Э. СОКОЛЬСКИЙ

ОНА ДОСТОЙНА ПОЭМЫ…

Ирина Ивановна Сафронова

В чем секрет вечной молодости? В постоянном, ни на минуту не угасающем интересе к жизни. Когда интерес ослабевает, жизнь становится открытой, познанной, предсказуемой, — начинается старость. Для иных — уже в 20, в 30 лет.

Ирина Ивановна — молода. Каждый очередной год жизни для нее — не возрастной порог, но — ожидание новых событий, новых впечатлений, рождение новых замыслов; каждый день рождения — не грустная дата, а повод щедро угостить  гостей — так, как принято угощать в Грузии, где Ирина Ивановна провела молодость. И в застолье, и в работе, и в жизни вообще, Ирина Ивановна творческий человек.

Творчество для Ирины Ивановны — своего рода горючее ее жизни, пламя, которое прожигает оболочку рутинной обыденности и открывает глаза на чудо земного существования, оно — жестокий укор тем, для кого жизнь — сумма механических действий, реестр безрадостных обязанностей, чреватых неизбежным утомлением, физическим и душевным. Да и не жизнь это вовсе, а — скучная имитация жизни. Имитации Ирина Ивановна не признавала и не признаёт ни в чем. Фальшь чувствует сразу. Ее безукоризненный вкус невозможно развратить; она пойдет против течения, против общепринятых мнений, но никогда не скажет, например, что Глазунов — великий художник, Басков — выдающийся певец, Евтушенко — незаурядный поэт, а Солженицын — Писатель Века. Восторгаясь литературой и искусством, с увлечением подолгу о них говоря, знает, где эти восторг и увлеченность неуместны. Любая умная публикация о каком-либо деятеле культуры, науки — для нее маленький праздник, с которым она готова делиться со всеми, кто способен с интересом слушать.

«В жизни всегда существует романтика для тех, кто ее достоин», сказал как-то Андре Моруа. Ирина Ивановна — романтик, я бы сказал еще — романтик-реалист. Работа для нее тоже романтика. Хотя почему «тоже»? Жизнь и работа для Ирины Ивановны нераздельны, работа — смысл ее жизни, вечный источник счастья.

Профессионализм Ирины Ивановны безупречен. Ни один сложный ответ по библиографии она не оставляет без ответа. Никто так, как Ирина Ивановна, не выполнит справку — ревностно, досконально, исчерпывающе. Нужно о чем-то посоветоваться — пойдешь ни к кому-то, а к Ирине Ивановне, зная, что удовлетворение будет двойное: получишь правильный ответ, и — сделаешь себе приятное, ведь она любит помогать, любит быть нужной. Благородная, бескорыстная любовь, за которой стоит список солидных, многими уже и забытых достижений.

Однажды, в бытность Ирины Ивановны заведующей, в библиотеке проводилось собрание, на котором выступали руководители отделов. После выступления Ирины Ивановны сидевший рядом со мной сотрудник отдела искусств Владислав Прибыльский изумленно на меня посмотрел и как-то обескураженно отвел глаза. По окончании собрания я спросил у него: что выражал тот странный взгляд? Владислав ответил: «Я был поражен! Поверьте — поражен! Какое редкое умение говорить безукоризненно грамотно, кратко и по существу! Это оставило у меня неизгладимое впечатление». Слова Прибыльского дорогого стоят: выпускник консерватории, страстный ценитель классики, он болезненно относится к любой неверно взятой ноте. В выступлении Ирины Ивановны он уловил не только содержание, но и — что главное в искусстве — блестящую форму. Впоследствии я захотел проверить «неизгладимость» его впечатления и просто сказал, что в «Донском временнике» готовится очерк об Ирине Ивановне; в ответ Владислав почтительно наклонив голову и произнес: «О-о-о! Эта женщина достойна поэмы.

Многим деятельным людям свойственно думать: если их не будет, все остановится, кто-то что-то сделает не так, что-то не досмотрит, что-то перепутает. Потому Ирина Ивановна всегда знает: у кого когда дежурство, кому когда разбирать почту, у кого, наконец, что в жизни произошло. Многих это подчас раздражает. Однажды дело дошло до того, что Ирина Ивановна, недовольная качеством уборки в огромном каталоге, предложила дирекции свои услуги. С тех пор Ирина Ивановна каждое утро приходит на работу чуть свет и наводит чистоту. И каталог «блестит»... Зачем ей это — копейка лишняя  нужна? Вовсе нет, за такие «копейки» нет смысла вкалывать. А нужно — чтобы все делалось добросовестно, по-человечески. В этом  — вся Ирина Ивановна.

Отсюда требовательность к другим. Обычно бывает так: требователен человек — ищи какой-нибудь в нем подвох, какую-то недоработку, какой-то комплекс: нетребовательность к себе восполняется требовательностью к другим. С Ириной Ивановной не так, любой знает — она имеет право сказать все, и сказать подчас нелицеприятно. Если человек не глуп, он пусть и обидится, но поймет: увы, заслужил.

Впрочем, ее требовательность, ее тон — дело настроения... Ирина Ивановна, как любой человек, имеет свои слабости, свои...  как бы сказать... характерные особенности. «Утром она может тебя любить, вечером — ненавидеть» — расхожая, хотя и несколько преувеличенная фраза, когда речь идет об Ирине Ивановне. Часто те, кто так говорит, лучше б задумались: а скольких людей они сами обидели — и обидели, может быть несправедливо? И сколько времени носили в себе обиду и другие недобрые чувства... Ирина Ивановна ничего не таит, и в этом ее прелесть. А кто хочет любить человека при условии, что у него не будет недостатков, — пусть ищет такого человека, долго ищет...

Сотрудники отдела, который без малого двадцать лет возглавляла И. И. Сафронова, всегда знали: каждого она отстоит, не позволит ни слова осуждения в их адрес со стороны кого бы то ни было, включая дирекцию. И в этом — тоже — вся Ирина Ивановна.

Увы, написан всего лишь очерк. Надо думать, поэма — впереди…