ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Год 2006-й

Библиотеки Ростовской области

К ВОПРОСУ ОБ ИСТОЧНИКОВЕДЧЕСКОЙ БАЗЕ ИЗУЧЕНИЯ ИСТОРИИ БИБЛИОТЕК СЕВЕРНОГО КАВКАЗА

О том, что сегодня интерес к истории региональной книги, к региональному книжному и библиотечному делу растёт не по дням, а по часам, говорят все. То, что без воссоздания истории книжного дела невозможно реконструировать (и понять) историю культуры, тоже понятно всем. Но одновременно приходится признать, что знания наши о провинциальной культуре мозаичны и фрагментарны, что не изучена, не систематизирована источниковая база, которая могла бы стать основой этой работы. Огромное количество публикаций, посвященных самым различным историко-книжным сюжетам, пока не позволяют нам свести их в единое целое, увидеть в масштабах истории культуры. Остаётся надеяться на время и профессионализм будущих историков. И, естественно, работать самим.

В последние годы всё чаще звучат слова о необходимости разработки теоретических основ источниковедения провинциальных историко-библиотечных исследований [1]. Делаются попытки выделить наиболее богатые историко-библиотечной информацией группы источников, определить границы возможностей их использования в реконструкции истории библиотечного дела. Впрочем, сразу следует подчеркнуть, что классификация исторических источников — область, разработанная досконально [2]. Поэтому главными являются вопросы о возможностях использования существующих видов источников, об их сохранности и доступности для исследователя, о том, в какой степени различные виды источников могут помочь в реконструкции истории книжного и библиотечного дела.

Традиционно считается, что реконструкция истории всевозможных государственных учреждений (а библиотека чаще всего была учреждением государственным), прежде всего должна опираться на делопроизводственную документацию, на статистические, регламентирующие, отчётные документы. Такие источники, прежде всего, дают возможность получить представление о формировании инфраструктуры библиотечной сети, о взаимоотношениях библиотеки и власти, позволяют построить динамические количественные ряды таких (учтённых в отчётных документах) показателей, как фонд, количество и структура читателей, книговыдача и т.д. Если мы сегодня проанализируем историографию библиотечного дела на Северном Кавказе, то столкнёмся именно с историями библиотек, написанных на базе группы делопроизводственных источников. Они традиционнее. И связано это, в первую очередь, с существующей источниковой базой. Ведь лучше всего сохранились архивы государственных учреждений и организаций, документы различных ведомств. Обязательность хранить их была регламентирована изначально.

Но есть в истории культуры сюжеты, понимание которых невозможно без привлечения источников личного происхождения (дневников, писем, воспоминаний). Что же касается наличия таких источников в государственных хранилищах (во всяком случае, в государственных хранилищах Северного Кавказа), то можно только сокрушаться: их сохранилось очень мало.

Понятно, что в реконструкции различных периодов региональной библиотечной истории мы будем вынуждены опираться на различные комплексы источников. Не потому, что одни важнее, а другие нет (глубоко убеждён, что такое сравнение источников неправомерно), а потому, что сохранность различных видов источников различна. В истории библиотек дореволюционного Северного Кавказа мы (за редчайшим исключением) вынуждены обращаться к делопроизводственной документации, к источникам массового происхождения, к законодательным и регламентирующим актам. В трёх крупнейших архивохранилищах Северного Кавказа (Владикавказ, Краснодар, Ставрополь) выявлено всего несколько фондов, непосредственно посвященных дореволюционной книжной истории региона В то же время каждое провинциальное архивохранилище обладает устойчивой структурой фондов государственных и общественных учреждений, в которых функционально (наряду с другой информацией) откладывались документы по истории книжного и библиотечного дела. Канцелярии Наказного атамана и Войскового правления, губернатора и губернского правления, жандармские и полицейские управления, статистические комитеты, дирекции народных училищ, архивные комиссии и всевозможные общества любителей старины — далеко не полный перечень учреждений, фонды которых непременно включали дела по истории книжного и библиотечного дела. Для казачьих, войсковых территорий информация откладывалась и в таких, например, фондах, как штабы казачьих войск, архивы полков и т. д. Содержание книговедческой информации прежде всего зависело от функций (управление, контроль, финансирование) организации — фондообразователя по отношению к учреждениям, организациям, представляющим инфраструктуру книжного дела. То есть, в каждом отдельном случае откладывались документы определённого назначения и содержания. Они дополняли друг друга, расширяли диапазон поиска, делали возможным комплексный подход. В то же время фонды названных учреждений неизменно являются традиционными для всякого областного или губернского исторического архива.

