стен библиотеки. С секретарем Ленинского райкома ВЛКСМ Вилором Ивановичем Ивановым провели встречи со знатными людьми города на сцене парка имени Горького. Трибуны были заполнены, стояли люди. Но поступило указание зам. директора А. И. Абгафоровой: отныне мероприятия должны проводиться только в библиотеке. Умная, волевая женщина сама понимала свою неправоту, но зачем-то ей это было нужно.

Как-то незаметно для меня ушла из библиотеки А. И. Абгафорова и пришла Валентина Пантелеевна Бондаренко. Молодая, красивая и разумная, она не стала делить коллектив на близких и далёких, была равна со всеми, поставив себя выше всяких страстей. И они как-то притихли. Жаль, что вскоре ушла и Иванеев остался без зама.

И тогда я, исходя только из личных интересов, пошла к Иванееву с предложением взять в замы Назарову [7], а меня перевести на её место, в отдел комплектования. Это давало мне возможность не таскать маленькую дочку на работу по воскресеньям и в вечернее время. Недолго раздумывая, Иванеев так и поступил.

Каюсь, моя вина, что на долгие годы воцарилось в библиотеке правление хитроумной, малоэрудированной женщины — «ни мысли плодовитой, а извилина интриг и сплетен».

...Много было радостей, много и огорчений: знавала я ложь, зависть, интриги... Но сегодня все эти «забавы» кажутся мне детскими в сравнении со страшными «забавами» в стране.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. По паспорту 28 ноября 1918 года.
2. Упомянутые автором издания в библиотеке не сохранились (Ред.)
3. Фрадкина Ольга Павловна (1911-?) Работала в библиотеке с 1937 года, сначала в отделе обработки в должности картожистки, затем ст. картожистки, дежурной по каталогу, затем — методист (в февр. 1940), с 1943 по 1950 гг. — зав. отделом редкой книги и фонда спец. хранения, с 1950 г. — зав. отделом комплектования.
4. Гирсанова Сусанна Григорьевна (1904-1977) в б-ке с 1935 года. Работала в 1935-1941, в 1942 (апрель-июль), в 1945-1947 годах в отделе библиографии. С 28.10.1952 года — зав. сектором редкой книги
5. Фетисова Галина Кирилловна (1927–2003). Работала в библиотеке с 1958 по1977 год. В 1967-1977 годах возглавляла группу спецхранения при отделе книгохранения)
6. И. С. Полевода, зав. Центром консервации библиотечного фонда ДГПБ, свидетельствует: в фонде библиотеки действительно есть небольшое количество редких изданий, переплетённых непрофессионально.
7. Назарова Галина Сергеевна (1924). С 1953 года работала в РГНБ им. К. Маркса (зав. сектором выдачи, с 1955 — зав. отделом выдачи; с 1956 зав. отделом комплектования, в 1961-1977 гг. — зам. директора по научной части. Уволена по собственному желанию, но фактически в связи с конфликтом с директором М. В. Капустиным (Ред.)