Тут важно подчеркнуть, что военная и гражданская управленческая структура Северного Кавказа складывалась в первой половине XIX в., то есть уже в министерский период русской истории, в период наиболее интенсивного формирования и кодификации источников массового происхождения. По замечанию В. О. Ключевского, «никогда цензура и народное образование не входили так тесно в общие преобразовательные планы правительства» [3]. Формирование в структуре административно-государственного управления официальных институтов, представляющих профессиональную культуру, возложение на всевозможных чиновников из губернских или войсковых канцелярий функций по контролю над бытованием культуры привело к тому, что и сама культура (как один из объектов системы управления) испытала потребность в фиксации явлений массовых, явлений повседневности. В XIX в. массовая делопроизводственная документация (один из основных видов документов, призванных фиксировать явления повседневности) прочно вошла в обиход взаимоотношений культуры и власти, для нас — в корпус источников, необходимых для изучения провинциальной культуры, в том числе и библиотечного дела.

Сегодня взгляд учёных всё чаще обращается к «истории повседневности», которая находит отражение не только в источниках массового происхождения, но и в воспоминаниях людей, непосредственных участников событий, в их письмах и дневниках. Много пишут о необходимости использовать эти источники, о степени их исторической достоверности (О. В. Андреева, А. Г. Тартаковский, А. А. Курносов, С. С. Минц и др.) [4]. К сожалению, воспоминаний библиотекарей сравнительно мало. Тем более воспоминаний работников сельских, станичных, аульских библиотек. Не будем сейчас пытаться анализировать, почему так происходит. Безусловно, причиной тому и экономические и социальные обстоятельства.

Мало того, обращаясь к новейшей истории, учёные настаивают на необходимости вести постоянную работу не только но выявлению в архивах документов мемуарного жанра, но и по собиранию, плановому записыванию воспоминаний. Столичные и провинциальные библиотеки, сохраняя свою историю, издают сборники воспоминаний своих работников, публикуют отдельные мемуары. Столичным историкам в этом отношении проще: столичные библиотекари пишут охотней и подробней. Провинциалам сложней. В качестве инициаторов создания истории региональных библиотек чаще выступают крупные республиканские, краевые, областные библиотеки. Отсутствие уже написанных воспоминаний заставляет их обращаться к старшему поколению библиотекарей с просьбой записать воспоминания о своей профессиональной деятельности. Позволю себе утверждение, что знание новейшей истории библиотечного дела Северного Кавказа в памяти библиотекарей отражено значительно подробней, чем в сохранившихся, выявленных и опубликованных документах. Что важнее при реконструкции: выявить общее или уникальное? На этот вопрос невозможно найти однозначный ответ. Всё зависит от установки историка или исследователя.

В практике работа начинается с просьбы написать воспоминания о библиотеке, о каких-то личных обстоятельствах работы. Такие просьбы далеко не всегда воспринимаются с энтузиазмом. Некоторые отказываются вспоминать совсем, некоторые готовы вспоминать «устно», но напрочь не соглашаются брать в руку перо и писать. Отсюда в отдельных случаях возникает необходимость фиксации устных рассказов. Их последующей (очень корректной) записи и расшифровки. Кто-то сначала отказывался писать сам, но, прочитав страничку чужих воспоминаний, тут же брался за перо.

История каждой сельской библиотеки — часть общей истории. Чаще всего история такой библиотеки — история повседневности. Внешне эти истории похожи друг на друга, но всякий раз в о6стоятельствтвах их организации, в судьбах людей, которые их открывали, в закономерностях формирования книжного фонда, в самом характере рассказа (или памяти) отдельного человека — история каждой отдельной библиотеки приобретает свою неповторимость. Вспоминать сложно, потому что похожесть и повторяемость обстоятельств нашей жизни сознанием не воспринимается как история. В суете мы не задумываемся, что реальность не перестает быть глубоко историчной только оттого, что это реальность, которую мы переживаем каждый день. Именно она плоть истории, без неё в будущем истории не написать.

Собирая воспоминания, используя их в реконструкции истории библиотечного дела, принципиально важно понять, что важен не только рассказанный (зафиксированный) «исторический факт», по и отношение автора к изображаемой им действительности, то есть понимание социальных и профессиональных позиций рассказчика. В любом случае, включая воспоминания в корпус источников, рассматривая их источниковедческую достоверность, мы должны понимать и помнить, что как бы не были «индивидуальны» («уникальны») по своему содержанию воспоминания, они всегда отражение ещё и социальных настроений общества в целом и той профессиональной группы, которую представляет мемуарист.

Если же речь идёт о воспоминаниях, специально написанных для будущей истории конкретной библиотеки (конкретных библиотек), то в тексте начинает звучать и «корпоративная ориентированность» воспоминаний. В этих случаях (не исключаю, что помимо воли мемуариста) происходит отождествление себя с коллективным субъектом (функцией). И внимание вспоминающего начинают концентрироваться на тех обстоятельствах и мифологемах, которые в представлении этого «коллективного субъекта» являются нормативными и важными. Представленный самой жизнью материал, во-первых, освобождается от всего, что выходит за предопределённые мемуаристом рамки события, во вторых, интегрируется, причём индивидуальные действия сводятся как бы в некую равнодействующую, представленную коллективным субъектом [5]. То есть, возникают воспоминания о совокупных устойчивых свойствах некоторых явлений и обстоятельств. Проще говоря, мы сталкиваемся с вариантами самоотчётов, перечислением мероприятий и т. д.

Иногда на достоверности воспоминаний сказывается и статус работника в описываемой группе (или в описываемой ситуации), его оппозиционность или административная должность, соотношение систем индивидуальных и групповых ценностных ориентации.

Нужно ли это преодолевать? Как мы уже писали, всё зависит от установки «создателя истории». Мне представляется, что нужно. Важно, чтобы в воспоминаниях «библиотека» просматривалась сквозь биографию человека, историю государства, историю культуры. Она не должна восприниматься «машиной», «каталогом форм» по обслуживанию читателей. По вопросу создания истории сельских библиотек — я сторонник «устной истории», устных воспоминаний. В последних намного чаще звучат «оценки» событий, воспоминания в разговоре превращаются в размышления о сегодняшних проблемах, о судьбах профессии. Текст, который пишешь — дисциплинирует, ограничивает, не позволяет отвлекаться. Как только начинаешь вспоминать устно и понимаешь, что у тебя есть слушатель, а если это ещё и коллега, которая с тобой работала, — в самой логике воспоминаний возникает спонтанность, больше внимания уделяется деталям, поступкам и «околобиблиотечным» обстоятельствам.

Северный Кавказ — регион в основном аграрный. Без истории сельских библиотек создать историю библиотечного дела региона невозможно. Вне всякого сомнения, в работе необходимо использовать все возможные виды источников: делопроизводственную документацию, периодическую печать, различные виды источников личного происхождения. Интервьюирование, запись воспоминаний сегодня стали повседневностью в исторических исследованиях по XX веку, которые не только «реконструируют» страницы истории, но и создают «исторические документы для будущего».

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Ажнова О. Г., Маркова Г. И. Библиотечное дело на Кубани: обзор архивных источников, 1918-1928 гг. — Краснодар, 1990. — 12 с; Батхина Е. Б. Архивные материалы по истории книги и книжного дела в центральных районах РСФСР, 1917-1929 гг. // История книги: работы отдела редких книг ГБЛ. — М., 1978. — Т. 14. — С. 60-75; Володкевич А. Ф. Архивные материалы Западной Сибири XIX в. как книговедческий источник // Региональные проблемы истории книги в Сибири и на Дальнем Востоке. — Новосибирск, 1985. — С. 26-43; Мыльников А. С. О книговедческом методе в источниковедении // Книга: исслед. и материалы. — М., 1972. — Сб. 25. — С. 8-21; Проблемы истории библиотечного дела: «круглый стол» // Сов. библиотековедение. — 1989. — № 4. — С. 23-44; Фролова И. И. К вопросу об источниках и перспективах исследования истории книгоиздания и книготорговли в провинции во второй половине XIX в. // Книга: исслед. и материалы. — М., 1983. — Сб. 46. — С. 122-129; и др.
2. Источниковедение истории СССР / Под. ред. И. Д. Ковальченко. — М., 1981. — 496 с; Источниковедение: Теория. История. Метод. Источники российской истории: Учеб. пособие / И. Н. Данилевский, В. В. Кабанов, О. М. Медушевская, М. Ф. Румянцева. — М., 2004. — С. 319-504; Ковальченко И. Д. Методы исторического исследования. — М., 1987. — С.106-137; Пронштейн А. П. Методика исторического источниковедения: Учеб. пособие. — Ростов н/Д, 1976. — 479 с; Пушкарёв Л. Н. Классификация русских письменных источников по отечественной истории. — М., 1975. — 275 с; и др.
3. Ключевский В. О. Сочинения. — М., 1989. — Т. V. — С. 185-186.
4. Андреева О. В. Книга в России. 1917-1941 гг. (Источники изучения). — М., 2004. — С. 9-41; Агафонов А. И. История Донского края (XVI в. — первая половина XIX в. Исторические источники и их изучение). — Ростов н/Д, 2001. — С. 240-299; Курносов А. А. Приёмы внутренней критики мемуаров (воспоминания участников партизанского движения в период Великой Отечественной войны как исторический источник) // Источниковедение: теоретические и методические проблемы. — М., 1969. — С. 478-505; Мемуары как источник по истории русской культуры: Учеб. пособие / Сост. С. С. Минц. — Краснодар, 1985. — 21 с; Минц С. С. Мемуары и российское дворянство: источниковедческий аспект историко-психологического исследования. — СПб., 1998. — 259 с; Тартаковский А. Г. Русская мемуаристика XVIII — первой половины XIX в. — М., 1991. — 286 с; и др.
5. Курносов А. А. Приёмы внутренней критики мемуаров (воспоминания участников партизанского движения в период Великой Отечественной войны как исторический источник. — С. 482.